Текст книги "От Мексики до Антарктиды и обратно"

Заработать на дыре

Тяжёлая жизнь ожесточила сердца бразильцев. Мне показалось, что к окружающим они равнодушны. Редкий случай, чтобы пешеходу на перекрёстке уступили дорогу. Скорее машина собьёт вас на «зебре» или обольёт грязью из лужи.

Путешествовать по стране автостопом – мучение. Никто не останавливается, боятся грабителей. Водителям грузовиков официально запрещено брать попутчиков. Все фуры находятся под круглосуточным спутниковым контролем. Пассажирские двери заблокированы, либо на них установлен датчик, посылающий тревожный сигнал в офис компании, если дверь открывается. А на лобовых стеклах висит наклейка: «Автостоп запрещён».

Альтернатива автостопу – автобусы, но этот вид транспорта – не из дешёвых. Я посчитал: чтобы пересечь страну с юга на север, меняя самые бюджетные автобусы в крупных городах, нужно потратить больше 1000 долларов! А редакция выделяла мне на расходы 300 в месяц.

Единственный вариант, который я обнаружил, – караулить машины на заправках. Несколько раз меня пускали в грузовики, но пролезать приходилось через водительскую дверь.

Когда-то в Бразилии были хорошие железные дороги, но в результате интриг автомобильных и топливных компаний роль поездов свелась к транспортировке руды и минералов. Пассажиров и грузы начали возить автотранспортом.

Бразильцы любят повторять, что их страна по территории больше, чем Европа. Но свободной земли в стране нет – вся в частной собственности. На трассах я видел людей, в буквальном смысле выброшенных на обочину. Картонные халупы ютятся между асфальтовой дорогой и оградами гигантских фазенд. В самой большой стране южноамериканского континента людям не нашлось места. Бездомных и безземельных бедолаг так много, что уместнее сравнение не с Европой, а с Индией.

Пытаясь заработать хоть что-то, бродяги делают вид, будто ремонтируют дорогу. Бьют тяпкой по дырам в асфальте, расковыривая их ещё сильнее. А водители кидают им монетки из окон. Направить бы энергию этих бедняков на всамделишный ремонт дороги!

Пока я сидел в придорожном кафе, ожидая попутку, по телевизору передавали новости: правительственный скандал. На коррупции попался министр финансов. Президент что-то разъяснял собравшимся журналистам, делая пассы руками как колдуны с севера Бразилии. Похоже, он знал толк в чёрной магии.

Как я ограбил воров

Добрался до негритянского штата Баия, что означает «Бухта». Его столица называлась Салвадор-де-Баия. В центре города на берегу океана находится здание рынка. Когда-то здесь был порт, а в подвалах под рынком держали прикованных к стенам рабов. В непогоду подвал затапливало водой, и низкорослые рабы захлёбывались. Первыми жертвами, как правило, оказывались дети. Город будто живёт в разных эпохах. По слухам, здесь до сих пор практикуют культ кандомбле, пришедший из Африки и похожий на культ вуду. Женщины ходят в старомодных платьях и тюрбанах, как в старину. Мужчины практикуют капоэйру – танец-бой, изобретённый рабами с плантаций.

Под звуки беринба́у, музыкального инструмента, напоминающего охотничий лук с приделанной к нему тыквой, парни в белых штанах и рубахах наскакивают друг на друга. Непонятно, они ещё танцуют или уже дерутся. Так чёрные невольники, готовясь к побегу или восстанию, маскировали тренировки от белых хозяев.

На одном из пляжей Сальвадора произошёл досадный инцидент. Вместе с приятелем аргентинцем Хуаном я стоял на берегу. Или скорее – по колено в воде. Вещи лежали на песке в нескольких метрах поодаль.

По кромке берега шли в нашу сторону трое пареньков, лет по 17–19. На всякий случай я придвинулся к вещам, не упуская подозрительную компанию из вида. Пацаны шли мимо как ни в чём не бывало. И вдруг последний из них схватил несколько лежащих на пляже сумок, и вся компания бросилась наутёк. Моя сумка с фотоаппаратом и журналистским удостоверением оказалась в числе похищенных.

