Текст книги "От Мексики до Антарктиды и обратно"

Жёлтые пункты

Мне было любопытно, на что похож автостоп, самый независимый вид путешествий, в стране, где всё регулируется государством? Оказалось, что на Кубе существуют чиновники по автостопу. На автовокзалах и железнодорожных станциях ожидание тянется часами. Цена билетов кусается даже для кубинцев, а для иностранцев она ещё в 25 раз выше! Поэтому люди выбираются из городов на трассу, на так называемые жёлтые пункты.

Чиновники в жёлтой (иногда в синей) униформе подсаживают желающих в государственные грузовики или легковые машины с синими номерами. Услуга платная, цены зависят от дальности пути. Как правило, не больше трёх кубинских песо, причём деньги получает не водитель, а чиновник. В руках «жёлтые» держат металлические коробки, похожие на ящики для сбора пожертвований. Если скапливается слишком много людей, им выдают талончики на разные направления.

Я присоединился к очереди. Чиновник остановил легковушку, спросил водителя, куда тот едет, и выкрикнул:

– На Матанзас! Два места!

– Мы, мы! – закричали две бабки и понеслись с пухлыми мешками и зажатыми в кулаках талончиками, распихивая наглую молодёжь, норовящую влезть без очереди.

Проезжающий грузовик может забрать в кузов всю толпу. На жёлтых пунктах предусмотрены передвижные лестницы, ловко запрыгнуть в кузов самосвала может не каждый. Пассажиров возят даже на КамАЗах.

– Русский грузовик «Кама» – очень хороший, – глубокомысленно заметил один из стоящих в очереди. – Но «Кама-3» мне нравится больше, чем «Кама-2».

Он имел в виду надписи на кабине: КАМАЗ по-русски или KAMAZ по-латински для экспортного варианта.

Kama – это «кровать» по-испански. Получается игра слов: кровать на двоих – хорошо, а на троих – ещё лучше. Конечно, если третьей будет приятная незнакомая сеньора, а не какой-нибудь усатый сосед. Худший транспорт, который может увезти пассажира с жёлтого пункта, – это уауа. В других латиноамериканских странах это слово означает «ребёнок», но на Кубе так называют автобус, а точнее, небольшой грузовик с металлическим кузовом. Вместо окон – щели, вместо кресел – железные лавки. Лучшее место – у щели, поскольку в самоходную душегубку набивается столько людей, что даже консервированные сельди посочувствовали бы пассажирам. Кубинцы – заядлые курильщики, смрад от их дешёвых сигар безжалостно расправляется с остатками кислорода.

Но на Кубе лучше плохо ехать, чем не ехать совсем. Под вечер движение на трассе прекращается, и вне жёлтого пункта можно забыть про автостоп. Государственные машины с синими номерами идут забитыми до отказа. Старенькие частные автомобили с жёлтыми номерами работают как такси, и туристу непременно назовут цену в долларах. Остаются лишь машины работающих на Кубе иностранцев – с красными номерами, но эти останавливаются нечасто.

Проезжая мимо Матанзас, я заметил плакат: «Приумножимся ради победы! Матанзас в борьбе!» Вот с чем связана знаменитая любвеобильность кубинцев – они выполняют правительственное задание!

Жаба в писсуаре

Вместе с двумя кубинскими солдатами мы двигались в сторону Санта-Клары, где находится мавзолей Эрнесто Че Гевары. С солдатами было ехать удобно, они не в первый раз путешествовали автостопом по этой дороге и знали её особенности. В одном из посёлков мы поймали попутную карету, чтобы доехать до основной трассы. Откуда здесь туристы? Для чего карета? Оказалось, рейсовый транспорт. Стоимость проезда – один кубинский песо.

На трассу добрались затемно, но можно было разглядеть: кроме нас, уехать хотят многие. Через полчаса остановился грузовик, и водитель крикнул:

– Сьенфуэгос!

– А-а-а-а! Сьенфуэго-ос! – понеслось по округе, и к грузовику начали сбегаться люди с сумками и баулами. В считаные секунды кузов заполнился. Мотор чихнул, зарычал, и грузовик укатил в ночь. Мы с военными и ещё несколькими женщинами остались: Сьенфуэгос нам был ни к чему.

