Текст книги "От Мексики до Антарктиды и обратно"

Боливия

Люди-зебры на страже порядка

Революционер Симон Боливар мечтал собрать латиноамериканские страны в единое государство. Но названная в его честь Боливия больше других пострадала от стычек с соседями. Потеряла пустыню Атакама с медными рудниками, лишилась выхода к побережью в Тихоокеанской войне (1879–1883), утратила провинцию Гран-Чако в кровопролитной Чакской войне (1932–1935), затеянной ради нефти, которую в те годы так и не нашли. Чили, Перу и Парагвай обкусали высокогорную республику со всех сторон. И всё же боливийцы сохранили веру в себя и утверждают, что их страна – самая-самая.

Например, «самая индейская». Две трети боливийцев – индейцы кечуа и аймара, сохранившие традиционный уклад жизни.

У Боливии много высотных рекордов. Треть территории страны находится на высоте более 3000 метров. Боливийское озеро Титикака – самое большое высокогорное озеро в мире (3812 метров над уровнем моря). А на склонах вулкана Сахама на высоте 5000 метров растёт самый высокогорный лес на планете.

Ещё боливийцы гордятся аэропортом Эль-Альто, его название так и переводится – «Высота». И немаленькая – 4000 метров. Если вы прилетели с равнины, то можете с непривычки почувствовать признаки горной болезни. Наконец, одна из боливийских столиц (их в стране две) Ла-Пас – самая высокогорная в мире: более 3600 метров над уровнем моря.

На подъёмах и спусках улиц Ла-Паса у меня закружилась голова, сильно забилось сердце. Зная, что это помогает, в одной из лавок я купил у пожилой индианки пакетик с листьями коки. Листья продавались в огромных мешках, видно было, что кока не менее популярна, чем у нас хлеб. От коки рот онемел, будто от заморозки, и наполнился слюной. Зато усталость и головокружение прошли. Сами боливийцы жевали коку без остановки.

На улицах толкались автомобили и автобусы. Крикливые кондукторы зазывали пассажиров. Один из них схватил меня за рукав и попытался затянуть в автобус:

– Санта-Барбара! Поехали! Санта-Барбара!

– Мне туда не нужно, – вырывался я. И здесь какая-то Санта-Барбара. В детстве я смотрел этот сериал. Помню, с героями-миллионерами там всё время случались несчастья. Интересно, с таким-то везением, долго бы продержались богатенькие персонажи сериала в бедняцком районе Санта-Барбара в Ла-Пасе?

Прохожие шли по дороге, мешая автомобилям. Тротуары были слишком узкими, или отсутствовали, или их занимали торговцы с тюками и коробками, выставляя товар на проезжую часть. Водители не соблюдали правила, игнорировали пешеходные переходы. Все гудели и кричали друг на друга.

Чтобы обуздать уличный хаос, столичные власти решили взяться за воспитание водителей. Каждое утро на центральные перекрёстки отправляли молодых волонтёров, наряженных зебрами. Они должны были следить, чтобы машины останавливались на светофорах и не наезжали на пешеходный переход – «зебру». Если водитель тормозил на разметке, «люди-зебры» устраивали драматическое представление: падали на капот или на дорогу.

– Ох! На помощь! Нас раздавили!

Если же водители дисциплинированно вставали перед стоп-линией, «зебры» танцевали для них польку.

В городском маскараде участвовала армия чистильщиков обуви. В Ла-Пасе мои ботинки постоянно вызывали интерес. От этого внимания становилось не по себе. Чистильщики выглядели грозно: в пятнистой от грязи рабочей одежде и в чёрных масках с прорезями для глаз, защищающих лицо от пыли и гуталина. Вооружённые сапожными щётками, разбойники с большой дороги.

– Стой, сеньор! Будем чистить обувь!

Чистильщикам я не давался. Дорожную грязь предпочитал смывать самостоятельно.

Вслед за солнцем

Неподалёку от Ла-Паса, на юго-восточном берегу озера Титикака, лежат руины Тиауана́ко. Этот город возник в конце I тысячелетия до н. э. Здесь развилась одна из самых выдающихся древних цивилизаций. Жители Тиауанако разбирались в астрономии, медицине, архитектуре, гидравлике, навигации, математике и геометрии. Городские строения складывали из массивных блоков, ориентируя их по звёздам. Площади украшали каменными фигурами и барельефами.

Посмотришь на эти руины сейчас – ничего особенного. Если, конечно, не знать истории города. Тиуанакцы поклонялись солнцу. Норвежский учёный и путешественник Тур Хейердал считал, что прибывший из-за моря мифический полинезийский герой Кон-Тики был выходцем из Тиауанако. Возможно, он был полководцем или претендентом на престол, проигравшим войну и решившим с остатками армии отправиться вслед за солнцем, на запад через Тихий океан на флотилии плотов из бальсового дерева. По другой версии, флот мог попасть в шторм, его отнесло далеко от берега и потащило на запад сильным течением – вернуться домой мореходы не могли и рано или поздно должны были достичь Полинезии.

Эта мысль пришла норвежцу в голову после того, как он побывал на острове Пасхи и обнаружил строения, похожие на постройки инков и доколумбовых цивилизаций Боливии и Перу. В Полинезии так не строили. Откуда же они взялись? Не иначе, это сделали гости из-за океана. Тем более что подходящие течения от западного побережья Южной Америки в сторону полинезийских островов. Строить большие корабли ни инки, ни тиуанакцы не умели. А вот плоты строили.

Это была первая теория норвежца и его первое грандиозное плавание. В 1947 году Тур Хейердал с товарищами соорудил бальсовый плот «Кон-Тики» и отплыл из Перу в сторону Полинезии. Плот он строил по чертежам и рисункам испанских монахов, успевших зарисовать инкские плоты. Но Хейердал предполагал, что подобные плоты были известны и ранее – ещё во время расцвета Тиауанако. Через сто дней рискованного путешествия длиной в восемь тысяч километров исследователь достиг островов Французской Полинезии. И доказал, что контакты между островитянами и жителями американского континента были возможны.

Руины Тиауанако напомнили мне постройки культуры Чавин на севере Перу. Стены также украшали «гвоздь-головы» и плиты с изображениями богов и жрецов. Власть в городе принадлежала жрецам, время от времени они приносили в жертву лам, чтобы боги послали хороший урожай. А покойников тиауанакцы зашивали в мешок, оставляя окошечко для лица. Теперь в музее Тиауанако эти мумии ухмыляются из мешков, напоминая самоуверенным туристам, что даже самые высокоразвитые цивилизации рано или поздно становятся музейной историей.

Соломенный корабль

На берегах озера Титикака живут индейцы-аймара, с древности владеющие искусством кораблестроения. Они плетут лодки из тростника. Ни материал, ни технологии за последние несколько веков не изменились. Аймара всё так же плетут лодки и рыбачат на них.

Пока норвежец Хейердал строил свой деревянный плот, он познакомился с индейскими мастерами-лодочниками. И вспомнил о них, когда придумал ещё одну грандиозную теорию.

Американский континент заселялся с севера на юг, рассуждал учёный. Азиатские племена двигались со стороны Сибири через замерзший Берингов пролив на Аляску и оттуда спускались вниз. Отчего же на севере Америки люди, похожие на коряков и чукчей, жили в вигвамах, а в центральной части и на юге континента возникли высокоразвитые цивилизации, процветали науки, были выстроены пирамиды и обсерватории? Как это возможно!

Хейердал предположил, что эти знания индейцам принесли выходцы из Северной Африки. Но хотя древние египтяне умели строить пирамиды и наблюдать за звёздами, они не создали каравелл! У них были только папирусные лодки. Значит, сделал вывод норвежец, они пересекли Атлантический океан на такой лодке.

Чтобы доказать свою теорию, Тур Хейердал в 1969 году построил камышовую лодку, называвшуюся «Ра», в честь египетского бога солнца. Лодку собрали по египетским чертежам мастера из Чада, последнего в Африке места, где использовались древние технологии. Но чадские корабелы что-то напутали, построили некачественно, и через два месяца плавания лодка развалилась пополам, чуть-чуть не дойдя до американского берега. Намокшего учёного вместе с командой спасли, после чего он отказался работать с африканцами и на следующий год заказал тростниковую лодку «Ра-2» в Боливии. И уже на ней пересёк Атлантику, проделав 5000-километровый путь от берегов Марокко до Барбадоса и подтвердив если не истинность, то возможность того, что его теория верна.

Хейердал не учёл, что лучшими корабелами древней Африки были не египтяне, а финикийцы. Три тысячи лет назад у них уже были 30-метровые деревянные корабли, построенные из ливанского кедра, с водоизмещением больше 200 тонн. Эта штука посерьёзнее каравеллы. И финикийцы были первыми мореплавателями, обошедшими Африку по кругу по заданию египетского фараона. Возможно, их корабли не только годились для каботажного плавания, но и могли пересечь океан?

А может, Хейердал просто не знал, как построить такой корабль и где взять столько ливанского кедра? Тростник, пожалуй, подешевле будет. Но если можно переплыть Атлантику на тростнике, сушёной болотной траве-осоке, не используя современных средств навигации, значит, и древние люди могли сделать это, а уж на чём они плыли, не так важно.

Боливийские мастера, плетущие травяные лодки, живут в поселке Уатаха́та на берегу Титикаки. Туда я и направился в надежде увидеть лодочного мастера Паули́но Эстеба́на. Он помогал строить лодку «Ра-2» для норвежского путешественника. Я хотел расспросить 67-летнего мастера об этой истории. Но Паулино в посёлке не было, его позвали участвовать в очередном проекте. Зато я познакомился с его сыном.

31-летний Порфирио Эстебан жил в небольшом доме. Среди бережно хранимых семейных сокровищ он показал мне затрёпанный американский журнал NaƟonal Geographic с фотографиями его отца и лодки, которую тот строил для экспедиции Хейердала. Порфирио родился позже, но работал с отцом с раннего детства, помогал ему строить 30-метровые барки, пироги, катамараны, тримараны, ладьи викингов. Всё из тростника.

– Каждая такая лодка – произведение искусства, – вздыхал Порфирио. – В каждую вложено много труда. Жаль, что они не живут долго. От сырости тростник гниёт. Лодку можно использовать только полтора года, а потом приходится сжигать или пускать на удобрение.

Но за короткое время, пока живёт тростниковая лодка, можно успеть совершить плавание, которое останется в памяти людей надолго.

Своего сына Порфирио назвал в честь дедушки – Паулино. Шестилетний мальчик тоже мастерит лодки, пока игрушечные. Но главное – династия не прерывается.

Посылки на небеса

Над городом Кочаба́мба нависает каменный Христос с распростертыми руками, будто хочет обнять и защитить город. Этот Спаситель на два метра выше того, что стоит над Рио-де-Жанейро, – чем боливийцы очень гордятся. Внутри устроена лестница и окошки: можно забраться внутрь и посмотреть на мир глазами Христа.

Знакомство с городом я начал с главного рынка. Здесь продавались гитары чаранго из панциря броненосца с пятью двойными струнами, флейты и свирели, вязанки козлиных копыт, используемые как маракасы.

На прилавках рынка стояли алтари – картонные, с разложенными на них кусочками фольги, конфетти, леденцами, сигаретами, фальшивыми деньгами, ароматическими травами и листьями коки.

Жертвенные деньги выглядели почти как настоящие доллары и евро. Некоторые туристы покупают их ради смеха. Но смеяться над богами боливийцы не советуют. Говорят, одна американка попыталась увезти домой пачку жертвенных долларов в качестве сувенира. В аэропорту в США её задержали за подделку денежных знаков.

Рядом с алтарями лежали сотни миниатюрных предметов, вылепленных из сахара. Хотите денег, новый дом, автомобиль, электродрель или лопату? Покупаете сахарное изображение и сжигаете в качестве подношения духам, а те помогут. На рынке можно было заказать любой существующий или воображаемый предмет – от миниатюрного набора слесарных инструментов до сердечка, символизирующего вечную любовь. В одном месте мне попалась кукла жениха в костюме и галстуке-бабочке. Жених также предназначался для сжигания.

Чтобы пожертвования дошли до адресата, их сжигают вместе с «почтальоном». Проводник в мир духов называется «делантеро». Как правило, это высушенный труп живого существа: лама или её зародыш. Годится и морская свинка. Я слышал, что в серьёзных ситуациях, вроде строительства небоскрёба или бизнес-центра, в качестве «проводника» могут принести человеческую жертву. Рабочего или уличного бродягу заливают на стройке в бетон и – несчастный случай – привет богам!