– Полиция, полиция! – тонким голосом завопил обворованный бразильский купальщик. Напрасно. Полиции нигде не было. Аргентинец побледнел. В его сумке лежали все деньги и документы, без них возвращение домой было невозможно.

Мы бросились вдогонку. Бежать по горячему пляжу оказалось тяжело. Я почувствовал, что начинаю задыхаться. Первым на песок свалился бразилец, потом сдался Хуан. Я продолжал преследование: хрипел и ругался так, что, если бы листья бразильских пальм понимали русский язык, они бы завяли и осыпались. Пацаны взбежали на холм и нырнули в просвет между кустами. Последний из них отстал, бежать с сумками было тяжело. Он ткнулся в один куст, в другой. Сзади приближался рычащий иностранец, загадочно и страшно грозивший porvat padlu.

Вор юркнул между ветвями и побежал вверх по холму. Я не отставал, хотя мне это стоило чудовищных усилий. Забираясь вверх, упирался руками в землю и бежал почти на четвереньках. Но и пареньку было тяжело: он начал кидать в меня сумками. Шлёп! Я увернулся: не моя. Шлёп! Снова не моя.

На вершине холма я догнал любителя чужих фотоаппаратов. Тот кинул в меня последнюю сумку и отскочил. У меня не осталось сил, чтобы ловить вора, но я всё равно считал себя победителем. Назад спускался нагруженный добычей. Внизу меня ждали бразилец и аргентинец, встречали меня как героя и аплодировали.

Я гордо сбросил сумки на песок, мы пересчитали их и… что такое?! Сумок оказалось четыре. Две принадлежали моим знакомым, одна моя, а кто владелец четвёртой? Покрутили головами, но ещё одного пострадавшего на пляже не нашли. Неужели это была сумка бразильского жулика? Открыли её и обнаружили футболку, шорты и солнцезащитные очки. Вещи были хорошими и новыми. Пусть будут трофеем. Я отдал сумку с вещами парням в качестве компенсации за моральный ущерб, а себе на память оставил солнцезащитные очки.

Вакежада

В Кампина-Гранде я попал на соревнования по вакежаде. Это любимое развлечение фермеров. Двое ковбоев-вакейрос скачут по песчаному полю длиной в сотню метров. Их задача – догнать двухлетнего быка и зажать его между крупами лошадей, чтобы не вырвался. Потом один из участников хватает быка за хвост, наматывает его на руку и на отмеченном участке поля резко дёргает и валит животное на спину.

Бык хрипит, мотает рогами, земля фонтанами взлетает из-под его копыт. В любой момент он может вырваться из тисков и начать метаться по полю, а то ещё атакует! Даже подпиленными рогами он может проткнуть брюхо лошади.

Редкие соревнования обходятся без травм, но в этом суть игры. Иной бык весит до тонны и более, а скорость развивает до 60 км/час. Попробуйте удержать за выхлопную трубу движущиеся «жигули»!

– Как бык упадёт, столько очков начислят, – объяснил мне служитель в широкополой шляпе. – Нужно, чтобы оторвал от земли четыре копыта, иначе не засчитают. Видел, как сейчас бык упал на колени? Слабый бросок. Очков мало. Вот если бы перевернулся через себя – тогда хорошо. Ещё лучше, когда кувыркнётся три раза. Это победа.

Удачливым ковбоям – почёт и уважение. И призы за первые места: новые сапоги, лошадь, а то и дом. А быку – травмы. Если животное сломает ногу, его убьют и съедят. Кровавый спорт: то всадник покалечится, то лошадь, то бык вырвется, проломит заграждения и бросится на публику.

Фермерские дети участвуют в соревнованиях с десяти лет. Бычки им достаются молодые, ещё телята. Впереди у юных вакейрос слава героев и новые сапоги. Или костыли, как повезёт.

Ещё вакежада – отличное время для личных разборок. Шум, толчея, никто не обратит на тебя внимания. Я смотрел видео, записанное с камеры наблюдения: бразильский парень во время забега подошёл с пистолетом к одному из зрителей и нажал курок. Киллер стоял позади жертвы, пистолет почти касался головы болельщика, но… механизм заклинило. Выстрела не было. Никто ничего не заметил. Незадачливый убийца безнадёжно пощёлкал курком, потом развернулся и ушёл прочь. Нужно было брать револьвер. Надёжнее.

