Текст книги "Анализ самости. Систематический подход к лечению нарциссических нарушений личности"

Хотя эдиповы и доэдиповы объекты ребенка (в их объектно-катектированном и нарциссическом аспектах) оказывают решающее влияние на формирование личности взрослого, накладывая отпечаток на предпочтение тех или иных влечений и последующий выбор объекта, их роль в качестве предшественников психологической структуры вполне можно расценивать как не менее важную. После того как сформированны ядерные психологические структуры (как правило, в конце эдипова периода; однако значительное укрепление и усиление психического аппарата, особенно в области формирования устойчивых идеалов, происходит в латентный период и в пубертате с решающим заключительным шагом в конце подросткового возраста), потеря объекта, какой бы тяжелой она ни была, не приведет к личностному дефекту. Она может (вследствие, например, внезапной или тяжелой потери объекта, произошедшей на поздних стадиях жизни) не позволить личности вновь интенсивно катектировать либидинозной энергией новые объекты; но в целом это не будет угрожать базисной структуре психического аппарата[21]21
  Глубокое и убедительное обсуждение исключений из общего правила см. в двух статьях К. Р. Эйсслера (Eissler, 1963b, 1967).


[Закрыть]. И наоборот, травматические лишения и потери объектов в доэдипов и эдипов период (и в меньшей степени в латентный период и в подростковом возрасте), а также травматические разочарования в них могут стать серьезной помехой для структурирования самого психического аппарата.

Необходимо добавить, что в контексте предыдущих размышлений начало латентного периода можно рассматривать как относящееся по-прежнему к эдиповой фазе. Оно представляет собой последний из нескольких периодов повышенной уязвимости психики маленького ребенка. Эти моменты наибольшей опасности в раннем детстве, когда психика особенно чувствительна к травматизации, соответствуют «пока еще недостаточно прочно установленному новому соотношению психологических сил после резкого скачка в развитии» (Kohut, Seitz, 1963, p. 128–129). Если мы применим этот принцип уязвимости новых структур (см. работу Гартманна, в которой подчеркивается, что новоприобретенные функции «обладают у ребенка высокой степенью обратимости» [Hartmann, 1952, р. 177]) к Супер-Эго в начале латентного периода и, в частности, к только что установленной идеализации его ценностей и норм, а также его функций поощрения и наказания, то едва ли окажется неожиданностью, что тяжелое разочарование в идеализированном эдиповом объекте, даже в начале латентного периода, может все-таки уничтожить непрочно установленную идеализацию Супер-Эго, повторно катектировать имаго идеализированного объекта самости и стать причиной новой потребности во внешнем объекте совершенства и его поиска. Подобно тому, как маленький ребенок способен переносить первые временные разлуки с матерью до тех пор, пока знает, что мать будет доступна, если его стремление к ней станет невыносимым, точно так же в ранний латентный период ребенок может отказаться от внешней идеализации, если совершенный объект остается доступным для временных колебаний повторных катексисов идеализирующим либидо. И подобно тому, как маленький ребенок не вынесет разлуки, если боится необратимой утраты матери, точно так же процесс идеализации Супер-Эго прервется в начале латентного периода, если идеализированный объект будет казаться невосполнимо утерянным. Необычайная уязвимость психики в раннем латентном возрасте и ее регрессивная реакция в ответ на травмы, являются, естественно, не только функцией этого времени, но и обусловлены более ранними травматическими переживаниями ребенка.

