Электронная библиотека » Ханс Бер » » онлайн чтение - страница 9


  • Текст добавлен: 29 марта 2024, 07:44


Автор книги: Ханс Бер


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Вальтер Вебер, выпускник средней школы, Хольцмюнден

Родился 3 августа 1921 г. в Веймаре, погиб 3 сентября 1942 г. под Эль-Аламейном, Северная Африка


Отступление из Москвы, 9 января 1942 года

Постоянно меняем дислокацию: сначала огневая позиция здесь, а завтра – уже в другом месте. Извечная борьба за технику и за топливо, а затем, когда есть и то и другое, то – с дорогами и той же техникой, которая вечно ломается: то двигатель откажет, то забуксует и застрянет в снегу, то вообще сойдет с дороги. Но не хочется думать обо всем этом в столь прекрасный час, который должен принадлежать лишь нам двоим. У нас и без того хватает забот. Хочу показать тебе другую, более примечательную сторону этой страны.

Снега везде – по колено! На деревянных избах с высокими крышами красуются огромные белые шапки. Над широкими заснеженными просторами простирается звездное небо, такое чистое, какого мы у себя в Германии не видели. Когда проходишь ночью по широкой деревенской дороге, то замечаешь у домов фигуры часовых в капюшонах.


Вассербург, 3 марта 1942 года

Два месяца зимней войны в России – испытание, которое накладывает на меня тяжелый отпечаток. Однако за время моего лечения многое изменилось к лучшему. Четыре недели провалялся в военном госпитале под Смоленском, затем приехал сюда. Снова страдаю, потому что толком не знаю, зачем я ем, пью и сплю. Но все еще изменится. Сейчас тихий полдень, лишь где-то далеко на севере грохочет артиллерия. И так происходит каждый раз, из-за жары бои немного утихают, если не прекращаются полностью. При этом мало что видно, потому что все окрестности начинают исчезать в мерцающем свете.

Мы по-прежнему находимся на том же плоскогорье. Возможно, лучший для тебя способ получить какое-то представление об этом – вспомнить обрывистые берега на Балтийском море. Края плоскогорья выглядят здесь примерно такими же. Породы сильно выветрились, так что обычно их можно разбить рукой. Но это лишь на поверхности. Камни, лежащие несколько глубже, представляют собой невероятно твердую, чаще всего даже сплошную породу, и это затрудняет обустройство наших огневых позиций.

Рано утром обычно еще прохладно. Когда восходит солнце, земля наполняется необыкновенной чистотой. Из-за влажности воздуха видимость поистине невообразимая, и все тени резко и мрачно выделяются на блестящей песчаной земле. Около восьми или девяти часов солнце начинает палить нещадно, а затем поднимается почти вертикально над головой, так что мы почти не отбрасываем тени.

В тихие вечерние часы мечтаю о далекой родине, стремлюсь отыскать в этих мыслях тебя и спросить, каково там тебе в этой отважной борьбе за нас обоих. Но даже в трудный час мы не падем духом, крепко возьмемся за руки и будем с верой и надеждой смотреть в будущее.

Бернхард Эрнст Буль, асессор, Мюнхен

Родился 3 января 1916 г. в Штутгарте, погиб 26 сентября 1942 г. в России


[Страница дневника]

Выбор немецкой молодежи – как у Телемаха: пусть нас найдут возле богини Афины, возле отца! Если не смогу завершить начатое, то не смогу так просто предстать перед людьми, перед которыми чувствую ответственность, перед отечеством, которое люблю, и перед Богом, которого ищу.

Эвфорион! Вставай! Настало время обратиться к Богу. Тот, кто ставит перед собой высокие цели, переживает темные ночи…


Под Новгородом, 18 июля 1942 года

Одна из причин, которая дает мне основание чувствовать, что сегодня я как солдат стою на правильном пути: желание быть достойным своих друзей, которые сейчас тоже на фронте, перед лицом смерти. С другой стороны, как бы мне ни была дорога страна, земля в ее политических границах, любовь к родине не толкает меня на войну. В этом смысле немцы меня сильно разочаровали, и я стал высоко ценить других европейцев, необязательно одних лишь немцев. Кроме того, я чувствую себя как дома везде, где собираются люди истинно образованные, а значит, всегда исполненные божественного благоговения, или, если это невозможно, то там, где можно побыть одному. Поэтому мой дом – духовный, а значит, не от мира сего и не везде. Тогда в этом конкретном смысле: «ubi bene, ibi patria» («Где хорошо, там и родина», лат.). Современный национализм, возникший после окончания Средневековья, раскола церкви и распада Священной империи, вызывает у меня отвращение, как пропаганда, как причина большинства основных политических недоразумений.