Что не так с художниками Олинды

Существует недостоверная легенда, что когда португальцы впервые появились в здешних краях, то воскликнули: «O linda!» – «Красиво!» Так появилась Олинда – город богемный и артистический.

Все дома здесь украшены рисунками. Девиз города: Arte em toda parte! – «Искусство везде!».

Фасад одного дома – лицо, а его окна – глядящие на прохожих глаза. На стене другого дома – изображения мифических птиц и зверей. Возле угла одного из городских особнячков повадились гадить бродячие собаки. Хозяин, устав с этим бороться, нашёл выход в местном стиле – нарисовал на стене собаку и подписал: «Туалет для собак. Добро пожаловать!»

Местных жителей не обвинишь в отсутствии остроумия. У португальских церквей обычно две колокольни, а в Олинде у большинства храмов – всего одна, а вторая недостроенная. Все церкви платили налоги португальской короне, но пока здание строилось, оно налогами не облагалось. Поэтому долгострой в Олинде растянулся на века. С одной колокольней тоже можно жить.

В бенедиктинском монастыре Монте-Черчиль монахи делают восхитительные сыры и ароматные ликёры на основе молока, кофе и тропического фрукта женипа́пу. В Олинде вкусно готовят. Местная гордость – акара́же, пирожок из фасоли с креветками, помидорами и луком. А ещё тапиоку, лепёшка из сыра, кокосовой стружки и порошка маниоки.

Напротив кафедрального собора сидят продавцы пирожков и лепёшек. Над одним из лотков табличка «Тетушка Джулия», известный бренд. И сидит сама тётушка. Даже из других городов клиенты приезжают к ней за пирожками.

В Олинде тоже проводят свой карнавал. Здесь исполняют танец маракат́ у. Под бой барабанов и пронзительный звук свистка на главной площади отплясывают тряпичные куклы-великаны. С каждым годом Олинда становится всё популярней. Но горожане жалуются:

– Иностранцы скупили все дома в историческом центре. А приезжают только на время карнавала! Почему мы, коренные жители, должны жить на окраинах?!

В городе любят повеселиться, но и поныть тоже. Творческие люди.

Я познакомился с художником по имени Игнасио. Хотел расспросить его про искусство, а нарвался на исповедь. Игнасио рассказал, что был влюблён в симпатичную и нежную девушку, но потом в город приехал пожилой итальянец, владелец картинной галереи. Галерист восхитился картинами Игнасио и предложил выставить их в Италии. Заворожённый этой возможностью Игнасио… начал встречаться с итальянцем. Их связь продолжалась, пока тот не улетел к себе в Европу. Теперь художник сам не знал – то ли он навсегда стал геем, то ли ещё можно вернуть прежнюю жизнь. Писем от итальянца не было, разбитые отношения с подругой не клеились, картины в галерею пристроить не удалось.

– Что со мной не так? – страдал Игнасио.

Во время карнавала многие расположены к общению. В кафе я познакомился с Марсией. Интересная обеспеченная дама, художественный критик. Сорок лет, а выглядит – как с обложки журнала. Длинные волосы, очки в тонкой оправе, большие печальные глаза. Марсия пригласила меня в гости. Её дом стоит не меньше миллиона долларов, футуристический, с огромными окнами. Женщине было грустно, хотелось выпить и поговорить. Она влюбилась в парня из модельного агентства. Я видел этого парня, показала мне его на улице: высокий, чернобровый, носатый. Несколько вечеров они встречались, целовались и прочее. После чего красавчик Пауло объявил Марсии, что предпочитает… мужчин.

– Почему?! Что со мной не так? – плакала Марсия.

Я успокаивал её и говорил, что всё наладится. А потом попрощался и пошёл к себе в гостиницу. И лишь потом догадался, что мог и не уходить от неё. Не должен был уходить.

