Текст книги "От Мексики до Антарктиды и обратно"

Лучшая кола в Гондурасе

Из Сан-Педро-Сулы я отправился к океану. Там на атлантическом побережье жили рыбаки гарифуна – потомки чёрных невольников, завезённых с Ямайки и Карибских островов. Трудолюбивые предки нынешних гарифуна, вероятно, сделали всю работу за них, и полезных дел больше не осталось. Я не заметил, чтобы кто-то трудился. Молодые люди в основном играли в баскетбол и стучали на барабанах.

Белозубые гарифуна охотно подходили со мной знакомиться и заводили примерно такую беседу.

– Привет, друг! Как дела? Откуда? Из России? Никогда не слышал. Классная страна, наверное. Ты тоже классный. Слушай, у тебя есть для меня подарок? Ну, хоть какой-нибудь… Вообще ничего нет? Ну, окей. Купи мне колы тогда.

Пришлось купить новому другу лимонад. В первый раз отказать было неудобно. Но все последующие «друзья» уже остались без газировки.

Приморский городок Трухильо выглядел спокойно и расслабленно. Одноэтажные цветные дома, остатки колониальных крепостей. Приплывший с Ямайки во время своего четвёртого и последнего путешествия Христофор Колумб впервые высадился здесь на землю американского континента. До этого он настоящей Америки не видел, только острова.

Спустя двадцать лет после прибытия Колумба Трухильо стал крупным портом и столицей провинции. Отсюда в Испанию уходили корабли, гружённые отнятым у майя золотом и серебром. На город часто нападали пираты, один раз им даже удалось его захватить, прорвав оборону испанских фортов. Старые крепостные пушки лежат на берегу и сегодня.

Из Трухильо я поехал на юг. Путь по грунтовой дороге через дождливую провинцию Москития – испытание не для слабонервных. Если до этого об угрожающих мне опасностях предупреждал каждый второй, то в Москитии – все подряд. Люди без оружия практически не попадались.

Попуток не было. Пришлось сесть на отправлявшийся раз в сутки медленный, тряский, полный людей, тюков и куриц рейсовый автобус. Всю дорогу мне в бок упиралось чьё-то мачете. На остановках автобус штурмовали продавцы хот-догов и колы.

– Сеньор, купи колы! У меня лучшая кола в Гондурасе! – кричал мне в лицо очередной торговец.

Бело-красные рекламные флаги колы попадались по пути чаще, чем государственные бело-синие. И не поймёшь, какие главнее. Здесь сложно купить стакан натурального сока, но кола на каждом углу.

Такая удивительная страна – с банановыми берегами и лимонадными реками.

Никарагуа

Фонарь из черепа

Когда-то город Леон в Никарагуа был богат. Счастливые горожане решили построить грандиозный кафедральный собор. Но было у них сомнение: они боялись, что испанские королевские чиновники запретят стройку, посчитав слишком роскошной для колонии. Или, увидев их богатство, обложат ещё большими налогами.

Для утверждения проекта вместо подлинных чертежей в Испанию послали фальшивые – поскромнее. Чиновники документы утвердили, а леонцы построили собор в два раза выше – 40 метров в высоту. Он до сих он считается самым большим в Центральной Америке и одним из самых красивых. Все бы так обманывали правительство!

Собор, о котором идёт речь, находится в Новом Леоне. Существует и Старый Леон – его построили у подножия вулкана Момотомбо, и через сто лет во время извержения город засыпало пеплом. Жители переселились за тридцать километров от опасного места и основали новый город… рядом с вулканом Серро-Негро, тоже активным. На западном побережье Никарагуа, где ни строй – обязательно наткнёшься на какой-нибудь вулкан, их там два десятка.

В отличие от соседних городов, руины Старого Леона сохранили планировку XVI века. Эти руины я искал, сверяясь с табличками: «К культурному наследию – туда!» Визитёров в тот день было мало, в будке контролёра моё имя записали для отчётности в толстую тетрадь. Власти проводили исследование, стоит ли громоздить рядом с «наследием» забор и билетную кассу или лучше снова засыпать руины пеплом и не тратиться на охрану?

