Текст книги "Мифы и легенды Японии"

Как только голову злосчастного Токутаро побрили, он услышал громкий взрыв смеха и очнулся, обнаружив, что сидит на большой болотной кочке. Он инстинктивно поднял руки, потрогал голову и понял, что лисы обрили его волосы, а он проиграл спор!

Благодарность лисицы

После такой мрачной легенды, описывающей лисьи злодейства, не лишним будет поведать об их бескорыстном самопожертвовании.

Случилось так, что однажды по весне два мальчугана пытались поймать маленького лисенка. Мужчина, который видел это, имел доброе сердце и, услышав, что мальчики хотят продать лисенка, дал им половину бу[43]43
  Бу или и ти бу – мелкая японская четырехугольная серебряная монета. Была в хождении до введения новой монетной системы в 1871 г.


[Закрыть].

Когда обрадованные дети убежали с деньгами, мужчина обнаружил, что у лисенка ранена лапка. Он тут же приложил нужную траву, и боль быстро утихла. Заметив невдалеке нескольких взрослых лисиц, наблюдавших за ним, он великодушно отпустил лисенка, и тот, хромая на завязанную лапу, поскакал к родителям и принялся радостно их облизывать.

А у этого добросердечного мужчины был сын, страдающий какой-то непонятной болезнью. Самый мудрый лекарь, в конце концов, перепробовав все, что можно, прописал ему печень живой лисы[44]44
  Печень как человека, так и животных часто фигурирует в японских легендах как средство от всевозможных хворей.


[Закрыть] как единственное средство, которое сможет ему помочь. Когда родители мальчика услышали об этом, они были очень огорчены и решили, что смогут принять печень лисы только от того человека, ремеслом которого была охота на лис. В конце концов, они попросили соседа достать печень, за что пообещали щедро заплатить.

На следующую ночь лисью печень принес какой-то странный человек, совершенно незнакомый этим людям. Гость заявил, что его послал сосед, которому они сделали заказ. Однако сосед явился к ним собственной персоной и признался, что хотя он и очень старался, но так и не смог добыть лисью печень и пришел, чтобы извиниться. Он с изумлением услышал рассказ о странном госте, который поведали ему родители болеющего мальчика.

На следующий день мудрый лекарь приготовил из лисьей печени лекарство, и оно немедленно вернуло здоровье маленькому мальчику.

Вечером в спальне счастливых родителей появилась молодая женщина. Она объяснила, что является матерью спасенного хозяином лисенка и в благодарность за его доброту она убила своего отпрыска, а ее муж, приняв облик таинственного незнакомца, принес печень, в которой так нуждались родители болеющего ребенка.

Инари отвечает на молитву женщины

Инари, как мы уже выяснили, часто бывает чрезвычайно великодушным. Одна легенда рассказывает о том, как женщина, которая была замужем уже много лет, но которой так и не посчастливилось родить ребенка, молилась в храме бога Инари. Под конец ее горячих молитв каменные лисы замахали хвостами и начал падать снег. Женщина сочла эти явления добрым знаком.

Когда женщина возвращалась домой, к ней пристал нищий попрошайка и попросил что-нибудь поесть. Добрая женщина дала этому несчастному страннику немного коричневого риса, единственную еду, которая была у них в доме, подав ее на блюде.

На следующий день ее муж обнаружил это блюдо перед алтарем, у которого молилась женщина. Нищий оказался не кем иным, как самим богом Инари, и щедрость женщины была вознаграждена в должное время рождением ребенка.

Жадность Райко

В некоей деревне жил один богач по имени Райко. Несмотря на свое огромное богатство, которое он всегда носил в своем оби (поясе), Райко был очень скупым. С годами его жадность усиливалась, и он решил выгнать всех своих верных слуг, верой и правдой служивших ему.

Однажды Райко сильно заболел, да так серьезно, что вскоре почти зачах от ужасной лихорадки. На десятую ночь у одра больного появился бедно одетый бонза[45]45
  Бонза – буддийский монах.


[Закрыть] и осведомился, как тот себя чувствует, и добавил, что думает, что они унесут его, что было давно пора сделать.

