Текст книги "Правда и Небыль"

10:00. Саша. Юрьев

Москва. Улица Петровская, д. 11. Центральный офис ПортаБанка

– Я всё вот никак не соображу. Деньги-то в чём лучше щас держать?

Председатель правления Порта-Банка Алексей Михайлович Юрьев посмотрел на задавшего ему вопрос собеседника, как старый школьный учитель на наивного первоклашку, пытающегося удивить старика оригинальным вопросом, не зная, что этот вопрос учитель регулярно выслушивает уже лет тридцать.

– В тумбочке, – нехотя ответил банкир.

– Не, ну я серьёзно, – обиженно прогудел гость.

– И я серьёзно. И вообще деньги-то тебе зачем?

– То есть как это зачем? – не понял вопроса собеседник. – Чтобы не разориться, а, наоборот, разбогатеть немного хочу.

– Не получится. Потому как лучший способ не разбогатеть – очень сильно этого желать. Богат не тот, у кого всё есть, а тот, кому ничего не нужно, – философски заметил хозяин кабинета, в который раз разглядывая своего посетителя.

Такие люди попадаются не часто: не клиент, не подчинённый, даже не проситель. Дальний родственник жены, Валентины. Предприниматель из Сибири, приехавший в Москву по каким-то делам.

Занимался он настоящим мужским делом – лесозаготовками, и вид имел соответствующий: обветренное красное лицо, широкие плечи, ладони-сковородки, следы татуировки под ремешком часов. Никаких особых дел у него не было – зашёл засветиться, пообщаться, поэксплуатировать родственные отношения. Это было понятно Юрьеву, но сибиряк ему нравился. Как и вообще люди «от земли», занимающиеся чем-то не очень сложным, нужным и конкретным: лесом, кирпичом, цементом. У банкира такие вещи в голове были складированы в папочку «стройматериалы».

Вот и сибиряк был типичным стройматериальщиком: неглупый, с административными задатками, умеющий построить людей и поддерживать отношения. Но в упор не понимающий некоторых вещей, впрочем, как и большинство остальных пациентов банковской больницы.

– Давай я у тебя спрошу, – не без удовольствия продолжил неспешную беседу Юрьев, – какой мне лес купить?

– Ну, это смотря для чего, – пожал плечами сибиряк. – И сколько. И куда везти.

– Ага, – обрадовался банкир. – А ты спрашиваешь, в чём деньги держать. А я так тебе отвечу. Смотря сколько денег. Для чего. И главное – на какой случай.

– Ну нет. – Сибиряк посмотрел на Алексея Михайловича исподлобья. – Лес – штука конкретная. Скажем, для бани лучше кедр, он тепло держит и дух от него. Если дом, лучше из лиственницы, она не гниёт и стоит долго. Хозяйственное что-то – лучше сосна, можно и подешевле. А деньги, они и в Африке деньги. Их всегда не хватает. Как времени и оперативной памяти.

– Ошиба-а-а-ешься, дорогой. Это только так кажется, что деньги одинаковые. Вот зарплату платят одними деньгами. А взятки дают – другими. С виду бумажки те же, а на самом деле они разные. От одних людям польза и радость, а от других горе и тюрьма. В деньгах и душа имеется. Кого-то они любят и слушаются, к кому-то сами идут, а других ведут за собой, как серены в пучину, и губят. Да и размер тоже имеет значение. Ещё валюта. Одно дело – ярд деревянненьких, другое дело – штучка зелёных. Миллиард хранить надо одним способом, тысчёнку баксиков – другим. Ну как тебе лучше объяснить? Вот огурцы лучше в банку закатывать, а капусту в кадке квасить. Ферштейн?

Банкир по-дружески слегка троллил своего гостя. Однако не получал от своего занятия привычного удовольствия. Что-то мешало. И вот. ОНО. Юрьев почти физически ощутил укол в сердце. Замер. Обратился в чувства. Нет, наверное, не сердце. Оно так не должно. Что-то ещё. С утра. Всё утро банкира донимала безотчётная тревога. Причин для неё вроде бы не было. Но ощущение возможных неприятностей сверлило душу руководителя, как сверло дрели проникает в деревяшку. Щемящее чувство оказалось настолько острым, что Юрьев решил сегодня же позвонить в клинику, договориться насчёт комплексной проверки здоровья и внеплановой сдачи всех анализов. Банкир был человеком мнительным.