Старый Леон, как и всю колонию Никарагуа, основал испанец Франциско де Кордоба. В его честь названы никарагуанские деньги – кордобы. В городе построили церковь Милосердной Девы Марии, но сам испанец милосердием не отличался. На городской площади по его приказу вешали аборигенов, резали им глотки и травили псами.

Однажды с плахи покатилась голова и самого Кордобы. Он поссорился со своим начальником – губернатором Панамы Педро Ариасом де Авилой, известным как Педрариас Давила. Голова Кордобы долго висела на шесте в центре города. Позже его череп поместили в один из городских фонарей и по вечерам внутри зажигали свечу.

Смелая идея – делать из голов провинившихся чиновников фонари. Плохо служил народу? Работай после смерти, делай жизнь горожан светлее и безопаснее.

Одна из достопримечательностей Старого Леона – Королевская кузница. В ней переплавляли добытое золото, взвешивали и отчисляли налог – El Quinto Real, «королевскую пятую». То есть двадцать процентов добычи. Здесь же клеймили рабов-индейцев, отчего жуткое здание прозвали «домом криков»: министерство налогов и пыточная одновременно.

Испанское слово real – «королевский» имеет и другой перевод: «настоящий», «реальный». Настоящими считались интересы испанского короля. Всё прочее, включая человеческие жизни, не имело значения, было бессмысленным и «нереальным».

Как я сбежал от хозяев озера

На закате я вышел из Старого Леона. – Нет ли поблизости реки или озера, чтобы поставить палатку? – обратился я к местным жителям, скучавшим у деревенской изгороди.

– Амиго, здесь есть старый вулкан, он давно потух. Внутри его кратера теперь лагуна с пресной водой. Можешь заночевать там.

Отличная идея! В кратере вулкана я ни разу не ночевал. Пройдя несколько километров, я упёрся в изгородь из колючей проволоки. В стороне стоял небольшой сарай, сложенный из кусков шифера. Услышав мои шаги, из сарая вылез детина с бычьей шеей и крепкими кулаками. Как он только туда поместился?

– Озеро моё. За проход нужно заплатить, – заявил здоровяк.

В деревне мне не говорили об оплате, а угрюмый детина не был похож на владельца горного озера. Я решил, что передо мной жулик. Сделал вид, что плохо понимаю по-испански, отошёл в сторону и пролез через щель в заборе. Громила заметил это и с руганью кинулся за мной. Я скрылся в зарослях кустов, в сумерках найти меня было непросто.

Решив, что инцидент исчерпан, я полез вверх по склону вулкана, надеясь затем спуститься к лагуне. Но услышал за спиной крики и конское ржание.

Меня догонял «хозяин озера» с неизвестно откуда взявшимися компаньонами. Они были верхом. Со склона я видел свет фонарей и движущиеся фигуры, в руках у всадников были ружья. Преодолеть колючие заросли лошади не могли, а стрелять наугад мои преследователи не хотели.

Поднявшись на вершину кратера, я начал спускаться к воде, но застрял в колючках. Тяжёлый рюкзак мешал мне двигаться. Спуск оказался крутым, почти вертикальным, к тому же совсем стемнело. Карманный фонарик быстро умер – сели батарейки. Я был в ловушке: неверный шаг, и полечу вниз. А у воды меня поджидали агрессивные вооружённые люди.

Жаль, думал я, что прошли времена Майн Рида и Фенимора Купера, ведь тогда ружьё могло быть и у меня. Мы бы ещё посмотрели, чьё это озеро.

Сидя в темноте, я вспомнил про телефон. Включил подсветку дисплея и, освещая себе путь, хватаясь свободной рукой за корни и ветки, полез наверх из кратера. Острые колючки рвали одежду и кожу, лианы цеплялись за рюкзак.