В особом случае травматической утраты идеализированного родительского имаго (потери идеализированного объекта самости или разочарования в нем), случившейся в доэдипову и эдипову фазу, ее последствиями являются нарушения в специфических нарциссических секторах личности. При оптимальных обстоятельствах ребенок испытывает постепенное разочарование в идеализированном объекте – или, выражаясь иначе, оценка ребенком идеализированного объекта становится все более реалистичной, – что приводит к отводу нарциссического катексиса от имаго идеализированного объекта самости и к его постепенной (или – в эдипов период – к интенсивной, но соответствующей фазе развития) интернализации, то есть к приобретению устойчивых психологических структур, которые продолжают выполнять – теперь уже эндопсихически – функции, ранее выполнявшиеся идеализированным объектом самости. Но если ребенок переживает травматическую потерю идеализированного объекта или травматическое (тяжелое и внезапное или не соответствующее фазе развития) разочарование в нем, то тогда оптимальной интернализации не происходит. Ребенок не приобретает необходимой внутренней структуры, его психика остается фиксированной на архаичном объекте самости, а его личность всю жизнь будет зависеть от определенных объектов, в чем можно усмотреть ярко выраженную форму объектного голода. Интенсивность поиска этих объектов и зависимости от них объясняется тем, что они необходимы ему в качестве замены недостающих сегментов психической структуры. Они не являются объектами (в психологическом значении этого термина), поскольку их любят или ими восхищаются не за их качества, а настоящие особенности их личности и их действия почти не осознаются. К ним нет страстного стремления, но они нужны, чтобы восполнить собой функции сегмента психического аппарата, который не был сформирован в детстве.

В области нарциссизма самые ранние травматические нарушения в отношениях с архаичным идеализированным объектом самости и особенно травматические разочарования в нем могут служить помехой развитию фундаментальной способности психики самостоятельно поддерживать нарциссическое равновесие личности (или восстанавливать его, если оно оказалось нарушенным). Это относится, например, к лицам, которые становятся наркоманами. Перенесенная ими травма чаще всего заключается в тяжелом разочаровании в матери, которая из-за недостаточной эмпатии к нуждам ребенка (или по другим причинам) не выполняла надлежащим образом функции барьера для раздражителей, оптимального поставщика необходимых раздражителей, человека, который обеспечивает удовольствие благодаря устранению напряжения, и т. д., функций, которые зрелый психический аппарат должен в дальнейшем выполнять (или инициировать) в основном самостоятельно. Травматические разочарования, пережитые на этих архаичных стадиях развития идеализированного объекта самости, лишают ребенка возможности постепенной интернализации ранних переживаний, связанных с оптимальным состоянием умиротворенности или помощью при отходе ко сну. Такие люди остаются фиксированными на аспектах архаичных объектов и находят их, например, в виде наркотиков. Однако наркотики служат не заменой любящих и любимых объектов или отношений с ними, а компенсацией дефекта психологической структуры.

При специфической регрессии, которая происходит при анализе таких пациентов, анализанд становится зависимым от аналитика или от аналитической процедуры, и – хотя в метапсихологическом смысле слова термин «перенос» не совсем здесь корректен – можно сказать, что напоминающее перенос состояние, возникающее в процессе анализа, на самом деле представляет собой восстановление архаичного состояния. Анализанд реактивирует потребность в архаичном, нарциссически воспринимаемом объекте самости, который предшествовал формированию психической структуры в определенном сегменте психического аппарата. Однако от искомого объекта (то есть аналитика) анализанд ожидает исполнения некоторых базисных функций в области нарциссического гомеостаза, которые не способна осуществить его собственная психика.

Нарушения во взаимоотношениях с идеализированным объектом приводят к определенным последствиям, которые можно классифицировать, подразделив их на три группы в соответствии с фазами развития, в ходе которых было пережито основное воздействие травмы.

1. Самые ранние нарушения отношений с идеализированным объектом, по-видимому, ведут к общей структурной слабости – возможно, к формированию недостаточного или неправильно функционирующего барьера для раздражителей, – что существенно ограничивает способность психики поддерживать базисный нарциссический гомеостаз личности. В результате человек тяжело страдает от диффузной нарциссической уязвимости. (Этот вопрос обсуждается далее в главе 3.)

2. Более поздние – но пока еще доэдиповы – травматические нарушения отношений с идеализированным объектом (или опять-таки травматическое разочарование в нем) могут препятствовать (доэдипову) формированию базисной структуры психического аппарата, связанной с контролированием, канализированием и нейтрализацией влечений. Готовность к повторной сексуализации дериватов влечений, а также внутренних и внешних конфликтов (нередко в форме извращенных фантазий или действий) может быть симптоматическим проявлением этого структурного дефекта.