Эта горькая правда, высказанная не слишком мягко, очень разозлила Райко, и он, негодуя, потребовал, чтобы монах убирался прочь. Но бонза, вместо того чтобы уйти, сказал, что от его болезни существует единственное средство: Райко должен расстаться со своим оби и раздать деньги беднякам.

Райко еще сильнее разгневался оттого, что счел слова монаха за непристойную дерзость. Он выхватил кинжал и попытался убить доброго бонзу. Монах, нисколько не испугавшись, сказал Райко, что он прослышал о подлых намерениях того выгнать верных слуг и потому пришел к нему ночью, чтобы выпустить его кровь.

– И вот, – сказал монах, – я добился своей цели!

И с этими словами он задул свечу.

Перепуганный Райко ощутил присутствие какого-то призрачного существа, которое наступало на него. Старик вслепую ударил кинжалом и поднял такой шум, что его верные слуги тут же вбежали в комнату с фонарями, при свете все увидели наводящий ужас коготь, лежащий рядом с татами старика.

Старательно следуя за маленькими капельками крови, слуги Райко добрались до миниатюрной горки в дальнем конце сада. В горке была большая нора, откуда видна была верхняя часть огромного паука. Это чудище просило слуг попытаться убедить своего хозяина воздержаться от нападок на Богов, не быть таким жадным в будущем.

Когда Райко услышал эти слова от своих слуг, он раскаялся и роздал большую сумму денег беднякам. Инари принял образ паука и монаха, чтобы преподать урок старику, который прежде был таким жадным.

Глава 6
ДЗИДЗО – ДЕТСКИЙ БОГ

Дзидзо – кто он такой?

Дзидзо, Бог Маленьких Детей, божество, успокаивающее буйное море, определенно, самый любимый из буддийских Богов, хотя некоторые его характерные черты несколько схожи с Каннон, Богиней Милосердия. Самые популярные божества, будь то на Востоке, или на Западе, – это те, что больше всего походят на людей. Дзидзо, хотя и буддийский, по существу очень японский Бог, и лучше всего можно описать его, сказав, что это Бог – покровитель бесчисленного числа женщин, стремящихся перенестись в загробную жизнь, чтобы заботиться о своих детях и после их смерти, божество, которое будет и отцом и матерью для душ их малышей. И именно поэтому Дзидзо является Богом Женских Сердец, а не предметом мелочных дебатов почтенных теологов. Изучение природы и характера Дзидзо открывает все лучшее, что есть в японской женщине, поскольку он воплощает ее любовь, чувство прекрасного и бесконечное сострадание. Дзидзо обладает всей мудростью самого Святого Будды с той лишь разницей, что Дзидзо отказался от Нирваны и не сидит на Золотом Лотосе, а стал через утонченное прекрасное самопожертвование божественным товарищем по играм и защитником детей. Он – Бог улыбок и длинных рукавов, враг злых духов и тот, кто способен исцелить раны матери, у которой умер ребенок. Есть поговорка, что все реки текут в море. Для японской женщины, чей ребенок лежит на кладбище, все реки гонят свои отливающие серебром воды туда, где ждет добрый Дзидзо. Вот почему женщины, потерявшие своих детей, пишут молитвы на узких полосках бумаги и пускают их плыть по реке к великому Духовному Отцу и Матери, который ответит на все их мольбы любящей улыбкой.

У алтаря Дзидзо

Клара Уэлш в своем стихотворении «У алтаря Дзидзо» так описывает картину цветения сакуры:

«Перед алтарем доброго Дзидзо расцвели вишни, и ярко-розовое цветочное облако на тонких веточках походит на спутанную линию ажурного узора.

В предрассветном свете, розовом на фоне серого мха с дрожащими на нем капельками росы, можно разглядеть спокойную улыбку и безмятежное чело вырезанного лица, на котором играют солнечные лучи.

Светает. Я срываю ветку, с нее тут же начинают осыпаться лепестки. Утренний воздух пахнет свежестью. Лепестки плавно опускаются вниз, на колышущиеся волны травы.

Полдень заставил меня устыдиться того, что совершили мои праздные пальцы, послав в тумане бутонов и цветов внезапный цветочный водопад со сладко пахнущей ветки.