– Ну а какая разница? – подумав, спросил сибиряк. – Допустим, у меня есть полста тыщ баксиков, и я хочу их заначить – так, на случай… войны, допустим, – с ходу придумал он. – Или у меня есть лимон рубчиков, и я хочу их сохранить от бэмца. Когда банки посыпятся и экономика медным тазом навернётся. В чём разница-то?

Юрьев попытался улыбнуться. Задачка была смешная и могла отвлечь от неприятных эмоций.

– Раскинем мыслью. Полста тыщ баксов – сумма в твоих масштабах. Но если будет война серьёзная, то валюту, скорее всего, запретят. Могут и сдать заставить по смешному курсу. Было уже такое. Так что баксами твоими, если ты их налом хранить будешь, только печку топить останется. А если на счёт положишь, то тоже больше не увидишь.

– Соль, спички, валенки? – разочарованно протянул сибиряк.

– Крупа, мука, макароны, картошка, горючка, патроны, водка, махорка. Плюс камуфляж. Это и будут твои новые деньги. Их хоть на что-то менять можно будет. Деньги в военное время – это ведь не только ценный мех, но и вкусное мясо. И всё равно даже с этими запасами не факт, что выживешь. Бомба ядрёная прилетит и – ага. Мобилизуют тебя – и пиши пропало. А в бега дезертиром кинешься – найдут рано или поздно. И к стенке. Для войны денежки не треба. У савана карманов нету. Так что лучше в бизнес баксы свои вкладывай. Целее будут. Лес, он всегда лес.

Сибиряк почесал бровь.

– Н-да, – задумчиво крякнул он. – Похоже на правду. Если война, то всем писец. Ну хорошо, а с лимоном деревянненьких что делать, если войны не будет, а всё валиться начнёт, как в девяносто восьмом. Я тогда всё потерял. Вот и спрашиваю.

– Лимон – тоже деньги, хотя не Бог весть какие, если трясти начнёт. Купи тех же победоносцев золотых, зарой на огороде, как Буратино на поле чудес в стране дураков, и спи спокойно. Лет через сто внуки, может, найдут. Спасибо деду скажут. Если золото тогда не запретят.

– А могут? – с сомнением поинтересовался гость.

– У нас всё могут. И не такое бывало. Впрочем, у них – тоже.

– Значит, золото? – переспросил сибиряк.

– Ну, типа того. Если внукам что-то оставить хочешь. Кстати, извини за нескромный вопрос, а у тебя дети есть?

– Пока нет. – Сибиряк грустно вздохнул. – Но я планирую… Вот женюсь только.

– Ты давай не тяни с этим. Если до тридцати пяти не женился, то потом уже рано. Серьёзно, вкладывай деньги в детей. Самая лучшая инвестиция. Только никогда не женись на женщине, с которой можно жить. Женись на той, без которой жить нельзя. И лучше сразу рожайте. А то в браке без детей вместо них жена тебя воспитывать будет. Не рекомендую. При правильном воспитании дети в старости должны вернуть все затраты сторицей. И не только в материальном плане.

Банкир встал, достал из шкафа бутылку «Хеннеси» и два пузатых бокала. К алкоголю он был равнодушен, но пользу выпивки для общения признавал.

– По маленькой? – предложил он.

Сибиряк на секунду задумался, как бы вычисляя, не рано ли по сибирскому-то времени. Впрочем, Юрьев был уверен, что никакими вычислениями гость не занимается, а просто выдерживает паузу для приличия.

– Можно, – наконец изрёк он таким тоном, будто решалась судьба серьёзного дела. В каком-то смысле так оно и было: по его сибирским представлениям, совместное распитие предполагало что-то вроде взаимного признания друг друга настоящими мужиками.

