Текст книги "Вспомнить свою любовь"

Глава 10

Нужно было отменить ужин с Зоей и ее семьей. Мэнни пожалел о своем решении не делать этого, когда подъехал к ресторану. Ему ничего так не хотелось, как резко развернуться и помчаться обратно в отель. Аннулировать ужин и покинуть Аддис-Абебу и Африку, как только сможет поднять свой самолет в воздух.

«Тебе пришлось бы бросить Амаль».

Отлично. Пора уже перестать жить иллюзиями.

Ты любишь ее, и что с того?

Как это что? Он не может рисковать и полюбить ее снова. Это было мучительное чувство – желать ее и знать, что он не сможет обладать ею. Для этого ему пришлось бы выложить все начистоту. Признаться во всем – сначала рассказать о неудачном предложении руки и сердца. И как только Амаль вспомнит, она снова его отвергнет, потому что он ее недостоин.

Кроме того, они живут в двух разных мирах. Мансур не мог представить себя живущим в Харгейсе. А Амаль не собирается бросать ту жизнь, которая у нее есть в Сомалиленде.

Ладно. Он переживет этот ужин, проследит, чтобы ей было удобно в отеле, если она решит пройти курс терапии и остаться в Эфиопии, а затем отправится в свой американский дом. Хороший план, если ему вообще удастся выйти из машины, чтобы встретиться с Зоей и ее семьей сейчас.

– Мы можем повернуть назад.

Мягкий голос Амаль прорвался сквозь мрачные мысли, царившие в его голове. Она ободряюще ему улыбнулась:

– Это твой выбор, Мансур. Я не хочу, чтобы ты чувствовал, что должен делать это прямо сейчас.

– Почему? – проскрипел он. – Почему для тебя важно, чтобы я сделал это сейчас, или завтра, или когда-либо еще?

Она уставилась на свои колени, сжав ладони в кулаки.

– Я благодарна, что у меня была моя бабушка. Без нее я не знаю, кем бы мы с моими братьями были сегодня. И у тебя есть мама Халима. Я знаю, твоя мать мудра, добра и щедра…

Он почувствовал, что сейчас будет но. Так и вышло.

– Но знать, что мой отец не хотел нас, было очень больно. И все еще больно даже сейчас. – Амаль закрыла глаза и медленно задышала. Ее грудь поднималась и опускалась от волнения.

А когда она открыла глаза и повернулась к нему, у нее по щекам катились слезы. Он не выносил женских слез. У него заныло сердце. Он готов был сделать что угодно, только бы Амаль не плакала.

Ее голос дрожал от отчаяния, когда она прошептала:

– Я не хочу этого для тебя. Зоя кажется милым и дружелюбным человеком. Если ее семья хоть в чем-то похожа на нее, разве ты не хотел бы с ними познакомиться?

– Но я же здесь, разве не так?

Чего еще она от него добивается? Ему больше нечего ей дать.

Она склонила голову набок.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, – сказала она.

Затем, шмыгая носом, Амаль открыла пассажирскую дверь, вышла и закрыла ее за собой. Он видел, как она остановилась перед рестораном, вытерла глаза, а затем вошла, не оглядываясь.

Через стеклянную дверь ресторана он увидел, как Зоя приближается к Амаль. Судя по улыбке Зои, все было в порядке. Но его сводная сестра действительно оглянулась. Они, должно быть, говорили о нем. Вероятно, Зоя задавалась вопросом, где он и придет ли, как обещал ранее во время их импровизированного кофепития утром.

Затем девушки прошли в зал, и он уже не мог видеть их из автомобиля.

В голове у него крутилась фраза Амаль: «Я хочу, чтобы ты был счастлив».

Она на самом деле так думает? Если да, то почему отказала ему год назад? Они были бы сейчас женаты и счастливы вместе.

Амнезия не могла так сильно изменить ее. В глубине души она все та же. Та самая Амаль, которая верит, что семья незыблема и ее нужно беречь, несмотря ни на что. Амаль, которая мечтала улучшить жизнь соседей и жителей Харгейсы, построив новую больницу по своему проекту. Амаль, которая вдохновляла его на рискованные поступки, ему не свойственные. С ней рядом он чувствовал себя смелым. Он чувствовал себя непобедимым.

