Текст книги "Альфред Йодль. Солдат без страха и упрека. Боевой путь начальника ОКВ Германии. 1933-1945"

Показания относительно попытки путча

Профессор доктор Экснер: «Свидетель Гизевиус много рассказывал о путче и цели путча? Лично вы знали что-либо об этих планах?»

Йодль: «Я ни разу не слышал ни слова, ни намека на предстоящий путч».

Профессор доктор Экснер: «А считали ли вы до или во время войны, что путч возможен и перспективен?»

Йодль: «Свидетель говорил о путче как об элементарной вещи, как, например, о мытье рук. Это лишь доказывает, что он никогда серьезно об этом не думал… Чтобы разрушить систему, требовалась революция гораздо более сильная и могущественная, чем националсоциалистическая… Как можно было руководить войной и одновременно управлять революцией, а при этом еще получить что-то положительное для немецкого народа, я не знаю. Это могут знать лишь гении, живущие в Швейцарии…

Если люди, которые активно работали, чтобы привести Гитлера к власти, участвовали в составлении законов, присягой верности привязали нас, солдат, к Адольфу Гитлеру, если эти люди вдруг потребовали от вермахта революцию и мятеж лишь потому, что им разонравился человек, или потому, что наступила полоса неудач, то я могу назвать это только безнравственным».

* * *

Профессор доктор Экснер: «Получали ли вы от Гитлера какие-либо особые знаки отличия?»

Йодль: «Я неожиданно получил к окончанию кризиса в Виннице 30 января 1943 года от фюрера золотой знак почета партии. Это был единственный знак отличия, полученный мною от фюрера».

Профессор доктор Экснер: «В течение этих пяти с половиной военных лет?»

Йодль: «Да».

Профессор доктор Экснер: «Получали ли вы от Гитлера или партии подарки или еще что-нибудь?»

Йодль: «Ни пфеннига, ни брючной пуговицы. Чтобы ни о чем не умолчать, должен упомянуть, что мы получали от фюрера в ставке на каждое Рождество пакет кофе».

Профессор доктор Экснер: «Появилось ли у вас какое-нибудь имущество с оккупированных вами территорий, получали ли вы что-либо как подарок или сувенир?»

Йодль: «Ничего. Если в обвинительном заключении есть фраза: «Обвиняемые обогащались на оккупированных территориях», то я, со своей стороны, могу лишь сказать – я повторяю это довольно часто, – что все это клевета на порядочного немецкого офицера».

«Документ» для гаулейтеровского доклада

Обвинители приводят один документ как доказательство того, что Йодль был «несомненным последователем фюрера». Что это за «документ» такой, выясняется 3 июня 1946 года на допросе Йодля.

Профессор доктор Экснер: «И каково содержание доклада?»

Йодль: «Он состоял, как я уже говорил, из обзора стратегического положения. Здесь перед судом было, естественно, зачитано лишь введение. Это введение дало нам только взгляд на то, что находится позади нас, но это взгляд не на политическое положение, а на стратегическое. Я описывал необходимые оперативные действия для так называемой наступательной войны. Я никоим образом не разделял мнения партии, но может быть, как, разумеется, любой офицер Генерального штаба, разделял мнение Верховного главнокомандующего. В то время уже не стоял вопрос: национал-социализм или демократия, тогда речь шла о существовании или несуществовании немецкого народа. И в Германии, как и в соседних странах, были патриоты. И я считаю и буду считать себя патриотом, пока могу дышать.

В остальном – не важно, о ком говорят, важно, что и о чем говорят. Я могу лишь сообщить, что читал это сообщение также и перед главнокомандующими военных округов[21]21
  Существовали в Германии с 1919 по 1945 г.


[Закрыть] и офицерами армии резерва».

Профессор доктор Экснер: «В начале и в конце речи присутствует неоспоримая хвала фюреру и партии. Зачем же вы включили ее в эту чисто деловую, военную речь?»

Йодль: «Я не мог начать подобный доклад с критической полемики в адрес партии или моего Верховного главнокомандующего. Было необходимо установить доверие между офицерами и партийным фюрером. Это доверие было как условием достижения своей цели с помощью доклада, так и условием победы. В остальном же я просто хотел сказать что-то решительное, то, что обвинение здесь представляет как документ L-172…»

Профессор доктор Экснер: «Это гаулейтеровский доклад».

Йодль: «Это совсем не гаулейтеровский доклад, это даже не доклад, который я делал; это набор предварительных документов для этого доклада. Это лишь первый грубый набросок, совершенно недоработанный, в нем слишком много абсолютно несущественных деталей и положений. А основа доклада – сообщения о сегодняшнем положении, о враге, его средствах принуждения и целях – отсутствует».

Профессор доктор Экснер: «Так это не рукопись вашего доклада?»

Йодль: «Нет, не рукопись, хотя со стороны это выглядит совершенно иначе» (Т. 15).

«Игры» обвинения

Благодаря кому эти записи или неполная рукопись попадут в руки к обвинению? Или это все случайность? Нет, в любом случае это не случайность, так как часто в течение «процесса» обвинение предоставляет такого рода неполные «документы» в качестве доказательства. Внезапно появляются так называемые «протоколы» или «ключевые документы» (они не были ни подписанными, ни даже написанными от руки), и каждый «протокол» содержит другой не совпадающий с предыдущим текст. Но «суд» их ценит, и они – как, например, так называемые «протоколы Хоссбаха» и «Ванзее» – и сегодня используются победителями прошлого как «безупречные доказательства» для их антинемецкой пропаганды.

Также на методы и «закулисные игры» обвинения проливает свет эпизод, описанный британцем Дэвидом Ирвингом (Мир в воскресенье. 1971. 24 октября):

«До Нюрнбергского процесса было немыслимо, чтобы одна сторона скрыла часть документа, которая могла бы оказаться полезной для другой стороны. В Нюрнберге же защита получает лишь обвинительное заключение и выписки из документов. На этом они должны построить тактику ведения защиты.

Например, против обвиняемого Розенберга была зачитана выписка из документа, в котором подробно рассказывается о зверствах в восточных областях. Защите с трудом удалось доказать, что обвинение опустило часть документа, в которой говорилось о том, что подчиненные Розенберга протестовали против описанной жестокости…

Важная книга бывшего румынского министра иностранных дел Гафенку, которая уже была известна всем в Швейцарии, для защиты в Нюрнберге оказалась недоступной, как и текст депеши руководителя американского Генерального штаба, в которой генерал Маршалл сообщал, что перед нападением на Перл-Харбор между Германией и Японией не было никакой договоренности о совместных действиях».

В обвинительном заключении было написано, что Германия развязала против Америки «наступательную войну», хотя все было наоборот. И эта телеграмма Маршалла была очень важна для отклонения преднамеренной лжи о «наступательной войне против Америки».

Свидетели защиты «спрятаны»

Помимо закулисных «игр», в распоряжении обвинения есть и другие подлые методы: свидетелям защиты мешают дать показания в Нюрнберге.

Когда защитник Геринга доктор Отто Штамер хочет допросить живущего в эмиграции польского генерала Андерса о подробностях массового убийства русскими польских офицеров в Катынском лесу, Андерсу запрещают выступать в качестве свидетеля в Нюрнберге.

Куда хуже, как пишет Ирвинг, обходятся с генералом ваффен-СС Карлом Вольфом, который хочет выступить в защиту Кальтенбруннера и ваффен-СС: американцы тут же отправляют его в сумасшедший дом. Так до сих пор еще нередко поступают в России с неудобными людьми. В сумасшедшем доме свидетель Вольф находится довольно долго. И лишь год спустя, когда потребуется его выступление на другом процессе, он сумеет доказать, что полностью здоров.

Неясные источники доказательств

О так называемом «дневнике», который также и сегодня приводится как самое «главное доказательство», генерал-полковник Йодль говорит в Нюрнберге:

«Во время войны у меня не было дневника, но я, естественно, вел десятки тетрадей, в которых делал пометки… важные места подчеркивал красным, позже моя секретарша их выписывала… Больше я эти бумаги не контролировал, не видел и не знаю, как они попали в руки обвинения».

Председатель: «Вы говорите, что они попали в руки обвинения. Не подразумеваете ли вы под этим, что они не принадлежат к тем документам, которые вы передали в руки обвинения?»

Йодль: «Нет, я не знаю, что происходило с этими выписками из моей рабочей тетради, а обвинение каким-то образом их нашло. Все остальное является отрывками и частями фрагментов из служебного журнала штаба оперативного руководства» (Т. 15, 420–421).

Отто Кранцбюлер, защитник гросс-адмирала Деница, в своей книге «Взгляд на Нюрнберг» назвал нюрнбергские материалы хоть и «ценным источником» для исторических познаний, но «источником, из которого нужно с огромной осторожностью черпать информацию». Во время англо-американского процесса «суд практически не считал своей обязанностью выяснение истины, и, тем более, так не считала прокуратура…». Поэтому и обвинение в Нюрнберге «…считало, что имеет право прятать от суда и противоположной стороны все имеющиеся в его распоряжении документы и свидетелей, которые могут сказать что-то для него неприятное».

А враждебно настроенный по отношению к немцам уважаемый известный историк А.Дж. П. Тэйлор пишет в своей работе «Истоки Второй мировой войны» о Нюрнбергских источниках:

«Хотя документы в неисчисляемых томах выглядят очень впечатляюще, использование этих материалов таит для историков определенную опасность… Даже у юристов при изучении доказательств обвинения на Нюрнбергском процессе должны появиться сомнения. Документы подбирались не только для того, чтобы доказать вину представших перед судом людей, но и чтобы скрыть вину держав-победительниц…»

«Der kommando-befehl»

Так называемый «Kommando-befehl» играет в Нюрнберге очень большую роль. Обвинение относительно этого пункта выдвинуто и против Йодля. Мировая пресса уделяет особенное внимание этому приказу, по большей части не упоминая военные преступления союзников, которые и привели к появлению этого приказа…

7 октября 1942 года доклад вермахта содержал в себе следующее дополнение: «В будущем со всеми без исключения террористическими и диверсионными группами британцев и с их сообщниками, которые ведут себя не как солдаты, а как бандиты, немецкие войска должны обращаться соответственно и быть безжалостными в борьбе».

Об этом и о «Kommando-befehl» говорится в 15-м томе судебного протокола, где идет речь о допросе Йодля от 4 июня 1946 года.

Йодль: «Я прошу суд позволить мне остановиться на этом подробнее. В этом приказе речь идет о многих, не только обо мне; и лично я в этом процессе никакой роли не играю. Речь идет о чести немецких солдат и немецких офицеров, которых я только представляю.

«Kommando-befehl» неразрывно связан с дополнением к докладу вермахта от 7 октября 1942 года, так как является исполнительным приказом к этому сообщению в докладе вермахта».

Профессор доктор Экснер: «Кто автор этого сообщения в докладе вермахта? Кто его составил?»

Йодль: «Этот доклад вермахта от 7 октября 1942 года – точнее, дополнение к докладу вермахта – составлено по большей части мной. Оно опровергает сообщение английского военного министерства, которое я не хотел бы подробнее рассматривать, так как это очень щекотливый вопрос. Обвинение особенно не желает, чтобы я на нем задерживался».

Профессор доктор Экснер: «Но дополнение…»

Председатель: «Доктор Экснер! Мы… по крайней мере, я не видел документ от 7 октября 1942 года. Представительство обвинения, насколько нам известно, не протестовало против какого-либо ответа на английский документ».

Профессор доктор Экснер: «Да, я хотел представить этот документ, но он вызвал возражения».

Председатель: «Что имеет в виду обвиняемый, говоря, что обвинение не желает, чтобы он на нем задержался или на это ответил?»

Профессор доктор Экснер: «Вероятно, это означает, что нам не было разрешено представить этот доклад вермахта. Но он может вкратце рассказать о его содержании».

Председатель: «Здесь может быть ошибка перевода. Но если он имеет в виду, что обвинение не представило ни одного доказательства по этой теме, то ничто не должно противоречить тому, что он так говорит. Но если он утверждает, что представительство обвинения не желает, чтобы он предъявлял что-либо или высказывал свое мнение относительно какого-либо документа, то это совершенно не подобающее объяснение».

Профессор доктор Экснер: «Ах так, да».

* * *

Йодль: «…17 октября пришел ко мне главный адъютант фюрера, генерал Шмундт, и сказал, что фюрер требует исполнительный приказ. Я дал ему дословно следующий ответ:

– Передайте ему привет и скажите, что я не занимаюсь такими приказами.

Шмундт улыбнулся и ответил:

– Но я не могу ему это передать. Мой ответ был следующим:

– Хорошо, тогда сообщите фюреру, что я не знаю, как подобный приказ нужно юридически обосновывать.

С этим он ушел. Я надеялся, что меня пригласят к фюреру, чтобы еще раз спустя много месяцев поговорить с ним лично».

* * *

Йодль: «Как я уже объяснял суду, мой штаб, о чем можно прочитать в первом разделе на странице 104, потребовал предложения от Amt Ausland/Abwehr[22]22
  Одно из управлений Верховного главнокомандования вооруженных сил Германии (ОКВ), ведавшее делами внешней разведки. Вначале центральные службы абвера носили общее название «Amt Ausland nachrichten und Abwehr» – «Управление разведки и контрразведки». После декрета от 14 февраля 1944 г. о расформировании абвера он делился на части, отходившие к разным ведомствам, а Вальтер Шелленберг становился полным хозяином всех служб внешней разведки.


[Закрыть] Канариса, так как при нем находились международно-правовые группы, и от правового отдела…»

На странице 106 в абзаце «А» суд находит предложение, которое сделал Amt Ausland/Abwehr, а именно зарубежное отделение этого отдела:

«С членами террористических и диверсионных групп… которые… будут встречены без формы или в немецкой форме, следует обращаться как с бандитами… Если они попадут во время боевых действий в немецкие руки, то их тотчас нужно доставить к офицеру на допрос. После этого их следует предать военно-полевому суду».

Йодль отклонил это предложение ведомства Канариса, написав «нет» на полях и добавив ниже: «Это тоже не подходит. Йодль».

* * *

Профессор доктор Экснер: «Значит, вы отклонили это предложение. Но приказ фюрера, как вы сами сказали, также вызвал у вас серьезные сомнения. Скажите, какие именно?»

Йодль: «Вначале у меня были правовые сомнения. Да и вообще приказ был неоднозначен и слишком неясен для практического использования. Как раз в этом случае я считал, что военный суд особенно необходим…»

Профессор доктор Экснер: «Этим вы хотели начать судебный процесс, если я вас правильно понимаю. Что вы имеете в виду под неясным и неоднозначным?»

Йодль: «Мысль была такой, что если солдаты ведут себя не по военным законам, то они не имеют права на то, чтобы с ними обращались по военным законам. Этот принцип признан в международном праве, например в определении шпиона или франтирера.[23]23
  Французские франтиреры и партизаны (Les Francs-Tireurs et Partisans français), крупнейшая военная организация движения Сопротивления во Франции в 1941–1944 гг. Создана по инициативе Французской компартии в результате слияния «Специальной организации», «Батальонов молодежи» и боевых отрядов рабочих-иммигрантов.


[Закрыть]

Этот приказ должен был устрашить английские диверсионно-разведывательные группы, чтобы они не применяли грязные методы борьбы. Но приказ Гитлера пошел дальше. В нем говорилось, что все диверсионно-разведывательные группы должны уничтожаться. А относительно этого у меня уже были серьезные сомнения…»

Методы убийств в Дьепе

Профессор доктор Экснер: «Чтобы с вражескими бойцами, которые вели себя не по-солдатски, обращались не как с солдатами, для вас это понятно?»

Йодль: «Мне это абсолютно понятно и не только мне, фюрер часто получал очень печальные сообщения. Мы перехватили все приказы канадской десантной бригады из Дьепа. Я их лично видел. В этих приказах говорилось, чтобы, где это возможно, немецким военнопленным связывали руки. Но спустя некоторое время я получил от главнокомандующего с запада судебные протоколы и показания свидетелей, к которым прилагались фотографии. Из них мне было ясно видно, что многие люди, принадлежащие к Organisation Todt,[24]24
  Организация, занимавшаяся строительством важных военных объектов, железных дорог и скоростных автомагистралей. С 1933 г. ее возглавлял Фриц Тодт.


[Закрыть] отцы семейств, безоружные, пожилые люди, но все с повязками со свастикой на руке – что было их отличительным знаком – были связаны так, что на их шеях были петли, а концы веревок привязывались к голени, так что люди сами себя душили…»

«…Спустя некоторое время произошел еще один случай на острове Сарк с участием диверсионно-разведывательной группы. Снова мы получили официальные протоколы о том, что солдаты, немецкие военнопленные, снова так связывались. И в конце концов мы сумели добыть английский устав о рукопашном бое, и для фюрера это была последняя капля. Я тщательного изучил этот устав. В нем приводились изображения, как можно связать человека, чтобы он сам себя задушил. Там даже точно было записано, когда наступит смерть».

* * *

В своих дальнейших показаниях Йодль указывает на другие, не входящие в Женевскую конвенцию военные действия западных союзников, из-за которых Гитлер отдал «Kommando-befehl». Он упоминает пресловутые пистолеты под мышками, которые члены диверсионных групп прятали под одеждой и из которых они стреляли после того, как поднимали руки, чтобы якобы сдаться.

Когда Йодль упоминает, что немецким военнопленным в Северной Африке по приказу союзных офицеров не давали питьевой воды до окончания дачи свидетельских показаний, председатель суда отклоняет предложение о расследовании этого эпизода:

«Трибуналу не кажется возможным расследовать все эти события, которые произошли так давно…»

Передача приказа фюрера

На вопрос защитника, в чем вообще заключалось участие Йодля в «Kommando-befehl», он ответил:

«Мое личное участие заключалось лишь в том, что я распространял или приказывал распространить этот приказ, подчиняясь категоричному распоряжению».

Профессор доктор Экснер: «Обвинение устно утверждало, что вы подписали приказ, один из двух приказов – не знаю, какой именно. Это так?»

Йодль: «Нет. Я подписал лишь общее распоряжение о неразглашении тайны к этому приказу».

Профессор доктор Экснер: «Скажите, пожалуйста, вы могли отказаться передать этот приказ?»

Йодль: «Нет. Если бы я отказался передавать приказ фюрера, меня бы на месте арестовали, и, должен сказать, по праву. Но как уже было сказано, я был совершенно не уверен, был ли этот приказ в целом, так же как и его отдельные части, противозаконным. Я и сегодня этого не знаю. Я убежден, что, если бы здесь был созван консилиум специалистов по международному праву, у всех были бы разные точки зрения» (Т. 15).

«Kommando-befehl» был отдан Верховным главнокомандующим вермахтом Адольфом Гитлером 18 октября 1942 года. В нем содержались следующие положения:

«Совершенно секретный документ!

1. Уже долгое время наши противники используют в ведении войны методы, которые противоречат международным нормам Женевской конвенции. Особенно грубо и вероломно ведут себя члены так называемых отрядов особого назначения, которые, как установлено, частично состоят из криминальных элементов наших противников. Из захваченных приказов следует, что им поручили не просто связывать пленников, но и убивать беспомощных людей, когда они считают, что пленные могут представлять собой балласт или препятствие для достижения целей. Также обнаружены приказы, предписывающие убивать пленных. (Немецких пленных убивали не только диверсионные группы. На наступательном фронте и после перехода через Рейн, как и в Баварии, немецкие пленные были расстреляны по приказу командования. – Примеч. авт.)

2. Еще 7 октября 1942 года в дополнении к докладу вермахта говорилось, что Германии следует прибегать к таким же методам в отношении диверсионных групп британцев и их сообщников, иными словами, где бы таковые группы ни появлялись, они должны безжалостно уничтожаться немецкими войсками.

3. Исходя из вышеизложенного, приказываю: Отныне вся вражеская агентура, выполняющая задачи коммандос в Европе или в Африке и участвующая в боевых действиях против немецких войск, независимо от того, носят они военную форму и оружие или нет, действуют на поле боя или в тылу, подлежит истреблению до последнего человека. При этом абсолютно все равно, как они добираются до места действия: на корабле или на самолете или прыгают с парашютом. Даже если эти субъекты при обнаружении якобы начнут готовиться сдаться, им принципиально не должно быть никакой пощады. Об этом в любом случае следует подробно доложить в ОКВ.

4. Если отдельные члены таких коммандос – агенты, диверсанты и т. д. – другим путем, например, благодаря полиции на оккупированных нами территориях, попадут в руки вермахта, то они должны быть немедленно переданы службе безопасности. Любой военный надзор, например в лагере для военнопленных, строго запрещен, если это не временная мера.

5. Это распоряжение касается не только обращения с теми вражескими солдатами, которые будут захвачены в плен или сдадутся в рамках нормального сражения (крупной наступательной операции, крупной десантной операции, крупной воздушно-десантной операции) в открытом бою. Это распоряжение также касается тех солдат, что попадут к нам в руки после сражения на воде или в воздухе, после вражеской попытки спасти свои жизни при помощи прыжка с парашютом.

6. За невыполнение этого приказа все командиры и офицеры будут отвечать перед военным судом, либо за то, что не исполнили свой долг и не сообщили войскам об этом приказе, либо за то, что действовали вопреки этому приказу».

В «Руководстве по необычному ведению войны», которое попало в руки немцев до «Kommando-befehl», но которое не было допущено в качестве доказательства на Нюрнбергском процессе, британское командование приказывало следующее:

«Дни, когда можно было придерживаться спортивных законов, прошли. Сейчас каждый солдат должен быть потенциальным преступником и должен быть готов применять преступные методы» (курсив автора). Немецким ответом на это был гитлеровский «Kommandobefehl».