Текст книги "Заблудший ангел"

31

– Дети мои, я сожалею, но вынужден начать этот обряд с одной маленькой истории.

Был полдень того прекрасного июньского дня, когда отец Грэхем открыл церемонию нашего бракосочетания. Старик, казалось, совершенно забыл о нашем с ним разговоре и полностью отдался процедуре, которая, как он догадывался, еще принесет сюрпризы. Ястребиным взглядом он окинул немногих гостей, решившихся разделить с нами торжество. Заняты были только первые три ряда скамеек, стоявшие близко к алтарю; мы с Мартином сидели перед ними на стульях в центре часовни. Из глубин моей памяти пузырьками всплывали лица, платья и даже жесты приглашенных.

– Обожаю истории, знаете ли, – улыбнулся священник. – Особенно старинные. Та, что я для вас приготовил, поможет понять, почему именно здесь собрались мы сегодня. К несчастью, в наши дни уже почти никто не помнит, что, когда первые христиане прибыли в Англию в шестом веке, они решили, что достигли ни больше ни меньше как руин земного рая. К такому выводу пришел святой Григорий Великий[14]14
  Григорий I Великий (в православной традиции – Григорий Двоеслов) – римский папа (590–604), теолог и чудотворец, прославившийся среди прочего обращением Англии в христианство.


[Закрыть], один из четырех выдающихся богословов Церкви, римский понтифик и блистательный ученый. Его интерес к обращению в христианство Англии возник некоторым образом случайно. Будучи папой, святой Григорий часто разгуливал по Риму. Ватикан тогда еще не отличался таким великолепием и изысканной роскошью, как в последующие эпохи, и верховный понтифик мог совершенно спокойно по являться среди толпы. Однажды на каком-то рынке, где торговали рабами, он увидел группу детей, выставленных на аукцион. Все они обладали ослепительной красотой. Эфебы с голубыми глазами, светлыми кудрями и нежными манерами, они, казалось, излучали благость и доброту. Понтифик с любопытством подошел к ним и спросил, откуда они. «Мы англы», – ответили дети. Но он понял ответ как «ангелы», и этой ошибке – или не ошибке – было суждено изменить ход истории. Узнав, откуда прибыли дети, Григорий купил их, дал им свободу и решил обратить их землю в веру Христову. Когда это произошло, папа отправил святого Августина проповедовать нам истинную религию и наказал, чтобы впредь эту страну называли Землей Ангелов, Angeland, откуда и пошло затем нынешнее название Англия, England. Так вот, дорогие мои, потомки тех далеких первых англичан, принятых за ангелов, – присутствующие здесь двое гостей – хотят, чтобы я предоставил им слово.

Отец Грэхем посмотрел поверх очков на собравшихся, слегка задержав взгляд на Шейле и Даниэле, сидевших слева от меня.

– Они, – указал на них священник, – хотят сообщить вам нечто от имени семьи жениха. Прошу вас, – пригласил он, – поднимитесь на алтарь, пожалуйста…

Шейла поправила соломенную шляпу с огромными полями, украшенную желтыми цветами, и встала первой. Выглядела она великолепно. Ее черное с блестками платье на тонких бретельках подчеркивало белизну кожи, почти сиявшей в лучах света, падавших из узких окон церкви. Вокруг нее витало облако дорогих духов. Даниэль, ни слова не говоря, проследовал за ней. Великан с копной вьющихся волос на этот раз щеголял в твидовом костюме, который в сочетании с подобранным в тон галстуком придавал ему еще более профессорский вид, чем накануне. К моему удивлению, он первым взял слово:

– Отец, дорогие друзья… – он откашлялся, поочередно обводя нас взглядом, – боюсь, что и сегодня по-прежнему непросто отличить ангела от истинного англичанина.

Все мы рассмеялись каламбуру.

– Нет-нет. – Он замахал руками перед своим сияющим довольством румяным лицом. – Прошу вас, не сочтите это шуткой. Одна из самых древних традиций семьи Фабер состоит в том, что на свадьбах зачитывают фрагмент из «Книги Еноха», где как раз говорится о том, как сложно было узнать ангелов в старину. В отличие от наших представлений ангелы вовсе не те примитивные создания с крылышками за спиной, которые, как стайка воробьев, порхают над нашими головами. Не так ли, мальчик мой?

Сидевший рядом со мной Мартин кивнул, широко улыбаясь. Даниэль продолжал вещать.

– Это что еще такое? – с досадой шепнула я. – Этот тип нам и сейчас будет лекцию читать?

– Я думал, что ты любишь мифы, – сказал он с легкой иронией, не сводя глаз с алтаря. – Так что с твоего разрешения я попросил их преподать нам маленький урок ангеловедения.

– Но, Мартин!..

– Тсс. Послушай их, chérie, прошу тебя.

Даниэль взглянул на нас, не прерывая своей речи:

– Позвольте мне объяснить, как изначально выглядели ангелы. – Он повысил голос. – В последних главах «Книги Еноха» рассказывается история некоего Ламеха, отца Ноя, который, подобно всем своим сородичам, испытывал глубокий страх перед этими светловолосыми прекрасными созданиями, способными разгуливать среди нас, не привлекая внимания. Ламех называл их наблюдателями, поскольку считал, что Бог отправил их на землю после изгнания Адама и Евы из рая, чтобы они присматривали за нами и не позволили снова попасть в беду. Эти божественные посланники, смешавшись с людьми, патрулировали города, рынки и школы, проверяя, все ли в порядке. Они карали тех, кто нарушал заповеди Господни, и тех, кто смущал общественный покой. Это была своего рода тайная полиция. Фактически, к ним относились с почтением до тех пор, пока в один прекрасный день не распространился странный слух. – Даниэль нахмурил кустистые брови, подбавив накала в свою речь. – Похоже, что некоторые из «наблюдателей» вступили в связь с земными женщинами и те понесли от них и произвели на свет отпрысков, похожих на отцов. Поэтому, когда жена Ламеха родила в те дни сына со светлыми волосами и голубыми глазами, ее мужа одолели законные сомнения. Он назвал ребенка Ной, что означает «утешение», и растил его под неусыпным присмотром. Однако Ламех умер, не успев узнать, что Бог избрал этого юношу, потомка людей и ангелов, и его семью, чтобы спасти всех нас от потопа. Господь поступил так потому, что этот сын смешанных кровей, оставаясь человеческим существом, развил в себе способность слышать глас Божий и общаться с Ним. Как медиум…

– Ладно-ладно, – заворчал отец Грэхем за его спиной, вызвав улыбку у меня и у всех собравшихся, – все это правильно. Только мы уже должны начинать церемонию, а вы еще не рассказали о Енохе и его книге…

– Ах да, конечно, отец.

Даниэль Найт секунду смотрел в глаза Мартину, словно спрашивая его дозволения продолжать. Похоже, он его получил, потому что стал рассказывать дальше:

– Отец Грэхем прав. Медиумические способности Ной унаследовал от своего блистательного предшественника, патриарха Еноха. Тот принадлежал к числу немногих людей, которые до Великого потопа имели непосредственный контакт с этими наблюдателями, и ему удалось многому у них научиться. Будучи простым крестьянином, он смог завоевать их дружбу. Он изучил странный язык ангелов и стал их доверенным лицом среди людей, получив в награду возможность вознестись на небеса, минуя старость и смерть. В действительности Енох столь много узнал от них, что по возвращении из этого путешествия стал обладателем необычайной мудрости. Он утверждал, что планете грозит чудовищная катастрофа. Что осталось мало времени на подготовку. Но современники не желали его слушать. Никто не принимал всерьез увещевания Еноха вплоть до того времени, когда его праправнук Ной не начал размышлять об этом предсказании. Но и тогда, как вам известно, на него не обратили внимания.

– Простите, что прерываю вас, сеньор Найт, – вновь вмешался отец Грэхем, – вы можете объяснить, кто такой Енох? Это реальная фигура?

– Да, конечно, – кивнул Даниэль, промокнув платком бисеринки пота, выступившие на лбу. – Мы с моей подругой Шейлой долгое время изучали его историю и камни, которые он, по-видимому, принес на землю из своего путешествия на небеса. И мы пришли к выводу, что его рассказ – это калька с повествования другого героя, рожденного в лоне первой великой цивилизации, возникшей после потопа. Шумерской. Именно там человек изобрел колесо, письменность, законы, астрономию и математику. Именно там впервые заговорили об ангелах, там же появились их первые изображения – крылатые, но не потому, что у ангелов есть крылья, а потому, что это символ их небесного происхождения. И там же их впервые обвинили в том, что они якобы украли у людей самое драгоценное сокровище – дар бессмертия. Этим героем, о чьем реальном существовании нам известно куда больше, чем о Енохе, был царь Гильгамеш. Так же как и иудейский патриарх, он сподобился общаться с богами и ступить в Царствие Небесное, не пройдя через смертные муки.

Позвольте мне пересказать вам эту историю в том виде, в каком ее излагают древнейшие клинописные таблички.

Эти события произошли почти пять тысяч лет назад, вскоре после Всемирного потопа.

Гильгамеш – это имя означает «узревший сокровенное» – был правителем Урука. Его город, стоявший на восточном берегу Евфрата, поражал великолепием. Развалины Урука были обнаружены в 1844 году в двухстах километрах к юго-востоку от Багдада, в современном Ираке, и проведенные исследования неопровержимо доказали факт реального существования этого монарха. Сегодня нам известно, что Гильгамеш был не только великим воином, но и выдающимся философом. Он видел смерть своих родителей и многих друзей и постепенно осознал, что ход времени причиняет больше неотвратимых разрушений, чем война. Все: богатые и бедные, солдаты и земледельцы – все люди рано или поздно окажутся в могиле. И он также. И это понимание повергло его в настоящий ужас.

В один прекрасный день он поведал об этих страхах Шамашу, своему наставнику. Тот, будучи человеком мудрым и ответственным, проникся состраданием. «Сын мой, – прошептал он, – боги, создавая людей, обрекли нас на смерть, и это делает нас не только несовершенными, но и покорными. Вечную жизнь боги оставили для себя, и это, увы, непреложный и необратимый факт». Шамаш тактично посоветовал Гильгамешу забыть про все это и наслаждаться, пока возможно, дарами бытия. «Живи в праздном веселье денно и нощно, – таков был его единственный наказ. – Получай удовольствие, пока есть силы. Это все, что ты можешь».

Не видя альтернативы, Гильгамеш последовал этому совету буквально и начал издавать законы, в первую очередь выгодные ему самому, а не его подданным. Самым жестоким из них стало присвоенное им право первым проводить ночь со всеми новобрачными девицами в своих владениях. Он не учел, что это вызовет такой гнев людей, что их жалобы и стенания достигнут ушей самих богов и те обратят внимание на происходящие беззакония. Небеса решили примерно проучить Гильгамеша и отправили на землю искусственного человека, с медными жилами и силой «скалы, упавшей с неба», с тем чтобы тот сразился с Гильгамешем, победил его и, таким образом, отвадил от буйного разгула. Они назвали это существо Энкиду. Но вопреки ожиданиям Энкиду и Гильгамеш подружились. Оба признали друг в друге доблестных воинов и, к удивлению богов, начали вести беседы.

Однажды ночью, под звездами, желая испытать новоявленную дружбу, Гильгамеш признался товарищу в своем необоримом страхе перед смертью и поделился планами тайно отправиться на родину создателей Энкиду, в царство Ану[15]15
  Ану (шум. Ан) – в шумеро-аккадской мифологии – верховный бог неба, возглавлявший сонм богов. Наряду с Энлилем и Энки входил в число старейших и самых могущественных богов месопотамского пантеона.


[Закрыть]. Он намеревался потребовать у богов дар бессмертия, которым, согласно легендам эпохи до Великого потопа, обладала некогда наша раса. В этих хрониках упоминалось имя единственного человека, заслужившего этот дар. Речь шла о другом царе со странным именем Утнапишти, и он наверняка мог бы дать им рецепт вечной жизни.

И случилось так, что оба друга принесли клятву найти Утнапишти. Они преодолели тысячи испытаний – посетили запретные для человека земли, победили чудовищных монстров, устояли против многих искушений и избежали многих ловушек, расставленных богами. Однако не будем себя обманывать. Им бы не удалось сделать ни шагу за пределами нашего мира, если бы Гильгамешу втайне не помогал бог Энки, общавшийся с ним при помощи камней, подобных тем, которыми Мартин и Хулия владеют сегодня.

Услышав эти слова, я чуть не подпрыгнула и судорожно схватилась за тюлевый мешочек, висевший на шее, куда я спрятала свой адамант. Если Даниэль рассчитывал произвести на меня впечатление, он достиг цели. Он продолжал:

– При помощи этих камней, – он бросил взгляд в мою сторону, – Гильгамешу удалось выстоять в самых тяжелых испытаниях. Он победил своими собственными руками закованных в броню чудовищ, племя людей-скорпионов и даже двух гигантских львов, чья смерть превратилась в символ, лучше всего воплощающий образ Гильгамеша – человека, лишь силой своих мускулов удерживающего диких зверей в повиновении. Когда в конце концов Гильгамеш находит Утнапишти в искусственно созданном саду, где-то в загробном мире, старик, проживший на свете пять тысяч лет, снисходит к его мольбам.

Гильгамешу, измученному и почти бездыханному, удается вымолвить лишь один вопрос. Загадку, записанную на одиннадцатой глиняной табличке эпопеи: «Как ты достиг вечной жизни?» Утнапишти после долгих колебаний решает удовлетворить его любопытство.

Хотите знать, что он ответил?

32

Юноша с татуировкой на щеке с тревогой спросил своего учителя:

– Вы действительно знаете этого человека, шейх?

Мужчина с пышными усами кивнул. Ему на миг показалось, будто стены кафе «Кинтана» сжались вокруг него, грозя раздавить. Было заметно, как он пытается остановить поток чувств и воспоминаний, нахлынувших на него при виде безвольно лежащего тела противника. Еще раньше проницательный Ваасфи предупредил шейха, что они – его старинные враги – находятся в городе.

– Его зовут Николас Аллен, брат, – с видимым усилием прошептал наставник. – Уже долгие годы мы сражаемся с ним за эти камни.

Молодой Ваасфи бросил быстрый взгляд на лежащего американца. Электромагнитный разряд «ларца» вызвал у того кататоническое оцепенение, возможно необратимое. Юно ша представил себе, каким серьезным противником тот мог бы оказаться, если бы ему самому не удалось вовремя ускольз нуть из собора. Лицо агента было иссечено морщинами, на лбу красовался огромный шрам, а под носом растекалось темное пятно. Видимо, при падении он основательно ударился о плитки пола, но даже сейчас, несмотря на кровавые сопли, Аллен производил устрашающее впечатление.

– А она? – Шейх вывел его из раздумий, подняв на руки потерявшую сознание девушку. – Это ее ты видел в соборе?

Ваасфи кивнул.

– Да, учитель, – ответил он и добавил: – Единственное, что мне непонятно, – это как ему удалось разыскать ее раньше нас…

– Он шел тем же путем, – неохотно признал шейх. – Боюсь, что видеозапись Мартина Фабера не дает особой свободы выбора.

– Хотите, чтобы я его убил?

Черты Ваасфи окаменели. Для него Николас Аллен олицетворял образ извечного страшного врага. Противника, как его учили наставники в горах Храздана, способного на свой страх и риск зайти намного дальше, чем могли позволить себе пославшие его Соединенные Штаты. В этой школе он заучил, что подобные Аллену люди являются воплощением зла на земле. Поэтому он бы с радостью спустил курок и покончил хоть с одним из них.

Но шейх остановил его.

– Нет, – сказал он. – Пусть «Амрак» сам решит его судьбу. Лучшие из наших врагов заслуживают доблестной смерти.

Солдат подавил приступ гнева и обратил свой взгляд на девушку:

– А как мы поступим с ней?

– Обыщи ее, – приказал учитель. – Мне не нужны сюрпризы.

Ваасфи покорно положил обмякшее тело на пол и обшарил в поисках оружия и прочих опасных предметов, в то время как шейх старался вернуть к жизни компьютер полковника Аллена. Безрезультатно. Выпущенный облаком электромагнитный импульс вывел iPad из строя, и экран даже не загорелся.

При свете фонарика, защищенного специальным чехлом из свинца и титана, Ваасфи ощупал ноги девушки, ее шею и запястья, слегка задержался на груди, но не обнаружил ничего подозрительного. Доктор Хулия Альварес не представляла ни малейшей опасности. Единственными металлическими предметами на ней оказались цепочка с крестиком на шее и кулон в виде медали, на вид совершенно обычный. В довершение обыска юноша вывалил все содержимое ее сумочки и разложил найденные мелочи по размеру, но и здесь не попалось ничего, что могло бы сойти за оружие.

– Чисто, – объявил он.

– Уверен?

– Совершенно.

Шейх с любопытством посмотрел на неподвижное тело Хулии и на предметы, скрупулезно разложенные его учеником:

– А медальон?

– Ничего интересного, учитель.

– Покажи мне.

Юноша тут же протянул кулон. Это была небольшая серебряная пластинка с гравировкой в виде герба, который изображал корабль и летящую над ним птицу, а загадочная надпись гласила: «Начало и конец».

При виде ее, неизвестно почему, лицо учителя озарилось улыбкой.

– Тебе еще многое предстоит узнать, сын мой, – прошептал он, невольно стискивая зубы и стараясь подавить недобрую усмешку. Ваасфи опустил голову в знак покорности. – Знаешь, что это?

Юный солдат взглянул на медаль и покачал головой.

– Это знак, указывающий на местонахождение камня, – развеял его неведение шейх, и в его голосе зазвучала еле заметная ирония. – Жаль, что язычники не смогли прочитать его.

33

В моем путешествии по земле мертвых обнаружилась еще одна поразившая меня деталь. Некая подробность, не встречавшаяся мне до той поры ни в книгах, ни в тех произведениях искусства, изображающих потусторонний мир, которые с детских лет обладали для меня неизъяснимой притягательностью. Я говорю о том, как именно приходят воспоминания в той реальности, где разум уже угас, а все физические ощущения исчезли. В отличие от памяти живого человека то, что сейчас возникало передо мной, отнюдь не являлось далекими туманными реминисценциями об основных событиях моего существования. Нет. То, что я сейчас наблюдала, и было самой жизнью, столь же напряженно пульсирующей и близкой, как и та, с которой я только что рассталась. Имелось лишь небольшое, но крайне важное различие: перспектива. Словно внезапно я обрела возможность оценить свое прошлое при помощи совсем другой оптики. Более точной. Возможно, более ясной. Казалось, что, преодолев границу смерти, я обрела четкость видения и мир, в котором прежде протекало мое существование, стал наконец понятен и доступен моему новому взгляду.

Быть может, по этой самой причине моя душа и решила заново пройти через все события, связанные со свадьбой. Мне хотелось думать, что по окончании моей жизни в материальном мире мне был дарован шанс вернуться в ключевые моменты прошлого и увидеть их такими, какими могла бы фиксировать их невидимая телекамера, объективная и беспристрастная. «Как глаза Бога», – подумала я. Именно таким образом мне удалось узнать то, о чем я собираюсь рассказать. То, что случилось сразу после того, как Даниэль закончил свою витиеватую речь о Гильгамеше и Утнапишти, когда один из наших гостей торопливо вскочил с места и быстро вышел из часовни Биддлстоуна.

Я покорно позволила увлечь себя этому потоку образов.