Вся неделя, что они провели вместе, доказывала, что для него ничего не изменилось. Он попрежнему недостаточно хорош для нее.

– Ничего не понимаю, – растерянно повторяла Амаль в который раз, оглядывая сидящих за столом, – он был позади меня.

– Я пойду посмотрю еще раз, – сказала Зоя, поднимаясь из-за стола.

Прошло совсем немного времени, прежде чем Зоя вернулась. Ее опущенный взгляд и хмурый вид подтвердили подозрения Амаль: Мансур сбежал, оставив ее со своей семьей.

Она отпила воды со льдом из стакана.

Стол был накрыт, но никто не притрагивался к еде, потому что дожидались Мансура, чтобы вместе приступить к ужину.

Но его не было.

– Мне жаль, – произнесла Амаль, оглядывая собравшихся. – Я не… – Она замолчала, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Если бы знала, что Мансур так себя поведет, она ни за что не стала бы его уговаривать на этот ужин. Оказывается, она совсем его не знает. Может быть, это и к лучшему, что он продемонстрировал свое подлинное лицо.

Как она могла полюбить человека с такой гордыней? Он судит этих добрых людей исключительно по их связи с его отцом. Но ни Зоя, ни ее сестры не виноваты, что у них с Мансуром общий отец. Они не выбирали его в сводные братья. И тем не менее выразили готовность принять его в свою семью.

– Можно перенести ужин, – предложила Зоя.

Она выглядела огорченной и смущенной отсутствием Мансура. Все остальные казались такими же встревоженными.

– Нет, – решительно возразила Амаль. – Мы поужинаем, как и планировалось, если вы все не против.

Зоя перевела фразу на амхарский для матери, и та согласно кивнула. Остальные тоже согласились.

Все приступили к еде. К тому времени, когда ужин был в самом разгаре, Амаль почувствовала себя намного лучше из-за своего решения остаться и упрямо наслаждалась ужином, от которого Мансур так грубо отказался. Но она не могла не задаваться вопросом, все ли с ним в порядке.

Вскоре к ней наклонилась Зоя и прошептала с акцентом по-сомалийски:

– Ты в порядке?

Амаль совсем не удивилась. Она знала, кто научил Зою языку. Конечно, ее отец. Родной язык еще больше напомнил ей о доме и о Мансуре, который, несмотря ни на что, занял прочное место в ее сердце.

– Иди, – еще тише сказала Зоя. – Отыщи Мансура и скажи, что мы на него не обиделись. Пожалуйста.

Амаль поднялась, тихо поблагодарила Зою и вышла, заметив вопросительные взгляды собравшихся. Но Амаль знала, что Зоя все уладит.

На выходе она чуть не врезалась в того, кто открывал дверь снаружи. Извинения, которые она начала произносить, оборвались, когда она увидела, кто это.

Амаль вытаращила глаза на Мансура, ошеломленная тем, что он входит в ресторан. Учитывая, что он был не в восторге от идеи семейного ужина и не появился к началу их трапезы, Амаль предположила, что он бросил ее.

Подступивший к горлу ком не давал ей вымолвить ни слова.

– Я нигде поблизости не мог припарковать машину, пришлось искать платную стоянку, это заняло гораздо больше времени. Я не успел тебя предупредить.

Амаль с облегчением прижала руку к сердцу. Хорошо, что с ним все в порядке. Но она понимала, что главное испытание впереди.

Амаль слабо улыбнулась:

– Я была уверена, что ты идешь следом за мной. А прошло уже почти полчаса…

– И ты подумала, что я тебя бросил? – спокойно спросил Мансур.

Она виновато кивнула.

– Мне нужно было догадаться, что тебя что-то задержало, – призналась Амаль.

Он пристально на нее взглянул.

– Прости, – прошептала она.

Амаль чувствовала себя виноватой. Ее губы дрожали, а глаза увлажнились от непролитых слез.

Сколько раз она была готова расплакаться в его присутствии? Черт. Он из кожи вон лез, чтобы угодить ей, чтобы она чувствовала себя комфортно и счастливо, а она снова готова расплакаться. Мансур стиснул зубы.