Следующий грузовик не появлялся. Усталые люди ложились прямо на проезжую часть, чтобы спать до утра, если машина не придёт. Я так не мог. Пошёл к стоящему неподалёку ресторану, чтобы поставить палатку на заднем дворе. Заодно решил воспользоваться туалетом. В туалете был только писсуар, да и тот занят. Внутри сидела огромная жаба и грустно смотрела на меня.

– Ты что здесь делаешь? А ну пошла прочь! – но жаба и не думала покидать писсуар. Не брать же её руками? Кто знает, были ли другие посетители ресторана так же щепетильны, как я. Попытался подцепить жабу ручкой от швабры, но тварь была скользкая, как мировая буржуазия, и от швабры уворачивалась. Кажется, сегодня я слишком устал, чтобы воевать с земноводными. Вышел на улицу и воспользовался кустами – по-пролетарски.

Скорпион без хвоста

На следующий день я добрался до Санта-Клары. Посетил мавзолей Че Гевары, увидел волов, тянущих гружёные телеги, и миниатюрную повозку, хозяин которой нахлёстывал тощего козла.

На Кубе ездят на всех видах живого и механического транспорта, который можно вообразить. Ремонтируют и переделывают. Строят грузовики из тракторов, автобусы из грузовиков, поезда из автобусов. В умелых кубинских руках работает то, что ещё столетие назад стоило выбросить на свалку. «Есть кубинец, найдётся и решение», – говорят местные изобретатели, сооружая электрический выключатель из пластиковой бутылки от шампуня.

Продолжая путь на юго-восток, я доехал до Тринидада. Мощённая булыжником мостовая, старинные церкви, колониальные особняки с деревянными дверями со стальными заклёпками. На некоторых дверях сохранились металлические «стучалки» в арабском стиле.

Тринидад – один из старейших городов на Кубе, но строили его не испанские конкистадоры, а их потомки – метисы. Испанцы лишь сконструировали форт и военные бараки на месте индейского поселения. Прочие постройки возникли позже. Тринидад вырос благодаря разведению скота, выращиванию табака, производству сахара и кофе. А нынче было непонятно, чем живёт город. Видимой полезной деятельностью его обитатели не занимались. Возле одного из домов меня, держащего в руках блокнот, окликнули:

– Эй, писатель, что ли? Книжку пишешь? Напиши о нас: дескать, увидел двух бездельников, сидящих на крыльце без работы. Кажется, в Тринидаде активны только владельцы лицензированных частных домов и продавцы сувениров. На лотках лежали барабаны, куклы, резные маски и… домино.

Куба – единственная в Америке страна, где популярно домино. Спасибо советским специалистам, поднимавшим кубинскую экономику.

Заночевал я в небольшой деревушке возле Тринидада. Искал место, где поставить палатку, а меня пригласили в гости. Хозяин дома, сеньор Игнасио, учился в СССР на инженера по искусственному осеменению. Теперь по соседству с его хибарой жило около сотни произведённых научным методом коз и козлов.

В доме я ночевать не стал, устроился в палатке во дворе. Спалось плохо. Всю ночь козлы переругивались, выясняли, кто кого и как назвал. Под утро к их гвалту присоединились куры.

Инженер пригласил меня к завтраку. На столе были хлеб и бананы. Я протянул руку к банану и тут же отдёрнул. В связке плодов притаился здоровенный скорпион. Хозяин схватил ножницы и рассёк ядовитое насекомое пополам. Одна половина скорпиона убежала под стол, а хвост остался извиваться на столе.

– Ничего, без хвоста не ужалит, – уверенно сказал дон Игнасио и воткнул ножницы в дверной косяк.

Газированная идеология

Следующим пунктом маршрута был город Санкти-Эспиритус, красивый и колониальный. На центральной площади оркестр играл мелодию из «Звёздных войн». Отчаянно фальшивил, но публике нравилось. По улицам сновали телеги, игнорируя знаки «Проезд на телегах запрещён». Колёса телег были разного размера и формы и когда-то принадлежали автомобилям советского производства.

Заборы и стены домов украшали лозунги и высказывания партийных вождей: «Отечество или смерть! Мы победим!», «Социализм – это мы!», «Искусство – оружие революции» и «Куба доказала, что этот мир может спастись». По улицам гуляли пионеры с красными галстуками и врачи в белых халатах. Мало стран может похвастаться таким количеством врачей, как на Кубе. Это её золотой запас и разменная монета. Кубинских врачей посылают в горячие точки, меняют на дефицитное топливо. Около шести тысяч кубинских врачей трудятся в бедных кварталах Венесуэлы, отрабатывая полученную страной нефть.

Среди агитационных плакатов встречаются портреты пяти кубинских героев. В Санкти-Эспиритус мне объяснили, что это борцы с терроризмом, направленные в Майами для сбора информации о готовящихся атаках против Кубы. Разведчиков задержали американские спецслужбы и бросили в тюрьму.

В каждом районе свой комитет по защите революции (CDR). В его задачу входит размещение пропаганды на стенах и заборах, а также «работа с населением» – поиск вредителей и агентов ЦРУ. На Кубе не любят США. Хотя если взять кубинский флаг, поменять цвет полос с синего на красный, а треугольник с красного на синий, то получится однозвёздный флаг отколовшегося американского штата.

Кубинцы из Майами мечтают вернуть мятежный остров под контроль США. Даже придумали идеологическую диверсию, называющуюся Cuba Libre («Свободная Куба») – ром пополам с кока-колой. Но пьют этот напиток только за пределами Кубы. На Острове свободы американская газировка не продаётся. Слово «свобода» каждый понимает по-своему. Можно так: хочешь свободы по-американски, пей ром с кока-колой, хочешь по-кубински – пей неразбавленным.

Воздушные презервативы

Возле городка Хотибонико начался проливной дождь. Пришлось заночевать в ближайшей деревушке. Местные жители пригласили меня к себе. Деревня была бедной. В ней даже не было комитета по защите революции, который мог бы запретить селянам пустить иностранца в дом.

Хозяина звали Росел, всю жизнь он работал трактористом, а сейчас вышел на пенсию и пахал землю на чахлой лошадёнке, отгоняя от неё мух и поливая прохладной водой. Лошадей и коров на Кубе берегут – это собственность государства, за убийство животного полагается 25 лет тюрьмы. Если же лошадь или корова падут от болезни или недоедания, крестьянину предстоит долгое разбирательство с властями.

С дядькой Роселом жила его семья: племянница Катя с мужем, трое их детей и несколько десятков куриц. Курятника во дворе не было, птицы шастали где попало, а под вечер забирались по приставленной лестнице на растущее в саду апельсиновое дерево. Там они удобно рассаживались на ветках и высокомерно глядели на топчущихся внизу двух чёрных свиней.

Я распаковал рюкзак, чтобы угостить семью венесуэльскими консервами. Мясу кубинцы обрадовались. Огромное удивление вызвали чайные пакетики, они подобного раньше не видели. Муж Кати с опаской взял пакетик за верёвочку и опустил в стакан. По воде расплылось коричневое пятно. Минута – и вода превратилась в чай. Это было похоже на чудо, которое сотворил с вином Христос. Дети зааплодировали.

Тут герой дня заметил мой фотоаппарат, взял посмотреть, да и скрылся с ним. Вернулся улыбающимся до ушей. В памяти камеры я обнаружил слишком откровенные фотографии соседки.

С наступлением темноты мы пошли в соседний дом смотреть по телевизору кубинскую мыльную оперу. Дом с телевизором заменял селянам клуб. Чтобы посмотреть на телевизионные страсти, собралось чуть не полдеревни. Но понять, что происходило на экране, я не смог из-за детского визга. Ребятня устроила веселье: надували цветные презервативы как воздушные шары, а потом заставляли их лопаться.

– Неужели на Кубе нет нормальных воздушных шаров? – спросил я родителей.

