Автор книги: Ха-Джун Чанг
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Как извлечь из истории нужные уроки
Римский политик и философ Цицерон однажды сказал: «Не знать истории – значит всегда быть ребенком. Не извлекая пользы из трудов минувших веков, мир обречен оставаться в начале пути познания». Трудно себе представить более уместное наблюдение для процесса определения стратегии развития, но именно в этой отрасли его чаще всего игнорируют. И несмотря на весь огромный исторический опыт, в котором можно черпать уроки, мы не утруждаем себя обучением и доверчиво впитываем господствующий миф, который утверждает, что современные богатые страны возникли благодаря применению принципов свободной торговли и свободного рынка.
История же подсказывает, что на деле почти все успешные страны на этапе становления в различном сочетании прибегали к протекционизму, субсидированию и административному регулированию с целью развития национальной экономики. История успешных развивающихся стран, которую я приводил в главе 1, подчеркивает то же самое.
К сожалению, история говорит и о том, как богатые страны «отбросили лестницу», навязав бедным принципы свободного рынка и свободной торговли. Государства, уже укрепившие свое положение, не желают появления новых конкурентов в результате применения ими методов защиты национальных интересов (которые сами страны-лидеры так успешно применяли ранее). Не стала здесь исключением даже моя родная Корея, сама сравнительно недавно вошедшая в клуб. Хотя Южная Корея некогда была одной из самых протекционистских стран мира, сейчас она активно выступает в ВТО за резкое снижение тарифов на промышленную продукцию, а то и вообще за тотальную свободу торговли.
Когда-то Корея была столицей мирового пиратства, теперь она возмущается тем, что в Китае и Вьетнаме выпускаются пиратские компакт-диски с корейской поп-музыкой и DVD с корейскими фильмами. Более того, эти корейские адепты свободного рынка зачастую оказываются теми же людьми, которые ранее разрабатывали и воплощали политику государственного вмешательства в экономику и протекционизма. Большинство из них, вероятно, изучали экономику свободного рынка по пиратским изданиям американских учебников, а в свободное время слушали пиратские записи рок-н-ролла и смотрели пиратские диски с голливудскими фильмами.
Еще больший масштаб имеет историческая амнезия, и она даже важнее, чем «отбрасывание лестницы». В прологе я рассказывал о еле заметном постепенном процессе переписывания истории в угоду поддержанию современного имиджа страны в собственных глазах. В результате многие граждане богатых стран пропагандируют свободный рынок и свободную торговлю, свято веря, что именно таким был путь их предков к богатству. А когда бедные страны указывают на то, что такая политика вредит, от таких возражений отмахиваются как от интеллектуально несостоятельных[102]102
В своей знаменитой статье, упомянутой в главе 1, Джеффри Сакс и Эндрю Уорнер объясняют, как «неверные» теории подвигли развивающиеся страны принять «неверную» политику. J. Sachs & A. Warner (1995), “Economic Reform and the Process of Global Integration”, Brookings Papers on Economic Activity, 1995, no. 1, pp. 11–21.
[Закрыть] или служащих интересам их коррумпированных лидеров[103]103
Когда провалился Канкунский раунд переговоров ВТО, выдающийся голландский экономист Виллем Бюйтер, который тогда был главным экономистом ЕБРР (Европейского банка реконструкции и развития), заявил: «Хотя лидеры развивающихся стран правят государствами, которые в среднем бедны или очень бедны, из этого не следует, что эти лидеры обязательно выступают от лица бедных и беднейших жителей. Для некоторых это верно, другие же представляют коррумпированные и репрессивные элиты, которые кормятся тою рентой, которую создают торговые барьеры и прочие деформации за счет своих беднейших и наиболее беззащитных граждан». См.: Willem Buiter, If anything is rescued from Cancún, politics must take precedence over economics, письмо редактору Financial Times, September 16, 2003.
[Закрыть].
И этим злым самаритянам даже не приходит в голову, что принципы, которые они пропагандируют, полностью расходятся с тем, чему учит история в отношении лучших образцов политики развития. Порой намерения, стоящие за такими призывами, действительно благородны, но их результат не менее разрушителен, чем при намеренном «отбрасывании лестницы».
К счастью, история говорит и о том, что успешные страны необязательно должны выступать в роли злых самаритян, а самое главное, что, если разобраться, это в их собственных интересах. Самый важный пример относится к периоду между началом действия плана Маршалла в 1947 году и подъемом неолиберализма в 1980-е годы.
В июне 1947 года США отказались от своих первоначальных планов по целенаправленному ослаблению германской экономики и ввели в действие план Маршалла, в соответствии с которым крупная сумма была направлена на послевоенное восстановление Европы[104]104
Пятого июня 1947 года во время речи в Гарвардском университете об этом плане объявил госсекретарь США Джордж Маршалл. Все параметры плана были определены на парижских переговорах, которые начались 12 июля 1947 года. Его реализация проходила с 1948 по 1951 год. За этот период в опустошенные войной экономики европейских стран было направлено 13 миллиардов долларов (соответствует 130 миллиардам нынешних долларов). План Маршалла сменил план Моргентау, который ранее определял американскую послевоенную международную политику. План Моргентау, названный в честь министра финансов (1934–1945), был призван покончить с экспансионистскими стремлениями Германии посредством ее «пасторализации». Учитывая желание СССР завладеть передовым германским оборудованием, такой план был очень эффективным способом уничтожить германскую экономику. Однако вскоре стало ясно, что такие идеи нежизнеспособны. После поездки по ФРГ в 1947 году бывший президент США Герберт Гувер объявил план Моргентау «иллюзорным» и пояснил, что он не сработает, если только не уменьшить население Германии на 25 миллионов – с 65 до 40 миллионов. Очень познавательную дискуссию по этому вопросу см. E. Reinert (2003), „Increasing Poverty in a Globalised World: Marshall Plans and Morgenthau Plans as Mechanisms of Polarisation of World Incomes" in H-J. Change (ed.), Rethinking Development Economics (Anthem Press, London).
[Закрыть].
Хотя это была не такая уж большая сумма, план Маршалла сыграл важную роль в восстановлении опустошенных войной европейских экономик, поскольку покрывал расходы по импорту жизненно важных товаров и финансировал восстановление инфраструктуры. Он послужил политическим сигналом того, что США считает процветание других стран, даже бывших врагов, частью собственных интересов. Штаты также склоняли другие богатые страны к тому, чтобы помогать или, по крайней мере, не мешать бедным развивать свою экономику, защищая национальные интересы.
В рамках Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), также подписанного в 1947 году, США и другие ведущие государства позволили развивающимся защищать и субсидировать своих производителей более активно, чем это дозволялось самим богатым. Такой подход контрастировал с колониализмом и неравноправными договорами, когда развивающиеся страны насильно втягивались в свободу торговли. Отчасти он объяснялся чувством вины за колониализм в первую очередь Великобритании и Франции, но основной причиной был более просвещенный подход гегемона мировой экономики (США) к экономическому развитию бедных стран.
Результат такой разумной стратегии впечатляет. Богатые страны вошли в так называемый золотой век капитализма (1950–1973)[105]105
Данные о росте в этом абзаце приведены по A. Maddison (2003), The World Economy: Historical Statistics (OECD, Paris), таблица 8b.
[Закрыть]. Прирост среднего среднедушевого дохода в Европе подскочил с 1,8 % (в «золотой век либерализма» – 1870–1913) до 4,1 %. В США он вырос с 1,8 до 2,5 %, в Японии – с 1,5 до 8,1 %. Эти выдающиеся показатели сочетались с малой неравномерностью доходов и экономической стабильностью. Очень важно, что и развивающиеся страны в этот период тоже демонстрировали очень хорошие показатели. Как я уже говорил в главе 1, в 1960-е и 1970-е годы при «снисходительной» международной системе, когда им разрешалось пользоваться мерами по защите национальных интересов, их рост составлял 3 % на душу населения. Это значительно превышало уровень, которого они достигли во времена «первой глобализации» (1870–1913), и вдвое превосходило показатели, которые они демонстрируют с 1980-х годов – в эпоху неолиберальной экономики.
Порой щедрость США в 1947–1979 годы не учитывается на том основании, что Штаты были добры к бедным странам только из-за соперничества с СССР в холодной войне. Разумеется, странно было бы отрицать, что холодная война оказывала существенное влияние на международную политику, но это не должно мешать отдать этой стране должное. Ведь в «эпоху империализма» (в конце XIX – начале XX века) могущественные страны вели себя ужасно по отношению к более слабым, несмотря на напряженное соперничество среди них.
