Текст книги "Чувствующий интеллект. Часть I. Интеллект и реальность"

Мы спрашиваем себя, что такое чувственное восприятие. Как я только что сказал, чувственное восприятие является общим для человека и животного. Вот почему, говоря в этой главе о чувственном восприятии, я буду без различия подразумевать то человека, то животное, в зависимости от каждого конкретного случая.

Чувственное восприятие есть то, чем конституируется чувствование. Поэтому, прежде всего, мы должны четко сформулировать, что значит чувствовать. Только после этого мы сможем задаться вопросом о том, чем же конституируется чувственное восприятие как момент чувствования.

Взятое в первом приближении, чувствование есть процесс: процесс чувствования. В чувствовании как процессе выделяются три существенных момента.

1. В живом существе (и в человеке, и не в человеке) процесс чувствования имеет в одних случаях экзогенный, в других – эндогенный характер. Это момент пробуждения [suscitación]. Я называю его именно так, чтобы не ограничиваться тем, что обычно называют возбуждением [excitación]. Возбуждение – обычный термин в психофизиологии живого; поэтому по своему характеру он является почти исключительно биохимическим. Говоря приблизительно, он обозначает пусковой механизм физиологического процесса. Но я имею в виду не физиологическую деятельность в строгом смысле. Чувствование как процесс – не просто физиологическая деятельность, но процесс, в некотором смысле составляющий всецелую жизнь живого существа. Испытывая одни и те же возбуждения, живое существо совершает предельно различные действия. И эти действия определяются не одной только физиологической деятельностью, но всем тем, что живое существо воспринимает по способу чувствования: например, добычей и т. д. И этот момент восприятия и есть то, что вызывает пробуждение. Пробуждение – это все то, чем запускается действие живого существа. В своих лекционных курсах я обычно всегда проводил различение между функцией и действием в живом существе. Функцией будет, например, мышечное сокращение. Субъектом – назовем его так – функции выступает определенная анатомофизиологическая структура: например, мышечная фасция. Действие же представляет собой нечто, субъектом чего выступает не структура, а живое существо в целом. Например, бегство, нападение и т. д. суть действия. Используя одни и те же функции, живое существо совершает на протяжении своей жизни самые разнообразные действия. Итак, возбуждение есть момент функции, пробуждение – момент действия. Этим не исключается та возможность, что в некоторых случаях действие состоит в запуске некоего функционального акта. Но тогда очевидно, что возбуждение – это лишь особый модус пробуждения. Пробуждение есть запуск некоторого процесса деятельности живого существа, каким бы способом он ни совершался.

2. Пробуждение воздействует на то состояние, в котором находится живое существо. Во всякий момент живое существо обладает определенным жизненным тонусом. Пробуждение модифицирует этот тонус. Таков второй момент процесса чувствования: модификация тонуса. Модификация определяется пробуждением; но это не означает, что модификация есть второй момент в смысле временно́й последовательности. Такое толкование означало бы не что иное, как очередное смешение пробуждения и возбуждения. Пробуждение может зависеть от эндогенного фактора, некоторым образом соприродного живому существу. Тогда то, что в той или иной форме предшествует пробуждению, есть тонус живого существа. Это имеет место, например, в случае некоторых инстинктивных действий. Но даже в этом случае одно дело – момент пробуждения, и другое дело – момент модификации тонуса.

3. Живое существо реагирует на вызванную таким образом модификацию тонуса. Это момент ответа. Не следует путать ответ с реакцией так называемых эффекторов[52]52
  Эффектор – орган, тем или иным образом реагирующий на раздражение (прим. перев.).


[Закрыть]. Эффекция всегда остается не более чем функциональным моментом, ответ же есть момент действия. При одних и тех же эффекторах ответ может быть самым разным. Например, схватывание добычи определяет собою ответ в виде нападения. Речь идет не просто об игре эффекторов. Итак, ответ может быть самым разным. Он может заключаться даже в том, чтобы не делать ничего. Отсутствие действия – не покой, то есть не акт эффекторов, а своего рода ответ.

Таким образом, чувствование – это процесс. Процесс чувствования строго един. Он состоит во внутреннем и радикальном единстве, нерасторжимом единстве трех моментов: пробуждения, модификации тонуса и ответа. Было бы ошибкой думать, будто чувствование заключается лишь в пробуждении, а два других момента – не более чем его следствия. Совсем наоборот: именно в своем сущностном и нерасторжимом единстве эти три момента образуют чувствование в строгом смысле. Как мы увидим в одной и последующих глав, это единство играет решающую роль в нашей проблеме. Оно представляет собой специфическую характеристику живого.

Я ставлю пред собой задачу исследовать не протекание этого процесса, а саму его процессуальную структуру. Эта процессуальная структура зависит от момента, формально конституирующего чувствование как таковое; а чувствование, в силу самой этой формальной структуры, есть то, чем в определенной мере определяется структура процесса чувствования. Рассмотрим эти два пункта.

Процессуальное единство чувствования определяется формальной структурой пробуждения. То, чем пробуждается процесс чувствования, есть восприятие пробуждающего. И поскольку определяемое этим восприятием есть процесс чувствования, отсюда следует, что само восприятие, его пробуждающее, должно называться в строгом смысле чувственным восприятием. Таким образом, чувственное восприятие имеет две стороны. С одной стороны, оно определяет собой процесс чувствования, взятый в аспекте модификации и ответа: это – чувственное восприятие как восприятие пробуждающее. С другой стороны, чувственное восприятие обладает собственной формальной структурой, в силу которой оно запускает процесс чувствования. В настоящий момент наша проблема концентрируется вокруг формальной структуры чувственного восприятия. В следующем параграфе мы увидим, каким образом эта формальная структура определяет процессуальную структуру чувствования.

Так как формальная структура восприятия есть то, чем определяется процесс чувствования, будет справедливым назвать это восприятие «чувствованием как таковым». Поэтому, говоря в этой книге о чувствовании без дополнительных определений, я буду иметь в виду чувствование как формальную структуру чувствующего восприятия.

Итак, мы спрашиваем себя: в чем состоит структура чувственного восприятия, выделенным и формальным образом взятая в качестве чувственной? Чувственное восприятие формально состоит в том, что оно есть схватывание во впечатлении. Вот то, чем формально конституируется чувствование: впечатление. Философия – как древняя, так и новая – либо не обращала внимания на эту способность принимать впечатления, либо (преимущественно) обращала на нее внимание, но не проводила анализ ее формальной структуры, ограничиваясь описанием различных впечатлений. Между тем совершенно необходимо строгое постижение того, что́ такое впечатление, то есть в чем заключается впечатлительность [impresividad]. Только тогда мы сможем говорить о чувствовании в его изначальном смысле.

Со точки зрения структуры, во впечатлении различаются три конститутивных момента.

1. Прежде всего, впечатление есть аффекция чувствующего чувствуемым. Цвета, звуки, внутренняя температура живого существа, и т. д., – все это аффицирует чувствующего. Здесь аффекция означает вовсе не то, что обычно называют как бы моментом чувствования: не аффект. Впечатление есть аффекция, но не аффект. Из-за этого аффицирующего момента мы говорим, что чувствующий «претерпевает» впечатление. По этой причине философия со времени своего зарождения в Греции квалифицировала впечатления как παθήματα [страсти]. Таким образом, они противопоставлялись мыслям, присущим не ведающему πάθος [страсти] интеллекту; умное постижение представлялось απαθής, бесстрастным. Здесь эти определения, используемые без дополнительных объяснений, функционируют как описание (большей частью неточное), но не как строгие формулировки того, что́ есть впечатление. Можно сказать, что и философия Нового времени в целом, подобно античной философии, не усматривала во впечатлении почти ничего, кроме аффекции. Но этого недостаточно.