Зарево заката угасло вдали. Я рассеянно поднимаю руку, но теперь уж нет ни Дзидзо, ни сакуровой ветки – лишь только темнота беззвездных небес!»

Дзидзо и Лафкадио Херн

Лафкадио Херн писал в одном из писем: «Существует странный обычай, связанный с Дзидзо, который, возможно, вас заинтересует… Когда играют свадьбу в доме человека, которого в деревне не любят, молодые люди из деревни приносят придорожную статую Дзидзо на дзасики[46]46
  Дзасики (яп.) – здесь: место пирушки.


[Закрыть] и объявляют о приходе Бога. (Это делается, когда крестьянин слишком жаден или семейство скупо.) Все члены семьи должны выйти, поприветствовать божество и отдать все требуемое сакэ и все угощение, чтобы ничего не осталось в доме. Отказываться опасно, молодые крестьяне вполне могут разрушить жилище. После этого статую относят назад на ее место. Визита Дзидзо сильно боятся. Такого никогда не делают тем, кого любят»[47]47
  «Японские письма Лафкадио Херна», изданные Элизабет Бислэнд.


[Закрыть].

Однажды Лафкадио Херн, который всегда с теплыми чувствами и восхищением относился к этому божеству, захотел восстановить голову и руки разбитой статуи Дзидзо. Его жена убедила его не делать этого, и мы цитируем его необычный ответ, потому что он немного напоминает нам легенду, рассказанную в этой главе: «Гомэн, гомэн! (Прости меня!) Я думал только немножко порадовать тебя, вот и все. Дзидзо, о котором я тебе писал, совсем не то изваяние, которое можно найти на кладбищах, это тот Дзидзо, который охраняет и успокаивает море. Он – не печальное божество, но тебе не пришлась по нраву моя идея, поэтому я отказался от своей затеи. Однако бедный Дзидзо-сама горько плакал, когда услыхал о твоем ответе мне. Я сказал ему: «Ничего не поделаешь, ведь мама-сан сомневается в том, кто ты есть на самом деле, и думает, что ты страж кладбищ. Я-то знаю, что ты спаситель морей и моряков». Бедняга Дзидзо плачет по сей день».

Высохшее дно Реки Душ – Сай-но Кавара

Под землей есть Сай-но Кавара, или высохшее дно Реки Душ. Это место, куда после смерти попадают все дети, а также те, кто так и не женился или не вышел замуж. Здесь малыши играют с улыбающимся Дзидзо и строят маленькие пагоды из камня, ведь его очень много на высохшем дне Реки Душ. Матери этих детей в мире живых также складывают камни вокруг статуй Дзидзо, ведь эти маленькие пагоды олицетворяют молитвы, они являются защитными амулетами от они или злых духов. Иногда на высохшем дне Реки Душ они ненадолго одерживают победу и разрушают маленькие пагоды, которые с такой радостью и смехом строили дети-призраки. Когда случается такое несчастье, смех прекращается, и малыши летят к Дзидзо, чтобы он защитил их. Он прячет их в своих длинных рукавах и святым посохом прогоняет красноглазых они.

Место, где обитают души детей, – серый мир теней и туманных холмов и долин, через которые и прокладывает себе путь извилистая Сай-но Кавара. Все дети одеты в короткие белые кимоно, и, если случается злым духам напугать их, всегда есть Дзидзо, чтобы осушить им слезы и отправить их опять играть в призрачные игры.

Далее следует гимн, посвященный Дзидзо и известный как «Легенда о Гудящей Сай-но Кавара», представляющий нам красивую и понятную концепцию Бога Дзидзо и тех призрачных земель, где играют дети.

Легенда о гудящей Сай-но Кавара

 
Не об этом мире этот печальный рассказ,
Легенда о Сай-но Кавара,
Что у подножия горы Сидэ;
Хоть и не об этом мире этот рассказ; но все-таки
очень печальный.
Ибо собраны вместе в высохшем русле
Реки Душ – Сай-но Кавара
Множество детей нежного возраста:
Младенцы всего двух-трех лет,
Малыши четырех-пяти лет, дети,
коим нет и десяти, —
В Сай-но Кавара все они собраны вместе.
И голоса детей, тоскующих по родным,
Их плач об их матерях и отцах —
Совсем не те голоса и не тот детский плач,
что слышим мы в этом мире,
А плач, который так грустно слышать,
Что звук его проникает сквозь кости и плоть.
И столь же печально, как плач, занятие их —
Собирают они камни по руслу реки,
Чтобы сложить из них молитвенные пагоды.
Читая молитву о счастье отца, они складывают
из камней первую башню;
Молясь о счастье матери,
Они возводят вторую пагоду;
Вознося молитвы за своих братьев, сестер и всех,
кого дома они любили,
Дети складывают третью пагоду —
Так весь день они предаются
Своим печальным развлечениям.
Но только солнце начинает скрываться
за горизонтом,
Как появляются ́они, злобные демоны ада,
И так говорят им: «Что это вы здесь делаете?
Смотрите! Родители ваши, все еще живущие
в бренном мире,
И думать не думают ни о жертвах богам,
ни о праведных делах:
С утра до вечера лишь только оплакивают вас.
О! Как жалко! Увы! Как немилосердно!
Поистине причина той боли, что мучает вас,
Лишь только в скорби и слезах ваших родителей».
И, прибавив: «Не вините нас!»,
Демоны рушат возведенные пагоды,
Разбивая камни своими железными булавами.
Но вдруг – о чудо! Появляется Учитель Дзидзо.
Он тихонько подходит и говорит плачущим детям:
«Не бойтесь, милые! Не пугайтесь!
Бедные крошки-души, ваши жизни
были так коротки!
Слишком рано пришлось вам отправиться
в тяжкий путь, к Мэйдо[48]48
  Здесь: «Гудящая Сай-но Кавара».


[Закрыть],
В долгий путь в Царство Мертвых!
Доверьтесь мне! Я и отец вам и мать в Мэйдо,
Отец всем детям в Царстве Мертвых!»
И он прикрывает их полами
своего сияющего одеяния —
Так милостиво он жалеет малышей.
Тем, кто не может идти, протягивает он свой
крепкий сякудзё[49]49
  Сяудзё (яп.) – буддийский священный посох.


[Закрыть].
И он обнимает малышей, гладит по головкам,
Прижимая их к своей любящей груди.
Так милосердно он жалеет детей.
Наму Амида Буцу! Хвала всемогущему Будде!
 

Лафкадио Херн

Это прибежище детских душ конечно же далеко не идеальная страна. Сердца японских женщин породили именно Дзидзо, а не его страну. Строгое буддийское учение о причинах и следствиях, о рождении и перерождении относится даже к кротким младенцам. Но если Великое Колесо Истории вращается непогрешимо и замирает лишь тогда, когда желание не существовать, в конце концов, достигается в Нирване, преданный Дзидзо стоит у ног Судьбы и облегчает путь, по которому топают ножки маленьких деток.

Пещера детей-призраков

В Японии есть пещера, известная как Кю-Кукэдо-сан, или Древняя Пещера, глубоко внутри нее в нише находится статуя Дзидзо с волшебным драгоценным камнем и священным посохом. Перед Дзидзо расположены маленькие тории и пара гохэй[50]50
  Гохэй (яп.) – бумажные полоски, вывешиваемые у входа в синтоистский храм.


[Закрыть], являющихся символами синтоистской веры, но, как заметил Лафкадио Херн, «у этого доброго божества нет врагов, у ног этого бога, любящего умерших детей, обе религии объединяются в деликатном почтении». Здесь встречаются тени детских душ, тихо перешептывающихся, когда они наклоняются то там, то здесь, чтобы построить свои каменные пагоды. По ночам они перебираются через море из своей долины Сай-но Кавара и покрывают песок в пещере следами своих призрачных ног, возводя, как обычно, эти каменные молитвенные пагоды, а Дзидзо в это время с улыбкой наблюдает за их старательной работой. Они отправляются в обратный путь перед восходом Солнца, так как считается, что мертвые страшатся смотреть на Богиню Солнца (Ама-тэрасу), а больше всего эти младенцы боятся ее сияющих золотых глаз.