История (как недавняя, так и более отдаленная), с которой я познакомил вас в этих двух главах, станет фундаментом моих критических замечаний в последующем. Я покажу, в чем конкретно ошибаются злые самаритяне, коснусь важнейших сфер экономической политики: международной торговли, регулирования иностранных инвестиций, приватизации, защиты прав интеллектуальной собственности (патентов) и макроэкономической политики, предложу богатым странам полностью изменить свое поведение, чтобы поддержать экономическое развитие бедных.
Глава 3. У моего шестилетнего сына должна быть работа
Всегда ли свободная торговля – универсальный ответ?
У меня шестилетний сын. Его зовут Чжин Ю, живет он за мой счет, хотя вполне способен себя обеспечить. Я плачу за его жилье, еду, образование и услуги здравоохранения. А вот миллионы детей в его возрасте уже работают. Даниэль Дефо в XVIII веке считал, что дети могут зарабатывать себе на жизнь с четырех лет.
Более того, работа может многое дать самому Чжин Ю. Прямо сейчас он живет в экономическом пузыре и не знает цену денег. Он нисколько не ценит тех усилий, которые предпринимают отец и мать, субсидируя его бездеятельное существование и укрывая от жестокой реальности. Он чрезмерно укутан, и ему нужно стать более открытым для конкуренции, чтобы быть полезным членом общества. Если подумать, то чем больше будет конкуренции и чем быстрее его ей подвергнуть, тем благотворнее это повлияет на будущее мальчика. Его менталитет станет более подготовленным для настоящей работы. Мне нужно заставить его бросить школу и найти работу. Возможно, стоит переехать в одну из стран, где к детскому труду все еще относятся снисходительно, если не с поощрением, чтобы у него был богаче выбор при поиске работы.
Так и слышу, как вы говорите, что я сошел с ума, что близорук и жесток, что должен защищать и лелеять своего ребенка. Если я выведу Чжин Ю на рынок труда в шесть лет, он может стать отличным чистильщиком обуви или даже процветающим уличным разносчиком, но никогда не будет нейрохирургом или ядерным физиком: для этого потребуется еще как минимум лет двенадцать моей защиты и финансовых вливаний. Вы будете говорить, что даже с чисто меркантильной точки зрения с моей стороны разумнее инвестировать в образование моего сына, чем трястись над деньгами, которые сэкономлю, воздержавшись от отправки его в школу. В конце концов, если бы я был прав, то Оливеру Твисту следовало бы остаться воровать для Феджина, а не уходить к руководствовавшемуся ложными принципами доброму самаритянину мистеру Браунлоу, который лишил мальца возможности оставаться конкурентным на рынке труда.
Однако такая абсурдная аргументация по сути совпадает с тем, как теоретики свободной торговли оправдывают быструю и масштабную либерализацию бизнеса в развивающихся странах. Они заявляют, что производители из отстающих стран должны сразу же действовать в условиях максимально возможной конкуренции, чтобы иметь стимул повышать свою производительность во имя выживания. Напротив, протекционизм порождает самоудовлетворенность и лень. Чем раньше открыться для мира, тем лучше для экономического развития. Таковы их аргументы.
Однако одно дело – стимулы, другое – возможности. Даже если Чжин Ю предложить 20 миллионов долларов либо пригрозить пустить пулю в лоб, он не сможет, бросив школу в шесть лет, заниматься хирургией. Точно так же отрасли промышленности в развивающихся странах не выживут, если с самого начала окажутся в жестких условиях международной конкуренции. Им нужно время, чтобы улучшить навыки, освоить передовые технологии и построить эффективные организации. В этом суть идеи новых отраслей промышленности, впервые выдвинутой Александром Гамильтоном, первым секретарем казначейства США, и впоследствии использованной многими поколениями законодателей. Об этом я рассказывал в прошлой главе. Разумеется, защита, которую я предоставляю Чжин Ю (как утверждает и сама идея новых отраслей), не призвана оберегать его от конкуренции всю жизнь. Нельзя заставлять работать в шестилетнем возрасте, но нельзя и обеспечивать его потребности в сорок. Со временем ему придется выйти в большой мир, найти работу и зажить полноценной независимой жизнью. Защита требуется ему только на тот период, когда он накапливает умения и навыки, чтобы найти интересную и хорошо оплачиваемую работу.