– Видишь ли, дорогой мой человек, – сказал Юрьев, плеснув себе слегка, на донышко, а посетителю наливая побольше. – Каждый должен заниматься своим делом. За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь. Больному не рекомендуют самолечением заниматься, так и я бы не советовал самому свои денежки пристраивать. Если есть лишнее – отдай банку и не греши. Проценты по депозитам получать будешь. Они, конечно, инфляцию не перебьют, но хотя бы частично рост цен скомпенсируют. Если банк, разумеется, надёжный. Так что лучше пили деревья и старайся заработать больше, чем у тебя отгрызают цены, кризисы и прочие такие вещи. Ну а если что уж и случится, придётся всё потерять, то будешь не первым. И не последним. Люди, вон, теряли такие состояния, что нам и не снились. В революцию, например. В общем, делай, что должен, – и будь, что будет, – заключил он тем тоном, которым говорят тосты.

Гость всё понял правильно. Выпили.

– Так, значит, у советов нет ответов, – сказал сибиряк, не очень тщательно скрывая разочарование. – Деньги, по-твоему, сохранить нельзя. Или нужно столько всего до хрена знать, что дороже денег обойдётся… А деньги, значит, вам, банкирам, надо все сдать. Ловко придумано.

– Пойми, мы работаем с деньгами, как ты с лесом. Торгуем ими. – Юрьев сделал крохотный глоток из своего бокала. – У нас профессия такая. У одних берём дешевле, другим продаём дороже. Деньги Петрова даём Сидорову. На разницу и живём. Ну и много других услуг ещё оказываем. Тоже не бесплатно, разумеется. Раз пользуются нашим сервисом, значит, мы пока ещё нужны. А советы давать – дело неблагодарное. Порекомендуешь что-то, дальше дело пойдёт не так, на тебя обидятся. Потом, что русскому хорошо, то немцу смерть. Каждому своё нужно. Что для меня нормально, тебе может не пригодиться. Ну и так далее.

– А Петров Сидорову денег сам не может дать? Чтобы без посредников?

– Может. Но им ещё надо найти друг друга. А тут сразу ясно, куда идти. Видишь надпись «Банк» – значит, тут и дают, и берут. Правда, сейчас в Сети тоже можно кого угодно найти, но непонятно, можно доверить свои деньги человеку или конторе какой или нельзя. Одолжишь товарищу, а он не вернёт. Поссоритесь. Банкиры лучше знают, кому можно дать, кому – нет, какую сумму, на какой срок, на каких условиях, под какой залог. Это наш хлеб, и тут мы пока сто очков вперёд кому угодно дадим. Наша главная компетенция – управление рисками. Ты знаешь лес. Мы знаем клиентов. Как облупленных всех чувствуем. Человек ещё порог не переступил, а мы уже в курсе, можно давать ему денег или нет. Банкиры столько опыта накопили, что мама не горюй. Базы данных собрали. Но главное – знают, что спросить и где какие сведения взять. И умеют из данных, информации знания выжимать. Как масло из подсолнечника. На решения выходить. Да или нет. Тут нам равных пока нет. Короче, каждый должен заниматься своим делом, – повторил Юрьев.

– Моня не даёт взаймы, банк не торгует семечками, – вспомнил старый анекдот сибиряк.

– Ну типа того.

– Так сейчас социальные сети тоже всё про всех знают, – вспомнил гость.

Алексей Михайлович сдержал улыбку: он представил себе сибиряка перед экраном, размещающим где-то в Сети фотографию любимого кота. Сибирского, разумеется.

– Знают, – сказал он. – Сети и вправду уже начинают конкурировать с банками. Кто в конце концов выживет – неясно. Может, даже сращивание произойдёт, но нам это пока неведомо.

– Ну хорошо, допустим, – не отставал собеседник. – Тогда у меня вопрос практический. В ближайшее время что-нибудь намечается? В смысле потрясений?

Юрьев задумался.

– Если в общем и целом… – начал он и замолчал: тревога опять остро кольнула под ребро.

– Ну вот именно, в общем и целом. Я тут статью в «Комсомолке» читал, так там пишут, что доллар вот-вот рухнет. Из-за финансовых махинаций. – Гость сделал скептическое лицо: дескать, он-то в такое не верит, но всё-таки немного беспокоится.

Хозяин кабинета презрительно махнул рукой:

– Они уже лет десять пишут. Для обывателей страшилки. Или, наоборот, надежды, смотря как посмотреть. В общем, так. Я думаю, что за ближайшие месяцы можно быть относительно спокойным. Ну, разве что метеорит упадёт. И то…

В этот момент в кармане банкира завибрировал мобильный телефон, переведённый в «тихий режим».

