Текст книги "Анализ самости. Систематический подход к лечению нарциссических нарушений личности"

Часть 2
Терапевтическая активация грандиозной самости

Глава 5. Типы зеркального переноса: классификация в соответствии с представлениями о развитии

Идеализирующий перенос, обсуждавшийся в первой части, приводит к терапевтическому оживлению той фазы развития, в которой ребенок пытается сохранить первичный нарциссизм, передавая его нарциссически воспринимаемому всемогущему и совершенному объекту самости. При благоприятных условиях ребенок постепенно распознает реальные ограничения идеализированного объекта самости, отказывается от идеализации и вместе с тем осуществляет преобразующую реинтернализацию. В ней по-прежнему можно выявить не только первичный нарциссический источник, но и индивидуальный след реального родительского объекта, в котором конкретизировались нарциссические конфигурации, прежде чем стать реинтернализированными. Таким образом, содержание интернализированных в эдиповой фазе ценностей и идеалов Супер-Эго (и специфическая форма интернализированной в доэдиповой фазе базисной структуры Эго, отвечающей за контроль над влечениями) испытало на себе сильнейшее влияние со стороны специфических ценностей и идеалов, которых придерживались родители (и предпочитавшихся ими способов контролирования влечений, таких, как искушения или угрозы). Однако примесь абсолютизма главных идеализированных ценностей Супер-Эго и почти не меняющиеся основные средства Эго, используемые для контроля над влечениями и разрядки влечений, свидетельствуют о том, что эти структуры являются, так сказать, наследниками первичного нарциссического состояния ребенка и, следовательно, носителями того абсолютного совершенства и силы, которые характеризуют предшествующую им архаичную организацию. Если возникает помеха оптимальной преобразующей интернализации идеализированного объекта самости, то тогда, как было показано в предыдущих главах, идеализированный объект сохраняется в виде архаичного предструктурного объекта и он может быть оживлен в процессе анализа в результате целостного идеализирующего переноса, а процесс реинтернализации, травматическим образом прерванный в детстве, может быть теперь снова продолжен.

Аналогично целостному терапевтическому оживлению идеализированного объекта самости при идеализирующем переносе грандиозная самость реактивируется в состоянии, напоминающем перенос, для обозначения которого, несмотря на то, что оно не является достаточно емким, обычно будет использоваться термин зеркальный перенос. Таким образом, зеркальный перенос и предшествующие ему формы приводят к терапевтическому оживлению той фазы развития (в принципе соответствующей состоянию, которое Фрейд называл «ректифицированным удовольствием Эго»), в которой ребенок пытается сохранить изначально всеобъемлющий нарциссизм, фокусируя совершенство и силу на своем «я» – называемом здесь грандиозной самостью – и с презрением отворачиваясь от внешнего мира, которому приписывается все несовершенство[34]34
  Более поздними аналогами, с которыми можно сравнить эти две основные нарциссические конфигурации раннего детства (но которым они отнюдь не тождественны), являются: (1) феномены социальных, расовых или национальных предубеждений, в которых группа, центр всего совершенства и силы, соответствует грандиозной самости, тогда как все несовершенство приписывается тому, что находится за пределами группы (см. Kaplan, Whitman, 1965; Whitman, Kaplan, 1968); (2) отношения правоверного с Богом (см. Jones, 1913), в которых фигура совершенного и всемогущего Бога, с которой желает слиться слабый смиренный верующий, соответствует архаичному всемогущему объекту самости – идеализированному родительскому имаго.


[Закрыть].

Хотя детальная реконструкция последовательности этапов развития, основанная на материале анализа, изобилует неточностями, мне не известен материал наблюдений, который бы противоречил вытекающему из теоретических рассуждений выводу о том, что формирование идеализированного объекта самости и формирование грандиозной самости являются двумя аспектами одной и той же фазы развития, или, другими словами, что они возникают одновременно. Я полагаю, что тенденция рассматривать грандиозную самость как более примитивную из этих двух структур основывается на том же предубеждении, из-за которого объектной любви безоговорочно отдается первенство по сравнению с нарциссизмом. Но, если смотреть объективно, первоначальный нарциссизм не только является предшественником объектной любви, но и сам совершает развитие в двух важных направлениях, где грандиозная самость и идеализированное родительское имаго являются промежуточными пунктами, возникающими приблизительно в одно время. Однако теоретическое понимание параллелизма этих двух линий развития не означает, что у всех людей тенденции в развитии равномерно распределены по этим трем направлениям. Напротив, именно тем, что у одних людей основная тенденция (и основная патология) связана с развитием грандиозной самости, и объясняется формирование ими в процессе анализа зеркального переноса, тогда как у других людей, у которых основные точки фиксации расположены вокруг идеализированного объекта самости или вокруг ранних сексуальных объектов, развивается идеализирующий перенос или невроз переноса.

При благоприятных условиях (адекватном избирательном ответе родителей на потребность ребенка в отклике и их участии в нарциссических эксгибиционистских проявлениях его грандиозных фантазий) ребенок учится принимать свои реальные ограничения, расстается с грандиозными фантазиями и грубыми эксгибиционистскими требованиями и вместе с тем замещает их Эго-синтонными целями и стремлениями, получением удовольствия от собственных действий и функций, а также реалистичной самооценкой. Аналогично развитию идеализированного объекта самости результат развития грандиозной самости определяется не только свойствами детского нарциссизма, но и специфическими особенностями людей, которые окружают ребенка. Таким образом, конечные Эго-синтонные цели и стремления, удовольствие, получаемое от самого себя и своих функций, а также здоровая самооценка испытывают на себе влияние двух факторов. (1) Конечные цели и стремления человека, а также его самооценка несут отпечаток соответствующих характеристик и установок имаго (трансформированных в психологические функции процессом преобразующей интернализации) людей, в которых отражалась грандиозная самость ребенка или которых ребенок принимал как продолжение своего собственного величия. Таким образом, специфические цели и стремления, которые зачастую определяют основные последующие направления человеческой жизни, проистекают из идентификаций с теми же людьми, которые вначале воспринимались как продолжение грандиозной самости. (2) Вместе с тем наши конечные цели и стремления, а также наша самооценка отмечены клеймом первичного нарциссизма, привносящего в наши главные цели жизни и в нашу самооценку то абсолютное постоянство и убежденность в праве на успех, которые делают очевидным, что неизменная часть старого безграничного нарциссизма активно функционирует наряду с новыми, прирученными и реалистичными структурами. Если же оптимальное развитие и интеграция грандиозной самости наталкиваются на препятствие, то эта психическая структура может отщепиться от реальности Эго и/или отделиться от нее с помощью вытеснения[35]35
  Ср. обсуждение аналогичных условий, имеющих отношение к идеализированному родительскому имаго, в главе 4, п. 1.


[Закрыть]. Она становится недоступной внешнему влиянию, но сохраняется в своей архаичной форме. Однако в процессе анализа она становится доступной реактивации в связной форме зеркального переноса, постоянно испытывает на себе влияние со стороны реальности Эго, и может быть снова возобновлен процесс ее постепенного изменения, который травматическим образом был прерван в детстве.

Постепенное осознание реальных недостатков и ограничений самости, то есть постепенное уменьшение сферы влияния и силы грандиозных фантазий, обычно является предпосылкой психического здоровья в нарциссическом секторе личности. Но и здесь имеются исключения из этого правила. Постоянно активная грандиозная самость с ее иллюзорными притязаниями может сделать недееспособным Эго людей со средними способностями. Однако под давлением требований грандиозных фантазий устойчивой, не поддающейся изменениям грандиозной самости Эго одаренного человека может начать служить реализации его неординарных способностей, и, таким образом, он добивается действительно выдающихся достижений. Наверное, таким человеком был Черчилль (см. мои рассуждения о влиянии устойчивой инфантильной фантазии о полете [Kohut, 1966a]); другим примером является Гёте (см. описание Эйсслером [Eissler, 1963а] ситуации в детском возрасте, которая укрепляет веру ребенка в магическую силу его желаний и воображения); знаменитое – по существу, автобиографическое? – замечание Фрейда (Freud, 1917c) по поводу поздних успехов первого сына молодой матери, несомненно, относится к этой же теме.

Пародия на отношения между устойчивой фантазией о величии и Эго необычайно одаренного человека нередко встречается в процессе анализа нарциссических личностей, у которых происходит сильнейшая фиксация на грандиозной самости. Из-за устойчивости давних убеждений в своем всемогуществе такие пациенты часто оказываются неспособными обратиться за информацией (например, в незнакомом городе они скорее пройдут несколько лишних миль, нежели спросят дорогу), и они неспособны признать пробелы в своем знании. Например, если их спрашивают, читали ли они определенную книгу, их грандиозная самость со своим неизменным всеведением заставляет их сказать «да» – иногда с косвенным полезным последствием, ибо теперь им нужно быстро прочесть эту книгу (хороший прогностический признак!), – чтобы привести реальное достижение в соответствие с магическим притязанием. Пожалуй, нет надобности говорить, что подобные инциденты, если аналитик к ним отнесется всерьез, без агрессии и неуместного юмора, могут принести большую пользу в последующем анализе. С другой стороны, ложь как симптом (pseudologia fantastica) требует тщательного исследования, поскольку вариациями отношений между нарциссическими структурами и Эго пациента объясняются важные различия диагноза и прогноза.

Что касается содержания лжи, то склонность к pseudologia можно подразделить следующим образом: (а) она может быть обусловлена давлением грандиозной самости, и в таком случае некие великие достижения ложно приписываются самости лжеца; или (б) она может быть обусловлена давлением потребности в идеализированном объекте, и в таком случае некие великие достижения, обладание огромным богатством или выдающимися интеллектуальными способностями, или высокий социальный статус ложно приписываются другому человеку, который занимает позицию лидера (выступает в качестве фигуры родителя) по отношению к пациенту. (В своей наиболее явной форме фальсификации касаются реального отца или других родственников из поколения родителей.)

Говоря о лжи, обусловленной неспособностью Эго сохранять свою реалистичную организацию под давлением фантазий, порождаемых потребностью в идеализированном объекте, необходимо отметить следующее недоразумение, которое часто возникает в процессе анализа нарциссических нарушений личности. При анализе того, что пациент обычно делает в своей повседневной жизни, он постоянно приписывает другим достижения, которых на самом деле он добивается благодаря своим способностям и усилиям (см. клинический пример, предоставленный Э. Крисом [Kris, 1951, р. 22]). Разумеется, в порождении такого синдрома могут играть роль самые разные динамические условия. (Иногда это даже может служить в первую очередь предупреждению психоэкономического дисбаланса, способного нанести травму, подобно часто встречающемуся и хорошо всем известному отказу от комплиментов.)

Однако в процессе аналитического лечения этот синдром чаще всего рассматривается аналитиком как следствие структурного конфликта с Супер-Эго – по аналогии с динамической ситуацией так называемой негативной терапевтической реакции – и именно так интерпретируется пациенту. (Например: «Вы чувствуете вину за то, что превзошли своего отца, и поэтому приписываете ему то, что на самом деле было достигнуто вами».) Ситуация, однако, отличается у пациентов с нарциссическими нарушениями личности, которые в детстве пережили травматическую потерю идеализированного родительского имаго и которые вследствие этой потери страдают специфическим структурным дефектом в форме недостаточной идеализации Супер-Эго. То, что анализанд приписывает собственные поступки кому-то другому, в этих случаях обусловлено не чувством вины пациента, а его стремлением к всемогущему архаичному объекту, к которому он хочет присоединиться. Соответственно сопротивление, которое пациент оказывает устранению при помощи интерпретаций своей pseudologia, объясняется его страхом утратить нарциссическую подпитку, которую он получает от возвеличенного объекта, созданного им в фантазии.

Какой бы ни была базисная констелляция, лежащая в основе псевдологического синдрома, – обусловлена ли она давлением грандиозной самости или поиском идеализированного родительского имаго – аналитик, приобретший опыт в лечении нарциссических нарушений личности, сможет предсказать достаточно точно то, каким образом будет происходить трансформация патологического материала. Постепенно ложь будет превращаться в фантазии, затем в честолюбивые планы и причудливые идеалы и, наконец, если анализ будет успешным, она сменится разумными целями и поступками. В типичной переходной фазе, которая часто возникает на полпути к полной интеграции, пациент как в психоаналитической ситуации, так и в обыденной жизни рассказывает прежнюю ложь в форме, напоминающей шутку. У аналитика, не знакомого с этой специфической линией развития терапевтического процесса, такие шутки нередко вызывают некоторое раздражение, и поэтому он будет склонен призывать по-прежнему кажущееся делинквентным Эго пациента к правдивости и реализму. Однако, как правило, воспитательный подход и критическое отношение здесь не пригодны. Напротив, аналитик должен приветствовать временные колебания пациента между полушутливой неправдой и полуправдивыми шутками как признак прогресса на пути к достижению Эго власти над тем давлением, которое оказывают на него сохранившиеся без изменений грандиозные фантазии, относящиеся к нему самому или к всемогущему архаичному объекту. Неудовлетворенность аналитика достигнутым уровнем функционального доминирования Эго пациента может не только затруднить дальнейший прогресс, но и уничтожить то, что уже было сделано.

Эти рассуждения являются особенно важными при оценке доступности пациента анализу, причем не только в отношении обычных анализандов, но и при оценке кандидатур на обучение психоанализу. Если оставить в стороне – ради более наглядного описания – промежуточные случаи, то здесь существует значительное различие между (1) теми анализандами, Эго которых не выдержало давления грандиозной самости и оказалось приучено ко лжи и прочим формам делинквентного поведения, и (2) теми анализандами, Эго которых доблестно борется за то, чтобы соответствовать притязаниям грандиозного представления о себе, на котором они зафиксировались, но которые под сильнейшим давлением грандиозной самости будут путать – либо в определенных сегментах реальности, либо в моменты внезапного нарушения равновесия – грандиозные фантазии с реальностью. Такие люди часто обладают настоящими дарованиями, поскольку (а) фиксация на исходных фантазиях о себе может быть следствием преувеличенной и нереалистичной реакции родителей на их действительные таланты, и (б) настойчивые требования грандиозной самости вынуждают развивающееся Эго добиваться выдающихся достижений. В любом случае важно иметь в виду, что некоторые пациенты начинают терапевтический или учебный анализ с симптоматической лжи или соответствующего делинквентного действия, то есть с формы поведения, представляющей собой первое, пробное, связанное с переносом проявление скрытой грандиозной самости. С точки зрения последующего развития анализа крайне важно то, что терапевт аналитически реагирует на это поведение, то есть распознает его и честно говорит, что его значение пока еще не известно. Если такие пациенты (кандидаты) сходу отвергаются аналитиком – что случается редко – или – что случается гораздо чаще – если аналитик, оправдываясь мнимой необходимостью немедленно установить четко определенные реалистичные и нравственные отношения с пациентом, открыто выражает свое разочарование или требует корректировки симптоматического поступка, то тогда некоторые потенциально творческие люди, имеющие хороший аналитический прогноз, остаются за дверью. Как отмечалось выше, сразу же провести четкую дифференциацию, как правило, невозможно; аналитику нужно время, чтобы проследить за взаимодействием между притязаниями на величие грандиозной самости и реакциями Эго. Однако нарушения реальности Эго, периодически возникающие из-за притязаний грандиозной самости, действительно часто встречаются у талантливых и одаренных людей, а систематический анализ этих давлений, проводимый в обстановке благожелательного принятия, как правило, создает подходящую атмосферу. Могу добавить, что, по моему опыту, особенно трудно принять эту линию поведения тем аналитикам, которые были старшими среди братьев и сестер, поскольку их собственные ранние фиксации на авторитете (их собственная грандиозная самость) часто кристаллизуются вокруг их этического превосходства над (делинквентными) младшими.

Пожалуй, было бы полезно исследовать специфическое влияние, оказываемое личностью старшего брата или сестры в структуре общества. Канализирование различных догенитальных и генитальных чувств соперничества, зависти и ревности в установки морального и интеллектуального превосходства особенно ярко проявляется у девочек, которые в ранний латентный период столкнулись с рождением брата. Они пытаются справиться с нарциссической травмой, с презрением относясь к новому сопернику и его достижениям в школе, а также занимая по отношению к нему позицию морального и интеллектуального превосходства, а реакция родителей на их успехи в области интеллектуальной, спортивной и художественной деятельности становится для них необычайно важной. Такие девочки могут впоследствии вырасти в ответственных, социально ориентированных, честолюбивых в интеллектуальном и культурном отношении женщин, отважно пытающихся преодолеть свое раздражение на молодых мужчин и трансформировать его в покровительственную установку. Эти женщины в ходе аналитической работы часто демонстрируют ценные качества, относящиеся к моральной стойкости и интеллектуальным способностям. Их проблемы, как и следовало ожидать, связаны с неразрешенной враждебностью к людям, олицетворяющим младшего брата, и они стремятся заменить то, что кажется им слишком пассивной позицией аналитика (который пытается помочь пациенту преодолеть препятствия, стоящие на пути освобождения его личности, его потенциальных возможностей и собственной инициативы), более активной позицией воспитателя, руководителя и наставника.

Оставив в стороне детали, мы возвращаемся к нашему основному вопросу. Последовательная терапевтическая реактивация грандиозной самости происходит во время анализа в трех формах; они относятся к специфическим стадиям развития тех психологических структур, к которым привела патогномоничная терапевтическая регрессия. Речь идет об (1) архаичном слиянии посредством расширения грандиозной самости; (2) менее архаичной форме, которую мы будем называть переносом по типу второго Я, или близнецовым переносом; (3) еще менее архаичной форме, которую мы будем называть зеркальным переносом в узком значении термина.

В своей наиболее архаичной форме когнитивная конкретизация нарциссически катектированного объекта менее всего очевидна: аналитик воспринимается как расширение грандиозной самости, и к нему относятся лишь как к носителю грандиозности и эксгибиционизма грандиозной самости анализанда, а также конфликтов, напряжений и защит, вызванных этими проявлениями активированной нарциссической структуры. Выражаясь метапсихологически, отношение к аналитику представляет собой отношение (первичной) идентичности. С социологической (или социобиологической) точки зрения мы можем назвать это слиянием (или симбиозом), если имеем в виду не слияние с идеализированным объектом (к которому стремится пациент и которое временно устанавливается при идеализированном переносе), а переживание грандиозной самости, при котором сначала регрессивно становятся диффузными ее границы и в них включается аналитик, а затем, когда произошло расширение ее границ, относительная надежность этой новой обширной структуры используется для решения определенных терапевтических задач. Именно к этой стадии прежде всего относится не раз приводившаяся аналогия между восприятием нарциссически катектированного объекта и восприятием взрослым своего тела, психики и их функций (хотя нельзя сказать, что по своему духу это специфическое переживание нарциссически катектированного объекта полностью отличается от других форм реактивации грандиозной самости). Поскольку в этом оживлении ранней стадии первичной идентичности с объектом аналитик воспринимается как часть самости, анализанд – в секторе специфической терапевтически мобилизованной регрессии – рассчитывает на безоговорочную власть над ним. Объект этого архаичного по своей форме нарциссического либидинозного инвестирования (в аналитической ситуации – аналитик) в целом воспринимает эти отношения как деспотические и стремится противодействовать полному абсолютизму и тирании, с которыми пациент надеется его контролировать.