Грязный и злой как чёрт я выбрался из старого вулкана. Мой вид мог бы напугать случайного селянина, но в темноте меня не было видно. Обогнув деревню, я вышел на шоссе, долго шёл в сторону Манагуа, а когда ноги от усталости перестали слушаться, разбил палатку у дороги.

Потерянные часы

До столицы Никарагуа я добрался на дребезжащей попутке. Вышел в центре города и пошёл по Манагуа с рюкзаком за плечами, размышляя о судьбе страны.

Годы диктатуры династии Сомоса, революция, гражданская война, кровавые рейды гондурасских террористов-контрас, экономическая блокада со стороны США, поражение социалистов. В итоге Никарагуа считается бедной страной даже по меркам нищей Центральной Америки. Но если сравнить с Гондурасом, при помощи поджогов и убийств доказавшим превосходство капиталистической системы над социалистической, то Никарагуа, пожалуй, не хуже.

Задумавшись, я оказался не готов к тому, что случилось. Сзади на меня набросился молодой парень и попытался сорвать с моей руки часы. Крепкий ремешок выдержал. Мы сцепились с грабителем, начали пыхтеть и пихаться.

«Да что же это: второе нападение за сутки! А ведь мы помогали никарагуанцам, боевые вертолёты им поставляли, бронетехнику, – думал я, пытаясь ударить парня посильнее. – Два миллиарда долларов потратили в советские времена. А ему, видишь, часы мои понравились!»

Драться с рюкзаком за спиной было сложно, но один из моих ударов достиг цели. Грабитель понял, что лёгкой добычи не будет, и бросился бежать. Я хотел догнать его, но пришлось бы оставить рюкзак без присмотра и наверняка лишиться его.

«Вот и стоило ли помогать? Результат бы не изменился: нищета, разруха, преступность. А мы бы сэкономили валюту на что-то полезное», – думая так, я дошёл до хостела, в котором планировал остановиться. С удовольствием бросил тяжёлый рюкзак, взял чистую одежду и пошёл в душ. Побрился, вычистил зубы, привёл себя в порядок и пошёл в комнату. Но вспомнил, что оставил часы на раковине.

Тут же вернулся, чтобы их забрать. Часов не было. В хостеле жило слишком много людей, поэтому я не стал проводить расследование и трясти каждого постояльца. Часы твёрдо решили меня покинуть, пришлось их отпустить.

Да здравствует революция!

В 1972 году столица Никарагуа была разрушена землетрясением. Международная помощь, направленная пострадавшим, исчезла в карманах диктатора Сомосы. Манагуа так и не восстановили. Кафедральный собор всё ещё был закрыт. Мне сказали, что он может обрушиться в любой момент. Когда-то социали-сты-сандинисты писали на его стенах: No Pasaran – «Они не пройдут». А теперь здесь повесили ржавую табличку «Уважайте Бога. Не бросайте мусор!»

Социалистическая эйфория прошла. Всё вернулось на прежние места: богатые у власти; бедные ненавидят богатых, но всё равно голосуют за них на выборах. Но революционные настроения до сих пор сильны в обществе.

– Ты – иностранец? – подошли ко мне на улице молодые люди со значками в виде красно-чёрных звёзд и буквами FSLN. – Русский? Не врёшь? Наверное, коммунист?! Пошли с нами!

Компания направлялась на встречу революционной ячейки. Я не стал отказываться. В глубине души всегда сочувствовал революции, к тому же в школе был пионером и носил на груди похожую красную звезду.

FSLN (Frente Sandinista de Liberación Nacional) означает «Сандинистский фронт национального освобождения». Это социалистическая партия Никарагуа. Политик Августо Сандино, в честь которого она названа, боролся за независимость страны от американского влияния. Разбил американские войска в бою и добился их вывода из страны. Но был убит Анастасио Сомосой, руководителем Национальной гвардии Никарагуа.

