Текст книги "От Мексики до Антарктиды и обратно"

Дурак с трубочкой

После парка я решил заехать к русским староверам, жившим рядом с Вилья Тунари. Деревня показалась мне обычной, похожей на российскую: трактор, курицы, дома со ставнями. Людей на улицах почти не было.

Постучал в первую попавшуюся дверь – позвали в гости, угостили самодельными пряниками и бражкой. В деревне были лишь женщины и подростки. Но душевного общения не получилось. Я признался, что журналист, и они тут же насупились. Отвечали скупо и неохотно:

– Мужиков нет никого. Новую землю хотят купить, смотреть поехали.

Женщины, которых я пытался разговорить, были похожи на персонажей русских сказок. Носили сарафаны и рубахи. По-русски говорили, как герои былин в советских фильмах.

– Порядки у нас строгие. Хошь ты как, а в церковь ходи. Водку не пей, не кури. Избу в порядке держи.

В доме было красиво: на столах кружевные скатерти, в каждой комнате богато украшенные аналои – столики-подставки под священные книги. Во дворе играли местные ребятишки. – Идите сюда, чего покажу, – окликнул их я. И достал из рюкзака журнал со своей статьёй. Вряд ли в такие места пресса добирается.

Дети сели листать картинки и смотрели с удовольствием, пока в одном месте маленькая девочка в сарафане не хлопнула сердито ладошкой по странице:

– Фу, дурак! Курит!

Парень на фотографии держал во рту трубочку и пил апельсиновый сок из стакана. Но в посёлке таких предметов, как трубочка для сока, отродясь не видели.

В Боливии несколько сотен русских староверов. Разводят скот, вместо пшеницы выращивают сою, а вместо яблок – апельсины.

Выпроваживая меня из деревни, одна из женщин сказала:

– Быват, и журналисты приезжают. Да привират шибко! Староверы у них с топором на крокодилов ходют и на кольях с полицией дерутся. Брехуны. Живём мы спокойно. Крокодилов не ловим. С миром контактов иметь не желаем. Так и напиши.

Скрипка из бамбука

Люди всегда мечтали создать общество, в котором все были бы счастливы и довольны. Только взгляды на то, как добиться счастья для всех, были разные. Иезуиты предложили свой вариант – счастье через веру и музыку.

Я специально поехал в провинцию Чики́тос, чтобы взглянуть на бывшие иезуитские миссии, называвшиеся редукциями. Самая старая из них – Сан-Хавьер – основана в 1696 году. На центральной площади иезуиты водрузили крест и посадили четыре пальмы, символизирующие четыре стороны света. В глубине Южной Америки, вдали от власти светской и церковной, от Мадрида и Ватикана, иезуиты начали строить католическую Утопию.

При миссиях открыли мастерские, учили аборигенов искусствам и ремёслам. Под руководством священников индейцы вырезали музыкальные инструменты и учились играть. Когда здание миссии Сан-Хавьер реставрировали, археологи обнаружили пожелтевшие нотные листы, а также органы, арфы, виолончели и скрипки из бамбука. Сохранились движущиеся деревянные фигуры святых. Системой шарниров и верёвок незаметно управляли монахи. Святых выносили во время праздничных церемоний. Фигуры кланялись и складывали руки для молитвы. Они даже умели сверкать глазами – в глазницы фигур вставлялись крошечные зеркальца, ловящие солнечные блики. Могу представить, как впечатляли наивных индейцев «ожившие» святые.

Собор миссии Сан-Хавьер был приземист и похож скорее на китайскую пагоду, чем на церковь. Росписи на его стенах, казалось, были сделаны детьми или художниками-примитивистами. Они изображали Святую Деву и ангелов со смуглыми индейскими лицами. Внутри собора у стены стояла фигура святого Франциска Хавьера, обнимающего муравьеда.

В провинции Чикитос сохранилось несколько миссий, ставших чем-то вроде музеев. В миссии Консепсьон были причудливые картины на евангельские темы. Например, вот Понтий Пилат умывает руки в жестяном ведре. Прокуратор облачён в полицейский мундир, а сопровождают его римские стражники в зелёной армейской униформе. Роспись делали в XX веке. Представить латы и мечи индейцам было сложно, а полицейскую форму они видели. Ещё один римлянин в ковбойской шляпе и с пистолетом. Галерею отрицательных персонажей дополняли вооружённые браконьеры и незаконные рубщики леса с бензопилами, тракторами и лесовозами.

В иезуитских миссиях индейцы спасались от набегов работорговцев с побережья. Здесь жили представители разных племён, говорящие на восьми языках. Официальным был не испанский, а чикитано – смесь местных наречий. Иезуитская империя быстро развивалась, распространившись на территорию, сегодня разделённую между Аргентиной, Бразилией, Парагваем, Уругваем, Боливией и Перу. Её латинское название Res Publica Paraquariae – Параква́рия – произошло от слова aqua, то есть «вода». На русский это можно перевести как «Республика, что за морем» или «Заморье».

Монахи научили индейцев сажать пшеницу и рис, сахарный тростник и табак, хлопок и фрукты, разводить быков, лошадей и овец. Индейцы начали выращивать травяной чай терере (мате), быстро завоевавший популярность в Южной Америке и сохраняющий её до сих пор. Продукты всеобщего труда иезуиты распределяли между членами общины, выделяя часть старикам, сиротам, вдовам и тем, кто не мог работать наравне со всеми.

Между миссиями провели дороги, обменивались товарами. Для перемещения также использовали реки. По реке Парана курсировало до двух тысяч принадлежащих миссиям лодок. Часть товаров иезуиты отправляли испанским чиновникам в качестве налога, другую часть продавали, а на выручку приобретали необходимые колониям вещи: иглы, ножи, соль, мыло, рыболовные крючки, стеклянную посуду. Всё это распределялось среди индейцев.

В Европе рабочий день длился 12–14 часов, а индейцы в миссиях трудились лишь по шесть. В свободное время они учились, занимались искусствами и музыкой. В колониях были свои плотники, кузнецы, резчики по дереву, скульпторы, художники, оружейники, литейщики колоколов, ювелиры, переплётчики, пекари, сапожники, каллиграфы и изготовители церковных органов.

В тридцати миссиях проживало около ста тысяч жителей. Здесь были больницы, школы и университеты. Были и суды, но от смертной казни иезуиты отказались – неслыханное новшество по тем временам.

Успех миссий вызывал раздражение у европейских колонистов, строивших своё благополучие на принудительном труде индейских рабов. Поля белых землевладельцев пустовали, а потенциальные работники играли на арфах в джунглях. Охотники за рабами, в особенности с португальской стороны, начали нападать на христианские миссии, игнорируя авторитет Папы Римского. Испанские власти не препятствовали набегам: им тоже были нужны рабы.

Кованые сапоги крушили бамбуковые скрипки и втаптывали их в грязь. Нападавшие уводили людей и скот. Раненых, стариков и детей убивали – они были не нужны. Миссии горели одна за другой, сопротивляться без оружия было невозможно, оставалось уходить всё дальше в джунгли.

В 1639 году после долгих колебаний вице-король Перу разрешил иезуитам вооружить индейцев для самообороны. Святые отцы принялись формировать военные отряды. В Паракварии появилась индейская пехота и даже конница, вооружённая огнестрельным оружием и луками. С этого момента набеги на миссии перестали быть выгодным и безопасным делом и на некоторое время прекратились.

До середины XVIII века миссии процветали. Поголовье принадлежащего им скота исчислялось сотнями тысяч. С ростом богатства иезуитов росла и зависть белых колонистов. Ходили слухи, будто источником благополучия святых отцов были расположенные на территориях миссий золотоносные шахты, существование которых якобы скрывают от испанского короля. Болтали об угрозе короне со стороны иезуитов и об их желании сделать Паракварию политически независимой.

В 1750 году Испания передала Португалии часть своих заокеанских владений, на которых находились семь иезуитских миссий к югу от реки Уругвай. Это привело к длившейся более десяти лет кровопролитной войне. Под предводительством монахов индейцы сопротивлялись изгнанию с обжитых земель. Но в 1767 году испанский король Карл III издал указ об изгнании иезуитов с территории Испании за то, что те боролись против его экономических реформ. Были запрещены и иезуитские миссии в колониях. За это решение Папа Римский Клемент XIII хотел проклясть Карла и отлучить от церкви. Но, поразмыслив, передумал.

Католическую Утопию начали уничтожать королевские войска. За несколько десятилетий они разграбили и разрушили всё, что в течение 160 лет с таким трудом создавали иезуиты. Миссии были сожжены. Оставшиеся в живых индейцы, побросав скрипки, разбежались по джунглям. Золотые рудники так и не были обнаружены, как и накопленные монахами мифические сокровища.

Последними выжившими оказались миссии в Боливии. Сегодня их пытаются восстанавливать. А с 1996 года в боливийской миссии Консепсьон проходят фестивали камерной музыки, на которые съезжаются музыканты со всего мира.