Кругом сплошные болота. Серьезные неудобства доставляют мошки. Всем раздают зеленые антимоскитные сетки, которые приходится натягивать на голову и носить днем и ночью. Еще поджигают влажное сено, чтобы дымом на время отогнать назойливых насекомых. Насколько хватает глаз, кругом равнины с болотистыми лугами и водоемами, березы вперемежку с ольхой, кустарник, небольшие рощицы над заболоченными участками. Маленькие деревянные домики теснятся в деревнях и селах вдоль разбитых, ухабистых дорог. Гать и небольшие мостики из березовой древесины с белой корой. Иногда мелькнет в стороне полуразрушенный дом, сверкающий белым камнем, большой, с колоннами, высокими арочными окнами. Это наводит на мысль о существовавших здесь ранее крупных аристократических поместьях…

Вчера вечером распевали солдатские песни, шлягеры, народные песни под гитару. Усевшись кругом, пели все подряд. Некоторые, кстати, здорово поют в несколько голосов. О родине и о любви…


Селогора, 2 августа 1942 года

Для нашей колонны здесь, так сказать, конечный пункт. Двигаться дальше попросту невозможно. Гать не выдержала бы тяжелой техники, и теперь, когда проехали мы, для транспорта весом более шести тонн путь закрыт. На этом участке снабжение производится по железной дороге и по узкоколейке. Мы стали лишними. Текущими задачами нашей списанной колонны станут строительство дорог, заготовка дров на зиму и помощь в сборе урожая. Прежние товарищи, с которыми мы раньше общались, уже разбились на мелкие группы и постепенно отдаляются друг от друга. Командуют нами без особого настроения, да и то, чем мы занимаемся, удовольствия не приносит. Мое предложение – до 15 августа подождать вестей от Салема. А потом уж сам предприму что-нибудь, чтобы убраться отсюда, – куда-нибудь дальше вперед, на фронт. До сих пор я слышал выстрелы лишь издали. Здесь война – это прежде всего борьба с грязью, паразитами и болезнями, хаосом, но не с солдатами противника. Хочется уехать отсюда.


Селогора, 30 августа 1942 года

[Северная Россия]

Юного Зевса циклопы так и не смогли одолеть. Тогда хитрецы взяли шар и зеркало, в котором застыл взгляд мальчика, и разбили на кусочки. Зеркало идеально подходит для защиты цивилизации от докучливых нападок. Но чем больше зеркал, тем мы более задумчивы, тщеславны и несвободны. Времена, на которые возлагают такие надежды, и связанные с ними замыслы могут ведь так и не наступить, не сбыться, за исключением весьма скоротечных проблесков, которые позволяют сиять вечности и которые, вероятно, хотя бы раз происходят в жизни каждого. Вы сочтете меня здесь очень спокойным, но это просто свойственно моей натуре, и мое любимое занятие – никак себя не выражать. Любовь – это во мне как общее чувство нереальности.


Россия, 17 сентября 1942 года

[В прифронтовом госпитале, последнее письмо]

Дорогая мамочка! Еще целый месяц тебе не придется обо мне беспокоиться. Лежу в больнице с брюшным тифом и получаю самый лучший уход да к тому же сытный паек. Грущу по этому поводу лишь я один. Благодаря двум прививкам болезнь протекает легко, и врач очень доволен.

Проблема в другом: обучение в военной школе может затянуться до лета.

Итак, все хорошо – по крайней мере, я бы не хотел сейчас поменять этот госпиталь на какую-нибудь первоклассную немецкую больницу! Поразительно.

Искренне ваш,

Бернхард.


Писать чаще, чем раз в неделю, для меня слишком утомительно, да и холодно пока из-за лихорадки.

Бернхард Эрнст Буль умер в этом госпитале 26 сентября 1942 года.

Ханс-Йоахим Марсель, выпускник средней школы, Берлин

Родился 15 декабря 1919 г. в Берлине, погиб 30 сентября 1942 г. в Северной Африке


Африка, 14 октября 1941 года

Теперь хотел бы кратко рассказать вам о воздушном бое, в котором за один день сбил сразу пять вражеских самолетов. Мы находились в состоянии полной боевой готовности, когда около полудня наш аэродром подвергся бомбардировке. Я немедленно вылетел и на высоте 6500 метров нагнал вражеские бомбардировщики. Их было одиннадцать, а я – один. Противник открыл такой плотный оборонительный огонь, что у меня попросту не было возможности атаковать. С помощью обманного маневра мне наконец удалось сбить одного из них. Затем, примерно в 4 часа дня, я вылетел в составе звена четырех наших истребителей. За линией фронта столкнулся с четверкой англичан. Тут же атаковал и сразу же сбил два вражеских истребителя. Потом двое других сели мне на хвост. Мне удалось отвернуть от них и снова атаковать. Англичане сразу же образовали защитный круг. Я вклинился в него, попал под обстрел, но, к счастью, не был подбит. Во время нескольких таких атак мне удалось подбить еще двоих. Потом англичане сдались и, преследуемые нами, поспешно ретировались. Так что теперь на моем счету 23 истребителя и 2 бомбардировщика противника.