Убийца Сомоса стал руководить страной. Это про него, как утверждают, американский президент Франклин Делано Рузвельт произнёс крылатую фразу: «Сомоса, может быть, сукин сын, но это наш сукин сын». Даже если Рузвельт этого не говорил, то наверняка так думал, поставляя в Никарагуа оружие и отправляя военных инструкторов. Правительство Сомосы убивало оппонентов, «крышевало» проституцию, наркоторговлю и игорные дома. Двое сыновей Сомосы по очереди становились президентами Никарагуа, пока последнего из них, названного в честь отца – Анастасио, не свергли революционеры-сандинисты.

Построить народное счастье не удалось. Социалисты открывали школы, больницы и колхозы, а боевики-контрас из соседнего Гондураса разрушали построенное, убивали активистов, сжигали посевы. Боевиков готовили на деньги ЦРУ, среди контрас были экс-офицеры Сомосы, оказавшиеся не у дел и желавшие реванша. Пока СССР помогал, никарагуанские социалисты могли сражаться с диверсантами. Но с распадом Союза и местное правительство не удержалось у власти.

– Посмотри на мою руку! Видишь татуировку? – обратился ко мне один из санди-нистов. На смуглой кисти были изображены серп, молот и надпись: «Я ещё вернусь». – Ты понял, да? Мы лишились власти, но это временно. Мы вернёмся!

Собравшиеся выступали по очереди. Усатый ведущий указывал пальцем на следующего оратора, и тот выходил на сцену. Речь одного из агитаторов, молодого парня в клетчатой рубашке, была особенно энергичной.

– Товарищи! Столько лет мы не можем победить зло, оно растёт и множится. Богатые эгоисты, как и раньше, владеют землёй и имуществом. Они называют себя бизнесменами, людьми дела, людьми труда. Лицемеры! Их труд в том, чтобы присвоить себе результаты чужого труда. У капиталистов нет ценностей кроме денег. Они готовы купить или продать что угодно. Всё, что они производят, – ложь и война. Сегодня они хозяева, и наша страна больна. Для бедняка в Никарагуа нет справедливого суда, медицинской помощи, образования. У нас нет библиотек, а книги слишком дороги. Наши дети просят милостыню. Но, братья, помните, невыносимые условия жизни ведут к революции. У нас два пути: терпеть или бороться. Мы выбираем бороться! И пусть Родина смотрит на нас с гордостью!

Все зааплодировали. Клетчатый сел. Ведущий хитро покрутил ус и сказал:

– Друзья, в зале присутствует наш товарищ из России. Мы хорошо знаем, какой путь прошла Россия в деле социализма. Дадим ему слово?!

Я не ожидал такого поворота и не готовился к речи. Но делать было нечего, зал смотрел на меня.

– Комрадес! – начал я, с трудом подбирая испанские слова. – Я родился в Советском Союзе. Это была большая и сильная страна. У нас было то, за что вы боретесь сейчас: социализм. Бесплатное образование и медицина. Наука и промышленность. Сильная армия. Бесплатные квартиры. Не мы этого добились, а наши деды и прадеды. Они воевали и умирали, чтобы нам жилось хорошо. Но мы не ценили. Квартиры были маленькие. Товаров в магазинах мало. За границу не пускали. Мы решили, что Советский Союз не нужен. Что он мешает нам жить хорошо. Жить, как живут богачи в американских фильмах. И мы позволили государству умереть. Теперь у нас тоже капитализм. Появились богатые люди, их жизнь стала лучше. Появились и бедные, их очень много. Вместо заводов, электростанций и атомных кораблей мы строим супермаркеты. У нас теперь много больших и красивых супермаркетов. Но гордиться ими не хочется. Удачи вам. Боритесь. И если у вас получится победить, берегите свою победу. Не будьте как мы.