– Извини, – пробормотал он, поднося аппарат к уху.

Алексею Михайловичу понадобилось больше времени, чем обычно, чтобы осознать то, что он услышал. Вместе с пониманием тяжёлая волна адреналина тыркнула его в самое сердце и пошла разливаться по телу.

– Случилось что? – встревожился гость, заметив, как переменился в лице банкир.

– Похоже на то, – пробормотал, пытаясь собраться с мыслями, Юрьев. – Послушай. Не обижайся, старина, но, понимаешь… тут такое дело… короче, давай в другой раз поговорим, ладно, да?

Сибиряк с пониманием поднялся из глубокого кресла. Он сделал соответствующее лицо.

– Я тогда пойду, что ли? Буду рад при случае ещё разок повидаться, – сказал он серьёзно.

– Да, да. Повидаемся. Позднее, – успокоил его банкир.

10.35. Гоманьков. Дронова. Юрьев

Москва. Улица Петровская, д. 11.

Центральный офис ПортаБанка

Когда дверь за гостем закрылась, Юрьев тяжело осел на диван. Взял недопитый бокал. Поставил обратно.

Чтобы хоть как-то взять себя в руки, ему понадобилось минуты три. Другого человека полученное известие могло бы выбить из колеи надолго. Но другие и не рулили крупными банками. Навыки держать удар на руководящих должностях оттачиваются годами. К тому же у Алексея Михайловича были хорошие консультанты, которые научили его, как принимать удары судьбы.

Банкир подошёл к столу и нажал кнопку селектора.

– Слушаю, Алексей Михайлович! – Помощница Юля отозвалась, кажется, раньше, чем прозвенел звонок.

– Юля, Гоманькова и Дронову ко мне пригласи, пожалуйста. Срочно.

– А Красновский? Он должен прийти через десять минут, – спросила помощница.

– Попросите зайти через неделю. Подождёт.

– Поняла.

Голос Юли почти не изменился, и только по каким-то тонким оттенкам интонации можно было угадать её удивление. Срочные внеплановые встречи начальник обычно не практиковал. Окружающий мир был непредсказуем, но потакать ему в этом Юрьев не собирался. Он предпочитал работу по плану и тратил немало сил на сведение форс-мажоров к нулю.

Председатель правления вывел на монитор расписание дня. Запланированные мероприятия и встречи были помечены спокойным голубым цветом или вообще стояли без фона. То есть их можно было перенести на другое время или отменить совсем. Ни важных «жёлтых» пометок, ни критических «красных». Чуть поколдовав с планами, Юрьев снова вызвал помощницу:

– Юля, с Гордашником и Овчинниковым свяжитесь. Извинитесь и отмените встречи на сегодня, сдвиньте туда… – Банкир неопределённо махнул рукой в воздухе. – На следующий месяц, подождут. И вообще перенесите все остальные встречи на следующую неделю. Да, вот ещё что. Репиной позвоните. На благотворительный ужин сегодня пусть вместо меня идёт. Только текст моей речи пришлите ей. Не забудьте. Ну, кажется, всё.

Управившись с графиком, Юрьев удовлетворённо откинулся на спинку кресла. Порядок есть порядок. Все, кто должен был подойти сегодня на встречи (кроме Красновского, вот он попал), будут вовремя предупреждены о переносе общения на другое время. Накладок, когда люди придут и будут ждать или уйдут ни с чем, не случится. Банкир заботился о комфорте своих контактов. На том и стоял.

Однако мероприятия следующих двух дней в расписании, как листья в конце октября, были окрашены жёлтым и красным цветами. Во вторник и в среду предстояла поездка в Лиссабон, в штаб-квартиру Порта-Группы, в которую входил банк, на встречу с первым лицом и потом перелёт в город Порту на совещание по вопросам организации служб безопасности. Там Юрьеву предстояло принять бой. Обычно служба собственной безопасности защищала его. А теперь ему надо было самому встать на защиту защищающих. В группе планировали коренным образом реорганизовать всю систему безопасности, выведя соответствующие функции за её периметр и передав их внешним компаниям. Бред, конечно, но если не остановить, то безумие восторжествует. «А настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Так получается, что, кроме Юрьева, вообще некому на танки с трёхлинейкой в атаку идти. А тут ещё такое…

Алексей Михайлович встал из-за стола, прошёлся по кабинету. Остановился у панорамного окна. По набережной сновали машины, Москва-река медленно несла осенние мутные воды. Обычно подобное зрелище его успокаивало. Но сейчас – впервые за долгие годы – банкир представил себе, как другой человек в очень похожем костюме и галстуке, но не он, стоит здесь и смотрит в окно.