Фонтан Дзидзо

В другой красивой пещере у моря находится Фонтан Дзидзо. Из этого фонтана течет молоко, которым души детей утоляют жажду. Матери, страдающие недостатком молока, приходят к этому фонтану и молятся Дзидзо, а матерям, у которых молока больше, чем нужно их малышам, нужно молиться тому же божеству, чтобы он забрал лишнее молоко и отдал его душам детей в своем великом Царстве Теней. Говорят, что Дзидзо отвечает на эти молитвы.

Благодарность Дзидзо

Женщина по имени Cora Садаёси жила, занимаясь разведением шелковых червей и сбором шелковых нитей. Однажды, когда она посетила храм Кэн-тё-дзи, ей показалось, что статуя Дзидзо выглядит замерзшей. Придя домой, она сделала шапку, вернулась с ней в храм, надела ее на голову Дзидзо и сказала:

– Была бы я богата, я бы дала тебе теплую одежду, чтобы обогреть все твое царственное тело. Но увы! Я бедна, и даже то, что я в силах предложить тебе, ниже твоего божественного достоинства.

На пятидесятом году жизни эта женщина умерла, но, поскольку тело ее три дня оставалось теплым, ее родственники не соглашались хоронить умершую. Однако вечером третьего дня, к большому удивлению и радости родных, она снова ожила.

Вскоре после этого женщина снова взялась за работу и рассказала, как ее душа предстала перед великим и ужасным Эмма, Повелителем и Судьей Мертвых, и как этот ужасный Эмма был зол на нее, поскольку она, вопреки буддийскому учению, убила множество шелковых червей. Эмма был так зол, что приказал бросить ее в чан, наполненный расплавленным металлом. Пока она кричала от нестерпимой боли, рядом с ней появился Дзидзо, в тот же миг металл перестал ее обжигать. Ласково поговорив с женщиной, Дзидзо отвел ее к Эмма и попросил, чтобы та, которая однажды согрела одно из его изваяний, получила прощение. Эмма внял просьбе милосердного божества, и женщина вновь вернулась в мир солнца и света.

Глава 7
ЛЕГЕНДЫ В ИСКУССТВЕ ЯПОНИИ

Значимость японского искусства

Сэр Альфред Ист в своей лекции по японскому искусству назвал его «великим в изображении мелочей, но мелким в изображении великого», и это в общем-то очень верно. Японский художник не имеет себе равных в изображении цветов, насекомых и птиц. Он превосходно изображает вздымающуюся волну, ветку цветущей сакуры на фоне полной Луны, полет цапли, сосны и карпа, плывущего в прозрачном ручье, но этот исключительный талант передавать все в деталях и точных подробностях, по-видимому, удерживает его от изображения того, что мы понимаем как «великое» тематическое полотно, историческая сцена с множеством фигур. Такой интерес к изображению различных небольших фрагментов природы – не узость и не академичность. Искусство не предназначено только для какэмоно, или свитка, что висит в алькове японского дома, чтобы им повосхищались какое-то время, а потом заменили на другой. Искусство в Японии, в отличие от любой другой страны, настолько универсально, что даже самое дешевое полотенце радует своим узором, а игральные карты, в отличие от наших, являются настоящим произведением искусства.

Считается, что изображение женщины в японском искусстве статично и лишено жизни. Это не совсем верно, если под статичностью понимать отсутствие всякого выражения на лице, но для того, чтобы понять образ японской женщины в искусстве, нужно сначала узнать о ней и ее поведении в жизни. За этим явно неподвижным лицом скрывается гнет старых традиций. Любопытно, что до тех пор, пока мы не привыкнем отличать черты одного японского лица от другого, которые внешне столь похожи, что все японцы нам, европейцам, кажутся на одно лицо, мы склонны прийти к поспешному выводу, что в Японии Мать-Природа довольствовалась повторением одних и тех же черт лица, забывая, что и мы при первом знакомстве кажемся японцам тоже все на одно лицо. В японском искусстве лицо не лишено выражения, только оно очень отличается от привычных нам выражений, и это особенно верно в отношении женских портретов. Большинство из нас видели много цветных гравюр с изображением женщин, где игра света и тени на лице полностью отсутствует. Мы склонны утверждать, что такое упущение придает лицу плоскостность, и, следовательно, делать вывод, что подобное произведение нельзя отнести к высокому искусству. Но это не так, японское лицо действительно плоское, и японские художники всегда старались отразить столь характерную черту. Цветные гравюры с изображением японских женщин не показывают никаких эмоций, будь то улыбка или острая печаль, но поскольку мы обнаруживаем столько недостатков с нашей точки зрения, то будем далеки от истины, если станем считать, что цветные гравюры подобного рода не выражают никакого чувства, а изображения на них походят на кукол и не представляют никакого интереса. «Мы должны принимать во внимание долгий период угнетения, через который была вынуждена пройти японская женщина. Поверхностное изучение странного для нас трактата, написанного Кайбарой под названием «Онна Дайгаку», или «Великое Наставление Для Женщин», поможет нам понять, что долгом каждой японской женщины было быть приятной, любезной, добродетельной, безоговорочно подчиняться старшим, но, прежде всего, не показывать внешне никаких чувств. Когда мы примем во внимание все вышеизложенное, до нас медленно начнет доходить, что в портрете японской женщины скрыты сила, а не слабость, спокойная и величавая красота, где все порывы сдерживаются, скрываются за множеством косных традиций. Японская женщина, каждый шаг которой был подчинен суровой дисциплине, тем не менее дала нам тип женственности, превосходной в своей миловидности и характере, и японский художник сумел уловить волшебство ее очарования. В изгибах ее тела художник дает намек на изящество гнущейся под ветром ивы, в узоре ее платья – обещание весны, а маленький красный ротик обещает безграничные удовольствия.

Япония обязана своим искусством буддизму, его стимулировало и поддерживало влияние Китая. Буддизм дал Японии изобразительное и декоративное искусство, а также изысканную резьбу. Синтоистские святилища были строги и просты, а буддийские храмы изобилуют всем, что могло дать искусство. И последняя, но немаловажная деталь: именно учение Будды принесло в Японию искусство планировки садов с его продуманным и красивым символизмом.

Некий японский критик-искусствовед писал: «Если в схватке мечом перерубить кисть (для письма), она будет кровоточить». Это приводит к умозаключению, что японский художник в свое произведение вкладывает всю душу, оно становится частью его самого, чем-то живым, сродни самой религии. С такой великой силой в кисти художника неудивительно, что он способен придать столь поразительную жизнь и движение своему произведению, особенно это видно в портретах актеров.

До сих пор мы показывали японского художника только как мастера миниатюры, он тем не менее верно и действенно изображал богов и богинь своей страны и многие мифы и легенды, связанные с ними. Ему нет равных в изображении прекрасного, но он не менее искусен и в изображении ужасного, ибо никакие художники, за исключением китайских, не преуспели в изображении сверхъестественного лучше, чем японцы. Какой контраст между изысканным изображением Дзидзо, Будды или Каннон и живописным изображением японских злых духов! В японском искусстве можно найти и неземную красоту, и крайнее уродство, и любители картин с видами горы Фудзи и размытого колорита гравюр Утамаро с женскими портретами ужаснутся, глядя на картины с призрачными изображениями сверхъестественных существ.

Семь Богов Счастья

Многие легенды, рассказанные в этой книге, стали излюбленными темами японских художников, и в этой главе мы предлагаем легенды, воплощенные в японском искусстве, о которых мы еще не говорили. Излюбленной темой японского художника, несомненно, является история о семи Богах Счастья, почти всегда преподносимая с бесшабашным добрым юмором. В числе этих божеств Фукурокудзю с очень длинной головой, его спутниками обычно бывают цапля, олень или черепаха; Дайкоку-тэн (Дайкоку) – Бог Богатства, стоящий на рисовых тюках и сопровождаемый крысой; Эбису – Бог Богатства и Торговли, несущий рыбу; Хотэй – веселый Бог Смеха, олицетворяющий фразу «смейся и толстей»; далее Би-сямон-тэн (Бисямон) – Бог Сокровищ в сверкающих доспехах, держащий в руках копье и крошечную пагоду; Бэндзай-тэн (Бэнтэн) – Богиня Красоты, Богатства, Плодородия и Потомства; Дзюродзин – Бог Долголетия, очень похожий на Фукурокудзю. Эти семь Богов Счастья, или, точнее, шесть богов и одна богиня, по-видимому порождение синтоизма, буддизма и брахманизма, появились предположительно в XVII веке.