После 158 воздушных побед Ханс-Йоахим Марсель, обладатель высшей награды рейха за храбрость, пал непобежденным. Покидая загоревшийся из-за технической неисправности самолет на высоте 3000 метров, летчик ударился о вертикальный стабилизатор самолета. Тяжелая травма не позволила ему раскрыть парашют…

Эгон Фрейтаг, студент, Гамбург

Родился 6 ноября 1918 г. в Ганновере, погиб 26 октября 1942 г. под Эль-Аламейном, Северная Африка


В Трансильвании, январь 1941 года

Вчера вечером нас пригласил на бокал вина хозяин дома, в гости к которому зашли еще несколько человек из той же деревни, а также из соседней. Вино этого винодельческого края льется в рот, словно масло, обладая весьма пикантной сладостью, которая так и манит выпить еще, но при этом, правда, тяжелеет голова. В отличие от Ваната оно здесь золотисто-желтого оттенка, как с упреком утверждают трансильванские саксы. Такой вечер в кругу здешних немцев – это всякий раз опыт сильной, непоколебимой веры в немецкий рейх. Мы можем многое здесь узнать и многому научиться, а когда говорим о Германии и глаза всех присутствующих прикованы к нашим устам, то должны приложить все усилия, чтобы лишь упрочить и всячески укрепить эту веру.

Лучи заходящего солнца пробиваются сквозь причудливые скопления облаков на сверкающие снежные вершины карпатских гор-великанов. Сверху наши хижины маленькие, как игрушки, и лишь дым, поднимающийся из многочисленных труб, напоминает нам об уюте тех незатейливых покоев, которые ждут нас снова после службы высоко в горах.


Россия, 28 июля 1941 года

Когда корабль попеременно – то носом, то кормой, – погружается в воду, это называется килевой качкой. Когда он наклоняется от левого борта к правому и наоборот, это называется бортовой качкой. Но когда он делает и то и другое вместе, это уже черт знает что. Прибавьте сюда приличный ветер, и впечатления получатся не из самых приятных. Очень многих укачивает. Но это все пустяки по сравнению с поездкой на «Айнхайтсдизеле», шестиколесном многоцелевом грузовике с полным приводом и слабой подвеской. Корабль даже в самую жуткую качку подвергается довольно равномерному воздействию волн. Можно эти волны как-то рассчитать и соответственно вести судно. Но упомянутый грузовик через рытвины вражеских дорог едет совершенно непредсказуемо. Он подпрыгивает, дергается, качается, разворачивается и выполняет любые мыслимые и немыслимые движения, совершаемые без всякого предупреждения, по какой-то внезапной прихоти, как бубен на ярмарке. Эта поездка стала для меня самой большой пыткой, так как из-за ранения мне пришлось, завернувшись в шинель, устроиться на ящике с продуктами. Во время тряски я ударился о потолок, потом с трудом удержался, лишь бы не оказаться посреди кузова с переломанными костями. Вот что такое местные дороги. Глядя на них издалека, такого не скажешь, на фоне жесткой грязевой жижи они выглядят такими красивыми и гладкими. Но грязь коварна, под ней скрывается ужас! Пару раз мы вообще застревали, и грузовик приходилось вытаскивать тягачами.

Во время этой поездки мне удавалось видеть из-под навеса лишь кусочек голубого неба. Мимо проплывали белые облака и ряды зеленых деревьев, а дорога исчезала где-то вдали. Несмотря на все невзгоды, все равно можно было о чем-нибудь помечтать, особенно во время остановок, когда мы получали столь желанную передышку. Но затем все мысли неизменно устремлялись домой, на родину.


28 августа 1941 года

Мы были не наемниками, а – выражаясь банальным языком – защитниками отечества! В наших рядах, безусловно, есть те, кто исповедует идеи национал-социализма, и те, кто сражается за отечество, за ту точку на карте, отдать жизнь за которую остается делом само собой разумеющимся. По вечерам мы лежим вместе в палатке, наши беседы начинаются с блаженных юношеских воспоминаний и перетекают в иллюзии будущего. Вообще, это так нелепо, когда человек привязан к воспоминаниям. Иногда он даже просто живет в них, и всегда молодой и бодрый, как мы сейчас. Воспоминания – это, по-видимому, привилегия стариков. И все же на данный момент они – смысл нашей жизни. Над палаткой полная луна, и вход в нее прорезает в темноте яркий квадрат, из которого светятся наши сигареты.


Греция, сентябрь 1942 года

Надо мной в аттическом небе смеется южное солнце, на заднем плане в дымке расплываются горы в бухте Саламис, а в центре теснятся дома в Пирее, словно пытаясь вскарабкаться на скалы. Только что искупался в Эгейском море.

Вчера наведался к богам. Это не пустые слова, на самом деле я все глубоко прочувствовал. Если ты не в состоянии это сделать, то не должен подниматься на нее, гору богов, и входить в храм.

У нас была экскурсовод – гречанка, которая провела свою молодость в Ганновере и Касселе. Одетая в эллинские одежды, она встретила нас у входа и познакомила с древнегреческим миром. Мы невольно представили себя греками пятого века до нашей эры, которые собираются вступить в Парфенон для церемониального жертвоприношения. Массивные колонны Пропилеи, храм Никеи, парящий рядом с ней в легкой плетенке, сверкающей белизной. А сверху на все взирает Парфенон. Грациозно ступая, ядра несут карниз Эрехтейона, а на самой высокой точке на стройной мачте развевается германский военный флаг.

Между колоннами Парфенона взгляд блуждает по знаменитым местам: вот здесь Платон основал свою академию, а здесь его учитель Сократ выпил кубок с ядом, вот театр, где он же наглядно показал людям их сущность. Все кажется каким-то дематериализованным. Небо здесь темнее, чем земля. Горы Имитос и Ликавит переливаются темно-коричневыми и фиолетовыми красками, и здесь, среди богов, человек бесконечно счастлив!!!

Мартин Пенк, студент, Штутгарт

Родился 6 декабря 1922 г. в Лейпциге, погиб 26 октября 1942 г. под Эль-Аламейном, Северная Африка


В Египте, 6 июля 1942 года

Мерса-Матрух остался далеко на западе, в нескольких днях пути. Штурм линии Газалы, марш-бросок через Тобрук, перевал Халфайя до Матруха… я прошел через все это. Несмотря на то что основное сражение еще впереди, думаю, мне вновь улыбнется удача, ведь солдату она необходима, чтобы выбраться целым и невредимым. Здесь все практически отрезаны от остального мира. Чаще всего мы не в курсе, что творится в России, либо узнаем об этом намного позже. Мы знаем лишь о том, что происходит в Северной Африке. Я не слышал речи Роммеля, но под Тобруком потери с обеих сторон оказались очень невелики, крепость была захвачена. Здесь, в Египте, бои становятся все тяжелее и тяжелее. Мы вошли в самое логово британского льва…


Египет, 29 июля 1942 года

Ровно год назад сегодня впервые увидел Африку. В этом году мы преодолели более 2000 километров, из них около 700 километров – по пустыне. Вот уже добрый месяц торчим на бесплодном, хотя порой и великолепном плоскогорье египетской пустыни, среди песка и камней. Рядом ни деревца, ни дряхлого кустарника, ни птиц – ровным счетом ничего такого, что могло бы радовать глаз. Лишь вечером, когда огромный солнечный диск опускается на западе, когда пустыня окрашивается в красный цвет, а русла пересохших рек отбрасывают причудливые тени, ты вдруг замираешь на месте и изумляешься той красоте, которую может предложить тебе бесплодная пустыня. Потом дышать уже полегче, воздух становится прохладнее, а главное, на время исчезает такая напасть, как мухи. Вы даже представить себе не можете, какая это беда. Под вечер какого-нибудь тихого, безветренного дня ты вымотан не меньше, как если бы совершил марш-бросок на 200 километров. Сотни этих тварей жужжат вокруг каждого из нас, заползая в уши, нос, рот, рубашку и часто доводя почти до грани отчаяния. Но потом ты успокаиваешься, потому что любое волнение здесь просто бессмысленно. Любую пищу тут же облепляют десятки мух. И ничего не сделаешь! Раньше я такого и представить себе не мог, но и о многом другом тоже не догадывался. Например, о том, каково это – целый месяц не переодеваться и почти никогда толком не умыться. Здесь мы быстро познакомились со всем этим, а также хорошо уяснили, что такое жажда. У нас нет воды со вчерашнего утра. Может быть, сможем достать ее сегодня, а может, лишь завтра. Сама видишь, это всего лишь несколько моментов из нашей повседневной жизни, которые, по сути, не имеют никакого отношения к войне. И это далеко не все. Бои на совершенно безлюдной местности, в сильную жару, в краю, где ни одна рана толком не заживает, где оружие ведет себя совершенно иначе, чем в других местах. Но в любом случае этот год показал мне, что человек способен выдержать все, если только захочет…


Египет, 10 августа 1942 года

Теперь наконец после весомых трофеев, захваченных в Тобруке и Матрухе, мы полностью оснащены транспортом. Под Тобруком скопилось очень много пехоты. Неискушенный не в состоянии представить себе тяготы, выпавшие на долю пехотинцев. Марш-броски по 30 километров в день под палящим солнцем, походное снаряжение, пистолеты, винтовки, ящики с боеприпасами, пулеметы (весом 75 фунтов!) или минометы и, главное, извечная, нескончаемая жажда.


Египет, 29 августа 1942 года

Мы прибыли на позицию в Аламейне и провели там долгий месяц. Конец июля выдался ужасно жарким. Настоящее пекло пришлось на время английской атаки, когда мы попали под ураганный огонь. Говорят, температура в тот день составляла плюс 78 градусов по Цельсию!

Мы ушли примерно на 80 километров вглубь египетской пустыни. Здесь, на юге, немного спокойнее, чем на севере, по крайней мере нет артиллерийских обстрелов. Непрерывные – и днем и ночью – воздушные налеты стали реже, и теперь для меня это не помеха. Ну разве что сейчас, потому что невозможно спокойно написать письмо, когда рядом падают сбитые вражеские самолеты.


В Египте, 7 сентября 1942 года

Глубоко на юге наткнулись на британские оборонительные линии. Казалось, все идет хорошо, пока не наступила ночь и мы не устроили привал. В 8 часов вечера – а к этому времени здесь уже темнеет – прямо перед нами оказалось около сотни единиц вражеской техники!

Началась перестрелка, которая продолжалась до 4 часов утра. Воздух сотрясался от яростного треска, хлопков и разрывов. Облака грязи и порохового дыма призрачно висели над землей в этой ночи, которую из-за сигнальных ракет и горящей техники и ночью-то назвать было нельзя. Стонали раненые, гудели санитарные машины, это был просто ад! Мы лежали, прижавшись к земле, наполовину зарывшись в свои окопы, и считали минуты. Мое орудие было сильно повреждено, как, впрочем, и машина. К счастью, в моем расчете оказался лишь один раненый. На следующий день нам пришлось много лежать, потом поучаствовать в двух десятках атак и пережить еще одну такую же ночь. Затем мы отошли, а наше орудие было отбуксировано. Это первые ночи, когда мы вновь можем спокойно поспать; мы снова получили возможность досыта наесться и вдоволь напиться. Сейчас передо мной полная миска еды, три буханки хлеба на шестерых на четыре дня и вдобавок три четверти фляги питья в день. Каждую ночь с 31 августа по 1 сентября на нас сбрасывали более 1000 бомб…

Рудольф Хэк, штудиенреферендар, Штутгарт

Родился 15 августа 1918 г. в Крайльсхайме, ранен 29 сентября 1942 г., умер 23 января 1943 г.


Россия, 4 октября 1942 года

Дорогая сестра!

Кто-то должен точно знать, как я себя чувствую, и я думаю, что тебе могу честно рассказать обо всем. Но только прошу: ни слова нашим родителям!

Мне прострелили легкое, и два осколка кости попали в спинной мозг, парализовав нижнюю часть тела и обе ноги. Врач сказал, что проболею где-то пару лет, не меньше.

Пожалуйста, сожги эту записку, как только прочтешь, и никому не рассказывай!


Рига, 6 октября 1942 года

Дорогие родители! Прошу извинить меня за то, что так долго не писал. Несмотря на запрет, пытался передать письмо с оказией. Потом начались бои на болотах, без домов, без света, так что было уже не до писем.

Если сегодня вновь пишу вам, то это потому, что я ранен; получил пулю в легкое. Но я все еще могу нормально дышать, только вот приходится все время лежать.


23 декабря 1942 года

Дорогие родители!

Состояние остается прежним. Раны заживают так хорошо, что даже врач удивляется. Вот, пожалуй, и все, что могу подарить вам на Рождество: признание моего выздоровления и мою искреннюю любовь!

Ваш Рудольф.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!
Купить легальную копию

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9
  • 4 Оценок: 2

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации