Электронная библиотека » Гвен Купер » » онлайн чтение - страница 4


  • Текст добавлен: 15 ноября 2022, 23:40


Автор книги: Гвен Купер


Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава 4. У семи нянек

 
И поднялся, и раздумывать начал рассудком и духом:
«Горе! В какую страну, к каким это людям попал я?
К диким ли, духом надменным и знать не желающим правды
Или же к гостеприимным и с богобоязненным сердцем?»
 
ГОМЕР. Одиссея

Первый день новой жизни для Гомера прошел без приключений. Но прежние страхи меня не покинули. Даже такой простой путь, как из ванной в спальню, котенок преодолевал с опаской. Стоило мне подать знак щелчком или голосом, он смело шел вперед. Неужели всю оставшуюся жизнь он обречен двигаться по моему сигналу? Неужели вся она пройдет в борьбе со страхами и сомнениями, как будто неизбежными в его положении? Пэтти честно призналась, что, весьма вероятно, Гомер так и не обретет независимость, свойственную другим кошкам. А уж все прочие, знакомые с ним понаслышке, в один голос твердили, что править его жизнью будут два чувства: трепет непреходящего страха и бессилие слепого.

Но первое, что я узнала о Гомере наутро, – то, какую радость ему доставляет само пробуждение. Предыдущее открытие состояло в том, что он без просыпу клубочком проспал у меня на груди всю ночь. Далее я заметила, что Гомер всеми силами пытался согласовать свой график с моим. Он спал, когда спала я, ел одновременно со мной и резвился, когда я возилась по хозяйству. По природе или в силу необходимости, но явно не по гороскопу он был сущей обезьянкой.

Кроме того, как вскоре выяснилось, Гомер испытывал радость от всего на свете. Даже от тех вещей, которые я для себя обозначила как «котвратительные». Механическое жужжание утилизатора отходов или апокалиптическое завывание пылесоса (звуки, державшие в страхе не только Скарлетт и Вашти, но и всех знакомых мне кошек и собак) лишь наводили на него буйное веселье. Уши его стояли торчком, «хомут» болтался из стороны в сторону, а сам он словно спрашивал на бегу: «Эгей! Новый звук! Что это за звук? А можно с ним поиграть или забраться верхом?»

Но больше всего его будоражило пробуждение в начале нового дня. Когда тем первым утром, проснувшись, я села в кровати, он тут же замурлыкал себе под нос. В его мурчанье слышалась своя мелодия, подобная предрассветному щебету птиц. Найдя мою ладонь, он настойчиво потерся об нее мордочкой. От этого Гомер потерял равновесие и под весом воротника оказался лапками кверху, разительно напоминая перевернутого на спину жука. Но все же резким рывком сумел встать на лапы, залез ко мне на коленки, уперся в грудь лапками и что есть мочи принялся тереться мордочкой о лицо. Кожей я ощущала мягкость шерстки и колкость швов.

Так здорово! Я до сих пор здесь – и ты тоже! Он был настолько мал, что можно было целиком накрыть его ладонью. Едва я коснулась его, как он вцепился крохотными до неприметности коготками в мое плечо, норовя вскарабкаться повыше, нашел мое ухо и обслюнявил всю мочку.

– Ты хочешь сказать, что голоден? – спросила я. – Посмотрим, запомнил ли ты, где твоя миска.

Я решительно встала с кровати и поставила котенка на пол. Очевидно, он не был к этому готов, поскольку на первом же шаге тюкнулся об пол подбородком с уже знакомым мне пристуком пластмассы. Но хныкать не стал, а тут же поднялся и направился прямо к своей мисочке, а после засеменил к лотку с песком.

Обнаружив еду и песок там же, где и вчера, котенок пришел в абсолютное блаженство. Его мелодичное мурчанье не прерывалось ни на миг, и я отчетливо слышала его даже с другого конца комнаты.

* * *

Да не покажется это удивительным, но счастье Гомера напрямую зависело от размеров пространства, в котором он находился. Не обладая зрением, он ощущал вселенную как место «здесь и сейчас». Конечно, когда он был бродячим котом, в его распоряжении был весь Майами вместе с окрестностями. Но тогда весь его мир полнился непреходящим одиночеством, болью и неведомой опасностью, грозившей со всех сторон. Избавление от боли и опасности обошлось недешево – и мир его сузился до размеров ящика в ветеринарной клинике. Дом Мелиссы фактически представлял собой бесконечность возможностей, пространства, запахов и звуков. Гомер столь рьяно выражал нежелание оставаться в одиночестве, что в первый же день мы выпустили его из комнаты на разведку. Только для начала убедились, что он не столкнется со Скарлетт и Вашти.

Можно считать это чудом, но, несмотря на размеры дома Мелиссы и возможную угрозу, Гомер мог чувствовать себя в безопасности. Каким бы обширным ни было пространство, там всегда были вещи, на которые котенок мог рассчитывать. Каждый день он находил достаточно воды и еды там, где ожидал. В этом новом мире необычный громкий звук сулил новые перспективы, а не нависшую опасность. Можно было спокойно засыпать по вечерам в уверенности, что никакой хищник не подкрадется к тебе во сне, и просыпаться по утрам в любящих руках.

Сказать, что он воспринимал все это как маленькое чудо, означало бы удариться в антропоморфизм. Но мозг котенка слишком уж отличается от человеческого. Если на то пошло, именно я расценивала происходящее через призму чуда. Особенно когда задумывалась, где был котенок до того и где оказался бы сейчас, если бы по неведомой прихоти судьба не свела нас вместе. Но здесь Гомер был счастлив – что правда, то правда. Иногда, когда я наблюдала за ним, меня и саму накрывало волной безотчетной радости. И я тут же спохватывалась, ведь за радостью новой волной накатывало и другое чувство. Отныне только я в ответе за то, чтобы его счастью больше ничто не угрожало. Я, и никто иной.

– Я сделаю все, чтобы твоему счастью ничего не угрожало, – так я и шептала, поглаживая его мягкую шерстку, пока он спал.

Прознав о Гомере, отец Мелиссы в шутку поинтересовался, как мы собираемся искать нашему слепому коту собаку-поводыря. Шутка шуткой, но как научить Гомера ориентироваться в пространстве? При этом надо предоставить ему максимум свободы в новом мире, да еще и защитить его со всех сторон. Совсем нешуточный вопрос.

Перед тем как принести Гомера домой, я целыми днями размышляла, как обезопасить дом для слепого котенка. Купила мягкие фетровые накладки на острые углы всех возможных столов и кроватей, специальные замки для кухонных секций, где хранились чистящие и прочие вредные для здоровья вещества. Поставила щеколду на крышку унитаза. (Слепому котенку, даже случайно попавшему внутрь, обратного пути уже не будет. Так, во всяком случае, думалось мне.) Я самолично законопатила все разъемы вокруг музыкального центра, где любой котенок запросто запутался бы в проводах.

Было невозможно предусмотреть всё, но я никак не могла нарадоваться своей осмотрительности. С его тягой к открытиям Гомер норовил попасть в самые потаенные и оттого не менее, а более опасные места. С задачей поиска собаки-поводыря Гомер справился сам. Вот только в роли собаки в его случае выступала я. Он повсюду ходил за мной по пятам, причем с недопустимым для движения интервалом. Стоило мне внезапно остановиться, как его маленький холодный нос утыкался мне прямо в лодыжку.

– Я в точности как Мэри, – как-то заметила я Мелиссе. В ответ она недоуменно взглянула на меня, и я разъяснила – ну, как в детской песенке: «Куда бы Мэри ни пошла, ягненок шел за ней».

Поначалу я думала, что Гомер выслеживал меня с упорством ищейки, потому что боялся пуститься в свободное плавание. Пэтти предупреждала, что он вряд ли избавится от вполне объяснимой робости. И уж наверняка не станет таким же независимым, как другие кошки. «Зато он не узнает, что слеп, – добавила она. – Не будут же другие кошки говорить ему: “Слышь, приятель, ты что, слепой, что ли?”»

Но вскоре стало очевидно, что Гомера не пугает перспектива изучать квартиру самостоятельно, без преследования меня по пятам. Однако если он нашел самый быстрый и доступный способ освоиться в неизвестности, на собственной шкуре ощутив, какую опасность таят ножки столов и подставки для зонтиков, то для других… Если раньше не было ничего криминального в том, чтобы скинуть пару туфель прямо в прихожей или бросить мокрый зонтик на пол, то сейчас подобные действия граничили с преступлением против животных. Вернее, против одного вполне конкретного животного. Не задумываясь, я переступала через всякие разбросанные вещицы, что изо дня в день меняли свое местоположение. Но Гомер, неуклонно следовавший за мной, не огибая их, а по прямой, спотыкался и замирал на месте в недоумении. Он всякий раз силился понять, откуда взялась преграда там, где еще вчера ее не было. «Разве это лежало здесь вчера? Что-то не припоминаю…» Стыдно признаться, но моя «порядочность» (в смысле стремления к порядку) всегда оставляла желать лучшего. Однако наша с Гомером совместная жизнь требовала не просто порядка, а порядка на порядок выше прежнего. И вскоре чистота вошла у меня в привычку, что и определило мою дальнейшую жизнь.

Гомер не знал не только о своей слепоте, но и о том, что, по всем прогнозам, он должен был чувствовать себя ущербным и не усердствовать понапрасну. Не ведая об этом, он совал свой носик всюду, куда только мог дотянуться. Чем бы я ни занималась, он неизменно должен был быть в центре событий. Если я наводила порядок в шкафу, Гомер возился рядышком, «перебирая» стопки старой одежды или копошась в коробках. Если я нарезала бутерброды, Гомер цеплялся за мои джинсы (он и теперь предпочитает джинсы любой другой одежде) и, перебирая коготками, карабкался на кухонную стойку. Если я присаживалась на диван, Гомер не успокаивался, пока не добирался до моей макушки и не устраивался сверху. Он не слазил до тех пор, пока я могла держать голову прямо. Котенок все еще носил свой конус. Как-то вечером, поймав наше с ним отражение в темном провале окна, я даже испугалась. Оттуда на нас взирало некое футуристическое создание – получеловек-полукиборг. Нередко случалось, что Гомер, как и всякий котенок, засыпал за каким-нибудь своим кошачьим занятием. При этом он сжимал в коготках украденный клочок бумаги или обнимал миску. Так слуги в «Спящей красавице» были зачарованы вместе с ней и впали в летаргический сон, продевая нитку в игольное ушко или досаливая суп в котле.

Неутомимый исследователь, Гомер освоился удивительно быстро. Нам с Мелиссой оставалось лишь удивляться, как через каких-то два дня он уже свободно передвигался повсюду. Котенок дал маху один-единственный раз, когда, по нашему с Мелиссой наблюдению, не на шутку разыгрался в погоне за хвостом, будто тасманский дьявол. Из-за этого малыш совершенно потерялся в пространстве. В подобных случаях стук, с которым он бился коническим воротником о стену или ножку стола, как эхо колокола, разносился по всему дому.

Первое время мы с Мелиссой давали Гомеру волю во всем. Во всем, кроме одного – застольных манер. Необходимость субординации и дисциплины мы с ней поняли в тот вечер, когда решили приготовить ужин на двоих и разделить его в компании котенка. Едва мы расселись по разным концам дивана, как Гомер тут же запрыгнул следом. Он бесцеремонно забрался прямо в мою тарелку и набросился на то, что лежало поближе.

Происходящее напомнило мне сценку из «Сотворившей чудо»[6]6
  «Сотворившая чудо» (1962) – фильм, снятый по автобиографическому роману Хелен Келлер, о глухой и слепой девочке, которая научилась общаться языком жестов благодаря своей учительнице Энн Салливан.


[Закрыть]
, когда до прибытия Энн Салливан Хелен, обходя семейный обеденный стол, таскала кусочки еды изо всех тарелок. Такое поведение мне показалось однозначно неприемлемым, и я решила пресечь его на корню.

Решительно подхватив котенка на руки, я опустила его на пол. Свои действия я подкрепила твердым: «Нет, Гомер!»

Гомер задрал голову назад и в сторону – жест, который я вскоре научилась безошибочно распознавать. Означал он вот что: по моему тону котенок пытался угадать, чего именно я добиваюсь. Эту позу он примерил несколько раз, словно переспрашивал. А затем исторг истошный, идущий откуда-то из глубин, раздирающий душу вопль: «И-и-и-и-у!» Должно быть, для его производства понадобились все кошачьи силы.

Положив две лапки на край дивана, он повторил еще раз: «И-и-и-и-у!» Теперь его вопль выражал неподдельное возмущение.

Мы с Мелиссой едва удержались от гомерического хохота, однако остались непреклонны. «Нет, говорю!» – повторила я еще раз.

Обратив к нам мордочку, Гомер посидел так еще с минуту. Он словно ждал, что вот-вот мы смилостивимся над ним. Но, не дождавшись, горестно вздохнул и поковылял к своей миске в другую комнату. Поступь его была нарочито неспешной, словно таким образом он сообщал нам: «Ну и не надо. Я и без вашей еды обойдусь».