Если следовать этой логике, то всё, что в мире сжигается, должно попадать в мир духов. Вот духи удивляются, должно быть, когда на митинге сжигают флаг нелюбимой страны или портрет злодея-политика, когда горит мусор на свалках или газ на буровой вышке. Духи озадаченно чешут бесплотные затылки, смотрят на щедрые жертвы и говорят:

– Ну, ладно… Вот вам ещё газа, политиков и мусора. Пользуйтесь.

Большинство боливийцев – католики. Католицизм насаждался здесь силой в короткие сроки.

В итоге заморская религия оказалась установленной на фундамент местных суеверий. Католическим святым приносят в жертву животных, а Дева Мария носит треугольное одеяние, что символизирует гору или Пачамаму – «Мать-Землю», которой поклонялись веками.

У стены кафедрального собора Кочабамбы, как молодой гриб, вырос новый культ. Здесь продают портреты Эрнесто Че Гевары – народного героя Латинской Америки. В Боливии отношение к Че Геваре особое. Здесь он был убит, преданный боливийскими крестьянами, за счастье которых боролся, и именно здесь близок к канонизации. Изображённый на портретах революционер бородат и длинноволос, его лицо выражает смирение, глаза подняты к небу – не хватает нимба. Со временем забудут, что команданте Че был атеистом, и его гипсовые статуи поместят в кафедральный собор рядом с фигурами других святых.

Обезьяны в законе

В департаменте Кочабамба я заехал в посёлок Ви́лья-Туна́ри. А отсюда – в заповедник Мачи́а с реабилитационным центром для диких животных. Здесь жили звери и птицы, изъятые полицией у контрабандистов и жестоких хозяев. Больные и раненые животные восстанавливали здоровье, прежде чем вернуться на волю.

– Оставьте документы, деньги и ценные вещи в камере хранения, если не хотите их потерять, – строго сказали мне на входе в парк. – Сами понимаете, у нас обезьяны!

Я запер в металлический бокс паспорт и кошелёк, но фотоаппарат в чехле взял с собой. Решил, что буду держать крепко. Прошёл пару десятков метров, и хлоп, ко мне на грудь приземлился капуцин. Схватил лапами за плечи и уставился в глаза. Я опешил. Капуцин ощупал мои карманы, но не найдя ничего полезного, разочарованно подпрыгнул, подтянулся на ветке и скрылся в листве.

– Видели? Это Рафи́ки. Наш местный авторитет-карманник. За ним глаз да глаз, – посмеялся стоящий рядом волонтёр. – Бывшие хозяева научили его воровать. У нас скопилась целая коллекция испорченных фотоаппаратов и мобильных телефонов. У одного туриста обезьяны отобрали три тысячи долларов. Мы его предупреждали, что ценности лучше оставить. Но он решил, что в камере хранения небезопасно.

Работающие в парке волонтёры приехали со всех концов Земли. Это было похоже на пионерский лагерь для великовозрастной западной молодёжи. Всем хотелось повозиться с экзотическими зверюшками. Непугливыми и хорошо соображающими, почти домашними.

Программист Ричард приехал из Бирмингема. Он бросил работу и устроился в парк волонтёром. Здесь он жил уже полгода, занимался пумами и ягуарами. Дослужился до должности «координатор по кошачьим». Для волонтёра это высокий пост: работать с пумами опасно. Но деньги у Ричарда заканчивались, в ближайшее время он планировал лететь домой, чтобы заработать и вернуться в Боливию снова.

– Зарплату в парке не платят, но это лучшая в мире работа! Как бы в подтверждение его слов крупная паукообразная обезьяна забралась к Ричарду на колени и начала его обнимать.

Ричард поцеловал обезьяну и отлепил от себя. Мы прошли в птичью зону питомника. Там жили попугаи ара – красные и сине-жёлтые.

– Вот, посмотри на этих. Ара стоят дорого. Хозяева подрезали им крылья, чтобы те не могли улететь. Теперь им не выжить в дикой природе. Останутся в парке навсегда.

На одной из веток рядом сидели две пары красных попугаев и казались совершенно одинаковыми. Считается, что ара – однолюбы, если составили пару, то жить будут вместе. Я усомнился в этом и в шутку спросил у Ричарда:

– Что будет, если поменять попугаев местами? Как они разберутся, ведь ничем друг от друга не отличаются!