Человека, покинувшего храм, звали Армен Даджян. Старинный приятель Мартина, он приехал из Армении, где, как я недавно узнала, был владельцем контрольного пакета акций какого-то важного предприятия, связанного с экспортом технологий. Само собой, я и понятия не имела, что за несколько дней до нашей свадьбы его фотографии появились во всех газетах. «Человек конца света» – так его окрестили журналисты. Кажется, он возглавлял любопытный проект под названием «Всемирное хранилище семян», некий устойчивый к катастрофам бункер, который тогда решили построить в Норвегии с целью сберечь образцы семян всех растений земли. Мартин объяснял мне, что планировалось выкопать в вечной мерзлоте архипелага Свальбард нечто вроде «оранжереи Ноя», чтобы разместить там при низкой минусовой температуре два с половиной миллиарда образцов биоматериала со всех пяти континентов, обеспечив им сохранность перед лицом любой глобальной катастрофы. Фирма Армена отвечала за контроль безопасности информационных систем этого колоссального зернохранилища, хотя в тех же самых статьях его имя связывали с проектами в области военной инженерии и разработки передового вооружения, ставя под сомнение тот образ благодетеля человечества, который он силился создать.

Первое, что мне пришло в голову при нашем знакомстве, – это то, что для гения-мультимиллионера костюм у него простоват и явно не соответствует размеру его кошелька. Господин Даджян скрывался за тщательно продуманным образом «серого человека». Фактически, педантично следуя этой роли, он не перемолвился ни единым словом с другими гостями. Быть может, он чувствовал себя чужаком. Он приехал один, без шофера и телохранителя. Наверное, из-за своей смуглой кожи и огромных пышных усов он предпочел держаться на заднем плане, не привлекая внимания и уткнувшись в экран своего сотового телефона.

Таким образом, Армен Даджян после окончания речи Даниэля сумел незаметно ускользнуть, направившись в дальний угол храма, якобы для телефонного разговора. Затем он вышел из капеллы, свернул к кладбищу и, почувствовав себя в безопасности от чужих глаз, быстро сунул аппарат в карман пальто и зашагал к парковке.

К моему удивлению, в состоянии post mortem я могла спокойно следить за тем, что он делал дальше, хотя, когда эти события происходили в реальности, я и представить себе подобного не могла.

Фары его «БМВ», припаркованного в нескольких метрах оттуда, мигнули, откликаясь на сигнал брелка. Багажник открылся и явил свету свое содержимое, слишком вульгарное для машины стоимостью пятьдесят тысяч фунтов: там оказались старая лопата и зубило, испачканные глиной, и бежевая спортивная сумка, которую ее хозяин, не раздумывая, вскинул на плечо.

Минуту спустя этот человек снял пальто, пиджак и галстук и, закатав рукава рубашки, стал оглядываться, словно желая убедиться, что за ним не следят. Но Даджян был один. Все семь домов с увитыми плющом стенами, выходящие окнами на эту сторону церкви, затихли в ленивой дремоте. Жалюзи их были опущены, и в окрестностях не было ни единой души, способной обратить на него хоть малейшее внимание.

«Что он собирается делать дальше?» – забеспокоилась я.

Господин Даджян, подойдя к внешней стене апсиды, приступил к весьма неожиданному занятию. Поставив сумку на землю, он достал из нее все необходимое для тяжелого физического труда: сначала надел на лицо маску, потом натянул поверх одежды заляпанный глиной рабочий комбинезон без опознавательных знаков и убедился в том, что резиновые сапоги плотно облегают икры. Затем он взял в руки складную лопату, подобную тем, какие используют альпинисты, и бросил быстрый взгляд на часы. Мне показалось, что он спешит. На уровне его глаз виднелось отверстие, примерно метр шириной и столько же глубиной, и мне непонятным образом стало ясно, что он же сам его и проделал прошлой ночью. Как странно! Неровные стенки отверстия были покрыты потеками жидкой глины с вкраплениями камней. Пря мо посреди моей свадьбы, за спиной у всех, включая своего друга Мартина, гость собирался довершить начатое, будто бы в эту минуту ничего важнее для него в жизни не существовало.

