Текст книги "Анализ самости. Систематический подход к лечению нарциссических нарушений личности"

Как и при анализе неврозов переноса, основные клинические проблемы, связанные с переносом, можно подразделить на проблемы, относящиеся к периоду установления переноса, и на проблемы, относящиеся к периоду после его установления, то есть к периоду переработки.

Едва ли есть надобность обсуждать первый период. Нередко пациент начинает осознавать внутренние конфликты, активированные определенными сопротивлениями Эго, которые направлены против регрессии. Могут возникать тревожные сновидения о падении (внешне они предстают как противоположность фантазий о полете); особенно часто они встречаются у пациентов, которые близки к реактивации грандиозной самости при зеркальном переносе (см. часть 2). Встречаются также ранние сновидения, в которых анализанду снится, например, что ему нужно взобраться на величественную высоченную гору, и он в нерешительности смотрит на крутую, таящую опасность тропу, подыскивая надежные опоры для рук и ног. Особенно часто эти сновидения встречаются у пациентов, которые близки к развитию идеализирующего переноса. И, разумеется, ни одному аналитику не нужно рассказывать, что сны, сопровождающиеся страхом падения либо опасениями по поводу крутой горы, могут возникать в самых разных психологических ситуациях и выражать конфликты, относящиеся к разным этапам развития, включая не только хорошо известные и детально изученные конфликты, связанные с фаллическим утверждением и страхом кастрации, но и – на уровне Эго – неспецифический страх регрессии (падения) и опасения, вызванные наличием трудной задачи (гора). Однако при анализе нарциссических личностей такие сновидения не только помогают аналитику уже на ранней стадии анализа дифференцировать тип возникающего нарциссического переноса – их элементы могут дать ему бесценный ключ к пониманию специфических сопротивлений установлению переноса.

Не вызваны ли, например, страх и сопротивление при мобилизации идеализированного катексиса тем, что нарциссически инвестированные объекты, которые ребенок пытался идеализировать, были холодными и неотзывчивыми (ледяная гора, гора из мрамора или стекла), недостижимо далекими или непредсказуемыми и ненадежными?

Опять же здесь нет надобности углубляться в детали, поскольку любой аналитик может привести эмпирические данные из своего собственного клинического материала. На предварительных стадиях формирования идеализирующего переноса также могут быть (в сновидениях и ассоциациях, часто связанных с абстрактными на первый взгляд философскими или близкими к религиозным вопросами существования, жизни и смерти) признаки того, что пациент боится исчезновения своей индивидуальности из-за сильнейшего желания слиться с идеализированным объектом.

Аналитик должен распознать наличие всех этих сопротивлений и с дружеским пониманием рассказать о них пациенту, но в дальнейшем, как правило, ему не нужно ничего делать, чтобы убедить его в их существовании. В принципе он может ожидать, что патогномоничная регрессия возникнет спонтанно, если не мешать ей преждевременными интерпретациями переноса (которые анализанд воспринимает как запреты или выражения неодобрения) или иными неверными действиями. Принадлежащее Фрейду описание надлежащей позиции аналитика при анализе неврозов переноса относится в целом и к анализу нарциссических нарушений личности. Чтобы установить «настоящий раппорт» с пациентом, – писал Фрейд (1913), – «нужно просто дать ему время. Если к нему всерьез проявляют интерес, заботливо устраняют возникающие вначале сопротивления… то у него возникнет… привязанность, и он свяжет врача с образом одного из людей, которые, как он привык, относились к нему с симпатией» (Freud, р. 139–140). Чтобы это утверждение Фрейда было полностью применимо к лечению нарциссических нарушений личности и, в частности, к установлению нарциссического переноса, в него следует внести некоторые очевидные изменения. Однако базисная установка, которую рекомендует Фрейд, здесь остается такой же, как и при неврозах переноса.

