Текст книги "От Мексики до Антарктиды и обратно"

Сара из Америки

Когда я пишу «из Америки», то имею в виду из США, потому что в Латинской Америке тоже живут одни американцы. Главные американцы здесь – индейцы. Называть их индейцами неполиткорректно, поэтому говорят «коренные американцы». А северных американцев называют «гринго», в разных странах к этому слову относятся по-разному, в некоторых оно считается обидным. Иногда словом «гринго» называют всех белых европейцев, иногда только граждан США. Были случаи, когда меня называли «гринго», а мои местные друзья вступались: «Он не гринго, он русо!» Наверное, они видели разницу.

Сара по всем параметрам была классической «гринго». Белая американка из США с ирландскими корнями. Густые чёрные волосы до плеч, чёрные брови, длинные ресницы, мягкое округлое лицо, чуть припухлые губы. Она часто наклоняла голову и смотрела исподлобья, при этом улыбалась, и вид у неё становился довольно хитрый, будто она что-то замышляет. Но хитрой Сара совсем не была. Наоборот, старалась быть честной и прямолинейной. Она была идеалисткой: воевала с глобальным потеплением, выступала против войн, недолюбливала международные корпорации. Ей нравилась Россия. Если путешествующие американцы из соображений безопасности часто представляются канадцами, так как в мире не меньше полусотни стран, пострадавших от агрессии США, то Сара представлялась русской и старалась говорить по-русски, хоть и с забавным акцентом.

Когда она гостила у меня в России, я работал в новостях на телевидении и пару раз брал её с собой на съёмки под видом стажёрки из Прибалтики. Никто не догадался, что она американка. Сара жила на северо-восточном побережье США в штате Мэн, недалеко от канадской границы. Она рассказывала, что в этом штате живёт много образованных людей. А возле берега местные рыбаки ловят омаров до 20 килограммов весом. Я представлял, как было бы здорово побывать у неё в гостях и попробовать самому вытащить из воды такого омара. А Сара мечтала о том, чтобы переехать жить в Иркутск. Я изумлённо спрашивал её:

– Господи! Почему Иркутск?!

И она отвечала:

– Там рядом самое большое пресное озеро в мире. Это чудо! Разве не здорово жить рядом? Поехали вместе со мной!

Сара носила фенечки и верёвочки на запястьях, цепочки, бусы и огромные круглые серьги, дизайном похожие на солнечный диск-календарь ацтеков и почти такого же размера. Она любила танцы, шоколад и живую природу. И конечно, была авантюристкой. Какая ещё американка поедет без денег путешествовать по Латинской Америке с русским, побывавшим в американском концлагере в Ираке!

Я решил, что, хотя мой бюджет невелик, мы справимся. На шоколад у меня хватит, а танцев и живой природы и так будет достаточно. Для начала поехали на экватор, чтобы отметить нашу встречу на середине мира.

Яйцо на экваторе и сушёные головы

Название Эквадор страна получила в честь проходящей по её территории нулевой широты – экватора. Эквадорцы гордятся тем, что живут в «центре мира» и у них есть целый список связанных с этим рекордов. Здесь находится единственный на экваторе вулкан – Каямбе, его вершина круглый год покрыта снегом. А вершина другого вулкана Чимборасо (6310 м) – самая удалённая от центра Земли точка планеты. Да-да, не Джомолунгма, а Чимборасо. И всё из-за геоидной формы планеты и близости к экватору.

В 23 км к северу от Кито, где проходит линия экватора, построили монумент Митад-дель-Мундо – «Середина Мира». Её в 1736 году определил французский путешественник Шарль Мари де ла Кондамин. Француз немного ошибся в расчётах: истинная линия экватора, определённая с помощью приборов GPS, проходит за забором комплекса – в 200 метрах от монумента, на фоне которого фотографируются туристы.

На линии нулевой широты построен частный музей. Он называется Инти-ньян, что на языке кечуа означает «Путь Солнца». До прихода инков в этих краях обитали племена киту и кара. Они откуда-то знали, что земля круглая и что они живут в её центре. Слово «кито» означает «центр» – оно и дало название столице. Наблюдая за движением Солнца и Луны, древние жители строили храмы точно вдоль линии экватора и проводили сложные религиозные обряды в дни равноденствия и солнцестояния.

В музее Интиньян можно принять участие в познавательных экспериментах. Например, поставить яйцо на шляпку гвоздя. Попробуйте – не получится. А на экваторе – запросто: стоит и не падает. Другой эксперимент: наливают полную раковину воды и вытаскивают из нее пробку. Если раковину поставить в двух метрах к югу, вода закручивается в воронку по часовой стрелке, в двух метрах к северу – против часовой. А на экваторе вообще не закручивается: стекает вертикально вниз без всякой воронки.

– Сцепи руки, – обратилась ко мне музейный гид Каролина. Я сцепил руки кольцом над головой. Каролина взялась за мои руки и повисла на них. Молодая смуглая девушка была лёгкой и висела на мне, близко-близко касаясь меня грудью, так что Сара недовольно захмыкала рядом.

Каролина отцепилась, отпрыгнула, а потом схватила меня за руку и потянула за собой:

– Теперь встань сюда. И так же подними руки.

Я встал на красную линию на земле, обозначающую нулевой меридиан. Одна нога на юге, другая на севере. Каролина лишь слегка надавила на мои поднятые руки, и они опустились как пластилиновые.

– Теперь сцепи указательный и большой пальцы в кольцо изо всех сил, – скомандовала девушка. И снова разорвать кольцо в стороне от экватора она не смогла, а на экваторе – запросто. «Наверное, это фокус, – думал я, глядя на переставшие слушаться руки. – Не может быть, чтобы экватор так действовал на человека! С другой стороны, не зря же индейцы киту и кара строили свои храмы именно на этой линии? Они что-то знали. Жаль, что пришедшие сюда цивилизованные европейцы не стали разбираться и все храмы снесли».

Интересно, что даже пройти по нарисованной линии экватора и не споткнуться почти невозможно. Хотя в стороне от неё идёшь по прямой спокойно. Может, фокусники засунули под эту линию огромный магнит? Или таким магнитом на экваторе является сама планета?

В музее Инти-ньян были выставлены резные индейские скульптуры, глиняная посуда для приготовления алкогольного напитка чичи и трубки для стрельбы ядовитыми иглами. Мне разрешили плюнуть такой иглой в подвешенный на столбе кусок кактуса, игла воткнулась, и Сара от радости захлопала в ладоши.

Но больше всего меня поразила коллекция уменьшенных человеческих голов.

Каролина боязливо оглянулась и поманила нас с Сарой за собой.

– Только никому не говорите. Это запрещено показывать. И вообще запрещено.

Она открыла коробку и достала оттуда несколько смуглых голов. Они были крошечными, будто кукольные. Глаза закрыты, губы сшиты грубыми нитками, на затылке пучок угольно-чёрных волос.

– Интересная гадость! – сказала Сара. – Я такую маленькую голову видела в фильме «Гарри Поттер и узник Азкабана». Она висела на стекле автобуса и разговаривала.

– Это тцанца, – пояснила Каролина. – Сушёная человеческая голова. В эквадорской Амазонии живёт племя шуаров. Они отрезали головы врагов и уменьшали до размера игрушечных.

Ритуал тцанца – это рецепт приготовления отрубленной вражеской головы. Её содержимое аккуратно дробили и вытаскивали, оставляя оболочку из кожи. Ниткой зашивали рот, чтобы душа убитого не вырвалась наружу и не начала мстить. Потом голову варили в чане с солью и особыми травами. Уваренная, она уменьшалась в размерах и могла храниться долго, сохраняя при этом черты хозяина и блеск волос. Продавцы подобных сувениров уверяли, что волосы на сушёных головах продолжают расти.

Целью обряда тцанца был контроль над душой врага. Месть духов казалась шуарам страшнее мести вражеского племени. Запечатанная в голове душа не могла отомстить убийце, а вместо этого начинала служить новому хозяину. Подвешенная на поясе шуарского воина, сушёная вражеская голова была чем-то средним между оберегом и медалью за боевые подвиги.

Юные шуары изучали ритуал в джунглях – на головах древесных ленивцев. Посылая мальчика в лес, старейшины племени давали ему зелёный банан. Он заменял индейцу органайзер. Когда банан становился жёлтым, это означало, что пора возвращаться домой с добычей.

В начале XVI века великий инка Уайна Капак пришёл завоевывать Амазонию, но шуары яростно сопротивлялись, и грозному царю пришлось отступить, да ещё и откупаться от преследовавших его лесных жителей.

Племя не знало железа. Воины сражались при помощи деревянных копий, щитов и острых бамбуковых ножей. Они устраивали хитроумные ловушки в джунглях – ямы с кольями и капканы из веток и лиан. Кроме того, шуары были искусными охотниками и мастерами бесшумной и точной стрельбы из духового ружья.

Ружьё делалось так. При помощи остро заточенной кости из трёхметрового ствола молодой пальмы вырезались две половинки трубы. Их склеивали смолой и обматывали древесной корой. Охотничьи стрелы тоже делали из пальмового дерева, остро затачивали и смазывали ядом. Небольшого ранения было достаточно, чтобы жертва умерла быстро. Опытный охотник плевком сбивал летящую птицу. Но для военных целей яд не использовали, это расходилось с представлениями шуаров о чести и было запрещено религиозным табу. Такие правила ведения войны позволяли племенам Амазонии контролировать свою численность: не допускать ни чрезмерного размножения, ни тотального истребления друг друга.

Власти Эквадора не могли справиться с воинственным племенем до начала XX века. И сознательно поощряли торговлю головами, втягивая туземцев в братоубийственные войны. По закону кровной мести платой за голову погибшего воина была голова его убийцы.

– Уменьшенные головы европейцев тоже встречаются? – спросил я Каролину.

Каролина улыбнулась: – Шуары никогда не отрезали головы европейцам. Они не считали их души опасными или полезными. Это звучало ободряюще и обидно одновременно.

Со временем сушёные головы стали ценным товаром. Белые торговцы скупали их, чтобы перепродать музеям и любителям сувениров. Шуары, позабыв про древние табу, начали вести бизнес. Даже научились подделывать головы: в ход пошли те же ленивцы, свиная и козья кожа. Сегодня торговля головами, как и сам ритуал, строго запрещена. Так что если вам в Эквадоре предложат приобрести сушёную голову, то лишь из-под полы и оглядываясь по сторонам.

Жареный куй

Из столицы мы с Сарой направились в Анды. Решили начать путешествие с горного посёлка Отавало к северу от Кито. Посёлок был известен своим колоритным рынком. По субботам сюда съезжались представители разных племён, населяющих Эквадор. Нас подвезла семья индейцев на пикапе. Места в кабине не было, и мы с Сарой ехали в кузове вместе с привязанной за верёвку хрюшкой. Специально для продажи хрюша была вымыта чем-то душистым и доверчиво тыкалась в нас мягким пятачком.

В посёлке было многолюдно. Индианки в цветастых нарядах и шляпах вели на верёвках поросят. У некоторых женщин за спиной были узлы с младенцами, а у других из таких же узлов выглядывали мордочки ягнят. Мужчины тащили упирающихся быков, кто-то гонялся за разбежавшимися по улице цыплятами. В той части рынка, где продавали свиней, атмосфера царила неспокойная. Нервничающие хряки пытались кусать покупателей.

Неподалёку проходил аукцион. Приехавший из столицы коммивояжёр рекламировал дешёвый ширпотреб окружившей его публике.

– Сеньоры, уникальный предмет из столицы! Незаменим в хозяйстве. В несколько раз облегчает готовку. Позволяет вынуть из кастрюли только то, что нужно вам, и ничего лишнего! – махал он перед публикой пластиковой китайской шумовкой.

Индейцы торговались без энтузиазма. Зачем нужен поросёнок, им было понятно, а вот для чего человеку китайская шумовка, будильник или электробритва – не вполне.