Глаза Амаль расширились, и он запоздало осознал, что это может выглядеть так, будто он слишком зол, чтобы принять ее извинения.

– Я понимаю, почему ты так подумала. Это была целая проблема – найти парковку.

И так оно и было, но он также надеялся, что ему, возможно, не повезет и, следовательно, не придется присутствовать на ужине. Это было бы идеальным оправданием. Парковки нет. Никаких семейных посиделок.

Стараясь скрыть разочарование на лице, он посмотрел туда, где их ждали Зоя и ее семья.

– Не слишком ли поздно сделать заказ?

Улыбка Амаль, такая солнечная и полная надежды, обострила его чувство вины. У него заныло сердце. Она действительно хотела, чтобы он поладил со своей большой семьей. Но ему это казалось совершенно невозможным.

Она направилась к столу. Он изучал Амаль, пока она рассказывала, почему он так поздно пришел на ужин. Зоя просияла от этого объяснения. От него не ускользнуло облегчение, с которым она сжала руку своего жениха через стол.

– Я так счастлива, что ты здесь, – сказала ему Зоя, как только Амаль закончила.

Она улыбнулась так искренне и открыто, что он внутренне поежился под давящим грузом вины. Интересно, стала бы она улыбаться, если бы знала, что он здесь исключительно из-за желания Амаль. Именно Амаль он хотел сделать счастливой, потому что продолжал ее безнадежно любить.

Зоя представила свою семью.

– Мои сестры, – сказала она, и Мансур кивнул, когда та назвала их.

Их имена не задержались у него в голове. Он смотрел на пожилую женщину, сидящую напротив него. Окруженная своими дочерьми, она кивнула и улыбнулась, когда Зоя сказала что-то на амхарском. Но именно материнский блеск радости в ее глазах заставил его замереть.

– Мама говорит, что давно хотела с тобой встретиться, – сказала Зоя.

Мансур молчал и вдруг почувствовал, как Амаль пнула его ногой под столом.

– Рад познакомиться, – процедил он сквозь зубы.

Еще один пинок Амаль заставил его протянуть пожилой женщине руки по восточному обычаю. Она схватила их и на удивление крепко пожала. А затем что-то сказала по-амхарски.

– Мама говорит, что ты очень похож на нашего отца.

Перевод Зои ударил его под дых. Он так и вспыхнул.

– Это правда, – добавила Зоя.

Ее мать снова заговорила.

Послушная дочь перевела.

– Она говорит, что видит в тебе копию нашего отца в молодости.

Мансура бросало то в жар, то в холод. Он почувствовал приступ паники. Ему было нечем дышать. Перед глазами носились черные и красные точки. Ему нужно успокоиться. Но он не мог. Он чувствовал, что отключается. И все потому, что Зоя и ее мать считали, что он похож на своего отца.

И тут ему на помощь пришла Амаль. Она коснулась его руки и заставила Мансура повернуть голову в ее сторону. Сквозь звон в ушах он услышал, как она сказала:

– Мой отец говорил мне, что я похожа на маму. Это странное чувство, не так ли? – Она округлила глаза и с безмятежной улыбкой осмотрела присутствующих. – Для любого. Смотрю на кого-то, а вижу кого-то другого.

Она сжала его руку, а затем убрала свою.

Мэнни удержался, чтобы снова не схватить ее за руку. Вместо этого, решительно переводя взгляд с Амаль на стол, уставленный едой, он сказал:

– Мы должны поесть, пока все не остыло.

– Да, давайте поедим, – подхватила Амаль.

Ее жизнерадостный тон рассеял гнетущую тишину, воцарившуюся после того, что он сказал.

Мэнни методично жевал и глотал, не чувствуя вкуса еды и думая только об одном – как бы не сорваться.

К тому времени, когда с едой было покончено, он был готов покончить и с этим вечером.

– Хочешь десерт и кофе, Амаль? – Зоя и на него тоже бросила быстрый взгляд.

Мэнни нахмурился. Он подтолкнул Амаль локтем. Она закрыла рот, и ее улыбка исчезла, когда она обменялась с ним многозначительным взглядом. Они поняли друг друга.

– Боюсь, нам пора. У меня рано утром деловая встреча, – произнес Мансур.