– На Кубе есть всё, – с достоинством ответили мне. – Но у нас в посёлке продаётся только это. Детям ведь надо с чем-то играть…

Сериал закончился, мы вернулись к себе. В доме была только одна комната и одна кровать. Домочадцы положили на пол картонку, а сверху дешёвое покрывало, все повторяя:

– Как здорово! Сегодня мы будем спать на полу!

Дети принялись прыгать на покрывале. Я попытался было лечь на полу сам, но мои попытки пресекли: гостю полагалось спать на кровати.

Пляжные ловеласы

Никогда не любил пляжный отдых. Что за радость лежать на песке с видом утомлённым и значительным, как окунь на сковородке, поворачиваясь то одним боком, то другим?! Но на пляжи Кубы с прозрачной карибской водой решил взглянуть.

На курортный остров Кайо-Коко с материка ведёт длинный мост. В рыбачьей деревеньке в стоящем на пляже одноэтажном доме с черепичной крышей я обнаружил дешёвый хостел. Кроме меня, здесь гостили две норвежки, приехавшие парой дней раньше.

– Hola, amigas! ¿De dónde son ustedes?[12]12
  Привет, подруги! Откуда вы? (исп.)


[Закрыть] – начал я знакомиться по-испански. Но подумал, что буду похож на местного прилипалу, и перешёл на английский: – What are you doing in such a place?[13]13
  Что вы делаете в таком месте? (англ.)


[Закрыть]

Девушки были студентками, приехали на каникулы. Останавливаться в дорогом отеле они не хотели и нашли этот хостел в деревне, поближе к людям. Обе стройные и худощавые, примерно одного роста. Ингрид была энергичной шатенкой. Постоянно носила солнцезащитные очки, так что при разговоре было сложно сказать, смотрит она на вас или куда-то вдаль. У неё были красивые белые зубы, но улыбалась она с некоторым напряжением, будто подозревая вас в чём-то. Выдать ей пистолет, нарядить в форму, и она сошла бы за выпускницу американской полицейской академии.

Блондинка Кристин, наоборот, казалась мягкой и расслабленной. У неё было круглое женственное лицо с маленьким подбородком и весёлыми глазами. Что-то в ней казалось смутно знакомым.

Мы бродили по пляжу, и я рассказывал норвежкам о своём путешествии, шутил, показывал в лицах встретившихся мне чудаков, чтобы девушки рассмеялись, особенно Кристин. Но они лишь вежливо улыбались. Через некоторое время Кристин извинилась и убежала по неведомым делам. Мы остались с Ингрид, и, набравшись смелости, я сказал:

– Красивая у тебя подруга. Нравится мне. Как думаешь, у меня есть шанс?

Ингрид вздохнула, повела тёмными очками вслед летящей в небе вороне и нехотя ответила:

– Не знаю… Вроде у неё кто-то есть. Местный парень, из деревни. Спроси у неё сам.

Местный парень?! Я удивился. Два дня на острове, и уже завели парня. Посмотрев по сторонам, я задумался. Гуляющие по пляжу кубинцы были крепкими мачо: смуглыми, мускулистыми, гладкими, улыбчивыми, с юности готовыми к размножению. Я же был худым и красным как редис – обгорел на солнце, впервые за много дней сняв затёртую футболку. Чем же привлечь интерес девушки? Весёлые истории не пошли, модная одежда – такой не было, банковский счёт – вряд ли, сексуальное тело – жалко, конечно, но тоже придётся вычеркнуть.

Всё же я решил не сдаваться. Пошёл искать Кристин и обнаружил её возле пристани с вертлявым кубинцем в бейсболке. Кристин была встревожена. Кубинец, отвернувшись от неё, весело подмигнул мне и скрылся в проломе забора.

Я решил не тратить время зря и объясниться. «Видишь бабу – хватай, пока кубинцы всех не разобрали», – подбадривал я себя мысленно.

Кристин задумчиво смотрела в сторону моря и на моё появление не повела головой.

– Мы с Ингрид волновались, всё ли у тебя хорошо? – начал я. – Вдруг кто обидит? Может, составить тебе компанию?

– Меня здесь никто не обидит, – повернулась она ко мне. – Пусть Ингрид не волнуется.

– На самом деле это я волновался…

– У меня есть парень. Я жду его. Лучше займись Ингрид, – слабо улыбнулась Кристин.

– Но мне нравишься ты!

Она лишь пожала плечами и тяжело вздохнула.

Что делать? Идти к Ингрид? После того как расспрашивал про её подругу? Неловко, да и зачем? В раздумьях я шёл по пляжу, как вдруг услышал тихий свист. Обернулся и увидел перед собой смуглого типа в бейсболке, того, что общался с Кристин.

– Здорово, брат! Откуда? Русский? Чем занимаешься? Девчонок откуда знаешь? Ты им кто или никто? – начал он пытать меня.

– Это ты бойфренд Кристин? – перебил я его.

– Я? Не-а, – осклабился он. – Это Педро. Знаешь его? Педро все знают. Ну, познакомишься. А я – Силенсио.

– Почему Кристин расстроенная ходит?

Силенсио усмехнулся:

– Так не пришёл Педро.

– А где он? Придёт?

– Вчера драка была. В себя приходит. Ну, бывай, брат! – И кубинец исчез.

Остров был невелик, и спустя несколько минут я наткнулся на Ингрид. Рассказал ей о произошедшем, она задумалась:

– Вчера мы были на дискотеке. Нас пригласил Педро. Потом к нам привязались какие-то парни, а Педро их прогнал, один – пятерых. Но сам не вернулся. Поэтому Кристин весь день за него волнуется.

Мы решили пойти вместе к Кристин. Нашли её возле лодочного причала. На ней не было лица. Силенсио тоже крутился рядом.

– Господи, что с ним?! Почему его нет? – переживала девушка.

– Ну, порезали малость. Ерунда! У нас такое случается, – тараторил Силенсио. – Может, правда, калекой остаться. Но это вряд ли. Главное – он просил сказать, если не увидит тебя больше, что… он тебя любит. И никогда не забудет.

– Я так больше не могу! Я иду к нему! – металась норвежка.

– Нельзя! Нельзя! Я лучше сам. Жди здесь! – И Силенсио скрылся.

Ингрид пыталась утешить подругу, но та в ужасе повторяла:

– Он не придёт! Не придёт!

Солнце опустилось и коснулось лучом кромки воды. Тени распластались по песку, деревянные дома и лодки окрасились в ярко-оранжевый цвет. Из-за забора вышли двое. Один щуплый в бейсболке. Рядом прихрамывал второй – богатырь Педро. На его волосатый торс была натянута спортивная майка с номером, длинные шорты. Правая его нога была забинтована. Но это не мешало детине дышать здоровьем и силой. Племенной бык. Правда, кольцо было не в носу, а в ухе.

Кристин вскрикнула и бросилась к нему:

– Боже! Что с твоей ногой!

– Нормально, – хмыкнул он. – Главное, что ты в порядке.

Он подошёл ближе, морщась, когда наступал на больную ногу, и протянул ладонь размером с совковую лопату.

– Педро – это я!

Норвежки приклеились к Педро, потеряв ко мне интерес. Порывались смотреть повязку, помогали идти. Я сел на перевёрнутую лодку и начал меланхолично следить за пеликанами, дравшимися из-за лежащей на берегу тухлой рыбы. Когда обернулся, Педро с девчонками уходил в сторону заката. Кажется, он уже не хромал.

– Ну, ты понял, как девчонок клеить? – раздалось сбоку. Это был Силенсио. – Вчера на дискотеке это наши друзья были.

– Так его что, не порезали?

– Не-а. Он сам ногу расцарапал. Бутылочным стеклом. И так хорошо получилось. Теперь не соскочат. А что делать? Мы бедный народ. Теперь, может, из Норвегии подарок какой пришлют. У меня кореш уже два года посылки из Германии получает. Если повезёт, то и с собой заберут. Так-то… Ну, бывай, брат.

И Силенсио потрусил вслед за Педро и девушками. А я повернулся к закату спиной и пошёл в обратную сторону.

Героический всегда

На въезде в Сантьяго-де-Куба меня встретил щит: «Добро пожаловать в Сантьяго, мятежный вчера, гостеприимный сегодня и героический всегда!»

Это единственный на Кубе город-герой, о чём свидетельствует изображение ордена с пятиконечной звездой на здании городского муниципалитета. С этого города началось революционное «Движение 26 июля», позже ставшее Коммунистической партией Кубы. В этот день Фидель с товарищами напал на казармы Монкада и потерпел поражение. Но не остановился и продолжил партизанскую борьбу против диктатуры Батисты, пока не победил.

В окрестностях Сантьяго немало мест боевой славы. Например, крепость Эль-Морро или Сан-Педро-де-ла-Рока. В XVII веке крепость отражала нападение английского пирата Генри Моргана.

Другое героическое место – кладбище Святой Ифигении. Здесь находится мавзолей национального героя, поэта, масона и лидера борьбы за независимость Кубы – Хосе Марти. Почётный караул несёт вахту у мавзолея весь день, сменяясь каждые полчаса.

В городе я познакомился с немцем Кьелем, изучавшим на Кубе психологию. Он представил меня своим друзьям, африканским студентам из Восточного университета. Африканцы согласились на пару дней разместить меня нелегально в общежитии для иностранцев.

Как Советский Союз когда-то, социалистическая Куба занимается культурной экспансией – даёт бесплатное образование иностранным студентам. Благотворительность не стоит кубинскому правительству больших денег. Зарплаты профессоров смехотворны – 300–400 кубинских песо в месяц, примерно 12–16 евро. Еда в студенческой столовой малосъедобна и напоминает тюремный паёк. В запущенных общежитиях вода и электричество включаются лишь изредка. Но молодых студентов не испугать отсутствием комфорта. Большинство учащихся иностранцев – из Африки или с Карибских островов. После учёбы молодые люди разъедутся по домам и со временем займут высокое положение в своих странах. Так Куба распространяет социалистическое влияние.

Для меня нашлась койка в комнате Сулли, сына министра иностранных дел Республики Конго. Завтра должны были праздновать День Африки, и Сулли готовил доклад. Дал нам с Кьелем его прочитать.

– Сулли, – удивился я, – «белые североамериканские дьяволы» не вывозили рабов из Африки. Это были другие дьяволы: испанские, португальские, английские…

– Неважно! На Кубе лучше сказать, что дьяволы были североамериканские.

– Послушай, Сулли, – нахмурился Кьель. – Вот ты обвиняешь белых во всех бедах Африки. Для тебя все белые – дьяволы? И я тоже?

– Ты, белый немецкий дьявол, и ты, белый русский дьявол, вы – мои братья! Пойдёмте, я угощу вас курицей с рисом, и выпьем рома за здоровье Африки!

Во время праздника, проходившего во дворе университета, африканские студенты пели и танцевали в национальных нарядах, прочитали рэп в честь Фиделя Кастро. Потом группа реггетонеров исполнила песню про Че Гевару с припевом «Хей, Че! Йе! Йе!». Если бы революционер присутствовал среди зрителей, то удивился бы происходящему. Танцевать реггетон – всё равно что заниматься сексом стоя, не снимая одежды. Впрочем, у секса и революции много общего: молодость, горячая кровь и отчаянная готовность расчехлить оружие, не думая о последствиях.

Неприличный танец отражал царящие на острове нравы. На Кубе мало развлечений, все предаются любви, начиная с двенадцати лет. В стране, где все равны, молодёжи выделиться нечем. Сделать карьеру, заработать деньги, заняться экстремальными видами спорта, иметь необычное хобби – слишком сложно. Все отличия внешние. Кубинцы уделяют много внимания телу: рельефные мышцы, стройные ноги, татуировки, перстни, цепочки, амулеты, серьги, модно порванные джинсы.

Под конец праздника выступил Сулли с докладом. Разгорячённая молодёжь приняла речь с энтузиазмом, особенно её заключительную часть:

– Долой американский империализм! Вива Африка! Вива Патрисио Лумумба! Вива Фидель Кастро! Вива Куба!

– Вива-а-а! – подхватили юные африканцы и кубинцы и принялись танцевать сальсу.