Текст книги "Что охотится в тени"

– Отпусти меня!

Я кричала и вырывалась, но при этом цеплялась за него в страхе, что он может просто бросить меня. Мы оба знали, что, если бы мы поменялись местами, я бы первая швырнула его на землю в надежде, что он ударится головой о камень.

– Кажется, мне совсем не нравится этот вариант, – размышлял он, широко шагая вперед по неровной земле, по кочкам и по трещинам в камнях, будто они для него не существовали. Но даже сейчас мне все равно хотелось упасть лицом вниз.

– Куда ты меня тащишь? – спросила я, бросив панический взгляд через его плечо.

Группа меченых осталась в противоположном направлении, и я думала, что ему не захочется уходить от них слишком далеко.

А что, если они сбегут?

– К водопаду, чтобы как следует отмыть тебя, – ответил он, наступая на особенно сильно зазубренный камень.

Кончики моих пальцев коснулись рукояти его меча. Мне страстно захотелось вытащить клинок и прижать к его горлу. Вернуть себе свободу через насилие и кровь – точно так, как он хотел владеть мной.

– Это было бы неразумно, мин астерен. Мы оба знаем, что ты меня не убьешь.

Я не была уверена, преднамеренно ли он так выразился или по чистой случайности. Он не сказал «не сможешь». Он сказал «не убьешь». И я решила, что однажды докажу, что он ошибается.

– Может, я хочу забрать не твою жизнь, – сказала я, когда он повернулся.

Я отпустила его шею и скользнула рукою вниз, крепко ухватившись за ткань его туники.

Тело у него стало твердым, мышцы на груди напряглись под моими пальцами, и он вздрогнул от моих слов. Я смотрела ему не в глаза, а в шею, сбоку, не желая, чтобы он заметил страх, который мои же слова вызвали у меня. Я была бы рада однажды отправиться в Пустоту, рада, что покончу с собой, даже подозревая, после ритуала в лесу на Самайн, что это, возможно, моя последняя жизнь.

Но я точно знала, что предстану перед судом Отца и Матери, а уж они-то будут знать, что мой последний поступок был проявлением трусости. И это была совсем другая картина смерти. Раньше я пыталась выбрать ее, чтобы не жить жизнью пленницы. А теперь мне казалось, что я хочу использовать смерть, чтобы сбежать от страха перед неизвестным, от того уродливого, вывернутого наизнанку существа, которое Калдрис поселил внутри меня, от связи между нами, которая угрожала всему, что, как мне казалось, я знала о себе.

Если Судьбы выбрали для меня именно это, не рассердятся ли Отец и Мать на меня, что я отвергла такой путь? Не бросят ли они меня в Тартар, приговорив к вечному проклятию?

А существовал ли Тартар на самом деле? Или он просто был еще одной концепцией, чтобы заставить нас подчиняться богам, которым мы поклоняемся в Храме?

Рев водопада становился все громче по мере того, как мы приближались к нему в тишине. Напряжение его тела так и не ослабло, так и не вернулось к спокойствию, которого я ждала от него даже перед лицом своего гнева. Слезы, обжигающие мне глаза, наконец пролились, когда вокруг меня сомкнулась ловушка нашей проклятой связи.

Только остановившись у озерца у подножия водопада, он поставил меня на землю, осторожно опустив на скалу. Я вцепилась в его рубашку и вытерла о нее щеки, пытаясь скрыть следы своего плача. Ему пришлось ощупать мокрое пятно на своей одежде, но он не сказал ни слова, позволив мне попытаться обрести хоть какое-то подобие достоинства.

Когда я всхлипнула последний раз, вытирая остатки влаги с лица, Калдрис схватил меня за волосы на затылке и осторожно отвел мою голову от себя. Тогда я наконец выпустила из рук его тунику и посмотрела в его сияющие голубые глаза. Они были совсем не похожи на обсидиановый взгляд, к которому я привыкла, они не излучали тепла, которое излучал взгляд темных глаз.

Эти глаза… Они были такими… другими.

– Ты не станешь себе вредить. Это понятно? – спросил он хриплым голосом, когда его испытующий взгляд изучал мое лицо.

– Я не собираюсь подчиняться твоим приказам. Может, тебе следует задуматься о том, в каком я нахожусь отчаянии, думая об этом. Как сильно я хочу избавиться от предательства, которым ты так изгадил мне жизнь, что я даже готова перерезать себе горло, лишь бы ты больше никогда не смог прикоснуться ко мне, – прорычала я.

Он сердито повернул голову в сторону, и по выражению его лица было понятно, что терпение у него закончилось.

– В конце концов, это бессмысленно. Я могу исцелить любую твою рану, мин астерен, – сказал он, отпустив мои волосы.

Голова у меня склонилась вперед, и лицо приблизилось к его лицу ближе, чем мне хотелось бы.

– Почему ты не отпускаешь меня? Я не хочу тебя. Я не хочу быть твоей парой. Наверняка тебе лучше проводить время с кем-то, кто этого хочет, – запротестовала я, крепко закрывая глаза и отворачиваясь в сторону.

Он перекинул мне волосы через плечо, обнажив шею, и коснулся губами Виникулума. Меня захлестнула целая волна ощущений, и тепло его тела заполнило грудь. Опустившись на землю, он встал передо мной на колени и прижался так сильно, будто между нами не существовало преграды в виде одежды.

– Ты слишком молода, чтобы понять, какие чувства существуют между нами. Сейчас ты воспринимаешь их как должное. Но пройдет время, и ты оценишь меня по достоинству. Твой страх и предубеждения против меня и мне подобных рассеются, и ты будешь признательна и благодарна. Тебе предстоит преодолеть ложь, с которой ты жила всю жизнь, но я буду ждать, на тебя у меня хватит терпения. Я уже ждал несколько веков, чтобы почувствовать нашу любовь. И буду ждать еще сотню, если потребуется.

Он бормотал, его слова скользили у меня по коже, шелковая нежность дыхания омывала мою метку фейри и вызывала невольную дрожь во всем теле. В голове мелькнуло воспоминание – он лежит у меня между ног. Затем пронеслись другие воспоминания и другие образы. Они были искажены, переиначены и показаны с его точки зрения, так что, хотя это были мои воспоминания, они были новыми – совсем другими. Калдрис провел носом по моей шее, глубоко вдохнув, бедра у меня инстинктивно сжались, и я вздрогнула.

– Ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь, кроме секса?

– О, детка, то, что я чувствую, когда нахожусь в тебе, вовсе не связано с такой обыденной вещью, как секс. То, что я чувствую, это не секс – это чувство единения с тобой, – мы как одно целое. Наши тела двигаются одновременно, навстречу друг другу, и наши души сливаются в одну. Суть нашего соития не в том, что я хочу трахнуть тебя, а в том, чтобы быть внутри тебя во всех смыслах. В те моменты, когда ты испытываешь оргазм, ты по-настоящему открываешься мне, делишься со мной своими чувствами, чтобы я тоже мог их испытать, – сказал он, страстно покусывая меня за шею. – Кроме того, тебе это всегда нравилось – слишком сильно для того, кто меня ненавидит, – поддразнил он, продолжая вдыхать меня, проводя зубами по моей коже.

Он слегка отстранился, оторвал кусок ткани от подола плаща и окунул его в холодную воду озерца, у которого мы остановились. Я вздрогнула, когда он прикоснулся ледяной тканью к моей коже, нежно стирая пальцами грязь с моего лица. Его взгляд блуждал по мне, а от нежности в его глазах у меня перехватило дыхание.

– Я ненавижу тебя больше, чем ты можешь себе представить, – пробормотала я, борясь с желанием шлепнуть его по руке.

Оно бурлило внутри меня, сражаясь с той моей частью, которая нуждалась в его нежности и утешении. Из-за собственной жестокости я чувствовала себя так, будто меня тащили по камням речного русла, сдирая кожу, обнажая те части тела и души, которые я никому не хотела показывать.

– Что мне сделать, чтобы уменьшить твою ненависть? – спросил он, ополаскивая ткань в воде и прикасаясь к моей шее, покрытой коркой грязи.

Его пальцы мягко двигались, отмывая меня, согревали ткань, чтобы вода не обжигала меня холодом.

– Отпусти их, – сказала я, прекрасно понимая, что умолять его отпустить меня бессмысленно.

Он уже ясно дал понять, что никогда не согласится с этим желанием, но, может, я смогу договориться о других.

– После того, что они сделали с тобой, ты все равно будешь пытаться освободить их? – спросил он, приподняв бровь, и сунул ткань под вырез моего платья.

Я сглотнула, стряхивая непроизвольную реакцию на его прикосновение.

– Они напуганы. Они видят во мне врага, и я не могу их винить. Будь я на их месте, наверное, сделала бы то же самое…

– Ты бы не стала так поступать, – сказал Калдрис, перебивая меня. – Сколько бы ярости ни было в твоем сердце, ты просто не способна ни на что подобное. Убить ты, конечно, можешь, но только чтобы выжить. Ты можешь ранить или покалечить кого-нибудь, но никогда не станешь никого мучить так бессмысленно. Они сделали это не для собственной защиты, а с единственной целью – унизить тебя, ранить в самое сердце.

Я усмехнулась.

– Думаю, ты просто не знаешь меня так хорошо, как тебе кажется, – сказала я, отворачиваясь от него.

Он протянул руку, мягко взял меня за подбородок и повернул к себе.

– А мне кажется, что ты совсем не знаешь себя.

Он выдержал мой взгляд. В его глазах пылал вызов, когда он провоцировал меня опровергнуть эти слова. А я не могла, просто не видела, как можно опровергнуть то, что он говорил, – ведь это была правда. Моя жизнь больше не была моей. Она стала чужой. Но, что еще хуже, я чувствовала, что не знаю, не понимаю, что за личность скрывается в моем теле.

– Ненавижу тебя, – прошептала я, и слезы вновь обожгли мне глаза и нос.

Его лицо смягчилось еще больше, и на нем отразилась боль и сочувствие, когда он сжал губы и кивнул.

– Знаю, – пробормотал он.

Его сострадательность только еще больше разозлила меня, и в глазах вскипели злые слезы. Оттолкнув его от себя, я уперлась руками ему в грудь, стараясь сдержать слезы.

– Я ненавижу тебя! – закричала я, и лицо у меня исказилось от боли.

– Я знаю, детка, знаю, – тихо ответил он.

– А больше тебе нечего сказать?! Перестань вести себя, как будто это ты оказался жертвой в текущей ситуации. Перестань вести себя так, будто я неправа. Потому что я никогда тебя не прощу.

– Что ты хочешь услышать от меня, детка? Хочешь, я скажу тебе, что, по-моему, ты ведешь себя как испорченный вредный ребенок? – спросил он, бросая ткань на камни и глядя на меня сверху вниз. – Что через несколько лет ты пожалеешь о словах, сказанных мне в гневе? Эти несколько лет могут показаться тебе вечностью, но для меня они ничто – мгновенье. Ты одумаешься и научишься ценить то, что я тебе предлагаю. Все, что мне нужно сделать, – это подождать.

Грудь у меня высоко вздымалась, я судорожно дышала, пытаясь укротить свою ярость. Я ненавидела его за то, что он сказал, потому что знала, что в его словах есть правда. У него было время все обдумать, он прожил такую долгую жизнь, о которой я и мечтать не могла. Ему оставалось только ждать.

Я снова толкнула его в грудь, дернувшись, когда он поймал меня за запястья. Он держал меня неподвижно, глядя сверху вниз, и из его глаз сочилась такая знакомая мне тьма, в которую раньше я смотрела много раз.

– Если ты ненавидишь меня, значит, ненавидишь и себя, детка. Подумай об этом в следующий раз, когда захочешь обвинить меня за то, что между нами существует связь. Ты говоришь, что не выбирала меня, но ведь и я тебя не выбирал. Так в чем моя вина?