– Тогда в следующий раз, – с готовностью согласилась Зоя. Ее улыбка была вежливой, но напряженной.

Амаль слабо ей улыбнулась:

– Да, я надеюсь, что мы сможем встретиться снова.

Мансур стиснул зубы, в нем поднималось раздражение.

– Пойдем, – почти скомандовал он.

Затем удивил их обоих, взяв ее за руку и потянув за собой. Она охотно пошла к выходу, подстраиваясь под его быстрые шаги.

На улице он отпустил ее руку и поспешно зашагал вперед. Амаль едва за ним поспевала, но ничего не говорила.

– Ты сердишься? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Мне просто грустно.

Он резко остановился. Амаль тоже. Мансур долго и пристально смотрел ей в лицо. Наконец спросил:

– Почему?

– Я заставила тебя пойти на этот ужин. Теперь понимаю, что поступила опрометчиво. – Амаль покаянно вздохнула. – Я надеялась, что тебе полегчает, когда ты с ними познакомишься, но оказалась не права. И это не твоя вина. – Она подняла на него глаза. – Ты оказался в труднейшей ситуации и справился с ней гораздо лучше, чем я ожидала.

Амаль могла бы об этом и не говорить. Он знал, что она ожидала от него вспышки гнева во время ужина.

Неужели его дискомфорт был настолько очевиден?

Мансур криво усмехнулся. Кого он обманывает?

Он из кожи вон лез, чтобы не сорваться. И сейчас радовался, как ребенок, что ноги уносят его все дальше от ресторана и воспоминаний об ужине, на котором не хотел присутствовать.

Амаль пошла вперед, и Мансур двинулся следом.

– Что ты там говорила, что, по мнению твоего отца, ты похожа на свою мать… – Он замолчал и дал ей возможность решить, хочет ли она делиться этим соображением дальше.

Амаль улыбнулась, хотя и с оттенком грусти, и кивнула:

– Это правда. Он часто повторял это, когда я была младше. – От эмоций у нее перехватило горло, и она едва слышно произнесла: – Когда моя мама была жива.

– Ты помнишь?

Он спрашивал ее о чем-то подобном, когда она говорила о своих личных причинах построить больницу в Харгейсе. Амаль сказала ему, что ее детские воспоминания возвращаются с обнадеживающей скоростью. Многие из ее взрослых воспоминаний оставались размытыми.

Тем лучше для него, подумал он сначала. Однако теперь, проведя с ней пять дней и осознав, что он все еще неравнодушен к этой пылкой и великолепной женщине, Мансур признал, что тот факт, что она не помнит о его неудачном предложении руки и сердца, его не утешает.

– Мои воспоминания, конечно, отрывочны, – произнесла Амаль.

Ее голос гипнотически действовал на Мансура, его разум затуманивался, когда он слушал ее.

Она снова вздохнула, и ее голос дрогнул.

– Позже было трудно вынести это сравнение.

Она имела в виду – после смерти ее матери.

– Естественно, – пророкотал он.

– А он снова напомнил мне об этом, когда навестил меня после моего выхода из больницы.

Мансур резко остановился и схватил ее за плечи.

– Мансур?..

Его имя слетело с ее губ, глаза округлились, и свет уличного фонаря не скрыл ее любопытства. По крайней мере, от удивления с ее лица исчезла печаль. Мансур не хотел, чтобы она грустила. Он любил ее непринужденные улыбки и ее умение радоваться самым простым вещам.

Он любит ее.

– Твой отец не должен был этого говорить, – процедил он.

Амаль пожала плечами:

– Мне было больно это слышать, но я не помню ее отчетливо. У меня остались фотографии. А отец любил мою мать. И возможно, в какой-то момент он даже заботился обо мне и моих братьях, потому что ему нужно было заглушить душевную боль, которая приходит с потерей любимого человека. – Амаль схватила его за запястье и сжала. – Мы ничего не можем поделать с тем, если на кого-то похожи.

– И все же он не должен был так говорить, – проворчал Мансур.

В этот момент Амаль прижалась к нему и, приподнявшись на цыпочки, обняла за шею. Мансур не растерялся и тоже сжал ее в объятиях. Обнимать Амаль было так приятно. Она готова была мир перевернуть ради него. Со стоном он уткнулся в ее хиджаб, жадно вдыхая духи с ароматом уда.

Она растворилась в нем и мурлыкала от удовольствия. И это не игра воображения. Все происходящее реально.

Титаническим усилием воли Мансур прервал объятие и заглянул в эбеновую глубину ее глаз. Он едва сдерживался, чтобы не признаться ей в любви.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя, Амаль.

Она тоже не отрывала от него пристального взгляда. Что, если она чувствует то же самое? Вдруг он тоже ей небезразличен? Есть ли у их отношений будущее? Любит ли она его?

Амаль на мгновение зажмурилась, а потом открыла глаза и спросила:

– Мы можем продолжить разговор в отеле?

Мансур от избытка чувств лишь молча кивнул.

Она доверчиво вложила свою руку в его широкую теплую ладонь, и они быстро пошли к парковке.

У Мансура было легко на душе, а в сердце поселилась надежда, что их с Амаль чувство взаимно.

Глава 11

Пока Мансур заваривал чай на кухне своего номера, Амаль, глядя на ладонь, вспоминала, каково это – идти рука об руку с Мэнни. Ощущение до сих пор было весьма приятным.

Вечер еще не закончился. Амаль была счастлива оставаться с Мансуром подольше. Ей не терпелось спасти то, что она чуть было не разрушила нынешним вечером.

Семейный ужин нельзя было назвать иначе как катастрофой. Это по ее инициативе состоялся ужин, в ходе которого Мансуру пришлось столько пережить. И осознание этого факта причиняло Амаль страшную боль.

Но когда он вышел из кухни с чайным подносом, уже не выглядел так, словно мир рухнул.

Амаль улыбнулась:

– Почему ты не позвал меня на помощь?

– Ты в моем номере. А значит, моя гостья.

Мансур поставил поднос на кофейный столик и спросил:

– Ты уверена, что не хочешь десерт? Мне кажется, я не дал тебе его заказать за ужином.

Ее сердце затрепетало от его слов. После того как она облажалась сегодня вечером, как он мог быть таким милым с ней?

– Прости, – выпалила она, наблюдая, как он наливает чай со сливками и добавляет сахар в их чашки.

Амаль приняла чашку с блюдцем, которые он ей протянул, но пристально смотрела на него, ожидая ответа.

Сделав глоток чая, он опустил чашку и настороженно посмотрел на нее.

– Я сам решил пойти. Я взрослый мужчина, Амаль, и вполне способен принимать собственные решения. Я мог бы легко отказаться.

Но он этого не сделал, и это много значило для нее. Тот факт, что он не захлопнул дверь перед своими сводными сестрами и мачехой, вселил в нее надежду, что однажды он захочет принять их как семью. В ее глазах сегодняшний вечер говорил о его характере. Он не держал зла, просто был уязвлен отсутствием отношений с отцом.

Она его прекрасно понимала. Ее отец тоже не хотел проявлять заботу ни о ней, ни о ее братьях. Его отец тоже завел вторую семью и как-то постепенно утратил связь с сыном от первого брака.

Амаль пила чай, все глубже погружаясь в свои мысли. Она бы наверняка в них утонула, если бы Мансур не заговорил.

– Это я должен извиняться, – сказал он. Его голос был глубоким и ровным. Хотя и не хладнокровным и полностью лишенным эмоций. Что-то горячее промелькнуло в его неожиданном заявлении.

Вскинув голову, Амаль пробормотала:

– Почему ты должен извиняться?

Чем дольше он спокойно наблюдал за ней, тем ярче становились ее щеки. Она покачала головой, борясь с румянцем, который пополз с ее лица на шею. Ему не за что было извиняться. Вина была полностью на ней.

– Мои манеры оставляли желать лучшего, – пояснил он.

Амаль не нашлась что ответить. Это было сущей правдой, но она его уже простила.

Поскольку он выглядел так, словно хотел сказать еще что-то, Амаль повернулась к нему лицом, и они оказались на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Все, что ей нужно было сделать, чтобы прикоснуться к нему, – это набраться смелости и протянуть руку.

Однако она лишь крепче сжала в ладонях хрупкую, красиво расписанную чайную чашку. Сейчас не время пялиться на него. С большим трудом она сосредоточилась на его словах, а не на его удивительно красивом лице. Это было самое трудное, что ей предстояло сделать сегодня вечером.

– Должен признаться, что этот ужин стал для меня испытанием, особенно после того, как мать Зои сказала, что я на него похож. – Мансур допил чай и поставил чашку на поднос.

Мать Зои не хотела обидеть Мансура. Но она не учла, что у ее пасынка, возможно, были не самые лучшие отношения с отцом. В результате пострадали обе стороны: Мансуру было неприятно сравнение с отцом, а семья Зои чувствовала вину за то, что нечаянно затронула больную тему.

Амаль сжала губы. Если она начнет говорить, Мансур может снова закрыться. Таким ранимым и открытым, как сейчас, она его не видела.

– Ты знаешь, что я позвонил отцу, когда получил пост генерального директора компании? – спросил он. – Но он, видимо, сменил номер, потому что звонок не прошел.

Мансур подался вперед, сцепил руки на коленях и опустил голову. Было видно, что он сильно переживает.

– Ты была первой, кто узнал о моем назначении, – продолжил он глухо. – А потом и мама узнала. Ты ей сказала. Но ему я позвонил первому. И я не знаю, зачем это сделал. – Мансур с шумом выдохнул. – И вот что я тебе скажу: мне ничего не нужно от Зои Али и ее семьи.

Амаль все стало ясно. Ему не нужна эта другая семья. Он может без нее обойтись. Точно так же, как он научился ничего не просить у своего отца и ничего от него не ждать. Мансур доказал это на деле: построил успешную карьеру, сделал себе имя и состояние. И заботится о своей матери гораздо лучше, чем когда-либо заботился его отец.

А разве она не поступает так же? Амаль упорно трудилась, чтобы обеспечить достойную жизнь бабушке, когда та была жива, а теперь и своим братьям. Дать Баширу возможность учиться и видеть, как Абдулкадир преуспевает в своем собственном бизнесе, дорогого стоит. Они – ее семья.

– Вполне вероятно, что они чувствуют то же самое. Я просто незваный гость. Кто-то, к кому они чувствуют себя обязанными быть добрыми, – сказал он глухим и бесчувственным голосом. – А я не из тех, кто навязывается.

Когда он наконец посмотрел на нее, в его взгляде была та настороженная сдержанность, которую она привыкла видеть всякий раз, когда они обсуждали его отца. А еще в его глазах плескался страх. Амаль даже зажмурилась, подумав, что ей привиделось. Но когда снова открыла глаза, то страх был там.

Он напуган.

Амаль не понимала. «Неужели он меня боится?»

С чего бы это?

Мансур, из всех людей… боится ее?

Чем глубже она погружалась в бездонные омуты его карих глаз, тем больше видела: неподдельная паника и застенчивое сожаление о том, что он сказал слишком много. Страх, что она оттолкнет его после этих его горьких признаний.

«Как будто я когда-нибудь смогу», – подумала она.

Амаль осторожно коснулась его руки. Мансур напрягся, но руки не отнял. Приняв это за положительный знак, она придвинулась ближе и легонько сжала его руку.

– Я тоже раньше всегда ждала отца. Мне и сейчас иногда кажется, что я стою в очереди.

– Надежда… – проворчал он.

Она понимающе улыбнулась:

– Да, я все еще надеюсь. Думаю, что однажды я себя переборю, но пока не получается.

– Может быть, сейчас самое время заключить договор, чтобы не дать друг другу снова надеяться.

– Нет, я не хочу терять надежду. И ты тоже не должен, – быстро ответила она.

Амаль накрыла его руку своей. Их ладони поцеловались, пальцы переплелись, и Мансур уставился на их соединенные руки.

– Я хотел бы кое-что тебе сказать, Амаль.

«Я люблю тебя. Снова».

Признание так и просилось на язык.

Мансур взглянул на Амаль. Это было ошибкой. Решимость исчезла.