Мужчины Моники

Я редко рассказываю о том, что произошло в Реси́фи, потому что у мужчин вытягиваются лица. И, что обидно, у женщин тоже. Они безнадёжно вздыхают и говорят: ну, дурак! И я соглашаюсь, потому что так и есть.

Там я познакомился через интернет со студенткой юридического факультета, симпатичной мулаткой Моникой. Просто искал место, где можно бросить спальный мешок и переночевать. Она пригласила к себе в гости в двухкомнатную квартиру в престижной части города и с первых минут взяла меня в оборот.

– Застегни мне платье на спине, – попросила Моника. Я смущённо дергал молнию на её коротком платье. – Не волнуйся, я с тобой не флиртую, – шепнула она через голое плечо.

Девушка была привлекательна: пухлые губы, чуть раскосые глаза, ямочки на щеках. Она отправила меня гулять по городу, а сама пошла в институт.

Вечером я купил мешок продуктов, надеясь приготовить вкусный ужин, чтобы порадовать Монику. Она вернулась и казалась ещё красивее, чем днём. Посмотрела на меня и тихо сказала: – Знаешь, я одинока. Мне нужен мужчина…

Моё дыхание замерло, а сердце заколотилось так сильно, что я испугался, вдруг этот гулкий стук станет слышно.

– Поэтому… – продолжила она. – Я пригласила к себе на ночь парня. Ты не возражаешь?

Сердце остановилось и рухнуло в пропасть. Я покраснел и промычал что-то невнятное.

Возражаю? Да я знал её всего один день.

Вскоре на пороге появился мускулистый бразилец в спортивных трусах. Я воздержался от знакомства с ним, тем более что ни английского, ни испанского тот не знал.

Бразилец, не теряя времени, увлёк Монику в её спальню. Я надел наушники и не слушал, что там происходило.

Утром Моника ушла, оставив нас со спортсменом в квартире. Я сел обрабатывать заметки, а герой-любовник долго отсыпался, потом слопал половину купленных мной продуктов и ушёл.

Вечером девушка пришла расстроенная:

– Ну, зачем, зачем я его пригласила?! Ведь он меня не любит! И я его тоже! Дура! Не утерпела! Но ведь мне был нужен мужчина…

Я не знал, что сказать. Было её жалко, и себя почему-то тоже. И даже того бразильца, которого, оказывается, не любят.

Слово «любовь» чаще встретишь в бразильских песнях и фильмах, а в быту обходятся словом «быть». «Быть с девушкой» – этого достаточно, чтобы парень мог похвастаться перед друзьями, даже если это «быть» длилось несколько минут. Бразильянки злятся, но как удержать парней от чрезмерной активности, не знают. Мстят обидчикам как могут, ещё больше усиливая путаницу. Если бы после каждого «быть» рождались дети, всё население Бразилии состояло бы из родственников.

Утешать Монику пришла её подруга Клаудия, студентка факультета психоанализа, стройная светлокожая девушка. И тоже невероятно красивая. Неужели и ей нужен мужчина? Такие девушки не бывают одиноки. В подтверждение моих слов Моника сказала:

– Мы едем в бар с другом Клаудии. У него машина. Ты с нами?

Я немного расстроился, что есть какой-то «друг с машиной». Но увидев машину, облегчённо выдохнул – это был ржавый «фольксваген-жук», из которого вылез тощий бородач. Зачем красавице такой кавалер? Наверное, девушка брезговала одноразовыми мачо. Неказистый, зато свой.

Мы поехали в бар. Строго говоря, по вечерам баром становился весь исторический центр Ресифи. Из домов на проезжую часть выставляли столики и стулья, разносили пиво и закуски. Бар длиной в несколько кварталов. Если ты родился в Ресифи, невозможно прийти сюда и не встретить кого-нибудь из друзей.

Нас собралась целая компания. Выпили за юристов, выпили за психоаналитиков. У Моники тоже был воздыхатель – негр в очках, и тоже худой как палка. Он преданно заглядывал ей в глаза, а она мало обращала внимания на парня.

Вскоре он вообще куда-то пропал.

Когда мы вернулись домой, бородатый с Клаудией уединились в комнате. А мы с Моникой сидели у неё.