Для объяснения этого доступного клиническому наблюдению факта я бы предложил следующие гипотезы. Подобно тому как Супер-Эго (см. ниже пункт 3) является массивно интроецированным внутренним эквивалентом эдипова объекта, точно так же базисная структура Эго состоит из бесконечного (по сравнению с Супер-Эго – из незначительного) числа внутренних эквивалентов различных аспектов доэдипова объекта. И подобно тому как нежно-одобрительные и гневно-фрустрирующие аспекты эдипова объекта интернализируются в эдипов период и превращаются в функции одобрения и позитивные цели Супер-Эго, с одной стороны, и в его карательные функции и запреты – с другой, точно так же одобряющие и фрустрирующие аспекты эдипова объекта интернализируются и формируют базисную структуру Эго. (В отличие от соответствующей фазы развития массивной эдиповой интернализации, формирующей Супер-Эго, базисная структура Эго закладывается в процессе гораздо менее интенсивной интернализации, которая, однако, происходит по самым разным причинам на протяжении всего доэдипова периода).

Интернализация нарциссически инвестированных аспектов эдипова и доэдипова объектов происходит по этому же принципу. Массивный, но соответствующий фазе развития отвод нарциссических катексисов от эдипова объекта ведет к интернализации этих катексисов и к их привязыванию к одобряющим и запрещающим функциям Супер-Эго, а также к его ценностям и идеалам – результатом такого процесса является приобретение особого авторитета, которым пользуются эти функции и содержания Супер-Эго. Аналогичным образом многочисленными небольшими нетравматическими разочарованиями в совершенстве доэдипова объекта (то есть возрастающим реалистичным его восприятием) объясняется примесь авторитета (и, следовательно, власти), которым обладают любые незначительные запреты, наставления, одобряющие и руководящие указания, в своей совокупности формирующие базисную структуру Эго, связанную с канализированием и нейтрализацией влечений. (Хотя мы не можем вдаваться здесь в детальное обсуждение этого специфического вопроса, необходимо отметить, что термин «базисная структура Эго» не совсем корректен, поскольку некоторые слои Ид в «области прогрессивной нейтрализации» в определенной степени участвуют в канализировании и нейтрализации влечений [см. Kohut, Seitz, 1963, в частности р. 137]).

3. И, наконец, если развитие нарушения относится к эдипову периоду, то есть если травматическое по своему масштабу разочарование связано с поздним доэдиповым и эдиповым идеализированным объектом – или даже с объектом начала латентного периода, если по-прежнему частично идеализированный внешний дубликат недавно интернализированного объекта травматически разрушен, – то тогда идеализация Супер-Эго будет неполной, в результате чего человек (даже если он обладает ценностями и нормами) всегда будет находиться в поиске внешних идеальных фигур, надеясь получить от них поддержку и руководство, которые не может обеспечить его недостаточно идеализированное Супер-Эго.

Однако мы должны теперь отвлечься от рассуждений о специфических трансформациях идеализированного родительского имаго в процессе развития и обратиться к обсуждению двух вопросов, имеющих фундаментальное значение для оценки развития в целом: (1) вопроса о взаимосвязи между формированием психической структуры и декатексисом объектных имаго и (2) вопроса о различии психологического значения (а) архаичных объектов (самости) и их функций, (б) психических структур и их функций и (в) зрелых объектов и их функций.

Взаимосвязь между формированием психической структуры и отводом объектно-инстинктивных и нарциссических катексисов от объектных имаго лучше всего можно продемонстрировать, выделив три следующих фактора, играющих важную роль в процессе структурообразования – процесса, который я бы назвал преобразующей интернализацией[22]22
  В связи с этими формулировками см. подход Лёвальда (Loewald, 1962); в частности, по поводу пункта 3 см. (неопубликованную) работу Лёвальда (Loewald, 1965), на которую ссылается Шефер (Schafer, 1968, p. 10n.).


[Закрыть].

1. Психический аппарат должен быть готов к формированию структуры, то есть психика должна достичь предопределяемой процессами созревания восприимчивости к специфическим интроектам. (Независимое возникновение подобных внутренне предопределяемых потенциальных возможностей называется Гартманном (Hartmann, 1939, 1950a) первичной автономией процессов созревания психики.)

2. Отводу катексиса от объекта предшествует разрушение интернализированных аспектов имаго объекта. Это разрушение имеет большое психоэкономическое значение; оно составляет метапсихологическое содержание того, что в терминах, близких эмпатически или ретроспективно наблюдаемому опыту, называется оптимальной фрустрацией. Основные элементы процесса фракционированного отвода катексисов от объектов, разумеется, впервые были установлены Фрейдом (1917а) в метапсихологическом описании работы печали. Если говорить конкретно, отвод нарциссических катексисов происходит фракционированно, если ребенок может испытать одно за другим разочарование в идеализированных качествах объекта; однако преобразующей интернализации не происходит, если разочарование в совершенстве объекта относится ко всему объекту, если, например, ребенок вдруг понимает, что всемогущий объект является бессильным.

3. Помимо только что упомянутого разрушения специфических аспектов имаго объекта, в процессе эффективной интернализации (то есть интернализации, которая ведет к формированию психической структуры) происходит деперсонализация интроецированных аспектов имаго объекта, в основном в форме смещения акцента с общечеловеческого контекста личности объекта на некоторые его специфические функции[23]23
  См. в связи с этим проведенный Шефером всесторонний теоретический анализ проблем интернализации в его недавней научной статье (Schafer, 1968), в частности заключительную фразу в его обширном определении (стр. 140): «Идентификация может приобретать относительную автономию от своих источников в отношениях субъекта с динамически значимыми объектами».


[Закрыть]. Другими словами, внутренняя структура начинает теперь выполнять функции, которые прежде обычно выполнял для ребенка внешний объект – однако хорошо функционирующая структура в значительной мере лишена личностных свойств объекта. Недостатки этой части процесса хорошо известны: например, Супер-Эго обычно имеет следы некоторых человеческих качеств эдипова объекта, а контролирующая влечения базисная структура психики может использовать специфические персонализированные методы угрозы и искушения, которые непосредственно вытекают из свойств доэдиповых объектов и их специфических установок в отношении детских влечений.

Теперь мы можем обратиться ко второму вопросу нашего общего обсуждения и подчеркнуть, что имеется существенное различие между (1) нарциссически воспринимаемым архаичным объектом самости (являющегося объектом лишь в значении человека, наблюдающего внешнее поведение), (2) психологическими структурами (формирующимися вследствие постепенного декатексиса нарциссически воспринимаемого архаичного объекта), которые продолжают выполнять функции регуляции влечений, интеграции и адаптации, выполнявшиеся прежде (внешним) объектом, и (3) настоящими объектами (в психоаналитическом смысле), катектированными объектно-инстинктивной энергией, то есть любимыми и ненавидимыми объектами психики, которая отделилась от архаичных объектов, приобрела автономные структуры, приняла независимые мотивы и реакции других людей и усвоила представление о взаимности.

Хотя и архаичный, нарциссически воспринимаемый объект и зрелый объект, катектированный объектным либидо, являются объектами в терминах социальной психологии, с точки зрения психоаналитической теории (мета-психологии) это противоположные концы линии развития и динамического континуума. Иначе говоря, эндопсихические структуры, такие, как Супер-Эго (и другие, менее строго очерченные конфигурации внутри Эго), по своему психологическому значению и способу функционирования представляют собой объекты, не столь далекие от зрелых объектов психики, как архаичные объекты, которые пока еще не трансформировались во внутренние психологические структуры. В интерперсональном подходе социальной психологии, социобиологическом подходе трансакционализма, таких противопоставлениях, как «направленность на другого» и «направленность на себя» (Reisman, 1950), и даже в психодинамически изощренных описаниях систем «непосредственного» наблюдения за ребенком, в которых используются базисные теоретические понятия социальной психологии (или соответствующие концептуальные рамки социальной психобиологии), эти важнейшие различия не учитываются. Поэтому включение их концептуальных рамок в психоанализ обеднило бы нашу науку, нивелировав эти фундаментальные различия. Изнеможение наркомана, когда он разлучен с утешающим его психотерапевтом, страстное желание тех, кто не сформировал руководящие структуры внутренних ценностей и идеалов, видеть в терапевте сильного лидера – все это примеры терапевтической реактивации потребности в архаичных, нарциссически воспринимаемых объектах самости. Как я надеюсь показать в этом исследовании, эти архаичные, нарциссически воспринимаемые объекты самости действительно оживают при восприятии терапевта и формируют два разных вида переноса, которые можно систематически исследовать и прорабатывать. Их нельзя путать с терапевтическим оживлением при переносе (инцестуозных) детских объектов (катектированных объектно-инстинктивной энергией), которое происходит при анализе неврозов переноса.

Закончив обсуждение некоторых общих аспектов взаимосвязи социального окружения с формированием и функционированием психологической структуры, мы можем теперь вернуться к изучению особых условий, которые ведут к нарушению структур, возникающих в результате идеализации родительского имаго.

Чтобы избежать ловушек искажающего чрезмерного упрощения, позвольте мне вначале применить к нашей специфической области проверенный постулат, согласно которому перипетии нормального и аномального психологического развития, как правило, можно понять только в том случае, если рассматривать их не как последствия отдельных инцидентов в жизни ребенка, а как результат взаимодействия многих этиологических факторов. Таким образом, несмотря на то, что травматическое нарушение отношений с идеализированным объектом (или травматическое разочарование в нем) нередко можно соотнести с определенным моментом в раннем развитии ребенка, последствия специфических травм обычно можно понять только в случае, когда принимается во внимание также и состояние готовности к травматизации. В свою очередь, восприимчивость к травме обусловлена взаимодействием врожденной структурной слабости с переживаниями, предшествовавшими получению специфической патогенной травмы. Таким образом, те же самые условия взаимодействия двух дополняющих друг друга рядов причинных факторов, которые влияют на развитие объектной любви и объектной агрессии, преобладают и в развитии нарциссизма.

Однако идеализирующий перенос, спонтанно возникающий в процессе анализа, обычно относится к тому определенному моменту в развитии идеализированного родительского имаго – от самой ранней, архаичной стадии идеализированного объекта самости до сравнительно поздней стадии, наступающей непосредственно перед его консолидацией, и окончательной повторной интернализации (то есть в форме идеализации Супер-Эго), – когда нормальное развитие в сфере идеализированного объекта оказалось серьезно нарушенным или прерванным. Однако при оценке идеализирующего переноса мы часто видим, что терапевтическое оживление сравнительно поздних стадий формирования идеализированного родительского имаго (например, доэдипово или эдипово травматическое разочарование сына в своем отце) может основываться на гораздо более раннем, невыразимом разочаровании в идеализированной матери, которое может быть обусловлено ненадежностью ее эмпатии и ее депрессивными настроениями или может быть связано с ее физическими заболеваниями, ее отсутствием или смертью.

Кроме того, как уже отмечалось, оценка развития идеализирующего переноса осложняется также психологической тенденцией, которую я бы назвал наложением генетически аналогичных переживаний[24]24
  Это понятие соотносится, но вместе с тем отличается от предложенного Гринакр (на которую ссылается Крис [Kris, 1950; Kris, 1956a] понятия «наложение событий», обозначающего, в частности, покрывающие воспоминания.


[Закрыть], и особенно тем, что психика может накладывать воспоминания о важных, но не критических поздних (постэдиповых) переживаниях на воспоминания о переживаниях более ранних и действительно патогенных. Такое перекрытие воспоминаний о критическом периоде нарушения развития воспоминаниями об аналогичных более поздних переживаниях есть проявление синтезирующей силы психики; его не следует понимать исключительно как средство защиты (то есть как способ предотвратить воскрешение ранних воспоминаний); речь, скорее, идет о попытке выразить раннюю травму посредством аналогичных психических содержаний, более близких к вторичному процессу и вербальной коммуникации. Поэтому в клинической практике воскрешение таких воспоминаний о более поздних событиях – их можно назвать дериватами, если только психическое содержание события сохранилось в бессознательном в форме доступного вербализации воспоминания – нередко может приниматься вместо воскрешения воспоминаний о ранних событиях, хотя, если генетическая реконструкция серьезнейшей травмы, полученной в раннем детстве, и ее влияние на последующую травматизацию отвергаются, понимание анализанда может оставаться неполным. (Однако теоретик в области психоанализа не может позволить себе подобной неточности; он должен попытаться определить период, в котором действительно произошла специфическая патогенная травма.)

Как можно заключить из предшествовавших рассуждений, идеализирующий перенос, возникающий при анализе определенных нарциссических нарушений личности, совершается в разных специфических формах, которые обусловлены конкретным моментом, когда произошла основная травматическая фиксация или оказалось заблокированным дальнейшее развитие идеализирующего нарциссизма. Однако как группу эти переносы легко отличить – не только метапсихологически, но и клинически – от идеализаций, встречающихся на определенных стадиях анализа неврозов переноса. Постоянство и закономерность особенностей базисного идеализирующего переноса, его стабильность и его центральное место в аналитическом процессе – в отличие от изменчивых проявлений и периферической позиции идеализаций при анализе неврозов переноса – обусловлены тем, что нарциссическая фиксация во всех подгруппах идеализирующего переноса касается нарциссических аспектов идеализированного объекта до его окончательной интернализации, то есть до консолидации идеализации Супер-Эго. Хотя идеализации при неврозах переноса также, несомненно, сохраняются благодаря мобилизации нарциссического идеализирующего либидо, их все же следует понимать как выражение неспецифической переоценки объекта любви. Однако в данном случае объект любви интенсивно катектирован объектным либидо, к которому нарциссическое либидо лишь вторично примешивается в фазах интенсивного позитивного переноса, а нарциссический катексис всегда остается подчиненным объектному катексису. Другими словами, идеализация при неврозах переноса является неспецифической особенностью позитивного переноса и во многом напоминает идеализацию при влюбленности.

Идеализирующий перенос, возникающий в процессе анализа нарциссических личностей, может проявляться в различных более или менее четко очерченных формах. Существует терапевтическая реактивация архаичных состояний, восходящих к периоду, когда идеализированное имаго матери чуть ли не полностью слито с образом самости, и бывают другие случаи, в которых патогномоничная реактивация при переносе относится к гораздо более поздним моментам в развитии идеализирующего либидо и идеализированного объекта. В этих последних случаях травма ведет к специфическим нарциссическим фиксациям на отрезке времени с конца доэдиповой фазы до раннего латентного периода, когда большинство секторов отношений ребенка со своими родителями уже полностью катектировано объектно-инстинктивной энергией. Однако специфические травмы (такие, как внезапное, неожиданное, невыносимое разочарование в идеализированном объекте на этой стадии) вызывают специфические патогенные повреждения в развитии идеализирующего нарциссизма (или же они сводят на нет только что возникшую идеализацию), ведущие к недостаточной идеализации Супер-Эго, структурным дефектам, которые в свою очередь выражаются в фиксации на нарциссических аспектах доэдипова или эдипова идеализированного объекта. Люди, пережившие подобные травмы (в юности или в зрелом возрасте), беспрестанно пытаются достичь единства с идеализированным объектом, поскольку вследствие присущего им специфического структурного дефекта (недостаточной идеализации Супер-Эго) нарциссическое равновесие поддерживается у них исключительно благодаря интересу, отклику и одобрению со стороны нынешних (то есть действующих в настоящее время) дубликатов травматически потерянного объекта самости.

Эти два типа идеализирующего переноса, то есть наиболее архаичный и наиболее зрелый (и многие другие, точки фиксации которых находятся между ними), можно выделить не только метапсихологически, но и клинически, основываясь на различных и характерных (при переносе) картинах, которые они представляют в процессе аналитической терапии. Однако, как отмечалось выше, аналитик должен считаться с тем, что клиническая картина может оказаться неясной из-за явления наложения, то есть из-за мобилизации воспоминаний, относящихся к более поздним событиям, которые похожи на патогенные.

В конечном счете необходимо признать, что иногда бывает не так-то просто определить, не наслаиваются ли нарциссические переносы некоторых пациентов, восстанавливающих взаимосвязь со сравнительно поздними стадиями развития идеализированного объекта, на нарушения, которые связаны с более архаичными нарциссическими объектами. Таким образом, и в самом деле можно найти клинические примеры, когда психопатологию нельзя отнести к единственной, главной точке фиксации. В таких случаях идеализирующий перенос может попеременно фокусироваться на архаичной и на эдиповой стадиях идеализированного объекта.