2. Впечатление – не просто аффекция, не просто πάθος [претерпевание] того, кто чувствует. Эта аффекция существенным и конститутивным образом имеет свойство предъявлять нам то, чем производится впечатление. Это момент инаковости. Впечатление есть предъявление в аффекции чего-то иного: это инаковость в аффекции. Такое «иное» я называл и буду называть метой [nota]. Здесь «мета» подразумевает не разновидность указующего знака, как этимологически обозначало его в латыни существительное nota. Скорее это причастие: то, что известно (gnoto), в противоположность тому, что неизвестно [ignoto]. Тем самым устраняется всякий намек как на процесс познания (скорее это было бы слово cognitum – [ «познанное»]), так и на само знание (то, что породило слова «noсión» и «noticia» – [ «понятие, содержание понятия»]). Внимание сосредоточивается только на том, что замечено. Так, для крота не существует цветовой меты; но для наделенных зрением животных цвет есть нечто замечаемое. Можно было бы назвать это качеством; однако мета не всегда имеет качественный характер. Когда я вижу три точки, «три» – это не качество, но это мета. Однако и здесь нужно избегать той мысли, будто мета с необходимостью есть мета «чего-либо»: например, что цвет есть цвет какой-либо вещи. Если я просто вижу цвет, это не цвет «какой-то» вещи. Цвет как таковой и есть сама вещь: цвет сам по себе есть мета. Правда, я множество раз называю метами качества, но это в широком смысле. В узком смысле мета – не качество, а просто нечто замеченное: в простом и чистом смысле это есть нечто предъявленное в моем впечатлении. Греки и схоласты наметили эту идею другими словами. Но только наметили. Необходимо зацепиться мыслью за инаковость как таковую. Но прежде чем это сделать, укажем третью – на мой взгляд, существенную – характеристику впечатления.

3. Присутствующая в аффекции мета воздействует на чувствующего посредством силы воздействия [fuerza de imposición]. Именно ею возбуждается сам процесс чувствования. Как правило, речь идет скорее о совокупности мет, чем об изолированной мете. Например, согласно пословице, «ошпаренный кот бежит от холодной воды»[53]53
  Аналог русской пословицы: «Обжегшись на молоке, дуешь на воду».


[Закрыть]. Вода, прочувствованная во впечатлении, «воздействует» на животное. Эта сила воздействия весьма разнообразна. Одна и та же инаковость впечатления может воздействовать самым разным образом. Сила воздействия не имеет ничего общего с силой в смысле интенсивности аффекции. Очень сильная аффекция может обладать очень слабой силой воздействия. И наоборот: слабая аффекция может иметь большую силу воздействия.

Внутреннее единство этих трех моментов есть то, чем конституируется впечатление. Философия – как древняя, так нововременная – обращала внимание почти исключительно на аффекцию. Она указала, да и то довольно смутно, на то, что я назвал инаковостью, но не сосредоточилась на инаковости как таковой. С другой стороны, она также не обратила внимания на силу воздействия. Эти три момента существенно важны, и, как мы увидим в следующей главе, единство эти трех моментов имеет решающее значение. Следовательно, нужно более подробно рассмотреть инаковость и силу воздействия, тем более что разные модусы чувственного восприятия обретают свою специфику именно от разных модусов инаковости.

Анализ инаковости. – Этот анализ раскроет нам, во-первых, собственную структуру инаковости и, во-вторых, единство этой структуры.

А) Инаковость [alteridad] – не просто абстрактное свойство быть alter [иным]. Потому что инаковость заключается не в том, что аффекция предъявляет нам нечто как просто «иное» – например, этот звук или этот зеленый цвет, – но в том, что это «иное» она предъявляет нам в определенной форме: постольку, «поскольку оно – иное».