* * *

Таков был первый дисциплинарный урок, который мы преподали Гомеру. А закрепить его следовало как можно быстрее. Ожидалось нашествие близких друзей, у которых появился такой прекрасный повод для визита, как знакомство с нашим котейкой. Гомер, если что-то и любил больше всего на свете, так это знакомиться с новыми людьми. Вот только эти самые люди позволяли ему все, на что он был горазд. Незаметно для себя Гомер оказался на попечении огромной семьи. «Нет заботливее на свете тех, кто этого хотят: теть и дядей в котсовете, что в ответе за котят». Для краткости мы с Мелиссой окрестили всю честную компанию «Советом семи нянек». Туда входили бесчисленные крестные, которых хлебом не корми – дай стянуть с тарелки кусочек тунца, индейки или хотя бы тефтельку и незаметно переправить ему. Кроме того, все члены этого союза считали своим долгом заваливать Гомера игрушками как из своего детства, так и специально приобретенными в кошачьих отделах окрестных зоомагазинов. Эти игрушки немилосердно гудели, жужжали и звякали колокольчиками на все лады. Словом, они влекли и манили своей способностью производить звуки. Все, и я в том числе, исходили из убеждения, что игрушки со звоночками и пищалками больше подходят слепому котенку, чем разноцветные перышки и финтифлюшки.

А вот церемония представления должна была проходить по строго установленной форме. Иначе Гомер вместо дружеского расположения выказывал настороженность. Поскольку усы у него попадали за дужку конуса, движения даже под самым носом Гомер не ощущал. Значит, его могла испугать рука, протянутая к нему из ниоткуда, если только она не принадлежала мне.

Посему для знакомства был разработан целый ритуал. Вначале я должна была взять нового человека за ладонь и провести наши руки под носом у Гомера. Он улавливал мой знакомый запах и понимал, что сопутствующий запах одобрен «мамой». Тогда котенок был готов дружить. Физический контакт был для Гомера источником неизбывной радости. В отличие от зрячих кошек, он был, если так можно выразиться, куда более тактилен. Просто обожал тереться носом, подлащиваться, чесаться спинкой и даже зарываться всем телом во что-нибудь мягкое и живое, лишь бы его ощущать.

А вот что приводило всех наших гостей в изумление, так это его способность отличать людей, с которыми он был хотя бы мимолетно знаком, от тех, с кем сталкивался впервые.

– Мы с ним виделись ровно пять минут, – удивился один мой приятель. Он попал к нам в дом во второй раз, и Гомер тут же подошел к нему и без предисловий забрался на колени. – Как он меня опознал, если даже ни разу не видел?!

– Он тебя вынюхал, – ответила я. – Кошки вообще опознают друг друга больше по запаху, чем по виду. Вот только у Гомера, говоря техническим языком, обоняние настроено лучше, чем у многих других.

Что поражало в Гомере не меньше непревзойденного нюха, так это его способность слышать то, чего другие (даже кошки) расслышать не могли. Помню, одна моя знакомая решила проверить широко известную теорию о том, что бездействие одного из органов чувств обостряет восприятие других ощущений. Она принялась беззвучно помахивать рукой метрах, наверное, в тридцати от Гомера, который мирно дремал у меня на коленях. Едва она повела рукой, как Гомер вскинул голову, навострил уши и нос и шея его повернулась туда, откуда шел звук. Пока в этом ничего необычного не было. Когда он бодрствовал, его уши и нос всегда работали. Даже могло показаться, что состояние покоя ему было просто неведомо. Но вот что поразительно: каким образом движение воздушных потоков от руки, что бесшумно ходила вверх-вниз, достигло ушей Гомера с силой, достаточной, чтобы его разбудить? Он тут же спрыгнул на пол и стал покачивать головой в такт движению руки. Затем вразвалочку пересек всю гостиную, выйдя точно на мою знакомую, поставил лапки ей на ноги и вытянул шею. Что это за звук? Опустите его пониже! Рассмеявшись, знакомая опустила руку, чтобы Гомер вспомнил запах, и с любовью почесала ему шейку. Он ответил довольным урчанием.

Незаметно для себя люди инстинктивно старались обращаться с Гомером поласковее. То чувство, которое возникло у меня в первый вечер наедине с Гомером: что, когда Гомер тебе доверяет, это что-нибудь да значит, – это чувство делает тебя другим. И, кажется, все мои знакомые испытывали то же самое.

В те времена Саут-Бич был населен людьми, по большей части перебравшимися сюда из других мест, оттуда, где они слыли «неудачниками» или личностями «со странностями» – словом, не такими, как все. Тут были и художники, и писатели, и травести. Встречались и такие умельцы, которые наряжались и гримировались так, что, скажем, левой половиной могли изображать женщину, а правой – мужчину. Этот номер имел неизменный успех у завсегдатаев ночных заведений. Вот почему в какой-то момент мы про себя стали называть Саут-Бич «Островом брошенных игрушек»[7]7
  Популярная песня 1939 года, по мотивам которой в 1970-е был снят мультсериал.


[Закрыть]
.

Кто как, а Мелисса опекала изгоев и чудаков, устроив у себя в доме что-то вроде артистического салона. Вероятно, потому, что Гомера можно было отнести и к тем и к другим, кого сторонились все «нормальные» люди, – все, кто с ним знакомился, тут же подпадали под его обаяние.

Но лично я так не считаю.

Одна моя приятельница как-то спросила, почему, на мой взгляд, на нас так действуют истории о животных, совершающих героические поступки. Взять, например, кошку, вынесшую котят из горящего дома. Или пса, что пересек пустыню в Ираке (а это миль пятьдесят), чтобы найти кормившего его солдата.

Вопрос застал меня врасплох, и ответила я уклончиво: мол, сама чувствую их обаяние. Но несколько дней спустя мне вдруг подумалось, что эти поступки почти материальное свидетельство объективного морального порядка. Иными словами, они воплощают в себе божественное начало. Они, как мне кажется, подтверждают: то, что нам дорого и трогает нас до слез – любовь, отвага, верность, альтруизм, – вовсе не абстракции, придуманные из ничего. То, что они не чужды и животным, показывает человеку, что все это часть бытия. Это вовсе не выдумки, которые просто передаются из поколения в поколение в виде сказок или мифов.

Слепота Гомера не одарила его сверхъестественными способностями. Она не сделала его проницательнее и не наделила умением видеть то, что скрыто в характерах других животных. Однако она открывала лучшее в тех, кто окружал его. Нашим друзьям было известно, что парочка, которая принесла Гомера в ветеринарную клинику, настаивала на его усыплении. Еще десяток других людей, не раздумывая, отказались приютить его. Такое положение вещей неминуемо разбивало всех, причастных к судьбе Гомера, на два лагеря: «мы» и «они». Быть одним из «нас» означало осознавать всю незаурядность Гомера, быть к нему добрее и не отвергать его, несмотря на его несходство с остальными. Это значило быть лучше и выше «них», отказавшихся от него.

Кошки по своей натуре – хищники-одиночки. Так по-научному зовется то, что может наблюдать каждый из нас. Они куда независимее собак, предпочитают со всем справляться самостоятельно и, в отличие от собак, любят оставаться наедине с собой.

На воле собаки собираются в стаи. Кошки же охотятся поодиночке или образуют нестабильные социальные группы, ориентированные больше на соблюдение территориальных границ друг друга, нежели на совместную добычу пищи.

Гомер всегда был «стайным». Инстинкт, куда более острый, чем у большинства кошек, подсказывал ему: безопасность зависит от размера стаи. А его стаей стали люди. Я была вожаком, и того, кого представляла Гомеру, он безоговорочно считал своим. Все до единого полагали, что именно этот котенок будет отличаться особым недоверием к чужакам. И все без исключения ошибались: Гомер относился к людям чрезвычайно благосклонно. Свое расположение он выражал тем, что забирался на колени к новому знакомому и принимался мурлыкать и тереться о него в знак дружбы.

Мне припомнилось, как однажды, когда я выпутывала перепуганного Гомера из паутины шерстяного платка, кто-то из моих приятелей подивился вслух несвойственному мне долготерпению. Замечание это заставило меня призадуматься. Впервые в жизни мое терпение отметили – потому, вероятно, впервые, что как раз терпением-то я и не отличалась. Не то чтобы я не была совсем уж нетерпеливой… Однако каждый раз это требовало от меня приложения осознанных усилий и уговоров вроде: «Всё в порядке… не торопись, потихонечку…» Так обычно люди уговаривают себя делать то, что не дается само собой.

Но с Гомером мне не приходилось напрягаться или переступать через себя. Все, что бы я ни делала, получалось словно бы само собой.

Со своей стороны, Гомер тоже особо не философствовал. Ему было известно лишь то, что он счастлив и любим. И с течением лет он будет делать вещи, которые продолжат удивлять меня все больше и больше.

Но самые невероятные события и вовсе совершались без его участия. Они случались просто потому, что он был рядом.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации