Текст книги "Одиночество любимых"

Тютя-Матютя

Тоня Кучко первый раз выходила замуж по большой и чистой любви. Ее избранником стал молодой преподаватель престижного вуза Сергей Иванович Кравченко, а для нее просто Сережа. Остроумный, веселый, обаятельный, душа любой компании он ей сразу понравился на дне рождения лучшей подруги, где они и познакомились. Стали встречаться, вместе проводить свободное время: то в кино, то на дискотеке, даже в театре на премьере побывали. Правда, Тоне спектакль не лег на душу, как и игра актеров, показавшаяся слишком манерной, притворной. Вообще театр с его сценическими условностями, фантазиями всегда казался ей искусственным, неживым действом.

Около года длился букетно-конфетный период, и ровно три года, месяц и четыре дня законный брак. Тоня уверена, что они прожили бы долгую и счастливую жизнь, обязательно дождались внуков, если бы не та дорожная трагедия под Могилевом со смертельным исходом. Уходя от столкновения с внезапно выехавшим на встречку «жигуленком», Сергей резко вывернул руль вправо, на обочину, где, как назло, рос столетний дуб…

Тоня находилась на заднем сиденье, что, скорее всего, и спасло ей жизнь, даже уберегло от тяжелых травм – отделалась испугом да ссадинами на теле, которые через пару недель стали малозаметны, а вот любимого мужа уже больше никогда не будет рядом…

Она со слезами на глазах многократно прокручивала в памяти тот черный день, будто хотела прожить его заново, по-другому, и не могла понять, почему с роковой точностью, до сантиметров и секунд столь трагически сложились в смертельный пазл обстоятельства места и времени.

Год она строго соблюдала траур по своему Сереже, раз в неделю приходила к нему на кладбище. И как с живым разговаривала, рассказывая о домашних делах, первых словах их маленькой дочурки Вари, с которой папа так любил нянчиться. Выплакав на могиле все слезы, чувствовала некоторое облегчение, будто кто камень с души снял, затем начинала собираться домой.

Может, так и осталась бы она матерью-одиночкой, если бы не лучшая подруга Нина, начавшая постепенно возвращать ее к жизни. Сначала записала вместе с собой в женский фитнес-клуб, потом затянула в бассейн, обосновав это тем, что «вода – природный психотерапевт, снимающий боль и тревоги, лечащий телесно и духовно».

А потом, когда уже дочка в первый класс пошла, подруга, как заправская сваха, познакомила ее с неженатым 37-летним прорабом одной из строительных организаций. Она сразу запомнила его должность, потому что Костя смешно представился: раб с приставкой про. Конечно, пошутил насчет рабства, на стройке он все-таки начальник, хоть и маленький, как потом пояснил.

Он был иногородним, жил в общежитии на заводской окраине, над которой почти всегда висел противный смог. До встречи с Константином Антонина даже не предполагала, до чего бывают нерешительные, стеснительные и молчаливые мужики! Поэтому и в холостяках Константин засиделся. Хотя, говорил, якобы была у него зазноба, да замуж за одноклассника выскочила.

Поначалу Тоня брала инициативу в общении на себя, не молча же сидеть за столом или по улице прогуливаться. Рассказывала неразговорчивому кавалеру все подряд: о погоде, моде, ценах, бабских сплетнях в продмаге, где продавцом работала. И, наверно, зря голосовые связки напрягала: слушал он вполуха, было видно, что его это мало интересует. «Видимо, считает меня пустой балаболкой, которую хлебом не корми, дай только языком почесать», – неодобрительно подумала как-то о себе и примолкла. Спустя несколько минут Костя нарушил тишину. Было воскресенье, и он спросил, не хочет ли она куда-нибудь сходить вечером. «Хочу, но только не в театр, – сразу отмела это культурологическое направление Тоня. – А давай…те, сходим в цирк! Сто лет там не была».

Косте идея понравилась и через час они уже стояли в небольшой очереди у касс. Купив билеты, неспешно прогулялись по парку Горького. С любопытством понаблюдали за вольной жизнью почти прирученных белок, бравших корм прямо с ладони, а также утиных парочек, нагуливавших жирок в неглубоком водоеме и дремавших на травянистом бережке. В отличие от лесных собратьев, жизнь городских представителей фауны сытнее и комфортнее. С голоду они точно не помрут!

Потом Костя и Тоня на колесе обозрения поднялись более чем на 50-метровую высоту и полюбовались живописным центром Минска. С высоты птичьего полета люди и дома казались уменьшенными копиями, а кругозор значительно расширялся. Еще оставалось время до представления, и они решили снова окунуться в детство – с ветерком покатались на цепных качелях.

Места в цирке оказались сбоку от центрального выхода участников представления, зато близко к манежу, поэтому хорошо были слышны голоса артистов, их реплики. Цирковая программа понравилась: дрессировщики с хищными питомцами, жонглеры, фокусники, воздушные гимнасты, акробаты, и, конечно же, клоуны выступали с оригинальными номерами, старались не просто показать свое умение, но и заинтересовать, удивить публику.

Выйдя из цирка в хорошем настроении, немного прогулялись вдоль проспекта, утопающего в вечерних огнях. Тот день с походом в цирк отчетливо, в деталях отложился в памяти, как и поездка с детьми на море, в Крым. Первая и последняя: больше, в общем-то, нечего и вспомнить из их серой совместной жизни.

«Спасибо, Нинка, за кавалера, удружила!» Ох, зря понадеялась, поверила в «логичные» аргументы: Костя мужик хозяйственный, строитель. А то, что старый холостяк, со своими привычками, конечно, не голливудский актер Брэд Питт, и не любишь ты его – не беда. Стерпится-слюбится. Молодость – быстрокрылая птица, не заметишь, как пролетит, поэтому нельзя упускать подвернувшийся вариант, второго может и не быть. Опять же дочь Варя: каково ей без отца расти? А так пусть не родной, но все же и не совсем чужой дядя будет в доме. Да и самой с мужем легче, чем одной лямку тянуть.

Скромную свадьбу справили по-домашнему, в «двушке», доставшейся Тоне от мамы. Костя сам привел ее в божеский вид: строитель же!

Постепенно вроде бы начала складываться их семейная жизнь. Через год у школьницы Вари появился братик Сережа, рождению которого все были очень рады. В материнских хлопотах проходили дни, недели, месяцы. Муж с утра и до вечера пропадал на стройке, в том числе и в субботу, а иногда и в воскресенье. Приходил нередко уставший, издерганный, на нервном взводе из-за каких-то своих проблем с бетоном, кирпичом, халтурой смежников и чем-то еще. Она, как могла, старалась поддержать его, успокоить: мол, не переживай, за черной полосой обязательно наступит светлая, добрая пора.

Их первая серьезная ссора случилась, когда Костя вернулся домой со стройки пьяным. «Обмывание сдачи объекта» она не сочла за уважительную причину. Не стала молчать, когда муж в следующую пятницу тоже пришел на рогах. Она устроила форменный допрос: с кем, зачем и сколько выпил?

– Костя, я что за алкоголика замуж вышла? – строго спросила на грани нервного срыва. – Дочка тебя так ждала, надеялась, что папа поможет задачку по математике решить, а он лыко не вяжет.

Муж и под градусом был немногословен. За обзывание алкоголиком обиделся. Промычал, что исправится, но право на отдых у него никто не отнимет, оно положено по конституции.

Уже вначале семейной жизни их семейный корабль задрейфовал, периодически садясь на мель по вине любившего выпить капитана. Хотя какой из него глава семьи, так, одно название. Впрочем, голову на плечах и умелые руки имел. Но из-за своей дурацкой стеснительности, холопской робости, выдаваемой за скромность, не мог ни левых премиальных на своей стройке либо где-то на стороне «срубить», ни по карьерной лестнице продвинуться, так в прорабах и состарится. Словом, Тютя-Матютя, а не мужик.

Тоне такие парни никогда не нравились: мысленно из комического озорства она наряжала их в нелепые женские одежды. По гороскопу Овен, ее стихией был огонь, наверно, отсюда и решительный, волевой характер. Не сахар, конечно, но и не стервозный, вполне сносный, чтобы водить дружбу, в согласии и любви с близким человеком жить. Только вот проблема: где его найти, если даже законный муж им не стал…

Души прекрасные порывы – чувства и страсти, эти вечные странники человеку, оказывается, не подчиняются, и приходят спонтанно, по своему усмотрению, стечению обстоятельств, а не по твоему желанию или просьбе. Возникло странное ощущение: чем дольше они с Костей вместе, тем холоднее становились их отношения. Народная формула «стерпится-слюбится» уже не работает?

А в жизни ее непутевого муженька, «раба с приставкой про», видать, и впрямь светлая полоса наступила. Стройка уже так не донимала, и он, кажется, взялся за голову, перестал часто заглядывать в стакан. Когда же порой и приходил выпивши, то старался загладить вину – что-то полезное сделать по дому.

Между тем Костя жену по-своему – тихо и молчаливо, в душе любил – за хозяйственную практичную жилку, за вкусные обеды, за Варю и сына, в котором души не чаял. Ради них прощал эмоциональной супружнице взрывной характер и «Тютю-Матютю», ставшую уже дежурным оскорблением. Закрывал глаза и никогда не устраивал допросов по поводу участившихся девичников, и даже, учуяв винный запах, как ни в чем не бывало, молчал.

Соседка, любительница сплетен, с которой у Тони не сложились отношения, однажды в лифте открыла глаза Косте, причем сделала это весьма оригинально:

– Удивляюсь, какой вы терпеливый мужчина, – вначале вроде даже похвалила, а потом пригвоздила самолюбие обидным сравнением. – Мой меня давно бы из квартиры выставил, окажись я отзывчивой на чужие утехи.

Она хотела сказать про наставленные рога без намеков, прямо, но в последний момент передумала, чуть завуалировала суть. Но Костя не дурак, все понял.

– Спасибо за внимание к нашей семье, – с холодной иронией поблагодарил и вышел из лифта.

Не имея конкретных доказательств или улик, как сказал бы его старший брат, профессиональный следователь, Костя старался с порога отметать периодически долетавшие до его уха слухи, считая их грязными наветами. Антонина утверждала, что это бабы-разведенки от безделья и черной зависти языками чешут, напраслину на нее возводят. Все смириться не могут, почему не им, а ей так повезло: Бог красотой не обидел, оставшись с ребенком, второй раз вышла замуж, родила сына, муж трудяга, строитель, ее любит, жильем обеспечена.

Говорила так убежденно и страстно, что не только муж, сама готова была поверить в свою добродетель. Из нее, наверняка, получилась бы хорошая актриса… Но как ни старалась, не смогла подавить нараставший в душе внутренний протест против самообмана. И причиной этого бессилия была неприглядная правда: Антонина больше года изменяла мужу, причем, как-то легко, если не сказать, с удовольствием. Своему поведению, казавшемуся поначалу постыдным, быстро нашла оправдание: у хорошего мужа жена не загуляет. В постели с Игорем, Аликом, Женей (кто там еще у нее был?) она получала удовольствие, называемое оргазмом, тем самым мстя своему Тюте-Матюте за его дежурный секс по выходным. Вместо серых семейных будней она получала праздник на стороне – яркий, запоминающийся, с подарками и вниманием любовников. И такая жизнь ей все больше нравилась.

Ближе к 40 в ней пробудился вулкан женских страстей, не истраченных в молодости. Тоня по-прежнему оставалась стройной, привлекательной и желанной для мужчин среднего возраста – от 35 до 60. Чего, к сожалению, не скажешь о муже. Располневший, облысевший он как-то на глазах сдал, обзаведясь букетом болезней, из-за которых они уже давно спят порознь. Правда, Костя нашел отдохновение в благоустройстве дачи, а еще в радиоделе, микросхемах, припоях. По-прежнему немногословный, замкнутый в себе, будто в скорлупе, живущий в своем узком мире.

Нельзя сказать, что дружим домами, но приятельствуем более 30 лет. И все это время со стороны наблюдал эту семейную сагу и часто думал: каков будет ее финал?

Дочь и сын давно выросли, сами обзавелись детьми. Бабушка Тоня пуще всего теперь любит внуков, на мужиков уже даже не смотрит: ни на своего, законного, ни на чужих. Говорит, как на пенсию вышла, так страсти и улеглись. Костя тоже давно на заслуженном отдыхе, но по-прежнему трудится, только уже на даче, в деревне, где с весны по глубокую осень и живет. Ему там, в родительском доме, хорошо, уютно, ведь все своими руками сделано, вымощено, перекрыто, покрашено, подогнано до миллиметра. Есть крепкая рубленая банька, его рук творенье, лес с грибами-ягодами и бесплатными дровами в двух шагах.

Кроме кота, завел кроликов, чтобы не одиноко было и опять же есть о ком заботу проявить. Вечерами в старые подшивки журнала «Радио» погружается, находя в них отдушину. Смастерил любительский радиоприемник, теперь в радиоэфире, как молодежь, в интернете, подолгу зависает. Тоня приезжает раз в месяц на выходные, с сумкой продуктов: она не сельский, городской житель.

Иногда ей кажется, что она лишь наполовину замужем. Муж на расстоянии ее вполне устраивает, так он даже ближе и роднее, чем если бы, раздражая, храпел под боком в квартире. А так, будто свидания у них после долгой разлуки, и даже что-то напоминающее интимную близость времен молодости по большим праздникам случается.

Но в душе Тоня понимает, как, думаю, и Костя, приближающийся уже к себе, 70-летнему: с каждым годом не только в организме что-то изнашивается, ломается, требует срочного ремонта, но и в уставшей душе. Да и чему удивляться, когда наступила осень жизни, причем, не та, воспетая поэтами и влюбленными, завороженно золотая, а поздняя, глубокая, депрессивная, когда сумерки рано поглощают дневной свет, и деревья, до бесстыдства оголенные холодными ветрами, как мертвые тени, застыли в предчувствии зимы. Костя и Антонина дожили до такой поры, когда уже от завтрашнего дня ничего хорошего не ждешь, и чаще как-то отстраненно думаешь о том, чтобы он лишь наступил…

Холодный дом

Кто-то из святых сказал: благословляй свою жизнь, и она будет благословлена; проклинай свою жизнь, и она будет проклята. Все внутри нас.

Ночью неожиданно выпал снег, красиво, по-хозяйски припорошив все вокруг – наспех перепаханный огород, в беспорядке валяющиеся доски и дрова, так и неубранные сыном в сарай, натоптанную дорожку от калитки к дому. Художник по имени Зима хорошо постарался и перекрасил в свой любимый белый цвет яблони, груши и пару вишен с кое-где бессильно трепыхавшимися на ветках листочками, а также кусты малины, высаженные вдоль покосившегося, явно требующего мужских рук забора. И только белые хризантемы, как ангелочки, послушно покачивали на ветру свои хрупкие заснеженные головки.

Даже беглого полусонного взгляда Вике хватило, чтобы понять: за окном все пространство оккупировала нежданно пришедшая зима. В середине ноября она совершила незаконный переворот в природе, преждевременно ликвидировав власть и полномочия осени. И теперь все живые существа должны смириться с реальностью – резким похолоданием и выпавшим снегом.

В надежде согреться Вика с головой нырнула под пуховое одеяло и, как в детстве, свернулась калачиком. Она и проснулась в такую рань от холода, по-воровски закравшегося с неутепленной крыши. Перед уходом муж обещал обшить плитами пеноплэкса кровлю, да так и не сделал этого. Только комнату сына успел кое-как утеплить, а вдобавок купил еще напольный обогреватель, прилично накручивающий подорожавшие киловатты электроэнергии. А в их бывшем супружеском ложе, как и на всем втором этаже, теперь вольно гуляет ветер…

Сегодня понедельник, выходной на рынке, и Вика хотела поспать подольше, но вот поди ж ты, ее планы бесцеремонно порушила невесть откуда взявшаяся зима. А ведь еще вчера стояла тихая солнечная погода, по истине золотая осень, что беспристрастно зафиксировал и оконный термометр, показывавший стабильные 14‒15 градусов.

Попытки согреться и вернуть сон, видимо, ускользнувший вместе с теплом через щели в крыше, ни к чему не привели, и, накинув поверх пижамы махровый халат, Вика неторопливо спустилась по деревянной лестнице вниз, на кухню. Судя по тарелке с остатками котлеты, Артем, как обычно, сымитировав завтрак, ушел в школу.

Мельком глянула на часы, отсчитавшие всего лишь десять минут десятого. Каждое утро она на автомате делала одно и то же: умывалась, приводила себя в порядок после сна, затем в медной турке заваривала любимый «Лавацца», наслаждаясь приятным ароматом. С появлением густой «шапки», едва дав воде закипеть, тонкой струйкой наливала кофе в свою чашечку с голубой каемкой. Затем в предвкушении многократно испытанного внутреннего расслабления Вика с удовольствием делала пару небольших глотков божественного напитка и закуривала сигарету.

Домашним – мужу и сыну, ее курение не нравилось, но со временем они с этой вредной привычкой смирились, как, впрочем, и она с их неаккуратностью, что наглядно и часто проявлялось в разбросанных по дому вещах. Эта, безусловно, мелочь бытия сейчас ей показалась совсем пустяшной и даже немного милой, а ведь еще недавно валявшиеся где попало мужские носки и рубашки могли вызвать у Вики нервную реакцию.

Кофе и сигарета в этот раз не принесли ожидаемого душевного комфорта и настроения, может, потому, что тело нуждалось в тепле. Поеживась от холода, накинула на плечи куртку. «Хорошо бы протопить в доме», – мелькнуло в голове, но от одной только мысли, что надо одеваться и идти в еще больший холод, на улицу, доставать из-под снега полусырые дрова, с которыми придется повозиться, чтобы их разжечь, желание что-либо делать пропало. Когда они жили втроем, часть мужниной зарплаты уходила на оплату коммунальных услуг, да и газ тогда не такой дорогой был. Поэтому топили котел, особо не глядя на счетчик. Уход Виктора заставил экономить голубое топливо. А тут еще (вот уж действительно, одна беда впереди другой бежит), Виктория попала под сокращение на швейной фабрике, и почти полгода не могла трудоустроиться в их небольшом провинциальном городе. И в один из дней за непогашеный долг ей с сыном-школьником отключили газ. Случилось это в начале осени, когда стояли еще теплые дни.

Хорошо, что при газификации дома они про запас оставили печку с грубкой. Как чувствовали, что может пригодиться. Конечно, второй этаж она обогревает слабо, зато внизу нормативные плюс 18 есть. Правда, с дровами сейчас тоже напряг. В лесничестве только поставили на очередь, а когда привезут те несчастные 5‒6 кубов, неизвестно. Пришлось сына с наступлением сумерек полулегально отправить в старую березовую рощу у реки, где немало сухостоя. Но принесенное в два захода древесное топливо ночной снег, как назло, засыпал, пропитав влагой.

Чтобы развеять тоску и заодно кое-что уточнить, позвонила подруге, с которой на рынке торгует.

– Привет, Натаха! Не разбудила? Не знаешь, Сучков на Одессу поехал?

– Фиг его знает, не докладывал благодетель наш, – ответил хриплым голосом мобильный. – Вроде собирался. А у тебя что, товар заканчивается?

– Почти. С таким ассортиментом ничего не заработаешь. А мне очень бабки нужны. Вот зима пришла, а в доме колотун, топить нечем.

– Эх, подруга, не нагоняй тоску! Все равно одолжить бабло не смогу, – по-своему поняла Наталья откровения Вики.

– Да я и не прошу. Знаю, что ты не Рокфеллер и даже не мать Тереза. У кого что болит, тот о том и говорит.

Разговор не клеился, сплетничать с утра было лень, и они договорились вволю потрепаться вечером.

«А не выпить ли мне для сугреву коньячку? Выходной как-никак!», – вдруг осенила ее простая мысль. Но кто-то другой, сидящий в ней, весь такой правильный, ехидно произнес штампованную фразу: «По утрам пьют аристократы или дегенераты. Ни к тем, ни к другим ты, Вика, не относишься». Обычно прислушивавшаяся к «голосу» разума и совести в этот раз она решила его проигнорировать, налив рюмку молдавского «Белого аиста». Эту бутылку, показав аттракцион невиданной щедрости, ей подарил на 40-й день рождения хозяин фирмы «Купи-продай» Толик Сучков. Еще и красивую легенду рассказал. Якобы в жестокие средневековые времена защитников осажденной крепости от голодной смерти спасла стая белых аистов, принесшая в клювах виноградные грозди. История и впрямь достойна книги, красивая, потому и передается из уст в уста, а правдива ли, за давностью лет уже никто не спрашивает.

Приятный ванильный аромат, мягкая, изнутри согревающая волна с цветочным послевкусием вернули Вику к жизни. Она наконец почувствовала прилив душевных сил, уверенно вытеснивших тоску и печаль куда-то на задворки души, уравновесив, сбалансировав в ней неясную тревогу, гнетущие сомнения и тайные надежды на то, что когда-нибудь стреноженная, непутевая жизнь наладится.

В полудепрессивное состояние ее вогнал любимый муж с приставкой бывший. К своим сорока годам она неожиданно оказалась брошенной в этом холодном доме, где пахнет сыростью, слава Богу, хоть живет не одна, а с сыном-старшеклассником, который по-своему переживает развод родителей, но по-прежнему любит своего отца. Несмотря на то, что тот предал, променял их на смазливую 25-летнюю блондинку Лену…

Год назад у Вики окончательно выгорело внутреннее, казавшееся безграничным, хранилище любви, осталась там лишь мертвая пустота с заполнившей ее ненавистью. Безусловно, плохие подружки для жизни, но иных, увы, сегодня нет.

Виктория снова закурила, быстро отыскав в телефоне мобильное приложение с нужными аудиофайлами, словно в Нирвану с удовольствием погрузилась в волшебный и таинственный мир классической музыки. В пятом классе мама отдала ее в музыкальную школу, и там она впервые услышала «Времена года» непревзойденного Вивальди. С тех пор, когда ей грустно и одиноко, в зависимости от сезона включает любимое, всемирно признанное произведение. И погружается в него настолько, что этот несовершенный мир людей словно растворяется в тумане. Все пространство вокруг заполняют очаровывающие звуки, они бесшумно раздвигают стены, и вот она уже в свободном полете возносится над домом, и, как вольная птица, парит в поднебесье, наслаждаясь зимней красотой, грациозной завершенностью природных очертаний и легкостью собственных движений…

* * *

– Ула, снег выпал! – по-детски обрадовалась пятилетняя Саша, выглянув в узкое оконце деревенской хаты. Звук «р» ей по-прежнему плохо давался, и чтобы не сердить ребенка, старались на это не обращать внимания.

– Мама, хочу на санках с голки спуститься, – запричитала радостная девочка.

Лена как раз на деревянной лопатке, сделанной мужем, сажала пироги в печь и старалась не отвлекаться, чтобы противень случайно не свалился в жаркие угли. Хозяин дома, положив корове приличную охапку сена, расчищал дорожки во дворе.

– Одевайся и иди к папе Вите. Он тебя с горки спустит.

У Саши два отца – родной, но он далеко, в России, и Витя, который живет с ними уже год. Он очень любит маму и ее. С ним хорошо: второй папа такой добрый, веселый, сильный. Всегда радует вкусными подарками.

Через час, вдоволь накатавшись на санках, разгоряченные и довольные, они не вошли, а ввалились в теплый дом, пропахший пирогами.

– А мои любимые, с вишнями, есть? – первым делом полюбопытствовала Саша.

– А как же! И с капустой тоже. Но пока пироги после печки отдыхают, мы сейчас полезную гречневую кашу поедим, – мягко, но уверенно предложила мама. Она в семье домашний генерал, как с улыбкой говорит Витя, поэтому ее надо слушаться. А за порогом, на подворье там уже папа командир, потому что любая работа по хозяйству ему подчиняется. Мама говорит, что у него золотые руки – он и автомеханик, и с деревом мастерски управляется, и со сваркой, да с любым инструментом! Он только корову не доит.

– Много снега навалило? Раздевайтесь, будем завтракать, – Лена все делала быстро. И говорила так же, успевая еще и одаривать милой улыбкой.

– Неслабо зима начинается, – заметил Виктор, поудобнее усаживаясь за стол. Саша, как замерзший воробушек, прижалась к теплому боку отца. – В прошлом году, если помнишь, вообще снега не было. Так что, считай, природа должок вернула.

Гречневая каша, сваренная в печи да заправленная свиной тушенкой, – то еще объедение! Но так как сегодня почти все разговоры крутились вокруг погоды и румяных пирогов, то попробовать их не терпелось в первую очередь.

Все, что готовила Лена, Виктору нравилось. В отличие от его бывшей жены, кулинарничать она умела и любила. А когда от души работа делается, то она легко получается.

Лена отличная хозяйка – бережливая, заботливая. Как в сказке, кашу из топора сварит. Когда весной они переехали из города в эту забытую Богом деревушку-хутор, затерявшуюся среди лесов и болот, их семейный бюджет насчитывал всего 100 долларов и еще меньше рублей. И ничего, они не голодали: Лена за лето создала солидный продзапас, закатав около сотни банок с грибами, ягодами и прочими солениями-варениями, а также с домашней тушенкой.

От умершей тети, маминой сестры, им достался этот старенький дом с погребом, в котором хранилось кое-что из консервации. Картошка, капуста, свекла, морковь тоже не магазинные, а со своей грядки.

Витя, считающий, что зарабатывать деньги и обеспечивать семью – святой долг любого мужчины, остро переживал крах своего небольшого бизнеса. Когда Вика узнала, что его станция техобслуживания обанкротилась, а взятый немалый кредит в валюте не погашен, закатила такую истерику, будто по радио объявили, что началась война. Тогда немало нового и неприятного услышал он о себе. Что и эгоист неисправимый, только о себе думающий, и бизнемен никудышный, да и муж так себе… во всех отношениях. Вот это ехидное, с намеком, обобщающее уточнение и сорвало стоп-кран накопившихся за все годы обид. Остро задела несправедливость упреков, так легко слетавших из уст, которые еще недавно он страстно целовал. Будто незримая стрела с ядовитым наконечником больно впилась в его сердце. В трудную минуту вместо ожидаемого понимания, сочувствия и поддержки Виктор получил от близкого человека подножку, незаслуженный удар в спину. Кажется, в таких случаях говорят: пригрел змею на своей груди.

А ведь он не взвалил на жену груз своих проблем, сказал лишь, что вместо обещанного золотого украшения ко дню рождения может подарить серебряное или что-то другое, подешевле. И с покупкой итальянского мебельного гарнитура придется повременить. Причем здесь умело сдобренное слезами «ты меня совсем не любишь»? У всех, даже известных бизнесменов, бывают трудности, форс-мажорные обстоятельства. Это только в мыльных сериалах про красивую жизнь да в гламурных журналах «ноу проблем» и все прекрасно, как в раю.

Уйдя от Вики с чемоданом личных вещей, Виктор некоторое время жил на даче у друга, пока в один из летних дней не встретил Лену. Сейчас он благодарит Бога, в существование которого после черной полосы неудач немного поверил, за то, что свел их. Хотя, конечно, это простое совпадение, что они оба в одно и то же время оказались на пляже. Стояла тридцатиградусная жара, и многие искали спасительную прохладу у реки. С удовольствием поплавав, Виктор вышел на берег и увидел, что возле его лежака расположилась стройная блондинка с маленькой девочкой.

– Дядя, вода теплая? – спросила общительная малышка, когда он подошел поближе.

– Саша, не приставай к незнакомым мужчинам, – наигранно, больше, конечно, в шутку, чем всерьез, попросила мама, пытаясь воткнуть в травянистую почву зонт от солнца. Но у нее это плохо получалось.

– Давайте я вам помогу, – по-джентльменски предложил Виктор и, не дожидаясь разрешения, принялся за дело.

В процессе общения и познакомились. Вместе потом поплавали, оставив Сашку плескаться у берега. Правда, Лена по-матерински не спускала с нее глаз: мало ли что может случиться с ребенком.

Вечером, когда жара немного спала, засобирались домой. Виктору не хотелось расставаться с Леной и ее забавной дочкой, поэтому он с улыбкой предложил бесплатную услугу надежного телохранителя.

– Это значит, ты будешь меня охланять? – с серьезным видом уточнила Саша. – А на меня с мамой могут напасть разбойники или серый волк?

Они вместе посмеялись над неуемной детской фантазией, после чего Лена приняла предложение, поддержав полушутливый тон:

– Куда от вас, мужчин, денешься! Вы же наша опора в жизни.

Удивительно: знакомы они полдня, а ей кажется, что давно, только долго не виделись. Так бывает, когда встретишь друга детства через много лет и сразу находится столько тем для обсуждения. Значит, свой, родственный по духу человек.

Виктор как раз из таких, с ним легко и просто: говорить, смеяться, молчать. Он старше, опытнее, на все у него свой взгляд и готовый ответ. Поэтому не удержалась, спросила, он часом не профессор вуза? Загадочный ответ слегка удивил:

– Мой институт – жизнь. Она чему хочешь научит, только не ленись.

– А что такое институт? – проявила любопытство Саша и увела разговор в сторону.

«Не захотел говорить, наверное, профессия не престижная, рабочая. А какая разница?» – подумала Лена.

За незатейливым разговором и подошли к панельной пятиэтажке. На лавочке у подъезда сидела мама с соседкой. Увидев бабушку, Саша побежала к ней, чтобы рассказать, как они хорошо поплавали и позагорали на речке.

Лена стала прощаться: меньше всего ей хотелось досужих соседских пересудов.

Виктор все правильно понял и без долгих церемоний, не спрашивая ее согласия, как об уже решенном, сказал:

– Завтра увидимся в то же время, на том же месте.

И, пожелав «хорошего вечера», направился в сторону центра.

На следующий день они снова встретились, будто и не расставались. Все так же непринужденно общались, шутили, купались, немного поиграли в карты и в мяч, которые предусмотрительно взял на пляж Виктор. А когда все трое немного проголодались, Лена достала из сумки домашние пирожки с вишней и капустой. Ох, и вкусные же они на свежем воздухе у реки!

Они стали встречаться, и Лена вскоре почувствовала, что Витя ей не только интересен, но и не безразличен. Ей хотелось его видеть, слышать этот бархатный, чуть с хрипотцой голос. Узнав, что ему скоро 40, не поверила: больше 30 ни за что не дашь! Насколько все-таки бывает обманчива внешность, мужская в том числе. Значит, возрастная разница у них не лет пять, как она предполагала, а втрое больше. Удивительно, но это совсем не чувствовалось!

Не попрощавшись, убежало за горизонт солнечное лето, познакомившее их. Лена уже знала, что Виктор частный предприниматель и он женат, есть сын Артемка, в котором отец души не чает. Она хоть и сделала вид, что услышанное для нее малозначительно, в душе все-таки расстроилась. Значит, не суждено им быть вместе, а эти свидания то у реки, то в городском парке надо прекращать. Елена осуждала женщин-хищниц, разбивающих семьи. Не зря же бытует поговорка: на чужом горе счастье не построишь.