В жизни каждого человека бывает момент, когда хотелось бы нажать кнопку «Перезагрузить». Кажется, в жизни Юрьева сейчас был именно такой момент. «Крут был Лёха, а кинули как лоха. Уйду», – подумал он. То было не волевое решение, а ясное понимание: он больше не сможет работать. Просто не сможет. Если, конечно, не справится с ситуацией.

«Ухожу по собственному желанию в связи с утратой доверия к себе», – сформулировал мотивировку хозяин кабинета. Получилось не смешно.

В дверь постучали. Юля, старательно делая равнодушное лицо, сообщила, что приглашённые уже прибыли.

Руководитель службы безопасности банка Иван Иванович Гоманьков и директор департамента внешней и внутренней коммуникации Ирина Дронова друг за другом вошли в кабинет. На лице Дроновой читалось то же самое удивление, что и у Юли, только не столь умело скрываемое. На лице Ивана Ивановича не читалось ничего.

Юрьев жестом пригласил вошедших присесть за низкий стол с расставленными вокруг него креслами, где обычно проводил неофициальные беседы, и сам разместился на любимом месте.

Несколько секунд председатель правления молчал, собираясь с духом и рассматривая собеседников.

Иван Иванович, до работы в банке долгие годы прослуживший в контрразведке, был человеком надёжным, спортивным, прямым, жёстким, лишённым пагубных привычек и лишних эмоций. Высокий, с прямой спиной. Седой ёжик коротко стриженных волос, неизменный серый костюм с белой рубашкой. Свои костюмы Гоманьков шил у какого-то старого портного, обшивавшего ещё андроповских генералов. Ботинки носил английские, надраенные до блеска.

С руководителем службы безопасности Юрьев не раз схватывался, отбивая его попытки «обезопасить» всё, до чего тот мог дотянуться. В результате стороны смогли как-то нащупать более-менее разумный баланс, который руководителю банка казался оптимальным. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Ирина Дронова помимо внутренних и внешних коммуникаций отвечала также за управление брендом банка, попросту говоря, за его имидж. Ещё молодая, но уже достаточно опытная. Она обладала редким умением противоречить начальству и отстаивать свою позицию, не вызывая при этом раздражения и неприязни. Благодаря её работе Юрьев понял, что пиар – довольно точная наука, хотя местами противоречащая так называемому здравому смыслу. Например, дорогостоящее благотворительное мероприятие иной раз может обернуться имиджевыми потерями, а помпезная рекламная компания – сработать на руку конкурентам. Дронова такие вещи понимала и – что ещё важнее – могла объяснить руководству понятными для него словами и образами. Собственный имидж она, кстати, продумывала до мелочей. Председатель правления с удовольствием смотрел на её деловые костюмы: они формально соответствовали дресс-коду, но в них всегда была какая-нибудь мелкая деталь – расстёгнутая пуговичка, брошка, яркие серёжки, – которая напоминала, что Ирина – не бухгалтер и профессия у неё творческая.

Выдержав паузу, Юрьев вздохнул:

– Господа, я собрал вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие…

Никто не улыбнулся. Приглашённые ощутили, почувствовали, что в шутке руководителя, попытавшегося за ней скрыть своё волнение, доля шутки была близка к нулю.

– Десять минут назад Грачёва звонила… Говорит, что… Даже не знаю, как сказать-то… Ну, в общем, говорит, что не нашли они две наши работы. Заглавные. «Правду» и «Небыль» не нашли. Вечером стояли. А утром – нет. Искали и… ничего. Ей, типа, кажется, что их того… украли. – Он выговорил последнее слово тяжело, и тишина опустилась на кабинет. Молчали все. Долго молчали. – В общем, я к ней сейчас поеду. Пойду, точнее, пешочком. Так оно быстрее будет, – завершил свой монолог хозяин кабинета.