Существует мнение, что иезуиты не были невинными жертвами кровавых империй – португальской и испанской. Что эти коварные и лицемерные интриганы точно так же эксплуатировали индейцев, разрушая их общинный уклад и традиционную культуру. Как знать! Дело давнее. Каждая из борющихся сторон оставила своё видение конфликта. Историки и исследователи предложили новые версии, и всё вместе переврал Голливуд. Но мне нравится мысль о том, что в разгар жестоких колонизаторских войн где-то в джунглях жили счастливые индейцы, трудились, молились и играли на арфах и скрипках.

Самогон, динамит и мешок коки

Город Потоси находится на высоте 4000 метров над уровнем моря. С непривычки здесь нелегко дышать и даже гулять по улицам. В середине XVI века испанцы начали разработку серебряных рудников Серро-Рико, «Богатой горы». Здесь работало пять тысяч шахт. Галеоны, набитые серебром, уходили в Испанию, где название Потоси стало синонимом богатства.

Но к XIX веку местные горы были выпотрошены. Серебро закончилось, и город утратил былую славу. Хотя и сегодня тысячи шахтёров каждый день спускаются в недра «Богатой горы», надеясь добыть цинк или олово.

Я решил посмотреть, на что похожа шахта изнутри. В Потоси сразу несколько компаний предлагают туда туры. Под землю я отправился в компании весёлых француженок и под присмотром двух гидов: самостоятельно исследовать шахты опасно.

Гиды сказали:

– Каждый из вас должен купить шахтёрам подарки.

– А что нужно шахтёрам? – удивились мы. Я представил перевязанные голубым бантом дары: заступ, фонарь, новые ботинки, одеколон «Ла Пасский», отбойный молоток, вагонетка.

– Ничего выдумывать не надо! – строго посмотрели гиды. – Подарки стандартные. Купим на рынке.

Мы заехали на рынок и купили несколько бутылок вонючего 96-градусного самогона, цветную газировку, вязанку динамитных шашек и мешок с листьями коки.

Динамит мне продали без вопросов, здесь это было легально. Нести в полиэтиленовом пакете несколько килограммов взрывчатки было непривычно, но не являться же к серьёзным людям без подарка?!

Мы надели резиновые штаны, куртки, сапоги, каски с фонариками и начали спуск по узкому полутёмному туннелю. Потолки были низкими, приходилось идти согнувшись. Под ногами хлюпала вода. Гиды шли первыми: включали и выключали фонари, сигнализировали, когда идти, а когда вжаться в стену. По дну туннеля была проложена узкоколейка, мимо нас с ужасным визгом проносились вагонетки. Движение было одностороннее – только вверх. Встречные пустые вагонетки валили на бок, чтобы пропустить полные, а затем снова ставили на рельсы.

Мы познакомились с Феликсом, работавшим в одном из ответвлений туннеля. Мрачный худой сорокалетний дядька, весь перекрученный, похожий на канат с узлами, ожесточённо жуя коку, орудовал долотом и молотком.

– Я работаю в чёртовой шахте с десяти лет. И всё это время мечтал разбогатеть, – мрачно выцедил Феликс, продолжая бить стену. – Работа каторжная, но некоторым везёт. Пятнадцать лет назад один из наших, Эмилио Алаве, нашёл серебряную жилу, последнюю. Сейчас он миллионер. У него свой отель, ресторан, транспортная компания и автомойка.

Феликс отложил молоток и отхлебнул из бутыли с самогоном.

– Чёртов Эмилио Алаве! Мне собственный отель никогда в жизни не купить! В месяц выходит тысяча боливиано, это чуть больше ста долларов. А ведь нужно что-то есть, покупать коку, чтобы силы были, выпить иногда, ну и с Дядей поделиться.

– Что за дядя?

– Эль-Тио. Хозяин шахты. – Феликс сделал ещё глоток, шумно выдохнул и взялся за молоток.

Изображение Дяди мы увидели позже. Оно встречалось в разных уголках шахты. Дядя – не предприниматель или сборщик налогов, а… натуральный дьявол с рогами и трезубцем. Шахтёры считают его не врагом, а защитником и другом, хозяином подземелья. Чтобы задобрить его, шахтёры дарят Эль-Тио монеты и сигареты, брызгают алкоголем, бросают листья коки.

Какой покровитель, такая и жизнь. Или наоборот? Жизнь сама решает, кто будет твоим богом. На всякий случай я тоже положил листья коки перед Дядей. Мало ли что может случиться, вдруг в яму провалюсь? Лучше задобрить повелителя ямы заранее.

Коку жуют все шахтёры. Без стимуляторов работать невозможно. Воздуха под землёй не хватает, едкая пыль лезет в глаза и ноздри. Ком листьев коки за щекой снижает усталость, облегчает голод и хотя бы отчасти защищает от болезней. Но сохранить здоровье, работая в шахте, невозможно.

Переходы между уровнями были такими узкими, что иногда нам приходилось пролезать на животе. Здесь рабочие тянули наверх породу в обычных кожаных мешках, как и сотни лет назад. Ползли по узким грязным туннелям, пытаясь выскрести из горы остатки сокровищ. Но зря… Все богатства уплыли в Европу. А боливийцам остались дырявые горы.

Солёные чудеса

Самые известные природные чудеса Боливии – на солончаке Уюни. Чтобы их увидеть, нужно отправиться в трёхдневную экспедицию. Я присоединился к одной из туристических групп. Из городка Уюни мы выехали на джипе: шесть туристов и шофёр.

Солончак Уюни – самая большая в мире соляная пустыня площадью в 10 тысяч квадратных километров. Это меньше Черногории, но больше Ливана. Ослепительно белый солончак – самая яркая точка Земли, если смотреть из космоса. Бескрайнее плоское пространство, мучительное для глаз. Появляться на озере без солнцезащитных очков – безрассудство. С декабря по март из-за дождей солончак покрывается плёнкой воды, превращаясь в зеркало, в котором отражаются облака. Кажется, что машина не едет по нему, а плывёт как катер. Выйдешь – и прощай, обувь и новые штаны. Вроде неглубоко, но соль въедается навсегда.

Запас хлорида натрия или попросту поваренной соли, которую здесь добывают, измеряется миллиардами тонн. Хватило бы, чтобы обеспечить мир солью на 200 лет. К счастью для экологии, добыча соли ведётся дедовскими методами и в небольшом объёме. Ровно настолько, чтобы развлечь туристов, фотографирующих смуглых работяг посреди искусственных аллей из белых горок. Соледобытчики сгребают кристаллический порошок с поверхности солончака лопатами и закидывают внутрь старых грузовиков. Пока взрослые заняты, детишки играют на кучах соли, как их европейские сверстники в песочницах. Лепят куличи.

Из соли здесь делают сувениры, а для туристов строят соляные отели. Из плотных светло-серых брикетов сложены стены, вырезана мебель и посуда. В одном из таких отелей мы заночевали. Я потёр прихваченный с собой помидор о стену. Попробовал на вкус – солёный.

Даже возле кровати соль хрустела под ногами, как песок на пляже. Воздух был сух. Говорят, дышать солью полезно для лёгких. Заболевания вроде бронхита сразу проходят. Но я был здоров и проверить не смог.

На следующий день мы остановились возле острова Инкауаси, что означает «дом инков». К нему причалил ещё десяток джипов с туристами. В древности инки переходили солончак пешком. Остров отмерял половину пути. Здесь можно было отдохнуть и выспаться. На острове растёт десять тысяч самых старых и высоких кактусов в мире. Одному из них – больше 1200 лет! В высоту гигант достигает двенадцати метров и каждый год прибавляет по сантиметру. Обычные деревья на солончаке не растут, поэтому местные жители приспособились делать столбы, жерди и мебель из кактусов. На острове их не рубят, это заповедник. Но иногда используют поваленные ветром.

На идеально белой «хоккейной площадке» солончака встречаются проруби с бурлящей водой. Это серные источники, называющиеся по-испански Ojos de Sal – «Глаза Соли». Считается, что купание в серном источнике исцеляет. Но в прорубях не купаются: для местных жителей они расположены слишком далеко, а туристам достаточно впечатлений от вида эффектно булькающей солёной воды. На окраинах солончака встречаются оборудованные бассейны, можно искупаться там. Мы продолжили путь, и строгий монохром солончака сменился буйством красок. Пейзажи стали похожи на картины Сальвадора Дали: дымящиеся вулканы, дышащие паром гейзеры, куски застывшей лавы, нагромождения камней в песках. Ветер и дождь создали из камней арт-инсталляции. У крупных валунов были свои названия: «верблюд», «каменное дерево» и т. п.

В расщелинах скал прятались вискачи – грызуны, похожие на кроликов, с длинными, завёрнутыми бубликом хвостами. Один упитанный экземпляр подошёл к нам поклянчить еду.

Местное чудо – Лагуна-Колорада, «Цветная лагуна». Фитопланктон окрасил её воду в алый цвет. Поедая его, красящий пигмент получают пасущиеся на озере фламинго. Большую часть времени изогнутыми клювами они шарят по воде в поисках пищи. Но иногда бегут по мелководью, раскинув крылья и высоко поднимая ноги, будто танцоры балета. Фламинго кажутся беззащитными, но выживают даже в сложных условиях. Они не боятся солёной воды, пронизывающего ветра и перепадов температуры. На высоте четыре тысячи метров днём жарко, а ночью мороз.

На вторую ночь пути нам пришлось помёрзнуть. На высоте 4500 метров температура опустилась до –15 и не спешила подниматься даже утром. Наша команда дружно простудилась, и многие предпочитали наблюдать красоту, не вылезая из джипа. А посмотреть было на что: долина гейзеров, горячие источники, вулканы, ярко-голубые и едко-зелёные озера…

Здесь паслись альпаки, мохнатые родственники лам. У аль-пак горделивая осанка, они будто чувствуют, что живут в одном из красивейших мест планеты, а люди здесь гости и вскоре уедут прочь, рассеются как паровые столбы гейзеров, вырастающие поутру на окраине пустыни.

И наконец, последняя остановка – граница. Передо мной находилась Чили – самая южная страна Южной Америки… Джипы развернулись и поехали обратно. А я пошёл пешком к пограничному переходу. Остаток листьев коки выбросил в пыль. В Чили с кокой нельзя – запрещено. Но там и высоты поменьше, обойдусь.

Чили

Самая узкая страна

На горизонте высились заснеженные Анды, дул ветер, одиноко поблёскивала заасфальтированная дорога – такая ровная, будто её никогда не касались колёса автомобилей. Последнее было недалеко от истины: за несколько часов ожидания мимо не проехала ни одна машина. В стороне от дороги белел скелет ламы, а на обочине торчал дорожный знак «Дикие кондоры». С севера на юг Чили мне предстояло преодолеть четыре тысячи. Ну где же попутки?

Дороги в Чили длинные, как сама страна – узкая полоска на карте, зажатая между океаном и горной цепью Анд. Есть ли в мире государство более вытянутое, чем Чили? Добравшись до мест, где встречался транспорт, первые три дня я просто ехал, глядя из кабин грузовиков на проплывающие мимо горы, пустыни и таблички с номерами административных областей. Страна разделена на части, как поезд на вагоны. У каждого региона свой номер. Первый вагон – на севере, последний, двенадцатый, – на юге. Плюс столичный регион вместо вагона-ресторана.

Три первых «вагона» я пролетел почти без остановок. Будто Антарктида, как гигантский космический объект, тянула меня к себе. Последняя страна, ещё чуть-чуть – и буду у цели.

Но в четвёртом регионе я решил отдохнуть, выбрав для этого город Ла-Серена. Чили иногда называют латиноамериканской Британией. В Ла-Серене я увидел строгую колониальную архитектуру, тенистые аллеи и площади, копии античных статуй, фигурные фонари, покой и благодать. Смущала одна деталь: стены домов, памятники и ограды – даже в центре – были покрыты граффити. Европейский по архитектуре город был похож на чёрные кварталы Северной Америки. Но власти не запрещали настенную живопись, и здесь никто не пытался меня грабить. Гангста-творчество было символом свободы, не более.

В сентябре в Чили праздновали День независимости. Над домами развевались национальные триколоры. Не повесить в праздник флаг нельзя – за это штраф. Флаги и флажки украшали лацканы пиджаков, шляпы, автомобили, двери магазинов и торты в кондитерских.

Чилийский флаг романтично называют La Estrella Solitaria, то есть «Одинокая звезда». На флаге изображён синий квадрат со звездой, который символизирует… э-э-э… ночное небо как символ прогресса. Уж не знаю почему. Рядом с квадратом белая полоса – это снежная шапка Кордильер, тянущихся через страну.

Половину флага занимает красная полоса и, как у большинства флагов, означает пролитую в борьбе кровь. Красного цвета так много, что, видимо, посчитали кровь загубленных индейцев, боливийцев и коммунистов, убитых во время диктатора Пиночета.

Но, кажется, кровавые разборки остались в прошлом. На меня Чили произвела впечатление безопасной страны. Если не обращать внимания на чёрные полицейские бронемашины с водомётами, изредка встречавшиеся в городах.