Это «иное», то есть эта мета, прежде всего, обладает собственным содержанием: этот цвет, эта твердость, эта температура, и т. д. Именно на этот факт всегда указывала греческая и средневековая философия. Однако, на мой взгляд, такого указания абсолютно недостаточно. Потому что это содержание, эта мета, не просто фактически есть нечто иное, но и предъявляется как иное. Именно это я имею в виду, говоря, что перед тем, кто чувствует, содержание «пребывает» как нечто иное. Здесь перед нами не просто понятийная тонкость, но, как мы увидим, существенный физический момент инаковости. В этом своем аспекте – как «иная» – мета обладает не только содержанием, но и модусом «пребывания» во впечатлении.

Что это за модус? Это именно модус бытия иным: аспект независимости содержания от того, кто чувствует. Содержание меты «пребывает» и, как «пребывающее», оно независимо от чувствующего, в чьем впечатлении «пребывает». Здесь независимость означает не какую-то «отдельную» от моего впечатления вещь (как думали греки и средневековые схоласты). Она означает, что само предъявленное в восприятии содержание предъявлено в нем как нечто «автономное» по отношению к тому, кто чувствует. Цвет, звук обладают собственной автономией в зрительной и слуховой аффекции. «Пребывать» означает быть предъявленным в качестве автономного. Этот автономный характер не тождествен содержанию, потому что, как мы увидим в следующей главе, одно и то же содержание может иметь разные формы пребывания, разные формы независимости, разные автономии. Итак, автономизация есть форма пребывания. Поэтому я скажу, что «иное» – мета, присутствующая во впечатлении, – помимо содержания, имеет собственную форму автономии. Вот почему я называю этот момент формальностью. Речь идет не о метафизическом понятии, как это было в Средние века, а о чем-то абсолютно другом: о моменте чувствования, имеющем описательный характер.

Как содержание, так и формальность в значительной мере зависят от разновидности живого существа. Воспринятая в чувствовании мета всегда будет «иной» по отношению к живому существу; но каково ее содержание – это в каждом случае зависит от самого живого существа, потому что содержание зависит от системы рецепторов, присущей живому существу: крот не имеет цветовых впечатлений. Но, кроме того, при одних и тех же рецепторах, а значит, при одном и том же содержании, это содержание способно «пребывать» в разных формах. «Пребывание» зависит не от рецепторов как таковых, а от модуса их состояния в чувствующем в момент чувствования. Такой модус «состояния» следует называть расположенностью [habitud]. Позднее я поясню это. Расположенность – не привычка или навык, а модус состояния. Привычки и навыки являются расположенностями именно потому, что они суть модусы своих состояний. Но обратное неверно: не всякий модус состояния есть привычка или навык. Привычка и навык – частные случаи расположенности. Так вот, конечным объектом для рецептора является содержание, а конечным объектом для расположенности – формальность. Поэтому – постольку, поскольку формальность определяется расположенностью, – я скажу, что форма независимости, форма автономии, будучи определена формой расположенности в чувствующем, должна называться формализацией. Формализация есть модуляция формальности, то есть модуляция независимости, модуляция автономии. Инаковость предъявляет нам не просто мету, а мету, которая «пребывает» в той или иной форме.

Философия никогда не обращала внимания ни на что, кроме содержания впечатления; она всегда проходила мимо формальности. И это очень серьезное упущение, потому что, как мы увидим в следующей главе, именно формальность определяет специфику различных модусов впечатления. Чувственные восприятия сущностно различаются модусами, сообразно которым содержание предъявляется и автономизируется, то есть пребывает независимо от того, кто чувствует.

Б) Структурное единство инаковости. – Содержание и формальность – два момента, не чуждые друг другу; между ними прослеживается сущностное единство: формальность связана с содержанием как таковым, а содержание, в свою очередь, связано с модусом формализации. Таким образом, этим двум моментам, содержанию и формальности, присуще радикальное внутреннее единство: модализация инаковости.

а) Формальность модулирует содержание. В самом деле, живое существо воспринимает меты, которые можно назвать элементарными: например, цвет, звук, запах, вкус и т. д. Конечно, они не элементарны в строгом смысле, потому что всякая мета обладает, по меньшей мере, интенсивностью и качеством. Но не будем входить в эти детали: с точки зрения занимающего нас вопроса, эти меты элементарны. Восприятие таких элементарных мет обычно называют «ощущением». Но именно потому, что меты автономны, то есть формализованы, они независимы. Причем независимы не только по отношению к тому, кто чувствует, но и по отношению к другим метам. «Единство» воспринятого в ощущении содержания конституируется именно формальностью. В таком случае, эти разнообразные меты могут иметь определенные очертания, своего рода замыкающую линию. Замкнутые таким образом единства могут иметь характер автономных единств. Тогда они представляют собой автономные комплексы. Их схватывание будет уже не простым ощущением, а «перцепцией». Элементарные меты ощущаются; комплексы мет перципируются. Животное воспринимает не просто звуки, запахи и т. д., но воспринимает, например, «добычу». Одни и те же элементарные меты способны образовывать разные перцептивные комплексы, то есть разные типы единообразного содержания, в зависимости от разновидности животного. Например, краб, вообще говоря, воспринимает комплекс «скала-добыча». Но во многих случаях он не воспринимает добычу как таковую (согласно опытам Каца). Если добыча подвешена на нити, краб не воспринимает ее, пока не свыкнется с новым комплексом: «нить-добыча». Добыча, скала и нить сами по себе не обладают для краба формальной независимостью. Напротив, для собаки всегда существуют три независимых комплекса: добыча, скала, нить. Дело в том, что собаке и крабу свойственны разные модусы формализации. Следовательно, формализация, или автонономизация содержания, подразумевает, что независимое единство принадлежит комплексу как таковому, а не одной или нескольким произвольно выбранным метам. Так формализация осуществила модуляцию содержания: из элементарного оно превратилось в тем или иным образом замкнутую целостность. Как станет ясно из следующей главы, это обстоятельство имеет решающее значение.

б) Но содержание, в свою очередь, модулирует саму формальность. Как я говорил, формализация – это независимость, автономизация. Имеется в виду не абстрактная независимость, а нечто совершенно конкретное. Грубо говоря, независимость означает, что содержание более или менее «отлеплено» от самого́ воспринимающего животного, причем содержание модулирует сам способ этой отлепленности. Отлепленность цвета и отлепленность теплоты – не одно и то же. Способ восприятия света у насекомого и у высших живых организмов – не одно и то же, как не одно и то же – способ «отлепленности», присущий комплексу мет, и способ отлепленности, присущий элементарной мете. Несколько огрубляя, можно сказать, что для шимпанзе дерево или коробка гораздо более богаты независимостью, чем для собаки.

Всем этим конституируется структурное единство инаковости, и это единство, как видно из приведенных примеров, зависит от разновидности живого существа. Нет сомнения в том, что тот или другой цвет по-разному воспринимается в своей независимости сетчаткой шимпанзе и сетчаткой насекомого. Стало быть, инаковость, в ее внутреннем единстве, допускает различие степеней, которое прежде всего обнаруживает себя в степени формализации. Чем выше степень формализации, тем полнее независимость содержания.

В конечном счете, чувственное впечатление – это впечатление, которое аффицирует чувствующего; при этом оно предъявляет ему то, что́ впечатляет, – иначе говоря, мету – в формальности независимости, как наделенную собственным содержанием: элементарным (единственная мета) и сложным (комплекс мет). Эти независимые меты в самой своей инаковости воздействуют на того, кто чувствует, с разной силой. Воздействуя таким образом, впечатление определяет собою процесс чувствования: пробуждение, модификацию тонуса и ответ. Именно к этому мы должны теперь обратиться.