Тот хмыкнул, взял в руки по одному попугаю из каждой пары и пересадил их. Попугаи удивлённо переглянулись, а затем спокойно, без криков и возмущения, пешком вернулись на прежние места – к своим половинкам.

Мы отправились в обезьянью часть парка. Многие из местных обитателей родились и воспитывались в неволе, оттого приобрели уголовные привычки. Знакомый мне капуцин Рафики был лучшим из карманников. Гипнотизировал посетителей и обчищал карманы. А другой капуцин по имени Эразмо когда-то жил в одном из баров в Потоси. Хозяин заставлял его боксировать в перчатках с другими обезьянами. Жестокий спорт и общение с пьяной публикой оказали влияние на характер примата. Эразмо был молчалив и суров, небольшого роста и с неприятным взглядом вышибалы из ночного клуба.

Ещё один местный громила – Маурисио, чёрная паукообразная обезьяна. Крупный самец. Семь лет сидел прикованный десятикилограммовой цепью. Дурные хозяева кормили его мясом и кока-колой – худший рацион для обезьяны придумать сложно. Видимо, хотели воспитать из него злобную сторожевую дворнягу. Чтобы сделать его ещё более агрессивным, бросали в Маурисио камни, плескали водой.

Однажды самец не выдержал издевательств и порвал металлическую цепь – эти обезьяны сильнее, чем кажутся. Набросился на хозяйку и покусал её. Хозяин схватил тяжёлую палку и до полусмерти избил питомца. Умирающего примата забрала полиция. Лишь в парке он пришёл в себя и восстановил здоровье. Но до сих пор живёт отшельником – слишком опасен для сородичей. В стае паукообразных обезьян уже был вожак. Если пустить к ним тяжеловеса Маурисио, тот разорвёт вожака пополам. Поэтому волонтёры держали его на длинной металлической шлее, позволяющей перемещаться между деревьями.

Паукообразные обезьяны считаются опасными. В ту часть парка, где они обитают, случайных посетителей не пускали.

– Ты – парень, поэтому должен быть вдвойне осторожен, – предупредил меня Ричард.

– Почему? Здесь живут обезьяны-сексисты? – удивился я.

– Девушек-волонтёров самцы принимают спокойно. Но парней недолюбливают. Видят в них конкурентов. Человеческие самцы крупнее и теоретически могут претендовать на лидерство в стае.

Стать вожаком в стае паукообразных обезьян – такое мне не приходило в голову. Сам Ричард получил право приходить сюда лишь после долгой стажировки. Так что мне повезло, что разрешили хотя бы посмотреть. Было время обеда. Волонтёры вывалили на стол ведро с нарезанными фруктами. Обезьяны сунулись к столу, но в нерешительности отступили. Из кустов выглянул дикий коати, то есть носуха по-русски. Нечто среднее между енотом и лисой.

Милый пушистый зверь с острыми зубами. Кажется, он улыбался, но от его хищной улыбки обезьянам было не по себе. Коати пришёл из глубины парка и поселился рядом с кухней. Он не боялся ни свирепых самцов паукообразных, ни швабры волонтёров, безуспешно пытавшихся спихнуть его со стола.

Пока сотрудники парка сражались с зубастой носухой, одна из молодых обезьян испуганно прижалась к моей ноге и обвила длинным хвостом кисть моей руки. Это было трогательно. Я принял грозный вид и был готов в случае чего защитить юную обезьянью самочку от свирепой носухи. Лишь когда коати насытился и скрылся, обезьяний хвост отпустил мою руку.

У обезьян, как у людей, есть хобби, развлечения, вредные привычки. Например, они не любят ходить пешком. Там, где нельзя прыгать с ветки на ветку, забираются на плечи попутных волонтёров и перемещаются по парку «человекостопом».

– Эге! Новая игра, – воскликнул Ричард.

Большая черепаха случайно приползла из джунглей, не представляя, куда попала. Одна из паучьих обезьян поймала её и, подражая Ринго Старру, барабанила по панцирю. Потом уселась на черепаху верхом, как на мотороллер. Бедная черепаха надеялась спастись в кустах. Она ползла изо всех сил, но когда спасительные кусты были близко, обезьяна слезла, подняла черепаху, развернула её в обратную сторону и снова уселась сверху.