Румянец залил его щеки. Внутри разразилась буря противоречивых эмоций: радость, что Амаль адекватно восприняла его признание об отношении к отцу, потребность двигаться дальше и раскрыть свою любовь, опасение за ее реакцию на его признание о неудаче с предложением руки и сердца и, наконец, огорчение по поводу того, как она воспримет его признание в истинных чувствах к ней.

– Скажи мне, – мягко попросила она, нежно сжимая его руку.

«Я любил тебя и не перестаю любить».

В ее теплых карих глазах светились доверие и приглашение раскрыться.

«Но я все испортил, и ты меня отвергла, и я по-прежнему уверен, что недостоин тебя», – навязчивым рефреном крутилось у него в голове.

Он никогда не должен был хотеть большего от своего отца. Но он надеялся. И если быть предельно честным с самим собой, часть его все еще оставалась тем глупым маленьким мальчиком, который ждал своего отца.

Однако с Амаль еще не все потеряно. У него есть шанс.

Тем не менее он спрятал эту пугающую любовь к ней. Почти убедил себя, что не отдаст свое сердце ни ей, ни кому-либо еще. И все же он здесь и испытывает мучительное искушение рассказать ей все. Сердце бешено колотится в груди. Сейчас или никогда.

– Помнится, в Харгейсе ты спросила, кто меня поддерживал в Америке…

Он заставил себя не отводить взгляда. Ранимость не в его стиле. Хотя он действительно чувствовал себя уязвленным, когда его отец решил разделить свое внимание и любовь между двумя женами и двумя семьями.

– Я помню, – ответила она с легкой усмешкой. – Я больше не ударялась головой.

Его взгляд остановился на ее виске. Впервые он заметил шрам, когда у Амаль соскользнул хиджаб в больнице. Это был краткий миг. Но вид едва заметного шрама вызывал у него боль, как будто это была его собственная рана.

Странно, что он тогда не понял, что по-прежнему ее любит. Он изо всех сил пытался отделить ее боль от своей. Но это невозможно, потому что они – одно целое. Всегда им были, есть и будут, что бы ни случилось с этого момента.

Он глубоко вдохнул и с едва заметной дрожью в голосе произнес:

– Я ответил тогда «никто». Я не лгал.

Он всех оттолкнул, ни с кем не общался, с головой окунувшись в учебу. Потом сосредоточился на карьере и, получив пост главы крупной компании, по-прежнему имел плотный график работы, посещая только те мероприятия, на которых был обязан появляться, как генеральный директор. Затем Амаль снова вошла в его жизнь. И впервые за долгое время он позволил это женщине.

– Я сделал свой выбор, – сказал он, сжав ее руку. – Я решил жить один. Мне никто не был нужен. Но ты все изменила.

«Ты меня изменила», – пронеслось у него в голове.

Мансур судорожно сглотнул. Его голос звучал хрипло, когда он продолжил:

– Ты неожиданно позвонила справиться, как у меня дела.

И этот звонок буквально изменил его жизнь. Он перестал думать о бизнесе, утонув в милых интонациях ее нежного голоса. Ее забота поразила его. Он не думал, что кто-то еще беспокоится о нем, кроме матери.

Он влюблялся в нее медленно и постепенно. В конце концов Амаль первая призналась, что любит его. И тогда он пришел, чтобы надеть ей на палец обручальное кольцо и навеки отдать свое сердце. Он искренне надеялся, что она примет и то и другое.

Но все вышло по-другому, печально подумал он.

Это уже история.

Но вот он снова держит ее за руку, смотрит в глаза… Чем закончится их сегодняшний разговор?

– Мы разговаривали каждый день. Ты поддерживала меня. Для меня это было очень важно. Мне тоже захотелось о тебе позаботиться.

Он заметил, как Амаль непроизвольно поднесла руку к виску.

– Болит? – участливо спросил Мансур.

Он уже задавал этот вопрос, и она ответила «нет», но это не ослабило его беспокойства за нее.

– Нет, хотя иногда покалывает и пульсирует. Рана зажила хорошо.

Ее тихий вздох вырвался наружу и согрел его руку, когда он погладил ее по щеке. Амаль прислонилась щекой к его ладони, и его сердце забилось сильнее, когда она закрыла глаза и свободно и счастливо улыбнулась ему.

– Очень жаль, что ты не помнишь…

Она с трудом открыла глаза.