Его слова обрушились на меня, резкие, разящие, обидные – именно так вела себя и я, когда злилась.

– Просто я не настолько злобен и мстителен, чтобы пустить тебя в расход из принципа.

– Звучит чертовски романтично, – горько усмехнулась я. – И ты удивляешься, почему люди считают фейри жестокими.

– А тебе хочется сейчас романтики? – спросил он, нежно проведя пальцами по моему запястью.

Отпустив его, он поднял руку к моему горлу, нежно погладил меня, слегка поддразнивая.

– Или чтобы я вел себя как монстр, в которого ты меня уже превратила?

Его ладонь сомкнулась вокруг моего горла, пальцы обхватили шею, когда он наклонился вперед и коснулся своим лбом моего.

Все следы мягкости исчезли, остались только горящие глаза фейри – чудовища, монстра, в которого, я знала, он может легко превратиться.

– Думаю, мы оба знаем ответ на этот вопрос, – ответил он сам себе и потерся своим носом о мой.

– Заткнись! Заткнись уже, наконец! – рявкнула я, оторвав глаза от его напряженного взгляда, и посмотрела на его рот, на греховный изгиб губ, сложенных в четкую линию.

– С удовольствием, – прорычал он.

Он рванулся вперед, сократив расстояние между нами, и впился своим ртом в мой. Это было совсем не похоже на то, как мягко и нежно он соблазнял меня. Не было и намека на осторожность, с которой он обычно прикасался ко мне. Сейчас это был монстр – фейри. Зверь, прикрывшийся его оболочкой, вырвался на свободу, его зубы впились мне в нижнюю губу, и он одним глотком выпил весь воздух из моих легких.

Я открылась навстречу ему, и он тут же ворвался внутрь, прошелся языком по моему языку, наклонил голову и схватил меня в объятия. Я толкнула его в грудь руками, пытаясь оторваться от него, от его губ, но его вкус поглотил меня, распространившись по всему телу, каким-то животным образом утверждая, что я – его, заставляя и меня хотеть пометить его точно так же.

Он отстранился и посмотрел на меня. Грудь у него вздымалась, щеки раскраснелись. Упершись коленями в землю, он неуклюже сдвинулся назад, давая мне дистанцию, которая мне требовалась, чтобы отдышаться.

Я посмотрела на него. Так мы застыли, уставившись друг на друга, через пропасть, зияющую между нами, которая, казалось, с каждым моментом становилась все шире. Его губы растянулись в ухмылке, которая говорила все, о чем я не хотела слышать. Это было снисходительное напоминание, что я добровольно сдамся монстру, с которым не хочу иметь ничего общего. Но во тьме внутри меня горели угольки пламени, ожидая удобного момента, чтобы сжечь его мир дотла. Момента, когда я смогу подняться и напомнить миру, почему никогда нельзя недооценивать обиженную женщину.

Мой взгляд упал на его рот, на губы, распухшие от жестокости поцелуя.

– Если хочешь, чтобы я тебя не касался, то настоятельно рекомендую тебе перестать так смотреть на меня, звезда моя.

– Да я вообще никак на тебя не смотрю, – сказала я, сглатывая комок в горле.

– Между любовью и ненавистью тонкая грань, детка, а ты смотришь на меня так, будто не можешь решить, поцеловать меня или убить. – Его губы расплылись в пугающе высокомерной улыбке.

– Ты – проклятие моего существования, – сказала я, качая головой с горькой улыбкой, оторвав взгляд от его рта и пытаясь избавиться от желания почувствовать его губы на своих, от желания упасть в его крепкие объятия, закутаться в тепло его тела.

– А ты – все, чего я всегда хотел, и даже больше, – ответил он, и его слова могли бы показаться сладкими, если бы не их горечь.

Лицо у него пылало злобой, будто он винил меня в том, что я не хочу его так, как он хочет меня.

– Продолжай лгать себе, мин астерен. Поверь, я не настолько глуп, чтобы верить лжи, которая льется с твоего языка, противореча тому, как в унисон бьются наши сердца. Я знаю все твои секреты.

Я скривилась, и на короткое мгновение наши взгляды встретились. Легкие у меня сжимались от надрыва, будто я только что пробежала через весь разрушенный город, а тело устало от напряжения, которое удерживало меня на камне. Все это время он просто сверлил меня мучительным взглядом, погружаясь глубоко внутрь, заставляя чувствовать себя неправой на инстинктивном уровне.

Мудак.

Я двинулась раньше, чем мой мозг успел среагировать, спрыгнула с камня и шагнула к нему. Он заключил меня в объятия, его руки удобно легли мне на ягодицы, а я обвила свои ноги вокруг его талии. И теперь мой рот накрыл его губы. Теперь я погрузила пальцы в его волосы, пожирая его рот своим. Он шевельнулся, когда я схватила корону у него на голове, сорвала ее с серебряных локонов и отбросила в сторону. Со звоном отскочив от камня, она замерцала в свете заходящего солнца, когда мы на короткое время оторвались друг от друга, чтобы взглянуть на нее.

Калдрис ухмыльнулся, приподнял бровь и посмотрел на меня с игривым вызовом во взгляде.

– Может, мне снова надеть ее? Может, моя половина хочет трахнуть короля?

– Ты не король, – сказала я, яростно расшнуровывая его тунику.

Запутавшись, я разорвала шнурки, опустив руку вниз, туда, где у него в штанах ждала меня та часть его тела, которая была мне нужна.

– Пока еще нет, – сказал он.

Слова повисли между нами, но я не придала им значения. Мне не хотелось думать о последствиях этого заявления сейчас, когда я стаскивала с него тунику через голову. Бросив ее на камни, я снова наклонилась к нему и впилась в его рот своим. Мне не хотелось ничего, только бы на время забыть, кто он, позволить себе почувствовать что-нибудь другое, а не бесконечную мучительную скорбь, грозившую поглотить меня.

Скорбь по Мелиан. Скорбь по мужчине, которого я любила и который никогда не существовал.

Когда он проник языком мне в рот, вырвалось рычание, исходившее из глубины его души. Он уложил меня на землю и накрыл своим телом, так что мой позвоночник вдавился в землю под его весом. Развязав шнурки на моей тунике, он скользнул рукой внутрь, чтобы обхватить мою грудь под тканью.

Я опустила руки к его брюкам, лихорадочно распутывая завязки на ширинке пальцами, которые, казалось, отказывались действовать, потому что его язык снова и снова погружался мне в рот, а может, потому что он сжимал мне сосок, добавляя сладкой боли к нахлынувшим на меня ощущениям.

Расправившись наконец с завязками, я потянулась рукой внутрь и, крепко сжав его член, провела по нему от основания до головки, получив огромное удовлетворение от стона, который раздался в ответ. Он спустил штаны, оголив себе зад, и слегка приподнялся надо мной, чтобы развязать мои.

Он завладел моим ртом и освободил его лишь для того, чтобы покрыть поцелуями шею, грудь, тело, спускаясь все ниже, его лицо скользило по ткани туники у меня на животе, когда он стягивал штаны с моих бедер. Стащив с меня штаны, а вместе с ними и ботинки, он отшвырнул их в сторону и снова накрыл меня своим телом.

Земля подо мной была промозглой, по коже размазывалась холодная как лед грязь. А его тело было теплым и согревало меня, когда он устроился между моими раздвинутыми бедрами. Улегшись на меня, он снова впился мне в рот губами, а я потянулась, чтобы схватить его за ягодицы. Нас больше не разделяла ткань, и жар его члена был подобен раскаленному клейму, впивающемуся в меня.

Он застонал, отстраняясь от моего рта, чтобы посмотреть мне в лицо, пока я смотрела в узкое пространство между нашими телами. В таком положении все в нем казалось более пугающим: его тело, более крупное и рельефное, целиком накрывало собой мое. Несмотря на прозвище, которым он меня называл, за те недели, что я его знала, я всего лишь несколько раз чувствовала себя маленькой – деткой.

Но теперь, когда я увидела его истинную форму и размеры, смысл этого прозвища стал понятен гораздо лучше. По сравнению с ним любой человек выглядел бы маленьким.

– Скажи лишь слово, и я остановлюсь, – сказал он, хотя его лицо исказила гримаса боли.

Не было никаких сомнений, что такая остановка дорого ему обойдется, и мелочная часть меня хотела заставить его заплатить за это. Но вместо этого я потянулась к нему, взяла его за член и, сжав губы, направила его внутрь себя.

– Я не хочу, чтобы ты притворялся милым прямо сейчас, – сказала я.

Из груди у меня со свистом вырвалось дыхание, когда он уставился вниз, на то место, где его член прижимался к моей киске. Один рывок вперед, и он был бы внутри меня, пронзая заживо той самой частью, которую я должна ненавидеть больше всего на свете.

– Ты – бог. Так давай, трахни меня как бог.

Он зарычал, толкнувшись вперед бедрами, пока в меня не вошла головка. Мое тело изо всех сил пыталось растянуться, чтобы принять его, но сейчас это казалось таким невозможным, хотя я столько раз делала это раньше.

– Богу поклоняются, мин астерен, – сказал он, перекатываясь на спину и удерживая меня на себе.

Взяв меня за бедра, он осторожно потянул их вниз, чтобы поглубже войти, и у меня в горле застрял сдавленный вздох.

– Бог сидит сложа руки, позволяя тем, кто под ним, доставлять удовольствие ему. А не наоборот. Ты этого хочешь? Будешь обслуживать меня, пока я не кончу?

У меня из горла вырвался звериный рык, губы скривились от чего-то дикого, что уж точно никогда не было мной. Калдрис ухмыльнулся, ведь это было подтверждением того, что он говорил. Сколько бы я ни пыталась убедить себя, что это ничего не значит, я никогда не хотела быть похожей на женщин, которые были до меня.

Потому что он был моим.

– Ты – моя половина. Пара бога, – сказал он, удерживая меня руками за бедра, чтобы приподнять и снова насадить на член еще ниже.

А потом еще и еще раз, словно вскрывая меня по чуть-чуть, пока я не опустилась на его бедра, а он не достиг моего дна, заполнив меня до краев.

– А я – тот, кто поклоняется тебе.

Он протянул руку, обхватил меня за шею и притянул к себе, снова захватив мой рот своими губами. Он поднимал бедра в такт движениям, которыми направлял мое тело, снова и снова заполняя меня, доминируя надо мной снизу.

– Боги, – простонала я, обвивая его руками, когда он снова перевернул меня на спину и начал двигаться внутри меня, находясь сверху.

Его бедра будто танцевали, медленно, методично, а член двигался внутри меня, достигая той точки, после касания которой мне хотелось воспарить. Когда он вошел еще глубже, я обвила его ногами, сцепив лодыжки у него на пояснице.

– Правильно, звезда моя. Я – твой гребаный бог, – рычал он, и эти слова напомнили мне о словах, которым я не придала значения раньше. – А ты – моя половина, и ты чертовски совершенна.

Он погружался в меня, опустив мне руку на лобок, лаская клитор. Он молчал, но слова, которые он не сказал, мелькнули у меня в голове фантомом воспоминаний, когда он смотрел на меня сверху вниз в другое время, в другом месте. «А теперь кончи для своего бога».

Перед моим взором возникло мое собственное изображение – то, какой он видел меня в тот день, – лицо у меня было искажено всепоглощающим удовольствием. Я кончила, моя киска сжалась, крепко обнимая его член, и у меня в ушах зазвенел звериный стон, когда он последовал за мной, излив в меня свое семя и наполнив теплом.

Голова у меня упала на землю, дыхание стало прерывистым, мыслей не осталось, я даже не могла вспомнить, как меня зовут. У меня было чувство, что я и не хотела вспоминать, потому что, вспомнив, сразу же пожалела обо всем, в чем только что принимала очень охотное участие.

В моей жизни было много падений, но трахаться с врагом… это была новая крайность.