Текст книги "Аполлоша"

Глава пятая. Большая неожиданность

Георгий Арнольдович преисполнился надежд. У него настолько поднялось настроение, что отпускать Нагибина категорически не захотел. Тот не особо и сопротивлялся, памятую, что звонок может случиться в любую минуту, а завтра, во вторник, с открытием биржи в десять тридцать утра компьютерная программа может выдать на монитор Колесова большой привет от друга в виде сделки «купля-продажа» по какой-то акции. В крайнем случае все произойдет послезавтра. Но Нагибин начнет операцию «Крот» в офисе Удача-сервис» уже завтра, отчасти вслепую и с большей долей риска.

Они поужинали куриными окорочками, умело и привычно зажаренными хозяином. Гарнир из мороженых овощей Гоша не менее виртуозно приготовил в микроволновке. Нагибин не отказался от пары рюмок водки, Георгий Арнольдович выпил четыре, будучи на подъеме.

Они еще порассуждали о деле, Гоша припомнил какой-то киносюжет, незаметно перешли к литературе и кино, где сыщик, неожиданно для Колесова, продемонстрировал неплохие познания. Потом Гоша, будучи под хмельком, стал рассказывать о своем прошлом, о родителях, о знаменитых, знакомых ему лично режиссерах и сценаристах и о первой любви, все же умолчав – хотя порыв к откровенности был почти неудержимым – о мечте и незавершенном деле всей жизни, о «Божественной комедии» Данте.

Он постелил Нагибину в гостиной. Было без четверти полночь, глаза слипались.

– Спокойной ночи, спасибо за компанию, было очень приятно пообщаться, – попрощался Гоша. – Сегодня, судя по всему, ждать уже нечего.

– Как знать? – зевнув, промолвил сыщик. – Телефончик-то, надеюсь, на ночь не выключаете. Про диктофон не забудьте.

Он уснул быстро. Когда мобильный запел «Марсельезу», он проснулся с ощущением, что уже почти утро, но еще не рассвело. На самом деле он проспал всего сорок минут. Свет настольной лампы, взгляд на часы и сразу на дверь – она стремительно открылась и со странным словосочетанием «пардон, мистер Ватсон» в спальню стремительно вошел Нагибин в трусах и футболке. И скомандовал:

– Жмите «ответ», трубку держите, чтобы я слышал, говорите естественно, спросонок.

– А как еще я могу говорить? (В трубку: «Алло! Алло! Кто это?»)

После паузы раздался до боли знакомый и в то же время какой-то чужой, неживой голос:

«Гоша, это я, Игнат. Сегодня 5 июня. Я пока жив. Меня спрятали в каком-то подвале. Это может быть где угодно – от Москвы до Урала. Мне очень плохо. Меня пытают и бьют. Уже нет никаких сил. За что мне такие муки на старости лет?! Они требовали сказать, как я выигрывал на бирже. Я был вынужден признаться. Они поверят, только если я им покажу, докажу. Тогда они оставят меня в живых, перестанут пытать. Умоляю тебя, Гоша, отдай им статуэтку. Если ты мне друг, если у тебя есть сердце и сострадание, отдай. Я поработаю на них, и потом они меня отпустят, они обещают. Они умные и жестокие, их не проведешь. Но слово свое они держать умеют. Они скоро свяжутся с тобой и скажут, как передать. Пожалей меня, Гошенька, ради всего святого! Сделай, как они просят, и никому ни слова, никуда не заявляй. Иначе ты меня погубишь. Ты про меня ничего не знаешь. И не пытайся их обмануть или отследить. Только хуже для меня будет».

Секундная пауза. И уже другой голос, низкий, с хрипотцой, с нескрываемой издевкой: «Эт точно, как говорил товарищ Сухов».

Отключение.

Нагибин, прислонявший ухо к трубке так, что дыхание их перемешивалось, отодвинулся и замер, словно в ступоре. Что уж говорить о потрясенном Гоше, глаза которого неестественно расширились, а рот рефлекторно открылся, точно пытаясь освободить некий звук, застрявший в горле.

Но сыщик быстро пришел в себя.

– Ну вот, любезный Ватсон, мы и лажанулись. Ровно наполовину, что делает вам честь как непрофессионалу, а мое профессиональное достоинство, не скрою, уязвляет. Получается, Игната украли, но Аполлоши у санитаров нет. И у антикваров нет. В течение примерно пяти часов вашего отсутствия дома, когда этажом ниже происходили драматические события, связанные прямо или косвенно с бронзовой статуэткой, она исчезла. Растворилась в пространстве. Теперь уже самостоятельно пересекла греческую границу и вернулась в места прежнего обитания, в Элладу. Расплавилась от стыда за человечество образца 2008 года нашей эры и испарилась. Перепрятала саму себя в надежное место, почуяв опасность. Улетела в космос на ту планету, с которой три тысячи лет назад ее привезли зеленые человечки. Ее втихаря умыкнула третья банда, о существовании которой мы не догадываемся. Ну, какие еще версии? Вот вам наиболее невероятная: вы, дорогой Ватсон, и есть главный злодей, умыкнувший бронзовое сокровище с целью дальнейшей перепродажи. Или страдаете болезнью Альцгеймера: отвезли ее в тот день в банковскую ячейку, заперли и забыли. Шутка! Надеюсь, не обиделись. Все. Я пока исчерпался. Давайте спать. Утро вечера мудренее. Но положение, сами видите, хреновое, все усложнилось.

Нагибин прошел в кабинет, за ним с потерянным видом приплелся Колесов, полуголый, конвульсивно зажав в руке мобильник. Гость улегся на застеленный диван. При всех навыках Джеймса Бонда или Штирлица уснуть ему вряд ли бы удалось. Что уж говорить о Гоше!

Они молчали. Нагибин, глядя в потолок, искал скрытую логику событий. Гоша впал в отчаяние, на глазах выступили слезы. Он отдал бы сто Аполлонов и все деньги в придачу, лишь бы избавить Игнашку от мучений, дать шанс ему спастись. А теперь…

Нагибин внезапно и резко сменил положение, сел, подогнув под себя ноги, и только тут разглядел…

– Э-э-э! Так не пойдет! – бодро скомандовал гость. – Вы опять скажете, что я скрестил двух персонажей, но вы, милый Ватсон, напоминаете мне сейчас жалкого старика Паниковского, рыдающего над своей обездоленностью и бедностью. А вы, между прочим, интеллектуал и скрытый миллионер. Корейко перед вами просто нищий босяк. Друг ваш жив, и это повод для радости и борьбы. И вообще – нюни отставить. Все не так безнадежно, как могло бы быть. Рассуждаем… Пленник не говорил, а зачитывал написанный для него текст – не подлежит сомнению. Эти сволочи осторожны и опытны. Завтра они позвонят из какого-нибудь телефона-автомата или одноразового мобильника со скрытым номером. Изложат план передачи статуэтки, правильно?

Гоша понуро кивнул.

– Попробуем потянуть время: теперь оно мне особенно необходимо. Скоро поймете почему. Позвонят – говорите предельно взволнованно. Отвечаете так: готов передать, все сделаю для спасения друга, никому ни слова – клянусь жизнью. Но вы отлично знаете интонации Игната, особенности его речи. Он не говорил, а читал. Вы должен убедиться, что он жив. Должны поговорить с ним хотя бы минуту. Потом привезете вещь, куда скажут.

– Хорошо. Но что это даст?

– Слушайте дальше, Ватсон. А лучше запишите. Скоро вас соединят с заложником. Дадут ему коротко поплакать без бумажки. Возьмут трубку и спросят: «Убедился?» Устройте истерику, вам это несложно. Мобилизуйте актерские способности, которые латентно заложены в каждом: орите в отчаянии во все горло, что это не он, не его голос, что кто-то под него косит… Запомните, именно «косит», с ударением на последнем слоге – эта лексика им понятна и, полагаю, близка. Вопите, мол, «вы его, гады, убили, друга моего убили, хрен вы статуэтку получите». Нет, лучше не «хрен», а «х…», это натуральней в состоянии аффекта. Дальше ключевая фраза после короткой паузы. Прозвучать должна неожиданно жестко для них, решительно. Запишите: «Даю вам, суки, два дня. Звоните в пятницу. Если не услышу моего друга, немедленно заявляю в милицию и ФСБ». И тотчас отбой. Телефон не выключаете, но к нему не подходите, пока от меня не будет вестей. Если срочно понадобитесь, позвоню на домашний, два раза дам предварительно по одному звонку с отбоем. Да они на домашний и не станут: рискованно, легче номер выяснить и регион. Сегодня уже среда календарная. До вечера пятницы я попытаюсь вычислить источник информации в вашей любимой брокерской конторе «Удача-сервис» и взять его за яйца, если, конечно, таковые имеются. От него сможем выйти на похитителей. Или не сможем, если я просчитался. Шансов мало. Теоретически слить мог кто угодно – от представителя руководства до рядовой бухгалтерши. Попробую положиться на интуицию. И еще мне надо успеть кое-что раздобыть за это время.

– Что именно? – безучастно поинтересовался Гоша, подавляя слезы.

– Аполлошиного брательника. Временную ему замену. Ладно, спим…

Сыщик вытянулся на диване, натянул одеяло до подбородка, всем видом демонстрируя, что инструктаж закончен. Уже из этого положения спросил:

– Я не слишком шокировал вас, дорогой Ватсон, употребляя лексику, не принятую в англицских клубах?

Глава шестая. Тепло, теплее, горячо

На следующее утро, вымучивая маршрут по пробке Третьего кольца в сторону Профсоюзной, Нагибин продумывал свои действия в конторе «Удача-сервис», но время от времени отвлекался на размышления о загадочном исчезновении Аполлоши. Он уже готов был поверить в свои же стебные версии типа самостоятельного побега статуэтки за рубеж, если бы не отторжение мистики и чертовщины на уровне инстинктов. Поэтому первое дело, которое выпало ему в качестве частного сыщика, требовало некоторого насилия над собой. Но Сергей Нагибин обнаруживал в нем и профессиональную прелесть, оно возбуждало азарт ищейки, с которой любил себя сравнивать, не видя в том самоуничижения.

Удостоверение быстро привело его в кабинет генерального директора, который, по счастью, оказался на месте. Нагибин с первого взгляда оценил собеседника: умен, практичен, осторожен, но психологическому давлению поддается.

– Борис Борисович, буду краток, понимаю, как много у вас дел. Один из клиентов вашей брокерской фирмы, весьма удачно торговавший акциями, стал жертвой умышленной утечки информации о его счетах. Счета большие. Шпион – назовем его так – кто-то из сотрудников «Удачи– сервис», кто имеет доступ к биржевым отчетам и терпение отслеживать и анализировать их. Я не уполномочен называть имя своего клиента. Но ситуация острая. Если нам с вами не удастся быстро выявить шпиона, репутация вашей фирмы под угрозой. Прошу понять правильно: это не шантаж, боже упаси. Но я готов расследовать все быстро и тихо. От официальных органов этого ждать не приходится. А им платят газеты, они сольют информацию. Возглавляемый вами бизнес сильно пострадает.

– Что вы хотите?

– Максимально полные досье на всех, кто имеет доступ к отчетам. Ваша фирма, при всем уважении, не самая большая в Москве. Круг нужных мне людей не слишком широк, не так ли?

– Ну, допустим… Не считая высшего менеджмента, который, уверен, вне подозрений, это четыре человека из бэк-офиса, четверо из бухгалтерии и тот менеджер, который непосредственно работал с вашим клиентом. Девять.

– Вы готовы сотрудничать?

– Ну, допустим…

– Тогда, уважаемый Борис Борисович, заприте меня в каком-нибудь кондиционированном кабинете и предоставьте документы… на всех девятерых. Мне нужно часа два.

Через полчаса генеральный сам принес бумаги. Нагибин листал личные дела, внимательно вглядываясь в фотографии, пристально прочитывая резюме, где были графы о ближайших родственниках.

Через час он отобрал четыре личных дела. Менеджер Андрей Брум, «опекавший» Игната, и три из четырех бухгалтерских дам. Четвертую субъективно отверг из-за почтенного возраста и рода занятий мужа – интеллигента, доктора филологических наук, автора нескольких литературных биографий.

Три другие женщины заслуживали внимания. Нагибин еще раз напомнил себе, что в этом деле все парадоксально, нетипично, странно, начиная с НБО – неопознанного бронзового объекта. А коли так, надо и дальше акцентировать внимание на нехарактерном, выпадающем из обычных схем.

«Кого здесь искать? Скорее – мужика: задолжал, или чем-то обязан, или в родстве с бандитом. Сливает информацию. На что рассчитывает? Получить откат. А дальше? В бега? Возьмем даже Брума, которого все же решил прощупать. Женат, двое детей, хорошее экономическое образование, зовут Андрей Абрамович, солидный еврейский мужчина, на фото – по-собачьи умные и добрые глаза Эйнштейна. Проверить надо, но… крайне маловероятно. Стало быть, женщина. Шерше ля фам.

Загорная Светлана Ивановна, 26 лет, коренная москвичка, хорошенькая, только после вуза, только что из загса, про мужа в анкете почему-то нет, заполняла наспех, кадры проморгали: кто он, чем занимается, кто родственники, друзья?

Мишонова Инга Михайловна, 37 лет, экономический вуз, в конторе четыре года, до этого сидела домохозяйкой (а детей нет, чем же занималась?), разведена. Неплохо выглядит для своих лет. Даже отлично. Стандартное фото для документов, а в глазах – что-то вызывающе дерзкое, по-женски призывное, дразнящее. Или фантазия разыгралась, господин сыщик?

Ибрагимова Вера Ахатовна, 31 года, родом из Татарстана, до этого работала экономистом в торговой компании, замужем, супруг – начальник отдела рекламы лотерейной компании – интересно! Сын школьник. В «Удаче – сервис» – четыре года.

Ну и что делать? Копать связи и знакомства? Когда? Игната могут не сегодня-завтра зарезать, Георгий помрет от горя, Аполлоша пропал, заказ провален, хорошенькое начало!

Идем на риск, берем на понт. Где наша не пропадала!»

Борис Борисович обрадовал: все на месте. Первым ввел Андрея Брума и деликатно вышел.

Нагибин представился, Брум занервничал, снял и протер очки.

– Очень приятно. А в чем дело?

– Андрей Абрамович, у вас сколько подопечных?

– То есть?

– У вас как у менеджера, работающего с клиентами?

– Человек восемьдесят, а что?

«Вопрос на вопрос – обязательно. Неистребимая еврейская привычка».

Нагибин уперся взглядом в зрачки Брума, слегка забегавшие за тонкими стеклами модных окуляров. И вдруг зловеще прошипел:

– Оболонский – знакомая фамилия, правда? Ты думал, стукнешь про его игру – заработаешь, сойдет. Не сошло, Абрамыч! Лажанулся твой партнер, взяли его. Оболонского убили, труп обезглавили, мы нашли. Пойдешь как соучастник убийства. Десять лет тебе гарантирую. Но помочь могу. Давай чистосердечно…

Бедного Брума надо было в этот момент видеть. Лицо его исказила такая гримаса недоумения и тотчас – ужаса, что Нагибин едва сдержал подступивший приступ хохота.

– Вы… Вы что?.. Вы о чем?..

– Только не надо спектаклей. Вот бумага, ручка, пиши, когда, при каких обстоятельствах решил раскрыть подельнику информацию о клиенте Оболонском.

Брум пытался прийти в себя, и это ему, как ни странно, удалось довольно быстро, хотя руки заметно дрожали. Он перешел в атаку.

– Послушайте, вы что несете? Я помню, такой трейдер есть. Дилетант явный. Позванивал, уточнял что-то. Но чтобы я… торговал… корпоративной информацией! Да как вы смеете, я порядочный человек. Я нитки чужой за всю жизнь не взял, у меня семья, двое детей, мальчик и мальчик, у меня две квартиры, хорошая машина, у меня отец бизнесмен серьезный, да чтобы я… ради чего… Как вы смеете?!

«В глаза, смотреть в глаза! Все, это не он, ежику понятно, надо выходить из роли».

Нагибин вдруг широко, по-доброму улыбнулся, выплеснув на взбеленившегося менеджера все свое природное обаяние.

– Успокойтесь, уважаемый Андрей Абрамович! Приношу вам глубочайшие извинения. У нас порою шоковые методы, но в силу крайней необходимости. Это был жесткий психологический тест. Вы его выдержали блестяще. Ваше начальство будет поставлено в известность, что вы достойны повышения. – Нагибин встал, протянул руку. – Не обижайтесь и забудьте все, о чем я здесь говорил. Никому ни слова. Ни коллегам. Ни родственникам. Так надо. Это обязательно. Еще раз извините.

Брум медленно поднялся и, не протянув руки, направился к двери, напоследок пробурчал: «Что творят, совсем оборзели…» Не исключено, что это было самым отважным диссидентским высказыванием Брума о методах работы силовых ведомств страны в присутствии их представителя.

Номером два Нагибин интуитивно выбрал Мишонову Ингу Михайловну.

От него не ускользнула реакция этой эффектной шатенки в оправданно короткой юбке, с отличной спортивной фигурой: он привык, что на него «западают» с первого взгляда, но здесь это было важно для работы. Василькового отлива глаза Инги Михайловны беспардонно, с нагловатой самоуверенностью оценивали самца, диктуя тактику допроса.

Он любезно поздоровался, показал красную книжечку.

Выражение глаз изменилось мгновенно. Само по себе это было естественно: книжечка всех волнует. Но как изменилось! (В чтении по глазам Нагибину не было равных в управлении, а может быть, и в МВД, он мог бы зарабатывать медиумом на эстраде, впрочем, в кино или на сцене Сергей Алехандрович «Бандерас» Нагибин заработал бы больше, обладай он серьезным актерским даром своего экранного альтер-эго или мало-мальским слухом и голосом.) Нет, не изумление, не испуг – паника мимолетной вспышкой выдала женщину. Он отметил, что сексапильная сотрудница «Удачи-сервис» усилием воли перестроилась, взяла себя в руки. Драйв гончей, унюхавшей добычу, возбудил и воодушевил на атаку.

– Инга Михайловна, – вкрадчиво и даже нежно, почти шепотом начал сыщик, – зачем вам это было надо? Неужели вы не могли решить вашу проблему иным путем? Вы, такая очаровательная, порядочная женщина… А теперь его арестовали, похищение человека, вымогательство, насильственные действия, а вы пойдете как соучастник – он вас уже назвал…

«Попал! Попал! Ай да Серега, ну снайпер!» – Нагибин внутренне взорвался от торжества, поняв, что это она. Мишонова смертельно побледнела, как-то сникла, вся ее сексапильность и нагловатая самоуверенность вмиг улетучились, уступив место растерянности, страху, а потом злобе и досаде.

– Тварь, ах тва-арь! – выдохнула она, закрыв лицо руками, и вдруг беззвучно, сдавленно зарыдала, уронив голову на стол.

Нагибин пытался успокоить, подсовывая воду и платок.

– Ладно, ладно, тихо, Инга Михайловна, мы все утрясем, обойдется, возьмите себе в руки, ничего не бойтесь. Вы ведь не могли предположить, что все так обернется. А вам он не причинит вреда. Он ведь не знает о нашей встрече. Позже дадите показания, максимум работу потеряете, другую найдете, мы поможем. Никто в офисе не будет в курсе – я гарантирую. Вот бумага, ручка – коротенько изложите и свободны, продолжайте работать.

Она машинально взяла авторучку и стала писать, сперва медленно, выдавливая слова, а потом все уверенней.

Через час, прочитав чистосердечное и задав уточняющие вопросы, Нагибин вынужден был признаться, что Босягин еще на свободе, но за ним следят, телефон прослушивается, вот-вот будут брать, и, если она попытается предупредить, тюрьма ей обеспечена. По ее виду понял, что не станет, себе дороже.

Нагибин вышел из офиса брокерской конторы триумфатором. У него теперь было главное: имя, род занятий, номер мобильного, приметы, места, которые посещал этот крепыш Босягин. Остальное Мишаня с ходу пробивает по базам, отслеживаем и берем. Оставалась пара пустяков: выйти на него, узнать, где прячет Игната, вытащить его, если жив, ну и найти Аполлошу, черт бы его драл. Но это менее надежный путь. Лучше – дождаться их звонка.

Он набрал Мишаню, дал наводку – через час будет адрес и все, что есть в базе. Потом позвонил Георгию Арнольдовичу, дав условные звонки.

– Еду к вам, Ватсон! Встречайте великого сыщика. Мы почти у цели. Скоро обнимете друга.

Сияющий Колесов открыл ему дверь, облаченный в брюки и свежую белую сорочку, словно собирался встретить не его, а уже непосредственно Игната, живого и невредимого.

Но сыщик был не в духе.

– Вы никуда не выходили из дома? В дверь не звонили? Подозрительного шума на лестничной клетке не было?

– Нет, а что случилось?

– За подъездом следит не только наш человек. Кто-то еще. Я даже знаю кто, милый Ватсон. Человек Маляна, точнее – его хозяина. Вышли-таки на вас, что и следовало ожидать.

Гошино хорошее настроение улетучилось вмиг.

– Сколько непринятых звонков, когда последний? – без перехода спросил Нагибин, входя в кабинет. Сам же схватил трубку: – Ага, три, последний час назад, номер не определился. Славненько! Надеюсь, это не ваши поклонницы, Ватсон. Надеюсь, это Босягин Никита Павлович собственной персоной или его подельник, что менее вероятно.

Нагибин не без легкого позерства изложил детали операции и результат. Гоша на минуту забыл о дурной вести и с восхищением смотрел на красавца следователя, не переставая удивляться, насколько стереотип внешности людей этой профессии не соответствовал конкретному оригиналу, сидевшему в небрежной позе, нога на ногу, с незажженной сигаретой между губами.

– Умный-умный, а идиот, – вдруг выдал Нагибин. И уточнил: – Надеялся в случае чего на великую женскую преданность любимому. А женщину свою не изучил. Любви и преданности мало. Нужен определенный тип характера, чтобы не расколоться, стоять до конца. А она другая. Облажался Никита Босягин! Ладно, репетируем, Ватсон. Четвертый звонок принимаете. На вопрос, почему не отвечал, грубо: «Не ваше собачье дело!», и сразу: «Где Игнат, пусть возьмет трубку, и я отдам статуэтку». Дальше услышите Игнатия Васильевича в натуре, порадуетесь. Но не долго. Они дадут ему время на то, чтобы напомнить какую-то деталь, о которой только вы с ним знать можете, не больше. Так вас убедят окончательно. Дальше снова этот культурист хренов. Продиктует, куда ехать, где оставить или кому передать Аполлошу. Предупредит еще раз: будет слежка или срыв – убьем. Смените тон на жалостливый, обещайте, клянитесь – ведь друг жив, счастье-то какое. Дальше – мое дело.

– Откуда вы знаете, что именно так все…

– Элементарно, Ватсон. Есть схемы, от которых отступают особо талантливые преступники. Босягин не из них. Извилины есть, осторожен, но на гения явно не тянет. Бандитский опыт, плюс фильмов насмотрелся.

– Минуточку, Холмс! – Гоша снова вошел в роль, – А какую же статуэтку вы собираетесь ему предъявить?

– Пока не знаю. Завтра с раннего утра поеду на охоту. Тогда и покажу трофей.