– Тс-с-с, слышишь?.. – зашептала Моника. – Целуются!.. Он ждал этого момента три года!

Три года для Бразилии в таких делах – целая вечность. Смущённый бородач быстро покинул дом, а Клаудия осталась ночевать у нас. Пока она заваривала чай на кухне, Моника тихо сказала:

– Клаудия его не любит, просто она одинока, как и я. Она тебе нравится? Ты хотел бы быть с ней?

У меня горели уши. Ох уж это бразильское «быть»! Такое дразнящее и многообещающее!

– Я всё слышу! – появилась Клаудия с чайником и чашками.

– Давайте пить чай, – схватил я чайник, надеясь, что повисшая в воздухе двусмысленность как-то сама рассосётся.

– Как ты себя чувствуешь? – лукаво смотрели на меня студентки.

– Как мальчик в комнате, полной конфет, – покраснел я и уставился на вазочку со сладостями.

– Может, мальчику стоит быть смелее и взять то, что хочется? – не отставали бразильянки. Я взмок от волнения.

Передо мной сидели две подвыпившие красивые девчонки, светленькая и тёмненькая. Обе, не стесняясь, давали понять, как хотят продолжить вечер. О такой возможности любой парень может только мечтать.

Но в моей голове ухмылялся вчерашний мачо: давай, чувак, ты следующий! Не дрейфь! Проверено, мин нет!

Передо мной стояли тени хлипкого бородача и негра в очках: не смей, нельзя воровать чужое!

В дверях возник сердитый призрак американки Сары, с которой мы расстались полгода назад: как быстро ты меня забыл!

В этой спальне было слишком много действующих лиц и слишком много свидетелей. Так не пойдёт, решил я. Не могу, даже если буду потом жалеть.

– Ох, девчонки! Гляжу на вас, таких красивых, а думаю только про мою Сару из Америки. Бросила меня, разбила сердце. Смогу ли полюбить теперь? Не знаю! – отшутился я, схватил из вазочки горсть конфет и сбежал в свою комнату.

На следующий день Клаудия исчезла, больше я её не видел. Я слушал диск с русской музыкой, когда Моника подошла поближе и спросила:

– О чём говорится в этой песне?

Песня была об одиночестве. «Что, берёзонька моя, тяжко на ветру? Хочешь я тебе, родная, слёзоньки утру? И с людьми бывает это, всё случается…» – жалостливо пела певица.

Я перевёл ей слова, Моника заплакала.

– Полежи со мной рядом, пожалуйста, – попросила она.

Мне было невыносимо жаль её. Если бы я мог, то забрал бы девушку с собой в Россию. А что? Славная мулатка оживила бы мрачноватый российский пейзаж.

Моника постелила мне на полу. Это ничего не значит, думал я, когда ко мне приезжают гости, они тоже ночуют в моей комнате, и обычно это не приводит к сексу.

Мы лежали в темноте близко друг от друга. Она жаловалась на одиночество, перечисляла любовные неудачи, рассказывала о бывших парнях. Я терпеливо слушал и сочувственно вздыхал. А сам думал лишь о том, обнять её или нет? Тогда мне казалось, что даже обнять девушку – это очень серьёзно. Вот обниму её или проведу с ней ночь, а потом уеду – нечестно. Это как показать спасательный круг утопающему, а потом ударить по голове веслом. Я думал про её подругу Клаудию, студентку факультета психоанализа. Что бы она сказала? Что вообще на эту тему написано в умных книгах бородатыми теоретиками, разбиравшимися в экзотических снах и чужих мамах? А что бы сделал я, если бы Клаудия лежала здесь вместо Моники? Или если бы прошлой ночью не рефлексировал, а был решительнее и лёг с обеими?

Выговорившись, Моника отвернулась к стенке и затихла. Я подумал: ну вот, сейчас обниму. Но услышал, как она сопит – заснула.

Я решил уехать из города как можно скорее. За завтраком объявил Монике об этом. Она расстроилась.

Белемские страсти

Кажется, я разгадал секрет бразильских мыльных опер. Раньше не понимал, откуда сценаристы берут эти неправдоподобные сюжетные ходы? Оказалось – из жизни. Стоит задержаться в любом населённом пункте Бразилии дольше двух-трёх дней, как сам становишься персонажем сериала с любовью, ревностью, интригами, изменами.

Возможно, дело в бразильских девушках? Они не ждут милостей от природы. Сами куют счастье, пока не скрылось со своим рюкзачком в лучах закатного солнца.

В городе Белем я застрял, безуспешно пытаясь получить визу Суринама. На время ожидания устроился в гостях у веб-дизайнера Рауля. Он был добрым парнем, ещё молодым, но сутулым, лысоватым и неуверенным в себе. Рауль жил в бедной фавеле на окраине Белема. В отличие от Рио здесь не стреляли по вечерам и гулять по округе можно было спокойно.

В двухэтажном доме, помимо Рауля, жили его родители, младший брат Рамон и сестра Эммануэла. Отношения между родственниками были непростые, если не сказать враждебные. Каждый воевал за себя и сразу против всех. Но ко мне отнеслись хорошо. Даже суровый папа – глава семьи, от которого меня поначалу прятали, разрешил мне оставаться сколько необходимо.

Комнат в доме не хватало. У Рауля не было собственной спальни, и он ночевал у сестры. А меня поселили в комнате Рамона. До моего появления братья не разговаривали друг с другом. Неожиданно, я оказался стержнем, соединяющим семью. За моё внимание началась борьба – у всех появились на меня планы: иностранец из далёкой загадочной России, ещё и журналист. Такой персонаж в провинциальном городе казался почти звездой.

Рауль любил юную преподавательницу английского языка по имени Синтия. Когда я впервые увидел её, то понял, отчего он так страдает. Это была симпатичная улыбчивая блондинка. Ей не было равных в фавеле – умна, образована, прекрасно говорит по-английски, бывала за границей.

Рауль тоже был не глуп и подходил ей… в качестве друга. Мог ли он рассчитывать на большее? Слабохарактерный и несчастный.

Приступы депрессии он лечил в ближайшем к дому интернет-кафе, где ему давали скидку на компьютерные игры.

Чтобы держать Рауля на дистанции, Синтия выдумала себе богатого бойфренда, которого у неё не было. Любой кандидат из окрестных трущоб недотягивал до её уровня. Выход один – эмиграция, к чему девушка и готовила себя. С моей помощью Рауль надеялся возбудить интерес Синтии – мол, вот среди каких людей вращаюсь, со мной не пропадёшь.

Сестра Рауля Эммануэла тоже мной заинтересовалась. Высокая, длинноногая, с роскошными чёрными волосами. Дело портил депрессивный вид – её бросил парень. На меня Эммануэла смотрела как на лекарство, которое поможет ей снова поверить в свою неотразимость.

Рамон кардинально отличался от тоскливых братца и сестры. Он был юным энергичным спортсменом с лицом, годящимся для рекламы дорогих бритв. Его утро начиналось с прыжков, отжиманий и переписки в соцсетях. В списке начинающего обольстителя, по его словам, числилось больше сотни девушек. Всех он добавил «в друзья» в популярной в Бразилии социальной сети Orkut, чтобы можно было переписываться с их подругами. Я был полезен молодому казанове для привлечения новых красоток.

В первый же день Рамон вытащил меня на дискотеку. Мне было любопытно посмотреть на сельский клуб в Бразилии. За нами увязалась Эммануэла, опасавшаяся за мой моральный облик. В качестве аргумента она надела самую короткую юбку в своём гардеробе. Но в планы Рамона контроль со стороны сестры не входил. Пришлось удирать от Эммануэлы дворами.

За вход в клуб мы не платили. Наши имена оказались в списке приглашённых гостей, так как у Рамона был знакомый диджей. Амбал-охранник провёл волосатыми клешнями по нашей одежде. Оружие проносить запрещалось, наркотики тоже – приобретать их разрешалось только в самом клубе.

Вечеринка проходила на огороженной забором ферме. Не хватало коней, поросят и куриц. Видно, на танцевальный уикэнд их вывозили куда-то. Зато был организован бар, бассейн и две площадки с разной музыкой. В гамаках между деревьями качались уставшие гости, в кустах шевелились активные.

В кузове пошарпанного микроавтобуса мы нашли диджея Эстебана, нашего друга. Помятый опухший парень вывалился на траву, булькая, как грелка со спиртом. Он пил всю ночь и утро, а сейчас начинался рабочий вечер – пора вставать. Эстебан купил в баре две банки холодного пива и приложил к вискам. Опасная работа.

Рамон жизнерадостно вертел головой по сторонам, изучая девушек. И всё спрашивал меня:

– Какая нравится? Выбирай любую, я познакомлю!

Ему самому понравилась маленькая белокурая девица. К такой красавице даже он стеснялся подойти. Блондинка в Бразилии – существо высшего порядка, богиня. Хотя на меня девушка не произвела впечатления. Зато я заметил стройную привлекательную негритянку. Рамон и Эстебан удивлённо переглянулись: странные, вы, европейцы, что же хорошего в негритянке?!

Но делать нечего, как и обещал, Рамон побежал знакомиться с девушкой. Через несколько минут привел её к нам. Афро-бразильянка вблизи оказалась ещё интереснее – обалденная фигура, томно прикрытые глаза. Даже спокойный к женскому полу Эстебан одобрительно зачмокал губами.

Девушка едва говорила по-английски и, видимо, этого смущалась. Мы немного поболтали, точнее, я пытался говорить о всякой ерунде, но разговор не клеился. Она попрощалась и ушла к своим друзьям на другом конце поляны. Рамон пошёл её провожать, потом прибежал взмыленный:

– Ну что? Она тебе не понравилась?

– Красотка, но говорит только на португальском.

– Так с ней не говорить надо, эх ты! Пойду догоню её, вроде я ей понравился, такая конфетка. Ты же не против?

И убежал. Эстебан расхохотался:

– Эх, Рамон, молодой ещё. Он для себя только открыл женщин. Ему всё интересно. Я вот раньше тоже увлекался… Настоящий мачо – тот, кто находит время, чтобы изменять постоянным подругам. Да… Сколько у меня их было! Тысячи! Вон видишь в шортах пошла? Была моя. А та, длинная? Тоже. А вон, с задом как прицеп? И эта.

По всему выходило, Эстебан переспал с доброй половиной пришедших на дискотеку девиц.

– Теперь всё. Ни-ни. Вон моя беременная жена в гамаке – за мной следит. Я теперь примерный семьянин. Да-а… Поторопился, наверное… – выдохнул Эстебан и устремился вглубь танцующих, стараясь скрыться подальше от ока беременной жены.

Народ веселился. Кто-то свалился в одежде в бассейн, кто-то выяснял отношения, кому-то было дурно. Танцевать не хотелось – я ещё переживал из-за негритянки и трудностей перевода. Мне дискотека быстро наскучила, но уйти без Рамона я не мог. Наконец он появился – растрёпанный и счастливый.

Мы покинули клуб и пошли домой. Рамон чувствовал себя виноватым, как будто увёл у друга девушку, поэтому продолжал водить глазами по сторонам, всё ещё надеясь познакомить меня с кем-нибудь. О девушках Рамон мог говорить бесконечно:

– Не понимаю, зачем в Европе девушки бреют ноги? Это неудобно и вредно. Наши их обесцвечивают – это гораздо естественней и красивей.

– Слушай, Рамон, а почему у многих следы от купальника на загорелой коже видны? Как-то неэстетично, – спросил я.

– Ты что?! Это очень сексуально. Следы от купальника вызывают у мужчин мысль, что его можно снять. Понимаешь?

Когда мы пришли домой, меня поджидала разгневанная Эммануэла. Она устроила бурную сцену, будто я – её подгулявший супруг, вернувшийся домой со следами помады. Английского она не знала, ругалась по-португальски. Я что-то ей говорил, она орала всё громче и начала плакать. У меня перед глазами замелькали все рыдающие бразильянки за эти дни, и я решил, что теперь точно не ударю в грязь лицом. Буду утешать! Обнял Эммануэлу за талию, она яростно принялась колотить по моей груди кулачками, а уже через секунду повисла у меня на шее. Я не ожидал такой резкой перемены настроений и рухнул вместе с девицей на пол.