Ирина откинулась – точнее, упала – на спинку кресла, как будто её ударили. Это и был удар, причём по ней лично. Именно она посодействовала принятию решения о том, чтобы на время организуемой банком выставки отказаться от планов усиления охраны Арт-музея, в котором должны были экспонироваться принадлежащие банку работы. Об этом просила директор музея Светлана Грачёва, которая считала, что появление большого числа сотрудников службы безопасности банка может повредить имиджу музейного заведения как открытой для всех, либеральной и демократической выставочной площадки. Дронова приняла сторону Грачёвой и сумела убедить Юрьева в том, что с ценными банковскими картинами и фотографиями ничего не случится вопреки жёсткой позиции Гоманькова. Руководитель службы безопасности потратил немало времени и сил, чтобы отстоять противоположную точку зрения, настаивая на круглосуточном присутствии в музее сотрудников охранявшего банк частного охранного предприятия, но не сумел добиться успеха. Теперь всем присутствующим было ясно, что Гоманьков был прав, а Дронова – нет.

В иной ситуации Иван Иванович наверняка начал бы глумиться над своей коллегой, но на этот раз у него хватило такта воздержаться от заявлений, начинающихся со слов «ну, вот, а что я говорил…». Вместо этого Гоманьков предложил немедленно направить в музей группу из числа наиболее опытных сотрудников службы безопасности, ранее служивших дознавателями в следственных органах, чтобы начать по горячим следам выяснять, что к чему.

Юрьев покачал головой:

– Группу соберите, но сначала лучше давайте я с Грачёвой сам поговорю. Прежде чем ваши бойцы её напугают. – Он грустно усмехнулся, вспоминая рассуждения Дроновой о том, как суровые люди в штатском способны напугать интеллигентную публику.

Ирина, видимо, тоже вспомнила. Руки её, до того лежавшие на коленях, переплелись в замок.

Плохо, подумал банкир. Теперь она будет защищать себя и прилагать усилия, чтобы не оказаться крайней. Девушка будет думать только об этом. А ему сейчас нужно, чтобы она забыла о себе и думала о деле.

– Мне тогда ждать ваших указаний? – напомнил о себе Гоманьков.

– С полицией свяжитесь, заведите дело о краже. Полиции мешать мы не будем, но как они работают – сами знаете, а у нас времени мало. Так что самим надо подключаться. Добро – сеять. Зло – сажать.

– А мне что делать? – спросила Дронова напряжённо.

– А вы, Ирина Васильевна… – Юрьев добавил в голос теплоты, – подумайте, как нам быть, если экспонаты не отыщутся к открытию. От этого зависят наши дальнейшие действия, – подчеркнул он.

Пиарщица немного расслабилась: она поняла, что ей по-прежнему доверяют и с её мнением считаются. Лицо Дроновой разгладилось – и тут же приняло деловое, озабоченное выражение.

– Конечно, подумаю, – быстро сказала она. – Дайте мне хотя бы два часа…

– Да хоть три. Только вдумчиво так прокачайте ситуацию, Ирина Васильевна, – дожал Юрьев. – Но и не тяните. И вообще, шуруйте, ребята, на всех скоростях. На всех скоростях, на наших костях. Как тот участковый из анекдота, который корову по горячим следам быстро сумел найти.

Гоманьков, вставая, позволил себе улыбнуться. Видимо, смысл сценки от него не ускользнул.

Улыбнулся и Алексей Михайлович. Его немного отпустило. Проблема перестала быть только его головной болью: часть тяжести приняли на свои плечи коллеги. Достаточно опытные и компетентные, чтобы на них можно было положиться. Да и сама раздача указаний действовала на председателя правления не хуже психотерапевтического сеанса, возвращая ему на время упущенное чувство контроля над происходящим. А Юрьев любил контролировать абсолютно всё вокруг и умел это делать. Обычно не очень заметно для окружающих, но охватывая всё и вся. Так уж он был устроен.

Рано ласты склеивать, решил банкир. Посмотрим, куда кривая вывезет.