Эта ячейка сандинистов была не единственной в городе. Похожие собрания проходили в разных районах столицы. Члены FSLN малевали на стенах свою чёрно-красную символику, а лавочники продавали населению футболки с портретами Августо Сандино и Эрнесто Че Гевары. Поддавшись революционным настроениям, я тоже захотел приобрести в сувенирной лавке футболку с серпами-молотками и надписью Nicaragua. Уже вынул деньги, но обратил внимание на ярлычок. Надпись на нём гласила: «Сделано в Гондурасе из материалов США». И я передумал.

Богородица Фатима

Социалистические идеи в Никарагуа чудесным образом уживаются с христианскими. В Манагуа я побывал на католическом празднике Святой Девы Фатимы. Колонны верующих несли изображения Девы. Оркестр играл торжественную музыку.

– Фатима! Фатима! – скандировали собравшиеся.

– Почему Фатима? Ведь это нехристианское имя, так звали дочь пророка Мухаммеда, – обратился я к одному из прохожих. Прохожий носил очки, и была вероятность, что он что-то читал и сможет ответить. – Ислам тут ни при чем. Это название города в Португалии. Там случилось чудо, людям явилась Богородица, – ответил прохожий. Позже я выяснил, что мусульмане всё-таки имеют отношение к этой истории. На протяжении нескольких веков на Иберийском полуострове находился Кордобский халифат. Мавры, то есть арабы-мусульмане, оказали огромное влияние на испанскую культуру. После того как католики вытеснили мусульман с полуострова, многие географические названия остались прежними.

Португальский городок носил имя мавританской принцессы Фатимы, которую назвали в честь дочери пророка. После ухода мусульман Фатима стал обычным христианским городом, ничем не примечательным. Но в мае 1917 года трём местным детям-пастушкам якобы явилась Святая Дева Мария. Дева предупреждала об опасностях, грозящих миру, если Россия пойдёт по пути коммунизма и атеизма. Странно, что Дева решила поговорить о политике с малограмотными португальскими детьми. Ей бы выступить прямо в Петрограде! Хотя в то смутное время кто бы её послушал?

Событие было «уткой», сфабрикованной местными священниками в противовес атеистическим настроениям, царящим в то время в Европе. Однако Римско-католическая церковь «факт чуда» признала. Городок Фатима стал местом паломничества католиков. Из Старого Света притча о Богородице Фатимской перебралась в Латинскую Америку. Теперь это имя встречается в названиях городов, церквей и учебных заведений. А изображение Святой Девы Фатимы носят во время праздников по улицам Манагуа. Пронесут антикоммунистическую Деву, а потом идут на партсобрание.

Никарагуанский канал

По пути на юг заехал в городок Сан-Хорхе, живущий мечтой о так и не построенном канале.

– Проклятые французы, всё из-за них, – сказали мне в городе. – Это у нас должны были построить канал, а не в Панаме. Мы бы сейчас в золоте ходили.

Во время калифорнийской золотой лихорадки Сан-Хорхе жил неплохо. Здесь был важный транзитный пункт. Новость о найденном золоте сорвала с места десятки тысяч европейцев и швырнула за океан. Корабли доставляли переселенцев в Сан-Хуан-дель-Норте на атлантическом побережье Никарагуа. По реке Сан-Хуан и озеру Никарагуа они плыли в городок Сан-Хорхе, оттуда ехали на повозках двадцать километров до тихоокеанского побережья. Там будущие золотоискатели поднимались на борт корабля, идущего в Калифорнию.

В то время Америка была единым континентом. К концу XIX века стало ясно: без канала, разделяющего материк и соединяющего океаны, не обойтись. Особенно в нём были заинтересованы США: их боевые корабли шли из Тихого океана в Атлантический в обход всей Южной Америки. Путь длинный и неудобный для военных действий.

Построить канал в Никарагуа было несложно: всего-то прокопать небольшой участок от побережья до реки Сан-Хорхе. Но французы уже начали рыть канал в Панаме: в четыре раза длиннее. Малярия, дожди, коррупция – завершить строительство они не смогли. Единственной страной, которой это было по силам, оказались Соединенные Штаты.