А дальше всё было как в бразильских сериалах. Мы только поцеловаться успели, когда на пороге комнаты появился Рамон. Он был ошарашен увиденным и сбежал, хлопнув дверью. Я вскочил и пошёл его искать, полагая, что брат побежал жаловаться родным и сейчас все будут мстить мне за честь сестры и дочери.

Оказалось, Рамон обиделся, что из всех красоток, которых он мне показывал на сельских танцах, я выбрал его сестру. Которую вдобавок он терпеть не мог.

В знак примирения Рамон вручил мне предмет, похожий на плетённый из лыка презерватив с кольцом.

– Знаешь, что это? Пега-моса. Ловушка для пальца. Вот смотри, надеваю тебе на палец, затягиваю и всё – ты попался, не вырвешься. Так индейцы яномами наказывают жён. Затягивают петлю и могут бить жену, таскать по дому… Дарю. Может, пригодится.

На следующий день планировалась вечеринка на крыше дома. Принесли несколько бутылок водки и корзину лимонов для приготовления кайпирошки. В Бразилии существует популярный коктейль, называющийся «кайпиринья». Его делают из кашасы (бразильского рома), льда и лайма. Но если заменить ром на водку, то получается кайпирошка.

Старший брат Рауль возлагал на этот вечер большие надежды. Он надеялся, что приятная атмосфера и интернациональная компания в моём лице растопят холодное сердце его возлюбленной Синтии.

Пришёл Рамон. Появились друзья Рауля и красавица Синтия с сестрой. А Эммануэлу решили не приглашать. Когда же её черноволосая сердитая головка появилась в проёме двери, братья на неё зашикали. Обиженная девушка исчезла. Мне показалось несправедливым, что с ней так поступают. Отправился звать девушку обратно, но она надулась, а утешать её у меня настроения не было.

Я вернулся на крышу. Мы пообщались, выпили. Я побренчал на гитаре, исполнив пару бразильских песенок и блатной хит про паровоз. Мне аплодировали, как заезжей рок-звезде. Почти светский раут. Вместо хрусталя и смокингов – пластиковые стаканчики и звёздное небо.

Тост за тостом – мы разговорились с Синтией. Какая девушка! Остроумна, красива, во многом разбирается. Дистанция между нами размером в Атлантику быстро сократилась до стаканчика кайпирошки, из которого мы пили вместе. Рука Синтии ласкала мои волосы, пока я наполнял опустевший стаканчик. Кажется, я был влюблён. Скосил глаза на Рауля. На него было жалко смотреть, он прижался к противоположной стене, одинокий и несчастный.

Плохо отбивать девушку у человека, давшего мне кров. На крыше появилась Эммануэла, на фоне Синтии она казалась простоватой и не такой красивой. Девушки обменялись испепеляющими взглядами, Эммануэла плюхнулась на диван рядом со мной и демонстративно взяла меня за руку.

К нам присоединился подвыпивший Рауль, он пытался обнимать Синтию и отвешивал ей топорные комплименты. Пытался говорить о любви, но делал это коряво, только всё портил. А я благородно решил не флиртовать с Синтией дальше. Как оказалось, совершенно зря – всё равно у Рауля ничего не вышло. Тем более что она была девушкой смелой. Уходя, обвила мою шею руками и поцеловала в губы, прошептав на ухо:

– Приходи!

Гости разошлись, мы с Эммануэлой остались на крыше одни среди пустых бутылок и пластиковых стаканчиков.

– Пойдёшь к ней? – спросила она меня, надув губы.

– Это девушка твоего брата, – ответил я, ожидая упрёков и обвинений. Но Эммануэла молча ушла. Было паршиво.

На следующий день меня допрашивал уже Рауль:

– Пойдёшь к Синтии?

– Ты же за это меня убьёшь? – отшутился я.

– Нет, ты что… – лицо Рауля напряглось. Он любил эту девушку, и я хорошо понимал его. Я жил у него дома, обедал с его семьей, дружил с его братом, зачем-то целовался с его сестрой. Конечно же, я не пошёл к Синтии. И чувствовал себя дураком.