Отдельные ошибки, которые склонны совершать аналитики в этой фазе, мы рассмотрим позже в контексте определенных типичных реакций аналитика, возникающих в процессе анализа нарциссических нарушений личности. Здесь же мне хочется лишь подчеркнуть, что непривычно дружелюбное поведение аналитика, иногда оправдываемое потребностью создать терапевтический альянс[30]30
  Понятие терапевтического (или рабочего) альянса (Zetzel, 1956; Greenson, 1957) явилось полезным напоминанием некоторым аналитикам о том, что они должны уделять внимание психологическим условиям, содействующим аналитической работе. Другими словами, оно помогло развеять представление о том, что нейтралитет аналитика надо понимать не психологически – как, разумеется, это и должно быть на самом деле, – то есть как среднеожидаемую человеческую отзывчивость, а механистически. Например, продолжать молчать, когда задают вопрос, – это не сохранение нейтралитета, а оскорбление. Нет надобности говорить о том, что – в специфических клинических условиях и после соответствующих разъяснений – во время анализа бывают моменты, когда аналитик не будет пытаться отвечать на псевдореалистичные требования пациента, а вместо этого постарается настоять на исследовании их значения при переносе.
  Однако в данном контексте необходимо также сказать, что фокусировка на реалистичном взаимодействии аналитика и пациента для некоторых может стать средством уклонения от аналитической работы: интерес к текущим взаимодействиям может служить в качестве (контр)сопротивления исследованию основного психоаналитического материала, то есть переноса. (Дальнейшие замечания, связанные с этим вопросом, см. в главе 8 при обсуждении так называемого «позитивного переноса» анализанда, или его «раппорта» с аналитиком.)


[Закрыть], при анализе нарциссических нарушений личности – в отличие от анализа неврозов переноса – уже не является целесообразным. В последнем случае оно воспринимается как привлекательное и пригодно для создания переноса; в случае нарциссических нарушений личности чувствительные пациенты реагируют на него, как правило, как на снисходительное отношение, которое задевает самолюбие анализанда, усиливает его обособленность и подозрительность (то есть его склонность отступать к архаичной форме грандиозной самости) и, таким образом, препятствует спонтанному возникновению специфической патогномоничной регрессии пациента.

Стадия переработки, специфическим образом связанная с идеализирующим переносом, может наступить только после того, как установлен патогномоничный идеализирующий перенос. Она возникает в результате того, что базисное равновесие влечений, которое в аналитической ситуации стремится сначала установить, а затем сохранить психика анализанда, рано или поздно нарушается.

Однако в отличие от психоаналитического процесса при неврозах переноса базисное равновесие в ходе аналитического лечения нарциссических расстройств нарушается в первую очередь не напряжением, которое порождают бессознательные потребности, сфокусированные на аналитике, и не защитами от них, мобилизуемыми Эго в виде сопротивления аналитической работе. В силу того, что нарциссическое равновесие зависит от нарциссического отношения анализанда к архаичному, нарциссически воспринимаемому предструктурному объекту самости, нарушение равновесия здесь обусловлено главным образом определенными внешними обстоятельствами. При ненарушенном переносе нарциссический пациент ощущает себя цельным, защищенным, сильным, благополучным, привлекательным, активным до тех пор, пока его самовосприятие включает в себя идеализированного аналитика, которым, как ему кажется, он владеет и управляет с несомненной уверенностью, напоминающей ощущение взрослого человека, что он полностью распоряжается своим телом и разумом. После внезапной потери безусловного контроля над собственным телом и разумом (например, вследствие органического повреждения мозга) большинство людей склонны реагировать специфическими тяжелыми формами подавленного настроения и беспомощной ярости. Аналогичные реакции возникают и при анализе нарциссических нарушений личности. Так, достигнув стадии нарциссического единства с архаичным идеализированным объектом самости, анализанд вначале реагирует яростью и подавленным настроением (за которыми может последовать временная регрессия к переживаниям слияния с наиболее архаичным идеализированным объектом самости или к смещению нарциссического катексиса в сторону гиперкатексиса архаичных форм грандиозной самости и даже – на какое-то время – аутоэротической фрагментированной телесной самости) на любое событие, разрушающее его нарциссический контроль над архаичным имаго родителя, то есть над аналитиком.

Детальное изучение восприятия анализандом нарциссически инвестированного объекта позволяет выявить признаки, которые отличают отношение анализанда к идеализированному объекту (идеализирующий перенос), от отношения, в котором аналитик воспринимается как продолжение грандиозной самости (зеркальный перенос). И такие отличительные характеристики действительно существуют. Наличие идеализированного объекта самости часто принимается как само собой разумеющийся факт, подобно тому как мы принимаем как факт наличие обеспечивающей жизнь внешней среды – воздуха и твердой земли под ногами. Таким образом, аналогия между отношением анализанда к аналитику при нарциссическом переносе и восприятием взрослым своего тела и разума в целом больше подходит к тем случаям, когда активируется грандиозная самость, а аналитик оказывается включенным в расширенную самость (зеркальный перенос). Тем не менее, когда прерывается любой из двух нарциссических переносов, в обоих случаях реакция пациента напоминает реакцию человека, утратившего контроль – за исключением разве что большего акцента на переживании подавленного настроения, когда в отношениях, возникающих при переносе, теряется идеализированный объект по сравнению с большим акцентом на реакции ярости, когда становится недоступной расширенная самость.

Благодаря предыдущим рассуждениям – особенно мысли о том, что после того как произошла патогномоничная терапевтическая регрессия, анализанд воспринимает аналитика нарциссически, то есть не как отдельного и независимого индивида – становится понятной стратегическая роль, которую играют в процессе анализа не только гнев, подавленное настроение и регрессивное отступление пациента, когда он сталкивается с предстоящей длительной разлукой с аналитиком (например, из-за летнего отпуска), но и его тяжелые реакции на незначительные проявления холодности со стороны терапевта, на отсутствие у аналитика моментального и полного эмпатического понимания и, в частности, на такие, казалось бы, тривиальные внешние события, как незначительные изменения в расписании встреч, расставания на выходные и вынужденные опоздания терапевта. Характерным – и понятным, если учесть нарциссическую природу отношений, – образом анализанд реагирует на терапевта гневом даже тогда, когда изменения в расписании и перерывы делаются по просьбе и ради анализанда. Разумеется, аналогичные реакции встречается и при анализе неврозов переноса; они знакомы всем аналитикам и играют здесь важную тактическую роль, поскольку, не являясь в этой ситуации специфическими, тем не менее нередко открывают при переносе доступ к пониманию специфических трансформаций инфантильных объектных катексисов анализанда. Однако значение этих эпизодов при анализе нарциссических нарушений личности несколько отличается. Здесь реакции пациента на нарушение такими событиями его отношений с нарциссически воспринимаемым объектом занимают центральное место стратегической важности, которое соответствует месту структурного конфликта в психоневрозах.

Все, что лишает пациента идеализированного аналитика, ведет к нарушению его самооценки: он начинает чувствовать себя апатичным, бессильным, никчемным и, если его Эго не помогает справиться с нарциссическим дисбалансом посредством корректной интерпретации, касающейся потери идеализированного объекта самости, пациент, как уже отмечалось выше, может вернуться к архаичным предшественникам идеализированного родительского имаго или отказаться от них вообще и переключиться на реактивно мобилизованные архаичные стадии грандиозной самости. Такие временные смещения катексиса могут быть вызваны незначительными на первый взгляд нарциссическими повреждениями, выявление которых может стать серьезным испытанием эмпатии и клинической проницательности аналитика. С нарциссическим характером отношения пациента к аналитику связано также и то, что даже если мы даем надлежащее объяснение крайней чувствительности пациента, трудно объяснить травматическое воздействие физического или эмоционального ухода аналитика от анализанда с точки зрения логики взрослого человека или описать его, используя язык взрослых. Тем не менее, если аналитик учитывает природу архаичных отношений, в которых самость анализанда трансплантировалась на всемогущего терапевта, он поймет, что на основном уровне терапевтической регрессии упреки пациента, связанные с разлукой, имеют смысл и оправданны даже тогда, когда разлука на самом деле недолговременна или инициирована самим пациентом.

Следовательно, архаичной природой переноса объясняются определенные переживания пациента и формальные характеристики его реакций, а аналитик должен приспосабливать свою эмпатию к уровню нарциссической регрессии. Тем не менее понимание аналитиком регрессивного способа взаимодействия с архаичным идеализированным объектом не должно становиться причиной отказа от тщательного исследования провоцирующих внешних событий или от как можно более точного изучения специфических психологических взаимодействий, вызывающих нарушения нарциссического равновесия.

Например, мистер Ж., двадцатипятилетний мужчина с тяжелыми нарушениями, отреагировал на сообщение о моей недельной отлучке угрожающим смещением нарциссического катексиса с архаичного идеализированного объекта самости на примитивную форму грандиозной самости. Интерпретации, сфокусированные на значении предстоящей разлуки на уровне объектной любви и нарциссизма с точки зрения их либидинозного и агрессивного аспектов, были бесполезны, и пациент оставался отчужденно-холодным, чуть ли не маниакально высокомерным, с явно выраженными признаками ипохондрии и паранойи. Массивное и экстенсивное смещение инстинктивного катексиса не позволило пациенту подвести аналитика к решающему событию, спровоцировавшему злокачественное развитие. В конце концов я наткнулся на верное понимание и, таким образом, предоставил возможность мистеру Ж. исследовать значение его реакции на разлуку. Уход в себя пациента был вызван не моим предстоящим отсутствием, а тоном, которым я о нем сообщил. Интонация, если описать ее в двух словах, была защитной и лишена эмпатии. Предвосхищая бурную реакцию (например, тревожные телефонные звонки среди ночи) и утешая себя внутренним возгласом «Ладно, начнем сначала!», я и в самом деле думал в первую очередь о себе, когда делал свое объявление, и не мобилизовал необходимую установку выжидательной нейтральной готовности эмпатически ответить на чувства пациента. В качестве реакции на такое к себе отношение пациент испытал травматическое разочарование в моей эмпатической способности, которую он прежде идеализировал как безграничную[31]31
  См. также краткое описание этого эпизода и, в частности, непосредственной реакции пациента в виде сновидения, в котором отображается его разочарование в ранее идеализированном объекте, – наделенном безграничной эмпатией аналитике, – превратившемся в сновидении в сделанную из резины грудь (Kohut, 1959, р. 471).


[Закрыть], и не было никакого прогресса, пока я не сумел проявить свое понимание и, таким образом, не предоставил пациенту возможность повторно катектировать идеализированный объект самости.

Приведенный пример иллюстрирует бесчисленное множество клинических вариантов, существующих при анализе нарциссических расстройств; однако сущность целебного процесса можно кратко изложить несколькими сравнительно простыми принципами.

При анализе неврозов переноса мы стремимся достичь расширения (пред)сознательного Эго. Возрастающее преобладание Эго над инфантильными целями и желаниями и возрастающая автономия собственных целевых структур Эго достигаются благодаря тому, что Эго подвергается постоянному воздействию (а) контролируемых доз вытесненных либидинозных и агрессивных влечений, которые мобилизуются при фокусировке на аналитике, и (б) бессознательных механизмов, отражающих напор этих влечений. Основная работа (преодоление наиболее важных сопротивлений Эго и Супер-Эго) при неврозах переноса связана с нежеланием Эго допустить вытесненные инстинктивные влечения в свою область. Однако отказ от детских объектов при анализе типичных неврозов переноса происходит почти незаметно[32]32
  Я не рассматриваю здесь временные регрессии, характерные для наступления завершающей фазы анализа неврозов переноса, когда пациент повторно катектирует свою потребность в инцестуозных объектах, на которые произошел перенос, прежде чем окончательно смиряется с тем, что они действительно недоступны.


[Закрыть], сопровождаясь борьбой за устранение вытеснений, а нежелание пациента расстаться с инцестуозным объектом (сопротивление Ид) лишь иногда, да и то ненадолго оказывается в центре анализа. Более того, если нежелание расстаться с детским объектом становится главным и постоянным сопротивлением в процессе анализа, аналитик должен внимательно рассмотреть возможность того, что он имеет дело не с простым неврозом переноса, а с нарциссическими элементами, скрытыми за внешне инцестуозным катексисом объекта.

При анализе нарциссических нарушений личности приводится в действие аналогичный процесс переработки, в ходе которого вытесненные и/или отщепленные (здесь: нарциссические) влечения, которыми катектирован архаичный объект самости, входят в контакт с реальностью Эго и в конечном счете оказываются под его влиянием. В отличие от условий, преобладающих при анализе неврозов переноса, основная часть процесса переработки в ходе анализа нарциссических нарушений личности не связана с преодолением сопротивлений, которые оказывают Эго и Супер-Эго устранению вытеснений. Хотя подобные сопротивления возникают и здесь, в том числе хорошо известные неспецифические нарциссические сопротивления[33]33
  Такие неспецифические нарциссические сопротивления Эго обычно возникают на ранних стадиях анализа и неврозов переноса, и нарциссических нарушений личности. Вот типичный пример. После сеанса, на котором я продемонстрировал пациенту П., что он отреагировал на предстоящую разлуку снижением своих моральных и эстетических требований и небрежным отношением к своей телесной самости, он в ответ на протяжении всего часа высокомерно, но вместе с тем очень искусно и объективно критиковал мой метод, выбор слов и т. д.; при этом реалистичное восприятие моих недостатков было использовано в специфических защитных целях. (Пожалуй, здесь стоит упомянуть, что предшествующий анализ, по-видимому, потерпел неудачу, потому что это сопротивление не было проанализировано – я попытался его устранить дружескими увещеваниями, наставлениями и т. п. с целью сохранить терапевтический альянс.) Однако можно было бы преуспеть в преодолении сопротивления (и вместе с тем получить первые наметки важного генетического материала), если бы – после того как со всем юмором, на который я только способен, я согласился бы с реалистичными аспектами критики пациента – попытка пациента уязвить самолюбие аналитика была рассмотрена как «переход от пассивности к активности» или как своего рода «идентификация с агрессором». Пациент продемонстрировал своим поведением (а тщательное исследование его метода позволило лучше понять то, что он чувствовал), что он воспринял мои интерпретации (и, по существу, процесс анализа в целом) как болезненное оскорбление, то есть как почти невыносимое нарциссическое ранение.


[Закрыть] (см., например, Abraham, 1919; Reich, 1933), и хотя, помимо специфического сопротивления Эго (вызванного чувством стыда и ипохондрическими опасениями, а также тревогой, связанной с гипоманиакальной гиперстимуляцией), которое противодействует мобилизации нарциссического катексиса и его осознанию, основная часть процесса переработки относится здесь к реакции Эго на потерю нарциссически воспринимаемого объекта.

Таким образом, процесс переработки при идеализирующем переносе существенно отличается от процесса переработки, который происходит при анализе неврозов переноса. При неврозах переноса защиты устраняются, объектно-инстинктивные катексисы обеспечивают доступ к Эго, и в результате улучшается организация психологических структур, например, усиливается контроль Эго над влечениями и защитами. Аналогичный процесс в качестве первого шага происходит и в процессе переработки при анализе нарциссических нарушений личности, когда отщепленный и/или вытесненный нарциссический катексис и нарциссически катектированный предструктурный объект самости обеспечивают доступ к реальности Эго. Однако основной процесс переработки нацелен на постепенный отвод нарциссического либидо от нарциссически инвестированного, архаичного объекта; он ведет к приобретению новых психологических структур и функций, когда катексис смещается с репрезентации объекта и его действий на психический аппарат и его функции. В конкретном случае идеализирующего переноса процесс переработки, разумеется, специфическим образом связан с отводом идеализирующих катексисов от идеализированного родительского имаго и сопровождается (а) формированием в Эго структур, регулирующих влечения, и (б) усилением идеализации Супер-Эго.

Различные аспекты данного обсуждения, касающегося метапсихологии терапевтического процесса при анализе нарциссических личностей, относятся не только к мобилизации идеализированного родительского имаго при идеализирующем переносе, но и к терапевтической реактивации грандиозной самости при зеркальном переносе (см. часть 2). Если говорить об этих двух главных формах нарциссического переноса, то психо-экономические принципы, определяющие направление и скорость анализа, здесь идентичны. Однако генетическая и динамико-структурная позиция этих двух реактивированных нарциссических конфигураций различается, а потому и важнейшие временные регрессивные и прогрессивные колебания, возникающие при переносе в результате реакций пациента на аналитика, тоже неодинаковы.

На диаграмме 2 схематически изображены типичные временные регрессии, возникающие в процессе переработки. (Возвращение к относительному равновесию переноса, разумеется, можно было бы указать стрелками, имеющими противоположное направление.)

Таким образом, процесс переработки при идеализирующем переносе имеет следующую типичную очередность событий: (1) разрушение нарциссического единства пациента с идеализированным объектом самости; (2) вытекающее из этого нарушение нарциссического равновесия; (3) последующий гиперкатексис архаичных форм либо (а) идеализированного родительского имаго, либо (б) грандиозной самости и (4) (скоротечный) гиперкатексис (аутоэротической) фрагментированной телесно-психической самости.

Снова и снова анализанд будет переживать эти регрессивные колебания, испытав разочарование в идеализированном аналитике. Однако ему будет предоставлена возможность вернуться к базисному идеализирующему переносу с помощью соответствующей интерпретации. Здесь даже еще больше, чем при анализе сопротивлений переносу при неврозах переноса, требуется повторный анализ упомянутых или сходных переживаний, и должна быть правильно оценена способность Эго (зачастую весьма ограниченная) терпеть (терапевтические) нарциссические лишения. Если повторные интерпретации значения отделения от аналитика на уровне идеализирующего нарциссического либидо даются не механически, а с необходимой эмпатией к чувствам анализанда – иногда, в частности, к тому, что внешне выглядит как отсутствие у него эмоций, то есть к его холодности и уходу в себя в ответ на разлуку (см. прежде всего позицию 2A на диаграмме 2), – то тогда постепенно появится масса важных воспоминаний, связанных с динамическими прототипами имеющихся переживаний. Здесь, как и в аналогичных фазах процесса переработки при зеркальном переносе, появятся новые воспоминания, а воспоминания, которые всегда были осознанными, станут понятными в свете нынешних переживаний, возникших при переносе.

Диаграмма 2. Схема типичных регрессивных колебаний, возникающих в процессе анализа нарциссических нарушений личности

Все стрелки, которые обозначают направление регрессивных колебаний, возникающих в процессе переработки, являются сплошными; они обозначают также, что эти элементы специфического процесса были подтверждены множеством клинических наблюдений. Вместе с тем переход от 1A к 2 обозначен прерывистой линией. Только совсем недавно, причем впервые, я встретился с регулярным проявлением этого специфического психологического феномена в процессе анализа пациента, у которого активация грандиозной самости, по-видимому, представляет собой базисный перенос. Однако ввиду того, что этот анализ пока еще не завершен, я не решаюсь со всей определенностью утверждать, что имеющийся зеркальный перенос не маскирует скрывающуюся за ним идеализацию (как, например, это, по-видимому, происходило у некоторых делинквентных подростков, описанных в главе 7).

Пациент вспомнит, к примеру, моменты из своего детства, когда он оставался один и испытывал интенсивные вуайеристские побуждения (обыскивал выдвижные ящики стола, когда никого не было дома) и совершал различные извращенные действия (облачался в нижнее белье матери). Эти действия станут понятными, когда будут рассмотрены не столько как сексуальные проступки, совершенные без присмотра, сколько как попытки найти замену идеализированному родительскому имаго и его функциям посредством создания эротизированных субститутов и сильнейшего гиперкатексиса грандиозной самости. С метапсихологической точки зрения глубоко пугающие ощущения фрагментации и безжизненности, которые испытывает ребенок, являются выражением того, что в отсутствие нарциссически инвестированного объекта самости происходит отвод катексиса от целостно переживаемой самости, и ребенок ощущает теперь угрозу из-за регрессивной (аутоэротической) фрагментации и ипохондрической напряженности (см. позицию 3 на диаграмме 2). Таким образом, различные извращенные действия, в которые вовлечен ребенок, представляют собой попытки восстановить единство с потерянным нарциссически инвестированным объектом посредством визуального слияния и других архаичных форм идентификации.