Заинтересованные в продаже долгостроя, французы лоббировали его в конгрессе США. Они утверждали, что строить канал в Никарагуа слишком опасно из-за вулканов и землетрясений. В качестве дополнительных аргументов ушло немало конвертов с франками и долларами. Лоббисты достигли успеха: американцы стали доделывать Панамский долгострой, а Никарагуанский канал так и не появился на картах.

От Сары пришло письмо:

«Сегодня я ездила в город Йорк в штате Мэн. Выступала с докладом о защите природы в России. Я пока не самый большой эксперт, но многое уже знаю. Мне подарили на день рождения новый телефон с откидывающейся клавиатурой. Теперь я смогу писать тебе имейлы прямо с него. Извини, что пишу на английском. Я стала забывать русский язык. Ты пишешь мне про пляж. Как здорово! Ты это заслужил! Как бы я хотела быть с тобой там! Правда, за последний месяц я набрала несколько лишних килограммов. Но ты не бойся. Когда мы будем путешествовать вместе, я сразу вернусь в нормальную форму».

Коста-Рика

Русский Рэмбо

В Коста-Рике я сделал открытие. Если вам навстречу идёт мужчина и держит в руках длинный тёмный предмет, то совершенно необязательно, что этот предмет – помповое ружьё или мачете. Возможно, это обычный зонт от дождя – картина, от которой я успел отвыкнуть. По сравнению с соседями Коста-Рика выглядела благополучно и дорого.

Название Коста-Рика – «Богатый Берег» – придумал Колумб, когда увидел индейцев в золотых украшениях. Но скоро выяснилось, что берег не так уж и богат. Золота здесь не было, его выменивали у племён, живущих далеко отсюда. Грабить в Коста-Рике оказалось нечего, поэтому здесь селились европейские колонисты, рассчитывавшие только на свои силы и труд. Жили обособленно, не смешиваясь с индейцами.

В стране самый высокий процент белого населения в Центральной Америке. Есть и русские, больше двух тысяч выходцев из бывшего СССР.

С одним из них мне удалось познакомиться. Александра Салтыкова из Подмосковья называют «русский Рэмбо». Когда-то он работал автомехаником при российском посольстве. Потом решил остаться в Сан-Хосе, столице Коста-Рики. Открыл магазинчик, но торговля не пошла, слишком много конкурентов. Салтыков заметил, что все магазины округи закрывались с наступлением темноты, и тогда решил торговать 24 часа в сутки.

Круглосуточный магазин – приманка для грабителей, они слетались сюда как мотыльки на свет. Салтыков оказался дядькой суровым и взял в руки оружие, в Коста-Рике закон это позволяет. Объявил войну преступности в духе американских боевиков: десятки налётчиков и грабителей задержал и сдал в полицию, нескольких убил в перестрелке.

– Я сам много раз был ранен. В моём теле до сих пор восемь пуль, – уверял меня Салтыков.

Его пытались судить за убийство, но всякий раз оправдывали. Съёмка с камер слежения подтверждала: самозащита. Вся Коста-Рика с восхищением следила по ТВ за борьбой El Ruso Loco – сумасшедшего русского – с гангстерами.

На момент нашего знакомства у коммерсанта было три магазина и репутация человека, с которым преступникам лучше не связываться.

– Своих продавцов я часто вывожу на полигон. Пусть учатся стрелять, повышают квалификацию.

Местные жители начали обращаться к бывшему механику, чтобы он помог им «решить проблемы».

– Будто я крёстный отец мафии… Вот смех! – восклицал Александр. – А ещё, слышишь, иду однажды по двору, там ребятишки играют. Один кричит: «Я буду сумасшедшим русским». А другой ему: «Нет, ты вчера был. Теперь моя очередь!» Дети в меня, как в Чапаева, играют… Ха-ха! Значит, не зря жизнь прожил.

Некоторых шокировала жёсткость, с которой русский защищал своё имущество. Другие его безусловно поддержали. Район Сан-Хосе, в котором жил Салтыков, стал одним из самых безопасных в городе.