Ему не потребовалось много времени, чтобы обнаружить искомое. За пять или шесть ударов лопаты он достиг своей цели. В действительности он даже не удивился, наткнувшись на предмет своих поисков. Первый удар металла по металлу не вызвал у него никаких эмоций. Словно он был уверен, что это, что бы там ни было, лежит на месте и поджидает его.

Сначала при помощи инструментов, а затем руками Армен Даджян расчистил контуры небольшого сундучка. Размером он напоминал ящик кухонного стола, а сделан был из древнего металла, усеянного пятнами окалины и трещинами, что выдавало его возраст. Из своего положения я могла видеть, что на поверхности ящика не было ни петель, ни замочной скважины, ни каких-либо иных функциональных деталей. Не было на нем ни рисунков, ни надписей, – казалось, его тщательно, с ювелирной точностью отлили с той лишь целью, чтобы влага из земли, где он был спрятан, не могла повредить его содержимому.

Только перед тем как вытащить этот клад, Армен Даджян заколебался. Он сменил свои резиновые перчатки на другие, более плотные и с металлическим напылением, и для надежности затянул сундучок эластичным шнуром. Убедившись, что его находке не грозит упасть и разбиться, он аккуратно потянул за шнур и, вытащив ящик из отверстия, поставил на землю у своих ног.

То, что я увидела дальше, повергло меня в недоумение. Я все еще задавалась вопросом, почему мне дано увидеть именно эту сцену после смерти, как вдруг заметила, что Армен Даджян зубилом взламывает верхнюю крышку своей находки. Когда она поддалась, ему в нос ударил сильный аммиачный запах, заставив отшатнуться и закрыть лицо рукой, и к небу потянулась еле заметная струйка пара. Армянин пробормотал нечто неразборчивое, но не испугался. Он заглянул внутрь сундучка и, удовлетворенный увиденным, опустил руку, позволяя мне любоваться своими встопорщенными усами.

К несчастью, мне не удалось приблизиться настолько, чтобы выяснить, что его так развеселило. Я лишь заметила неровные очертания какой-то сморщенной темной поверхности. Нечто вроде доски размером с сам ящик, испещренной насечками, быть может составляющими часть большого геометрического рисунка. И ничего больше. Заслонявшая картинку спина армянина и скорость, с которой он поспешил подвинуть ящик и поставить его под центральным окном апсиды, помешали мне увидеть, что именно он делает с этим предметом.

Тем не менее я убедилась в главном: этот тип точно умел обращаться с ним.

– Sobra zol ror I ta nazpsad! – вдруг забормотал Армен Даджян на незнакомом языке. – Graa ta malprag! – добавил он, возвысив голос.

Господин Даджян перестал быть недавним безликим персонажем. Он скинул маску невзрачной обыденности, и теперь его взгляд горел почти сверхчеловеческим огнем.

– Sobra zol ror I ta nazpsad! – повторил он. Эхо разнеслось по всей улице.

И тогда случилось нечто. Когда он во второй раз произнес эти слова, на моих глазах недра сундука осветились и испустили короткую сильнейшую вспышку света, достигшую самого неба. Она напоминала молнию. Затем на какой-то миг свет выгнулся радугой над свинцовой оболочкой, скрывавшей его источник, и устремился к витражу, отделявшему сад от алтаря, где в тот самый момент мы с Мартином сочетались брачными узами.

Я сглотнула. На секунду мне показалось, что армянин разбудил этот предмет. Сделал это, произнеся старинное заклинание. Какую-то абракадабру, способную освободить неведомую силу, заключенную в этой бездушной материи. Никогда в жизни – за исключением вечера, проведенного с Шейлой Грэхем накануне церемонии в Биддлстоуне, – я не видела, чтобы кто-нибудь мог совершать подобное.

И кто же такой, черт побери, этот самый господин Даджян?