Лодка Сокровищ

В продолжение этой темы: японские художники любят изображать Богов Счастья в виде веселых пассажиров на Такара-бунэ, или Лодке Сокровищ, которая, как говорят, причаливает в канун Нового года с грузом, состоящим из Шапки-Невидимки, Счастливого Плаща, Священного Ключа, Бездонного Кошеля и других любопытных и волшебных сокровищ. В это время года картинки с изображением Лодки Сокровищ кладутся под детские деревянные подушки и, как показывает практика, навевают им счастливые сны.

 
Спи, мой родной, пока колокол в сумерках
Не приведет за собой звезды, груженные сном.
С этим сном ты проснешься
Среди радости и песен.
 

Ёнэ Ногути

Чудеса в японском искусстве

Среди других легенд есть история о Хидари Дзингоро, известном скульпторе, чьи шедевры оживали после окончания работы, что нам несколько напоминает легенду о Пигмалионе. Существуют и другие легенды, связанные с оживанием японских произведений искусства. К примеру, существует легенда о том, как неким крестьянам надоедало какое-то дикое животное, портящее их сады. В конце концов они обнаружили, что незваным гостем был огромный черный конь, который, когда они стали его преследовать, вдруг исчез в храме. Войдя в храм, крестьяне обнаружили рисунок художника Канасоки, на котором был изображен огромный черный жеребец, взмыленный от недавнего бега. Великий художник тут же пририсовал веревку, привязывающую животное к столбу, и с тех пор сады крестьян остаются нетронутыми.

Другая легенда сообщает, что однажды, когда великий художник Сэссю был маленьким, его в наказание за провинность бросили связанным в буддийский храм. Воспользовавшись вместо чернил обильно проливаемыми слезами и пальцем ноги как кистью, малыш сделал набросок, изобразив на полу нескольких крыс. Они тут же ожили и перегрызли веревку, связывающую их юного создателя.

Хокусай

В этой истории есть нечто большее, чем просто легенда, если верить словам знаменитого художника Хо-кусая, чьи «100 видов Фудзи» считаются прекраснейшим примером японской пейзажной живописи.

Он писал в предисловии к этому произведению: «В девяносто лет я проникну в тайну вещей, в сто я определенно постигну непостижимое, а когда мне исполнится сто десять лет, все, что бы я ни сделал, будь то хоть точка или линия, обретет жизнь».

Излишне говорить, что Хокусай не достиг возраста ста десяти лет. В свои последние часы он написал следующие строки:

 
Духом бесплотным
Лишь бы беспечно бродить
Летней равниной,
 

которые после его смерти были начертаны на его могильном камне.

С тонким чувством поэзии, столь характерным для японцев, «вечность» значила для Хокусая нескончаемое время для занятий своим любимым делом – совершенствовать, оживлять мазки своей удивительной кисти. Как в Древнем Египте, так и в Древней Японии загробная жизнь могла лишь означать настоящее счастье с периодическими визитами в этот мир, мир живых, и в такой концепции есть тонкий и почти трогательный парадокс, предполагающий, если можно так выразиться, непрерывное обременение Вечности свежими земными воспоминаниями. В обеих странах мы находим дух стремления к прежним человеческим страстям. В Египте душа возвращается через сохраненное для нее тело, а в Японии Праздник Мертвых, не раз описанный, предоставляет радостную возможность выйти из мира Эмма-О и совершить в середине июля трехдневный визит в Японию, видимо, страну более прекрасную, более дорогую сердцу, чем любое представление японцев о загробном мире. Но Хокусай, видимо, предполагает, что его визиты будут не только летом, но также и в другие времена года.