В другой части рынка торговали гусями, щенками и кроликами. Образцы живого товара сидели в одной клетке, не обращая внимания на видовые различия. Живых цыплят продавали не поштучно, и даже не на вес, а по объёму: полный бумажный пакет жёлтых комочков стоил один доллар. Сколько цыплят запихнёшь внутрь – все твои, но жадничать нельзя: в тесном пакете птенцы могут задохнуться. Самый интересный товар на этом рынке – живой куй. В жареном виде это любимое блюдо эквадорцев. Маленького симпатичного зверька разводили ещё инки. Попав в Европу в конце XVI века, куй превратился в экзотическую живую игрушку. Европейцы окрестили животное свиньей. Возможно, за некоторую пухлость. В Англии его называли Guinea Pig – «свинья за гинею»: любители редкостей были готовы выложить за такую диковину золотую монету. В России куй стал известен сначала как заморская, а потом как морская свинка – предмет любви юных натуралистов.

Наследники инков разводят свинок прямо в домах. Держат в невысоких открытых загонах. Выбраться оттуда куй не может. Но если это ему удаётся, засунуть его обратно непросто. Он перемещается с огромной скоростью и, если в доме достаточно тёмных углов, из домашнего животного превращается в дикое.

– Куй-куй-куй! – веселилась Сара, глядя на носящихся по загону свинок. – Давай его попробуем?

Я сомневался. Свинка выглядела слишком милой, чтобы её есть. А в жареном виде была похожа на тощую зубастую крысу. Но Сара настаивала, и мы заказали одну штуку.

Мясо куя на вкус было резиновым и имело сильный запах. Я решил, что морские свинки не мой рацион. Но местным жителям они нравятся. Свинок даже экспортируют в страны, где живут эквадорцы и перуанцы. Мне сказали по секрету, что в Перу вывели новую породу зверька размером с собаку. Надо будет при случае посмотреть.

Трудный путь к горячим источникам

Сара захотела поехать на термальные источники Папаякта. Я сомневался, что смогу написать про них что-то интересное, но согласился. Погреться в лечебной воде полезно. Пожалуй, мы заслужили небольшой отдых. Достаточно быстро мы добрались до посёлка Пифо, но дальше проехать не могли. В воскресенье транспорта не было, нам предстояло идти пешком. Дорога к источникам размашистым зигзагом шла через горы. Через лес можно было срезать немного, но мы не знали дороги.

– Давай наймём проводника, – разумно предложила Сара.

Но я заупрямился. Сам проведу. Что там идти-то! Несколько часов ходьбы. К обеду доберёмся до места. Ни подробной карты, ни GPS-навигатора у меня не было. Я ориентировался на путаные и оптимистичные объяснения местных жителей, которые плохо говорили по-испански: «Недалеко. Вон там, за горами».

Мы даже не стали брать с собой запас еды, лишь несколько яблок. Вышли из посёлка и пошли по пути, который нам указали. Вскоре дорожка стала у́же, от неё отделялись тропки, одна, другая. Через час я не знал, идём ли мы в правильном направлении или потерялись. Трава стала выше. Грязь жиже. Лес гуще. Провалившись по колено в слякотное месиво, Сара возмутилась.

– Это никакой не trekking. Это freaking bushwalking! – Она всегда переходила на английский, когда злилась. Я смутно разбирался, в чём отличие. И то и другое – пеший поход. Кажется, в первом случае идёшь по тропе, а во втором – её протаптываешь.

– Вернёмся на автомобильную дорогу, – успокаивал я её. – Там нет грязи.

Кроссовки Сары промокли. Мы промыли их в ручье, потом сушили на камне. Полностью они так и не высохли, и Сара надела их влажными.

Выбрались на трассу, долго шли по ней и сильно устали. Закончились яблоки, а затем и сухари. Я перетряхнул рюкзак, надеясь найти хоть что-то съестное. Нашёл пачку китайской лапши, но у меня не было ни горелки, ни спичек, ни посуды. Да и развести костёр у нас бы не получилось: местность каменистая, ни одной сухой ветки. Не подготовился к длительному походу, да и не рассчитывал на него.

Дорога не заканчивалась и всё время шла вверх. В одном месте от скалы отвалился кусок и была видна россыпь осколков обсидиана, вулканического стекла. Из такого древние люди делали ножи и наконечники для копий. Я подобрал несколько самых красивых кусков гладкого чёрного камня и сунул в рюкзак. Но идти и без того было тяжело. Сначала я избавился от самого большого, а через пару километров выкинул остальные. Вряд ли я буду делать обсидиановый нож или копьё.

Голова гудела, немного подташнивало. Мы поднялись на четыре тысячи метров. Может, и хорошо, что шли впроголодь.

Но есть очень хотелось. Я накрошил лапшу в пластиковую бутылку. Залил водой. Немного подождал в надежде, что она разбухнет. Заваренная холодной водой лапша была ужасна на вкус.

Измученные, мы продолжали иди, и я всё надеялся, что из-за очередного поворота откроется вид на деревню, но этого не было. Сара не выдержала:

– Я дальше не пойду. Не могу! – Она села на дорогу и заплакала.

– Всё в порядке. Останемся здесь.

Мы поставили палатку на обочине. Если днём по дороге никто не проехал, то и ночью движения не будет. С наступлением темноты похолодало, и мы кутались в привезённую Сарой из Америки фольгу. Такой накрывают потерпевших в бедствиях. Считается, что она хранит тепло.

Я бы предпочёл, чтобы вместо фольги у нас было шерстяное одеяло, но выбирать не приходилось. Грелись друг об друга.

Утром нас разбудило солнце. Дорога пошла вниз, и мы благополучно вышли к посёлку. Оказалось, что и ночевали недалеко. А там в горячих источниках встретили босого путешественника Владимира Несина. Он грел в термальной воде свои удивительные ступни. У них была такая толстая подошва, что Несин мог без опаски ходить по стеклу. Или по раскалённому песку и колотому льду. И у него никогда не мокли кроссовки.

Картофелечистка

За время поездки я привык к красоте американской природы.

Но горные пасторали Эквадора вызывали особенное восхищение. К тому же я теперь путешествовал не один и мог поделиться радостью ежедневных открытий. Мы с Сарой забирались на холмы, чтобы вместе полюбоваться бесконечными пространствами с редкими яркими пятнами деревенских крыш.

В одном из посёлков нас позвали в гости индейцы кечуа. Стены дома были сложены из булыжников и обмазаны глиной с навозом. Сверху нависала крыша из сухой соломы, в голодную зиму её могли бы жевать коровы.

– Откуда вы? – весело спросили индейцы.

– Я из России. А Сара – из США, – с некоторой гордостью ответил я. Мне было приятно, что у нас интернациональная команда.

Как только индейцы услышали про США, их лица вытянулись. Один сплюнул под ноги и тихо выругался:

– Puta madre…[4]4
  Мать твою… (исп.).


[Закрыть]

– Нет! Нет! – закричала Сара. – Я не из Америки! Я русская! Yo soy Ruso!

Индейцы с сомнением покачали головами, но выгонять не стали. Потолок дома был низким. Пол земляной. Обитатели дома сидели прямо на полу, на подстилках. Женщины чистили картошку и кидали очищенную в ведро с водой. Ножи они держали необычно – лезвия были направлены внутрь ладони. Движения женских рук были ловкими и неуловимыми. Вжик – и голая картофелина падала в воду.

– Давайте мы поможем? – предложил я. Судя по всему, нас собирались покормить. Помочь в приготовлении пищи было вежливо.

Индианки со смехом протянули нам с Сарой небольшие ножи. Я взялся за картофелину и начал чистить, срезая длинную полосу кожуры. Дом не выглядел богатым, поэтому я старался делать кожуру тоньше, чтобы полезная часть картошки не уходила в очистки. Пока я возился с одним клубнем, каждая из индианок успевала очистить три штуки. Попытался их догнать, но куда там!

Оглянулся на Сару. Она срубала кожу с картофелины, но получалось плохо. Изуродованный клубень уже потерял половину массы. Лицо Сары раскраснелось. Индейцы с сочувствием наблюдали за её мучениями. – Это возмутительно! – бросила нож Сара. – Почему нет картофелечистки?! Я всегда чистила картофелечисткой. Ножом неудобно!

Индианки расхохотались. Даже сидевшие по углам комнаты невозмутимые мужчины заухали как филины. А дети от избытка веселья начали кувыркаться. Одна из индианок подобрала пострадавшую картофелину Сары, сделала короткое движение рукой, и очищенная картошка полетела в ведро.

Сны со многими ногами

Мы с Сарой пересекли горы и отправились в джунгли Амазонии. Добрались до долины реки Пастаса – одного из притоков Амазонки. Здесь, в деревне Котокоча, проживали сорок индейцев кечуа. Ещё более настоящие, чем их горные собратья.

Договорились с вождём, что поможем индейцам строить соломенные хижины. За это нам разрешили остаться в деревне на несколько дней и пообещали кормить.

Освальдо, так звали вождя, сам был не кечуа, а из племени шуаров – тех самых, коллекционеров сушёных голов. Он свободно говорил на языках обоих племён и испанском.

– Я не помню своей матери! – рассказал он. – У мужчин-шуаров много жён. И все дети общие. К кечуа я попал ребёнком. Во время войны меня забрали в качестве трофея. А я сделал карьеру – из раба в вожди племени.

Работа, которую поручил нам Освальдо, оказалась несложной. Нужно было собирать листья пальмы и рубить бамбуковые жерди. Индейцы ставили хижины на высокие сваи, чтобы не заливало дождём, и от диких зверей подальше. Стены собирали из жердей, крышу покрывали листьями. Раз в четыре года такую крышу нужно было менять, так как она успевала зарасти орхидеями и прочими тропическими лопухами.

Кормили нас три раза в день. На завтрак, обед и ужин подавали варёный корень юкки и рыбу-шигли, запечённую в листьях. Рыбу ловили в местной реке. Это была какая-то древняя рыба, буквально ожившая окаменелость. Вместо чешуи у неё был панцирь, как у креветки, а плавниками она, как ногами, перебирала по дну реки.

На десерт мы с Сарой срывали один из ананасов, они росли вокруг нашей хижины как сорняки. Запекали ананас на углях по-индейски. Получалось вкусно.

В племени к нам относились спокойно и без интереса. Дети не бегали следом и не попрошайничали. В деревне каждый знал своё дело и на лишнее не отвлекался.

В свободное время мы гуляли по лесу. Он был загадочный и влажный. На деревьях висели осиные улья, похожие на вымя гигантской коровы.

Муравьи тягучими тёмными потоками пересекали тропу, и нужно было перескакивать эти потоки с разбега, чтобы не попасть в них ногой. Невидимые в густой листве, орали тропические птицы так пронзительно и настойчиво, как будто им страшно надоел этот лес и хотелось переселиться в комфортабельный зоопарк в Северной Америке, о чём они и сообщали потенциальным птицеловам.

По ночам таинственная Амазония обступала нас ещё плотнее. Джунгли были рядом, за бамбуковой стенкой хижины. Они трещали, свистели, шептали. Возле нашей хижины мы не видели крупных зверей. Зато здесь были сколопендры длиной с мою ступню. Кузнечики, притворяющиеся листиками. Пауки, сверкающие всеми цветами радуги. И совсем невероятные рогатые твари: пугающие, копошащиеся, щёлкающие жвалами.

Однажды на мой ботинок попыталось забраться многоногое существо, похожее на щётку для волос и покрытое коричневыми шипами и гребнями.

– Уходи, уходи отсюда, – подталкивал я существо к выходу на улицу. – Мы не сможем стать друзьями.

– Давай уедем отсюда! Мне надоело каждую ночь смотреть сны про насекомых со многими ногами! – жалобно попросила Сара.

Меня эти сны тоже начали утомлять.