Конечно, как это случается и с родителями, воспитывающими детей, в защите развивающихся отраслей можно зайти слишком далеко. Бывают излишне заботливые родители; бывают и правительства, которые чересчур носятся со своими молодыми отраслями. Некоторые дети не желают готовиться к взрослой жизни – так и поддержка промышленности для кое-каких компаний оказывается напрасной. Как дети манипулируют своими родителями, убеждая поддерживать их и во взрослом возрасте, так определенные отрасли заставляют государство продлевать протекционистские меры, прибегая к умелому лоббированию. Но наличие семей, где не все идет нормально, вряд ли может считаться аргументом против самого института семьи. Точно так же случаи перегибов по части защиты новых отраслей не могут дискредитировать саму стратегию как таковую. Отрицательные примеры протекционизма говорят только о том, что к этим мерам нужно прибегать с умом.
Свободная торговля не работает
Свободная торговля – это благо. Такова доктрина, составляющая ядро ортодоксального неолиберализма. Для неолибералов не может быть более очевидной истины, чем эта. Профессор Виллем Бюйтер, мой достопочтенный бывший коллега по Кембриджу, а некогда главный экономист Европейского банка реконструкции и развития (ЕБРР), однажды предложил следующую сжатую формулировку: «Помните, что односторонняя либерализация торговли – это не какая-то “уступка” или “жертва”, за которую можно требовать компенсацию. Это акт просвещенного эгоизма. Встречная либерализация торговли увеличивает выигрыш, но не является необходимой для получения выгод вообще. Вся экономика основана на этом»[106]106
Willem Buiter (2003), ‘If anything is rescued from Cancún, politics must take precedence over economics’, письмо редактору, Financial Times, September 16, 2003.
[Закрыть]. Верования в благо свободной торговли занимают центральное положение в ортодоксальном неолиберализме и фактически определяют неолиберального экономиста. Вы можете ставить под сомнение (если вообще не отвергать) любые другие элементы неолиберальной повестки: открытие рынков капитала, сильное патентное право, даже приватизацию, – но все равно исповедовать неолиберализм. Однако если вы выступаете против свободной торговли, то вас фактически ждет анафема.
Основываясь на подобных обвинениях, злые самаритяне делают все, чтобы подтолкнуть развивающиеся страны к свободной торговле или, по крайней мере, к намного более свободной. За последнюю четверть века в большинстве государств произошло значительное стирание границ, то есть расширение беспрепятственного международного движения товаров и услуг, капиталов и информации. Сначала (после долгового кризиса третьего мира в 1982 году) к этому подталкивали ВМФ и Всемирный банк, а основание ВТО (1995) стало еще одним мощнейшим толчком. В последнее десятилетие распространенными стали двусторонние и региональные соглашения о свободной торговле. К сожалению, в это время развивающиеся страны вовсе не демонстрировали выдающихся показателей, несмотря на массовую либерализацию (или, на мой взгляд, именно из-за нее, как я показал в главе 1).
Особенно показательна история Мексики. Это идеальный пример, который любят приводить сторонники свободной торговли. Если беспрепятственное движение товаров и может принести успех развивающейся стране, то это должна быть Мексика. Она граничит с крупнейшим мировым рынком (США) и с 1995 года имеет соглашение со Штатами о свободной торговле (Североамериканское соглашение о свободной торговле, NAFTA). В США живет крупная мексиканская диаспора, которая может обеспечить важные неформальные деловые связи[107]107
Большая часть мексиканской диаспоры – это недавние эмигранты, но некоторые из них – наследники тех мексиканцев, которые стали американцами после того, как США аннексировала огромные куски мексиканской территории, включая современную Калифорнию, Нью-Мексико, Аризону, Неваду, Юту, Колорадо и Вайоминг, после Американско-мексиканской войны 1846–1848 годов по договору Гуадалупе-Идальго.
[Закрыть]. В отличие от многих других, более бедных стран, в Мексике довольно много квалифицированных работников и компетентных менеджеров, сравнительно развита и физическая инфраструктура (дороги, порты и т. д.).
Теоретики свободной торговли утверждают, что именно беспрепятственное движение товаров и услуг принесло Мексике успех, ускорив рост экономики. Действительно, сразу после NAFTA, между 1994 и 2002 годами, среднедушевой доход в стране повысился на 1,8 % в год – серьезное улучшение по сравнению с показателем в 0,1 %, зафиксированным с 1985 по 1995 год[108]108
Цифры позаимствованы из M. Weisbrot [et al.] (2005), ‘The Scorecard on Development: 25 Years of Diminished Progress’, Center for Economic and Policy Research (CEPR), Washington, DC, September, 2005, рис. 1; http://cepr.net/documents/publications/development_2005_09.pdf.