Кроме того, пациент часто может вспоминать и – с благодарностью понимать, – как он пытался оживить чувство связной самости, используя самые разные способы самостимуляции: прикладывал лицо к холодному полу подвала, рассматривал себя в зеркале, чтобы убедиться, что он здесь и что он целый и невредимый, нюхал разные вещества и запах своего тела, совершал различные оральные действия и мастурбировал, проделывал разные (зачастую грандиозные и опасные) трюки (прыгал с большой высоты, залезал на крышу и т. д.), в которых ребенком проигрывались фантазии о полете, чтобы убедиться в реальности своего физического существования (см. позицию 2A на диаграмме 2) в отсутствие всемогущего объекта самости. Взрослыми аналогами этих действий (например, в выходные дни, когда интегрирующее внимание аналитика отсутствует) являются интенсивные вуайеристские побуждения, искушение своровать(например, в магазине) и неосторожная езда на машине на высокой скорости. Менее неконтролируемыми, менее нереалистическими и грандиозными и, следовательно, менее опасными являются длительные беспечные прогулки, которые совершает пациент, чтобы убедиться, что он жив и невредим, посредством сексуализированной сенсорной и проприоцептивной стимуляции. Воскрешение в памяти соответствующих детских воспоминаний и все более глубокое понимание аналогичных переживаний, возникших при переносе, объединяются, оказывая поддержку Эго пациента, а реакции, которые раньше были автоматическими, постепенно становятся все более сдержанными в отношении цели и все больше подчиняются Эго. В переходные фазы пациент будет давать все новые подтверждения того, что его возрастающее понимание привело к большему преобладанию Эго, например, к замене опасных извращенных побуждений к подглядыванию социально приемлемыми формами художественной деятельности (фотография, акварель и т. д.) или к замене стремления предпринимать бесконечные и безысходные прогулки в одиночестве социально интегрированными формами атлетической или художественной стимуляции тела в спорте и музыке. Какими бы ни были поведенческие особенности этих изменений, нет никаких сомнений, что они обусловлены процессом переработки, который привел к укреплению психической структуры, точно так же как это случается при неврозах переноса в результате аналогичной аналитической работы.

Возрастает не только сублимационная способность Эго (о чем свидетельствует изменение установки пациента в отношении внешнего мира); Эго демонстрирует также при переносе, что оно приобрело возросшую толерантность к отсутствию аналитика, к нарушениям привычного порядка встреч (регулярность встреч с аналитиком всегда является эквивалентом сохраняющегося присутствия аналитика) и к проявляющейся иногда неспособности аналитика моментально достичь правильного эмпатического понимания. Пациент узнает, что нет надобности немедленно отводить идеализирующее либидо (восхищение и уважение) от имаго идеализированного объекта самости, что напряжение, порождаемое влечением к отсутствующему идеализированному объекту самости, можно вытерпеть и что болезненные, приводящие порой к опасной изоляции регрессивные смещения нарциссического катексиса к архаичным формам идеализированного объекта самости и грандиозной самости, а также к фрагментированной (аутоэротической) телесно-психической самости, можно предотвратить. Возрастающая способность частично поддерживать инвестирование объекта самости идеализирующим катексисом, несмотря на внешнее отделение от него, сопровождается усилением процесса, приводящего к преобразующей интернализации (то есть объект может быть отставлен, а психическая организация анализанда приобретает способность выполнять некоторые функции, ранее выполнявшиеся этим объектом).

Способность пациента сохранять объектный катексис в ненарциссических секторах своей личности может повыситься также в том случае, если его нарциссические фиксации ослабели, а идеализирующий компонент зрелых форм объектного катексиса становится, таким образом, более способным абсорбировать часть нарциссической энергии, мобилизованной при анализе нарциссического сектора.

Тем не менее существенный терапевтический прогресс при анализе архаичных инвестиций идеализированного объектного имаго возникает вследствие преобразующей интернализации нарциссических энергий, после того как произошел отказ от идеализированного объекта самости.

Это ведет к перераспределению нарциссических энергий в самой личности, то есть (а) к усилению и расширению базисных нейтрализующих структур психики и, таким образом, вторично к усилению контроля над влечениями и способности к деинстинктуализации; (б) к формированию идеалов или к их стабилизации и (в) к приобретению ряда более высоко дифференцированных психологических свойств, для которых требуется нарциссическая инстинктивная энергия, ставшая доступной для пациента.