Один японский поэт писал:

 
Я навсегда запомню
Ту могилу в ночь дождливую,
Когда один на один
Встретил твою мертвую душу —
Голубоватый призрачный огонь!
 

Привидения и духи

Смотреть на изображенных на японской картине привидений, духов и других сверхъестественных существ почти так же страшно, как встретить их наяву. Привидения изображаются с длинными шеями, которые венчают ужасные злобные лица. Их шеи столь длинны, что кажется, будто мертвенно-бледные головы могут смотреть на все и внутрь всего с дьявольским и отвратительным удовольствием. Вурдалак, хотя и представлен в японском искусстве в образе трехлетнего ребенка, имеет красно-коричневые волосы, очень длинные уши и часто изображается поедающим почки мертвецов. Ужасное в японском искусстве усиливается до почти невыносимого, а существующая у японских художников концепция шествия привидений настолько жутка и зловеща, что не хотелось бы встретить их при ясном свете дня, а еще меньше – в ночи.

Сад Черепов

Изображение японским художником сада с соснами, каменными светильниками и озерами, окруженными азалиями, обычно невероятно красиво. Хиросигэ, как и многие японские художники, рисовал сады, покрытые свежевыпавшим снегом, но на одной из своих картин он изобразил, как снег превращается в груды черепов, позаимствовав эту фантастическую концепцию из «Хэйкэ-моногатари» («Повесть о доме Тайра»).

Не стоит думать, что, когда японский художник изображает каких-нибудь сверхъестественных существ или запечатлевает сцену из легенды, он ограничивается только мраком и ужасом. Естественно, что мрак и ужас изображаются с воодушевлением и драматизмом, но на многих японских произведениях искусства боги и богини Древней Японии написаны с изяществом и шармом.

Сон Росэя

(по пьесе театра Но в переводе Б.Х. Чэмберлейна)

Японские изделия часто украшены сценами из некоторых древних легенд. На некоторых цубах (гардах мечей) мы можем увидеть сосну, на ветвях которой сидят люди. Один человек держит знамя, а двое других играют на музыкальных инструментах. Существует изящная легенда, связанная с этим старым затейливым рисунком, и, хотя легенда эта китайского происхождения, она заслуживает упоминания в данной книге, так как это одна из тех фантастических китайских легенд, которые вплелись в японскую литературу и искусство и стали одной из любимых тем японских художников, любителей театра Но или лирических японских драм.

Когда-то, в древние времена, Росэй (кит. Лу-шэнь) добрался до бедного постоялого двора в Кантане (кит. Ханьдань) настолько изнуренный путешествием, что крепко заснул, лишь коснувшись головой подушки. Это была не обычная подушка, а «Волшебная Подушка Снов», и как только Росэй уснул, к нему пришел Посланник и сказал:

– Меня послал император из Ибара сообщить тебе, что его величество хочет оставить трон и поставить тебя на свое место. Соблаговоли войти в паланкин, ожидающий тебя, и носильщики быстро отнесут тебя в столицу.

Росэй, изумленный увиденным и услышанным, вошел в паланкин, «усыпанный драгоценными камнями, отливающими всеми цветами радуги», и его отнесли в удивительную страну, которую как нельзя лучше описывает следующий стих:

 
Оттого ли, что страна
Блещет дивной красотой, —
Сколько ни любуйся ей,
Не устанет жадный взор.
Оттого ль, что боги ей
Дали жизнь на земле, —
Люди свято чтут ее.
Вместе с небом и луной
Будет процветать она,
Лик являя божества.
 

Пер. А. Глускиной

Росэй оказался в волшебной стране, где Природа либо позабыла свои естественные законы, либо люди этой страны сотворили новые чудеса. На востоке находился серебряный холм, над которым светило золотое солнце, а на западе был золотой холм, над которым светила луна.

 
Весна и осень года не делили,
И в той бессмертной стороне чудес
Луна и Солнце не делили дня.
 

Вся идея этой очаровательной истории, видимо, предполагала, что это была не просто Страна Вечной Молодости, а страна, где Природа соединила все времена года вместе, где всегда росли яркие цветы и ни один из них никогда не увядал.