[Закрыть]. Но ведь и десятилетие до заключения договора NAFTA тоже было временем массового введения свободного рынка, после того как страна в середине 1980-х обратилась к принципам неолиберализма. Таким образом, либерализация торговли ответственна и за показатель роста в 0,1 %. Широкомасштабное снятие ограничений для осуществления экономической деятельности в 1980–1990-х годах стерло с лица земли всю мексиканскую промышленность, которая с таким трудом поднималась в период индустриализации посредством замещения импорта. Результатом оказалось предсказуемое замедление экономического роста, потери работы, сокращения зарплат (поскольку исчезла хорошо оплачиваемая работа). Сельскохозяйственному сектору серьезный урон нанесли субсидированные продукты из США, в особенности кукуруза – ключевой элемент диеты большинства мексиканцев. Помимо всего этого, положительное влияние NAFTA (сказывавшееся ранее в повышении экспорта товаров на рынки США) в последние несколько лет совершенно приостановилось. С 2001 по 2005 год темпы роста Мексики совершенно не впечатляют: среднедушевой доход увеличивается лишь на 0,3 % в год (то есть на 1,7 % за пять лет)[109]109
Доход в Мексике на душу населения снижался в 2001 (–1,8 %), 2002 (–0,8 %) и 2003 годах (–0,1 %), а в 2004 году вырос только на 2,9 %, чего едва хватило для возврата к уровню 2001 года. В 2005 году он увеличился примерно на 1,6 %. Это значит, что среднедушевой доход на конец 2005 года был на 1,7 % выше, чем в 2001 году, то есть рост в период с 2001 по 2005 год составил примерно 0,3 %. Цифры за 2001–2004 годы взяты из соответствующих статей ежегодного отчета Всемирного банка: World Development Report (World Bank,Washington, DC), данные по росту доходов за 2005 год (3 %) – из J. C. Moreno-Brid & I. Paunovic (2006), ‘Old Wine in New Bottles? – Economic Policymaking in Left-of-center Governments in Latin America’, Revista – Harvard Review of Latin America, Spring/Summer, 2006, p. 47, таблица. Темпы роста населения за 2005 год (1,4 %) экстраполированы из данных Всемирного банка (2006) за 2000–2004 годы: World Development Report 2006 (World Bank, Washington, DC), p. 292, таблица 1.
[Закрыть]. Напомним, что в старые недобрые времена индустриализации посредством замещения импорта (1955–1982) среднедушевой доход в этой стране рос гораздо быстрее, чем в период действия NAFTA, – в среднем на 3,1 % в год[110]110
Среднедушевой доход Мексики в период с 1955 по 1982 год рос более чем на 6 % в год согласно J. C. Moreno-Brid [et al.] (2005), NAFTA and ‘The Mexican Economy: A Look Back on a Ten-Year Relationship’, North Carolina International Law and Commerce Register, vol. 30. Поскольку темпы роста населения Мексики в этот период составляли 2,9 % в год, это дает увеличение доходов примерно на 3,1 %. Статистика по приросту населения приводится из A. Maddison (2001), The World Economy – A Millennial Perspective (OECD, Paris), p. 280, таблица C2-a.
[Закрыть].
Мексика – лишь один особенно поразительный пример провала преждевременной масштабной либерализации; однако есть и другие[111]111
Подробнее см.: H.-J. Chang (2005), Why Developing Countries Need Tariffs – How WTO NAMA Negotiations Could Deny Developing Countries’ Right to a Future, Oxfam, Oxford, and South Centre, Geneva; http://www.southcentre.org/publications/SouthPerspectiveSeries/WhyDevCountriesNeedTariffsNew.pdf; pp. 78–81.
[Закрыть]. Так, в Кот-д’Ивуаре после снижения в 1986 году тарифов на 40 % практически исчезли химическая, текстильная, обувная и автомобильная промышленность. До потолка взлетела безработица. В Зимбабве вслед за открытием рынков в 1990 году уровень безработицы поднялся с 10 до 20 %. Существовала надежда, что трудовые и капитальные ресурсы, освободившиеся с обанкротившихся из-за либерализации торговли предприятий, будут поглощены новым бизнесом. Однако этого просто не произошло или произошло в недостаточной степени. Неудивительно, что от роста не осталось ни следа, а выросло только количество безработных.
Свободная торговля создает и другие проблемы. Она увеличивает давление на государственный бюджет, так как снижает поступления от таможенных пошлин. Для бедных стран это особенно серьезная проблема. Поскольку в сборе налогов они часто не преуспевают, а пошлины – это налог, который проще всего взимать, их бюджеты сильно зависят от таможенных пошлин (которые порой составляют более 50 % от всей выручки государства)[112]112
Таможенные пошлины приносят 54,7 % государственного дохода Свазиленду, 53,5 % – Мадагаскару, 50,3 % – Уганде и 49,8 % – Сьерра-Леоне. См.: Chang (2005), pp. 16–17.
[Закрыть]. В результате после масштабной либерализации во многих развивающихся странах приходится совершать огромные фискальные перераспределения. Даже в недавнем исследовании МВФ можно прочесть, что в странах с низким доходом и ограниченной способностью собирать другие налоги менее 30 % выручки, потерянной из-за беспрепятственной торговли за последние 25 лет, составляют другие налоги[113]113
T. Baunsgaard & M. Keen (2005), ‘Trade Revenue and (or?) Trade Liberalisation’, IMF Working Paper WP/05/112 (The International Monetary Fund, Washington, DC).
[Закрыть]. Более того, снижение уровня деловой активности и более высокая безработица, возникающие в итоге либерализации, тоже снижают выручку от налоговых поступлений. Поскольку страны уже находились под серьезным давлением МВФ, требовавшего сократить бюджетный дефицит, падение доходов означало значительное сокращение трат, которое часто распространялось на жизненно важные отрасли: образование, здравоохранение, физическую инфраструктуру, – что вредило долгосрочным перспективам роста.
Вполне вероятно, что определенная степень постепенной либерализации торговли может оказаться благотворной и даже необходимой, если вспомнить о некоторых развивающихся странах в 1980-х годах, например Индии и Китае. Но в последнюю четверть века происходит быстрое, неуправляемое и бездумное введение беспрепятственной либерализации торговли. Напомню, что в старые недобрые времена протекционистской индустриализации посредством замещения импорта рост экономики развивающихся стран в среднем был вдвое быстрее, чем сейчас. Для развивающихся стран свободная торговля попросту не работает.
Плоха теория – плохи и результаты
Теоретики свободной торговли считают, что это просто мистика какая-то. Как страны могут показывать такие плохие темпы, используя настолько теоретически верные («вся экономика основана на этом», как говорит профессор Бюйтер) принципы, как свободная торговля. Но у них нет причин удивляться. Дело в том, что их теория имеет ряд серьезных ограничений.
Современная концепция свободной торговли основана на так называемой модели Хекшера – Олина – Самуэльсона, также известной как ХОС-модель[114]114
ХОС-модель получила свое название в честь двух шведских экономистов – Эли Хекшеля и Бертиля Олина, разработавших ее в начале XX века, а также Пола Самуэльсона, американского экономиста, который усовершенствовал ее в середине XX столетия. В этой версии теории свободной торговли для каждого продукта существует лишь одна оптимальная (наиболее эффективная) технология, которую будут использовать в его производстве все страны. Именно поэтому сравнительное преимущество той или иной страны не может определяться технологиями, как утверждается в теории Рикардо. В ХОС-модели приемлемость данной технологии зависит от того, насколько интенсивно в производстве используется тот фактор производства (труд или капитал), которым страна наделена сравнительно богато.
[Закрыть].
ХОС-модель берет начало в теории Давида Рикардо, о которой я говорил в главе 2, но отличается от нее одним ключевым аспектом: предполагает, что сравнительные преимущества – это результат международных различий в сравнительной обеспеченности «факторами производства» (труда и капитала), а не международных различий в технологии[115]115
В этом смысле ХОС-модель крайне нереалистична в одном ключевом аспекте: она предполагает, что развивающиеся страны могут использовать те же технологии, что и страны развитые. Однако невозможность применять более продуктивные (и, разумеется, более сложные) технологии – это именно то, что и делает их бедными. Защита молодых отраслей на самом деле как раз и направлена на повышение того, что экономисты называют «технологической возможностью».
[Закрыть].
Согласно любой версии теории свободной торговли (как Рикардо, так и ХОС-модели) каждая страна обладает сравнительным преимуществом[116]116
Слово «сравнительное» в термине «сравнительное преимущество» относится к сравнению не стран, а продуктов. Именно из-за смешения этих понятий некоторые порой считают, что у бедных стран не может быть сравнительного преимущества ни в чем, что логически неверно.