– С тех пор как я приехала в Аддис-Абебу, я стала спокойнее относиться к провалам в памяти.

Мансур почувствовал облегчение.

– И чувствуешь себя увереннее? – спросил он.

– Да, – подтвердила Амаль.

Ее ответ решил дело. Теперь Мансур знал, как ему поступить. Не важно, как она к нему относится. Он должен ей рассказать.

Он вскочил, чем несказанно ее удивил, и отрывисто бросил:

– Жди здесь. Я сейчас.

Амаль кивнула, а Мансур кинулся в спальню.

Амаль не сиделось. В ожидании Мансура она прохаживалась по гостиной, сгорая от любопытства.

Вскоре он вернулся. Он выглядел более бодрым, чем в течение всего вечера. Почти сразу же она заметила, что он что-то держит в руке.

– Амаль, я скорее должен кое-что тебе показать, чем сказать.

Она поспешила ему навстречу, больно ударившись ногой об угол кофейного столика.

– Осторожно!

Мансур подскочил и схватил ее под руку. В его глазах светилась искренняя забота, которую она замечала уже не в первый раз. Но сейчас в воздухе витало что-то особенное. И она беспокоилась, не готовит ли им судьба новое испытание. Она считала, что в их отношениях наметился определенный прогресс. Ей нравился Мансур, Амаль знала это. Он привлекательный мужчина, и, похоже, она в него влюблена. Но теперь она задавалась вопросом, а что, если это нечто большее…

При виде Мэнни сердце Амаль учащенно забилось, во рту пересохло, а тело приятно гудело от желания быть рядом с ним. Он притягивал ее, как магнит. И все же она не могла подавить страх. Что, если он покажет нечто, способное положить конец ее надежде?

– Что ты хочешь мне показать? – осторожно спросила она.

Он вытянул вперед сжатую в кулак руку и произнес:

– Прежде чем показать, я должен кое-что тебе сказать.

Он посмотрел на нее так, что Амаль поняла: дело серьезное.

Может быть, от этого будет зависеть ее дальнейшая жизнь.

– Когда я приехал в Харгейсу, я не предполагал, что мы с тобой будем проводить столько времени вместе.

Амаль судорожно сглотнула, подавив желание убежать из комнаты.

– Моя мать оставила мне малопонятное голосовое сообщение, и я приехал в неведении и тревоге, не случилось ли что-то ужасное. – Его взгляд метнулся к шраму на виске Амаль. – И обнаружил, что случилось, а меня не было рядом с тобой.

Амаль облегченно выдохнула, только сейчас поняв, что неосознанно задерживала дыхание.

Мансур раскрыл ладонь, и Амаль увидела маленькую бархатную коробочку. Прежде чем она смогла обдумать, что бы это могло быть, он открыл ее.

Амаль ахнула, прикрыв рот дрожащими кончиками пальцев. На черном бархате сверкало кольцо с самым крупным искрящимся бриллиантом, который ей когда-либо доводилось видеть. И бриллиант был… в форме сердца!

Какая красота! А сколько прекрасного она увидела в Аддис-Абебе и Бишофту. И все благодаря Мансуру.

Амаль подняла глаза на бесстрастное лицо Мэнни, и у нее защемило сердце. Но неожиданно он моргнул, не в силах скрыть подступившее волнение или страх. Они были ясно написаны на его лице. Это лицо она могла бы любить вечно.

«Любовь? Влюблена ли я в него?»

Похоже на то. В его отсутствие она постоянно о нем думает. А в его присутствии чувствует себя счастливой.

Она, наверное, лишилась разума, потому что ей захотелось его поцеловать.

– Это мне? – пролепетала она.

– Да, – сказал он, одарив ее неуверенной улыбкой.

Затем достал кольцо из футляра и спросил:

– Ты позволишь?

Нотка нехарактерной застенчивости в его низком, хрипловатом голосе была для нее новой. Она чуть было не протянула ему свою дрожащую руку, но ей о многом хотелось его спросить, и она сдержала свой порыв.

Прижав ладони к бешено колотящемуся сердцу, Амаль спросила:

– Но как это мое?

И планировал ли он это с самого начала?

Надежда на лице Мансура сменилась растерянностью.