[Закрыть] в производстве некоторых товаров, поскольку она по определению сравнительно лучше других выпускает одни товары, чем другие.
В ХОС-модели страна имеет сравнительное преимущество в изготовлении товаров, более интенсивно использующих тот фактор производства, которым она обладает в большей степени. Так что даже если Германия – страна, сравнительно более богатая капиталом, чем трудовыми ресурсами, – может производить и автомобили, и мягкие игрушки по более низкой себестоимости, чем Гватемала, она платит за то, чтобы сосредоточиться на автомобилях, поскольку их производство более интенсивно использует капитал. Гватемала же, хотя менее эффективна в производстве автомобилей и мягких игрушек, чем Германия, должна все равно специализироваться на мягких игрушках, поскольку их выпуск требует больше труда, чем капитала.
Чем ближе страна подходит к идеальному соответствию своим сравнительным преимуществам, тем больше она может потреблять. Это становится возможным благодаря увеличению собственного производства (товаров, в которых она имеет сравнительное преимущество) и активизации торговли с другими странами, которые специализируются на иных продуктах (что еще важнее). Как этого добиться? Оставить все как есть. Имея свободу выбора, фирмы будут рациональным образом (как Робинзон Крузо) сосредоточивать усилия на производстве тех товаров, в которых они сравнительно преуспевают, и торговать с иностранцами. Отсюда следует утверждение, что свободная торговля лучше всего и что даже односторонняя либерализация приносит выгоду.
Однако вывод из ХОС-теории сильно зависит от того, могут ли производительные ресурсы свободно перемещаться между различными видами экономической деятельности. Это значит, что капитал и труд, освободившиеся от одной деятельности, могут незамедлительно и без затрат поглощаться иными видами (экономисты называют это «идеальной мобильностью факторов производства», когда изменения в существующих методах торговли не представляют никаких проблем). Если сталелитейный завод закрывается из-за повышения импорта, поскольку государство снизило пошлины на ввоз, то ресурсы, занятые в этой отрасли (работники, сооружения, доменные печи), будут востребованы (с тем же или более высоким уровнем производительности, а следовательно, и с более высокой выручкой) иной отраслью, которая станет сравнительно более доходной, например компьютерной индустрией. В таком процессе нет проигравших.
Однако в реальности такого не происходит: факторы производства не могут при необходимости принимать любую форму. Они обычно имеют фиксированные качества и навыки. Существует не так много оборудования «общего назначения» или сотрудников с «общими навыками», которые могли бы использоваться в различных отраслях. Доменные печи с обанкротившегося сталеплавильного завода нельзя переделать в машину для изготовления компьютеров; у литейщиков нет нужных для компьютерной индустрии навыков. Если не переобучить их, рабочие сталелитейного завода останутся безработными. В лучшем случае они перейдут на низкооплачиваемые работы, где навыки, которыми они овладели, будут никому не нужны. Это отлично показано в нашумевшей британской кинокомедии 1997 года «Мужской стриптиз», где шесть уволенных сотрудников сталелитейного завода из Шеффилда пытаются найти себя в роли стриптизеров. При изменении методов торговли всегда находятся победители и побежденные – либо из-за либерализации торговли, либо из-за возникновения новых, более продуктивных иностранных производителей.
Большинство теоретиков свободной торговли соглашаются, что при либерализации действительно есть победители и проигравшие, но утверждают, что само их существование не может быть аргументом против. Либерализация торговли в целом имеет больше плюсов, поскольку победители приобретают больше, чем теряют проигравшие, так как первые могут покрыть все расходы вторых и еще оставить что-то для себя. Это получило название «принципа компенсации»: если выгодоприобретатели при экономических переменах могут полностью компенсировать потери проигравших, так чтобы что-то осталось и для них, то такие перемены проводить стоит.
Первая проблема подобной аргументации в том, что либерализация торговли необязательно приводит к общей выгоде. Даже когда в результате появляются победители, их прибыли могут быть не настолько велики, как убытки, которые терпят проигравшие. Так бывает, когда в результате либерализации сокращаются темпы роста. Порой экономика даже начинает падать (как это произошло во многих развивающихся странах в последние 20 лет).
Более того, даже если победители действительно приобретают больше, чем теряют проигравшие, то компенсация не достигается автоматически благодаря механизмам рынка, а это значит, что некоторым людям придется хуже, чем ранее. Либерализация торговли пойдет на пользу всем, только если уволенные работники смогут быстро получить лучшие (или хотя бы равные) места работы, а списанные механизмы можно будет переоборудовать, например в новые автомобили (что случается редко).
В развивающихся странах это более серьезная проблема, поскольку в них компенсационный механизм слаб, если вообще существует. В развитых государствах социальная ориентированность служит механизмом, частично возмещающим потери тем, кто проиграл от внесения изменений в методы торговли, при помощи пособий по безработице, гарантий в области здравоохранения и образования, а порой даже минимально обеспечиваемых доходов. В некоторых странах, таких как Швеция, Дания, Норвегия, существуют очень эффективные схемы переориентации безработных, быстро овладевающих новыми навыками. Однако в большинстве случаев социальная ориентированность государства очень слаба, а порой почти отсутствует. В результате перемен многие не получают даже частичной компенсации за ту жертву, которую они принесли во благо остального общества.
В итоге выгоды от либерализации торговли в бедных странах будут, скорее всего, распространены менее равномерно, чем в богатых. Если же вспомнить, что в развивающихся странах многие жители уже очень бедны и порой не дотягивают даже до прожиточного минимума, то масштабная либерализация торговли, проведенная за короткий промежуток времени, попросту разрушит их жизни. В развитых странах безработица может не быть вопросом жизни и смерти, но в развивающихся дело часто так и обстоит. Вот почему с открытием рынков нужно быть осторожнее.
Однако проблема, возникающая при слишком быстрых изменениях принципов ведения бизнеса и имеющая причиной малую мобильность экономических ресурсов и слабость компенсаторных механизмов, хотя и серьезна, но вовсе не является главной проблемой теории свободной торговли. Более существенным вопросом для экономистов, по крайней мере для таких, как я, оказывается то, что эта теория призвана повысить эффективность краткосрочного использования имеющихся ресурсов, а не увеличить доступные посредством экономического развития в долгосрочной перспективе. Вопреки тому, во что хотели бы нас заставить верить ее сторонники, теория свободной торговли не утверждает, что беспрепятственная либерализация торговли – это благо для экономического развития.
Проблема в том, что производители развивающихся странах, осваивающие новые отрасли, нуждаются в периоде частичной обособленности от международной конкуренции (это могут быть протекционизм, субсидирование и другие меры), чтобы нарастить возможности для соперничества с превосходящими их иностранными производителями. Конечно, когда эти отрасли «окрепнут» и смогут конкурировать с передовыми изготовителями той или иной продукции, изоляцию нужно будет снять. Но делать это необходимо постепенно. Если они слишком рано окажутся уязвимы для международной конкуренции, то будут обречены на вымирание. Это суть аргумента о молодых отраслях промышленности, который я привел в самом начале главы на примере моего сына Чжин Ю.
Рекомендуя свободную торговлю для развивающихся стран, злые самаритяне указывают, что у всех богатых торговля (более-менее) свободна. Однако это то же самое, как если бы знакомые родителей шестилетнего ребенка советовали им заставить того найти работу, указывая на то, что успешные взрослые люди не живут на иждивении родителей и что такая независимость – это и есть причина их успешности. Они не понимают, что эти взрослые независимы благодаря своей успешности, а вовсе не наоборот.
На самом деле самые благополучные люди – это те, кого родители в детстве поддерживали хорошо, как финансово, так и эмоционально. Точно так же, как я говорил в главе 2, богатые страны провели либерализацию торговли только тогда, когда их производители были к тому готовы, да и то постепенно. Иными словами, с исторической точки зрения либерализация торговли всегда была скорее результатом, чем причиной экономического развития. Свободная торговля часто – хотя и не всегда – оказывается лучшим вариантом торговой политики в краткосрочной перспективе, поскольку обычно увеличивает потребление страны. Но это определенно не лучший способ развития экономики.
В долгосрочной перспективе свободная торговля, скорее всего, обречет развивающиеся страны на специализацию в тех секторах, которые характеризуются низким ростом производительности, а следовательно, дают низкий рост жизненных стандартов. Вот почему открытие рынков принесло успех очень немногим, в то время как большинство состоятельных государств в какой-то степени занимались или занимаются защитой молодых отраслей промышленности. Низкие доходы, которые становятся результатом недостатка экономического развития, серьезно ограничивают свободу, на которую бедные страны могут рассчитывать в определении собственного будущего. Таким образом, как ни парадоксально, методы «свободной» торговли ведут к ущемлению «свободы» развивающихся стран, которые взяли их на вооружение.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
