Текст книги "Немыслимое: путешествие по самым странным мозгам в мире. Неврологическая революция от Оливера Сакса до наших дней"

Я спрашиваю Боба, знакомы ли они с Джилл. «Нет, – отвечает он, – но судя по тому, что я слышал, воспоминания заедают ее жизнь. Она писала, что безостановочный поток воспоминаний для нее как заклятие. Слава богу, и у меня, и у других людей с HSAM, кого я встречал, все иначе».

И действительно, члены маленького отряда Макго, как правило, не жалуются на беспорядок в голове, наоборот, с удовольствием раскладывают воспоминания по полочкам. Кажется, они умеют вытаскивать их на поверхность в нужное время, пролистывая прошлое под настроение либо по необходимости.

«Боб, а как насчет печальных событий? Должно быть, тяжело так ярко их помнить?»

«Когда вспоминаешь горе так, будто оно случилось вчера, понимаешь, как было бы ужасно, если бы ты только о нем и думал. А получив печальный опыт единожды, в похожей ситуации начинаешь переживать его заново в памяти и тревожиться о том, что все может повториться. Однако способность живо вспоминать неприятности, на мой взгляд, имеет свой плюс: вы учитесь на ошибках успешнее, чем другие».

«Каким образом?»

«Помня в деталях, как совершил ошибку и свои эмоции по этому поводу, в аналогичной ситуации думаешь: ну нет, второй раз я этого не допущу. И потом, чаще всего плохие дни не так однозначно плохи, поэтому я на них не зацикливаюсь – предпочитаю жить настоящим».

За едой мы разговариваем о школьных годах и о ранней юности Боба.

«Я помню кучу всего из юности, но не даты. Кое-что из детства. Самое раннее воспоминание – мама держит меня на руках, и я пью молоко».

Мое первое воспоминание тоже связано с мамой. Правда, она держала меня вниз головой над раковиной в туалете, пытаясь прочистить мои дыхательные пути после особенно тяжкого приступа кашля. Ясно помню раковину, прыгавшую перед глазами буквально в нескольких дюймах от моего носа, и тесноту узкой комнатки. Позднее я спрашивала маму, помнит ли она это событие. По ее словам, это мог быть любой из многочисленных приступов коклюша, которым я страдала месяц; несколько раз ей приходилось пальцами вытаскивать густую слизь у меня из горла. Мне было два с половиной года.

«Сколько вам было – два, три года?» – спрашиваю я Боба. Раз он упомянул, что пьет молоко, значит, наверное, уже начал ходить. Но улыбка на его лице заставляет меня умолкнуть.

«Подозреваю, что сосал грудь», – говорит он.

«Вы меня разыгрываете».

Он смеется. «Знаете, я всегда вспоминаю об этом в шутку, но думаю, что так оно и было. Помню характерное довольное выражение лица. Полагаю, мне было месяцев девять. Я точно был грудным младенцем».

Я заинтригована: помнить что-то с девяти месяцев – неужели такое возможно даже для человека, который никогда не забывает?

* * *

Обычно наши первые воспоминания – в лучшем случае нечеткое эхо. Есть несколько теорий, объясняющих причину так называемой инфантильной амнезии. Фрейд, разумеется, обвиняет нас в том, что, став взрослыми, мы подавляем сексуальные фантазии раннего детства, которые стыдимся вспоминать, – впоследствии его теория была опровергнута. Более правдоподобно другое объяснение: нейроны мозга, отвечающие за формирование воспоминаний, растут, созревают и ветвятся в первые годы жизни очень быстро; когда образуются новые нейроны, главным образом в гиппокампе, мозг вынужден стирать старые воспоминания, чтобы освободить место. Пол Фрэнкленд, сотрудник Госпиталя для больных детей в Торонто, ускорил производство новых мозговых клеток в гиппокампе мышат и обнаружил, что они стали забывать больше. А обратный процесс, замедление роста нейронов средствами химиотерапии, заставил детенышей помнить больше обычного[20]20
  Akers K. G. et al. Hippocampal Neurogenesis Regulates Forgetting During Adulthood and Infancy // Science. 2014. 344 (6184). Р. 598–602.


[Закрыть]. Третья теория гласит, что у детей до двух лет плохо развиты самовосприятие и языковые навыки, предположительно необходимые, чтобы встроить воспоминания в контексты, к которым можно было бы обратиться в старшем возрасте.

Значит ли это, что «девятимесячное» воспоминание Боба – обман? Я задала этот вопрос специалисту по инфантильной амнезии Патрисии Бауэр, профессору психологии в Университете Эмори, штат Джорджия. По ее словам, хронологический разброс самых ранних воспоминаний довольно велик: от конца первого года жизни ребенка до того же возраста, что у меня. Поэтому сохранить воспоминание с девяти месяцев реально, но мы должны критически отнестись к его точности. «Трудно сказать, что это воспоминание о конкретном событии, а не реконструкция регулярно повторявшейся ситуации, уже не говоря о том, сколько раз человек видел эту картину – мать, кормящая ребенка, – в течение последующей жизни».

Выходит, воспоминание Боба может быть точным, а вероятно, в нем сконцентрирован ряд похожих событий раннего детства. Независимо от этого возникает другой вопрос: есть ли у нас основания в принципе доверять памяти?

* * *

Однажды Митт Ромни, обращаясь к сторонникам Движения чаепития, поделился с ними воспоминанием о Золотом юбилее – праздновании 50-й годовщины американского автомобилестроения, в котором приняли участие 750 тысяч человек. Известно, что в тот день Генри Форд едва ли не в последний раз появился перед публикой. Вот только незадача: юбилей состоялся 1 июня 1946 года – за девять месяцев до рождения Ромни.

Получается, лидер республиканской партии солгал? Он сказал, что воспоминание «расплывчатое», ему в то время было четыре или пять лет. Скорее всего, он слышал о юбилее от отца и включил этот сюжет в собственную память, а позднее стал считать его реальным воспоминанием о событии.

Теорией ложных воспоминаний ученые всерьез занялись только в 1990-х годах. Психолог-когнитивист Элизабет Лофтус, ныне сотрудник Вашингтонского университета, описала проведенный ее группой эксперимент с мальчиком по имени Крис[21]21
  История Криса описана Элизабет Лофтус в издании: Implicit Memory and Metacognition / ed. Lynne Reder. Psychology Press, 1996.


[Закрыть]. Четырнадцатилетний Крис описал, как его, тогда пятилетнего, привели в районный торговый центр в Вашингтоне. Этот визит он запомнил в мельчайших деталях, потому что сначала забрел в магазин игрушек, а потом потерялся. Не сумев отыскать своих, он подумал: «Я попал в беду». Он помнит, что уже не надеялся снова увидеть семью. В конце концов какой-то лысый старик во фланелевой рубахе помог им всем воссоединиться.

Необычно здесь то, что большая часть этой истории не соответствует действительности: при содействии Лофтус ее сочинил старший брат мальчика, Джим. Он подкинул Крису некоторые моменты – торговый центр, старик, – остальное Крис додумал сам. Его случай показывает, что вживить в мозг ложные воспоминания реально. Лофтус и другие исследователи произвели не один такой эксперимент, прививая испытуемым разные ложные воспоминания, включая угрозу смерти (человек подавился или едва не утонул) и одержимость бесами.

Даже самым развитым умом можно манипулировать. Когда Лофтус было 14 лет, ее мать утонула в бассейне. В 44 года на семейном собрании она узнала от дяди, что сама обнаружила тело матери. Раньше Лофтус мало что помнила об этом несчастном случае, а тут воспоминания хлынули водопадом. Через несколько дней ей позвонил брат и сказал, что дядя ошибся: на самом деле маму нашла тетя. Все воспоминания, отчетливо стоявшие перед глазами Лофтус несколько дней, оказались ложными. По чистой случайности она сама оказалась объектом эксперимента.

Ложные воспоминания могут привести к серьезным последствиям. 15 ноября 1989 года 15-летняя Энджела Корриа не пришла в школу. Через несколько дней ее нашли мертвой – изнасилованной и задушенной. Под подозрением оказался 17-летний Джеффри Дескович, который пропустил школу одновременно с Энджелой, полиция увезла его к следователю. Через шесть часов допроса Джеффри сознался в убийстве. Анализ ДНК не совпадал с ДНК Джеффри, но на основании признания его приговорили к пожизненному заключению. Через 16 лет еще один анализ ДНК указал на Стивена Каннингема – человека, отбывавшего срок за другое убийство; в конце концов Каннингем сознался и в этом. Десковича оправдали и выпустили из тюрьмы.

Непостижимо, что у человека можно вырвать ложное признание, не правда ли? Однако это происходит с поразительной регулярностью. Активисты американского движения «Проект „Невиновность”» предполагают, что ложные признания играют роль почти в четверти приговоров, выносимых в США. Вероятно, вы думаете, что неуязвимы для манипуляций такого рода. Ничуть: вы бы удивились, узнав, как легко поддаться им и дать ложное признание. Недавно Лофтус показала, что этому может способствовать недосып. По ее внушению студенты признавались, что нажали не ту кнопку на компьютере и стерли все материалы за неделю. На самом деле ничего подобного они не совершали, но та половина группы, которая не спала в ночь перед экспериментом, считала, что помнит о событии, и подписала признание. Среди тех, кто спал ночью, в своей вине расписались менее одной пятой. Усталость, низкий IQ, наводящие вопросы – все это может спровоцировать формирование воспоминания о том, чего не было.

Приведенные примеры свидетельствуют об одном необычайном факте: воспоминания формируются, но не закреплены. Возвращаясь к воспоминанию, мы каждый раз усиливаем нейронные проводящие пути, его создавшие, и так повышаем целостность и прочность воспоминания, в результате чего оно дольше сохраняется. Но в процессе возвращения память на короткое время становится податливой, и мы можем трансформировать ее, иногда искажая.

Не этот ли секрет скрывает невероятная память Боба? Может, он возвращается к воспоминаниям особым образом, усиливает и закрепляет их более тщательно и на более долгое время, чем остальные?

* * *

«Его звали Билли Майер, – рассказывает Боб. – Думали, что у него интрижка с девушкой по имени Катрина Янг. К тому времени жена ушла от него, они остались друзьями; тут-то и разразился скандал. Но доказательств не нашли. Люди пытались разобраться, но никто не доказал, что Билли и Катрина встречались. И все равно для городка это была скверная история…»

Он умолкает, не закончив фразу. Должно быть, на моем лице написано недоумение.

«Простите, иногда мне нужно думать, что я говорю», – смеется он.

Оказывается, Боб говорит о Холланд-колледже, целом сообществе, выросшем вокруг школьной баскетбольной команды «Голден Найтс» – грозе всех других команд, участнице нескольких чемпионатов, в составе которой множество первоклассных игроков: Отис Пуки, Айзек Мозли и другие. Боб – главный фанат «Найтс», потому что команда (точнее, целое сообщество) существует только в его воображении[22]22
  О Холланд-колледже и «Голден Найтс» вы можете узнать подробнее здесь: www.cbsnews.com/news/a-60-minutes-story-you-will-never-forget.


[Закрыть].

Создать вымышленную баскетбольную команду Боб решил в молодости. Он поселил игроков в местечке под названием Тайгер-таун и проигрывал в уме целые матчи. Команда участвовала в соревнованиях, побеждала и проигрывала. Боб думал, что в какой-то момент остановится, но постепенно взрослел, и команда взрослела вместе с ним. Игроки окончили колледж, женились, завели детей. К настоящему времени у большинства есть постоянная работа, кто-то погиб во время несчастного случая, кто-то – от старости. «У меня в голове роман длиной в пятьдесят лет», – говорит Боб.

Вам это кажется наваждением? Так и есть. У Боба полно навязчивых идей, в частности, он не скрывает, что является гермофобом: «Если я уроню ключи на землю, пойду оттирать их под горячей водой».

Как раз такие обсессии дали Макго ключ к разгадке, которую он долго искал. Вскоре обнаружилось, что и у других людей с исключительной автобиографической памятью (им нравится называть себя HSAMеры) есть обсессивно-компульсивные тенденции. В случае Джилл – дневники; иногда она писала их таким мелким и плотным почерком, что потом сама не могла разобрать. Для других это было воспоминание о первой прохудившейся паре ботинок, уборка или просмотр определенных телепрограмм. Почти всем нравится тем или иным образом упорядочивать и проигрывать воспоминания. Например, Боб, стоя в пробке, старается вызвать любимые воспоминания о текущей дате – скажем, 1 марта – за все время с тех пор, как ему исполнилось пять лет. Или вспомнить каждый день июня 1969 года.

«Эта одержимость была особенно интригующей частью головоломки», – говорил Макго.

В поисках ясности он попросил некоторых участников своего растущего отряда HSAMеров – теперь им всем за пятьдесят – принять участие в тестах, которые задействовали другие стороны ума, такие как беглость речи и способность запоминать имена и лица. Макго хотел проверить, покажут ли эти люди выдающиеся результаты в чем-то еще.

К сожалению, результаты были неубедительными. Подобно Джилл, ни в одном из тестов HSAMеры не проявили себя лучше прочих и никак не выделились из своей возрастной группы. Тогда Макго испробовал другой подход. Он попросил участников эксперимента вспомнить, что случилось в каждый из дней предыдущей недели, а также месяцем, годом и десятью годами ранее. Через месяц Макго, к удивлению испытуемых, предложил им припомнить те же даты, чтобы его коллеги проверили точность их воспоминаний.

HSAMеры, что вполне предсказуемо, досконально помнили дни из давнего прошлого. По-настоящему же удивило то, что информацию о предыдущей неделе они вспомнили в одинаковом объеме и с одинаковым качеством[23]23
  LePort A. K. et al. Highly Superior Autobiographical Memory: Quality and Quantity of Retention Over Time // Frontiers in Psychology. 2016. 6. Р. 2017.


[Закрыть].

Этого было достаточно: Макго убедился, что Боб и ему подобные не лучше вас или меня запоминают сведения, они не идеальные ученики, а просто лучше хранят данные.

Макго хотел найти больше ключей к тайне. Поэтому следующим шагом стало сканирование мозга HSAMеров. Он нашел небольшие отличия в структуре девяти участков, в том числе увеличение хвостатого ядра и скорлупы. Это тем более загадочно, что обе зоны замешаны в обсессивно-компульсивном расстройстве (ОКР).

Совпадение? Как говорил Шерлок Холмс, Вселенная редко бывает настолько ленива. Макго тоже полагал, что все не так просто.

Похоже, рассказывал он, что начальный процесс преобразования события в синаптическую активность, так называемое кодирование памяти, у HSAMеров происходит не иначе, чем у остальных. То же самое с механизмом возвращения к воспоминанию. Отличие реализуется, по-видимому, на этапе между кодировкой и возвращением к воспоминанию, который мы называем консолидацией памяти. Вероятно, предположил Макго, экстраординарные свойства памяти HSAMеров основаны на бессознательном проигрывании событий прошлого. Джилл, Боб и другие не прилагают усилий, чтобы удержать прошлое в памяти и затем вспоминать, что потребовало бы чрезмерной самоотверженности. Вместо этого, считает Макго, они невольно укрепляют воспоминания, привычно возвращаясь к ним и размышляя о них.

«Не исключено, что это особая форма ОКР, – говорит Макго. – Очевидно, их мозг работает не так, как наш». Он задается вопросом: была ли эта способность некогда свойственна всем людям и утрачена за отсутствием необходимости хранить столько воспоминаний? Или это генетическая аномалия, непонятно откуда выскочившая? «В любом случае, феномен замечательный. Как же это происходит? Вот в чем вопрос. И в этом суть моих исканий – понять дивный механизм, который мы зовем мозгом».

* * *

К концу нашей трапезы Боб сказал одну вещь, которая запала мне в душу: «Знаете, лучшее, что дает идеальная память, – это способность помнить тех, кого потерял.

Я намеренно думаю как можно больше о близких людях, пока они живы, чтобы потом переноситься в любой момент их жизни, который мы делили, и вспоминать так, словно это было вчера. Если их со мной уже нет, я все равно будто общаюсь с ними. Нет чувства, что те, кого я потерял, ушли навсегда, ведь я так ясно их помню! Я переношусь в дни жизни младшего брата, и мне не приходится оплакивать его, как остальным, потому что я прекрасно помню время, проведенное вместе. Я очень много думаю о людях и ценю общение с ними: однажды они уйдут, их больше не будет здесь, а мои воспоминания всегда со мной».

С тех пор я немало думала о его словах. Когда у мамы диагностировали неизлечимый рак груди, именно благодаря им последний год ее жизни я намеренно сосредоточивалась на нашем совместном времяпрепровождении. Надеюсь, эти воспоминания сохранятся навсегда.

Я знаю, что моя память никогда не станет такой же совершенной, как у Боба или Джилл. Но Маллен и Котановски показали мне, что даже обычный мозг в состоянии запомнить намного больше, чем я могла себе представить, – нужно лишь выстроить чертоги для своих воспоминаний, и они никогда не исчезнут.

Глава 2
Шерон
Заблудившаяся навсегда

1952

Шерон на лужайке перед домом, с завязанными глазами; друзья бегают вокруг, смеясь и стараясь увернуться от нее. Это игра в жмурки. Шерон крепко схватила чей-то рукав и, срывая с глаз платок, крикнула: «Поймала!»

Потом она заморгала и огляделась. Внезапно у нее началась паника: и дом, и улица – все казалось другим. Она понятия не имела, где находится.

Шерон побежала в сад за домом и увидела маму, сидящую в шезлонге. «Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Чей это двор? Где я?» Мать смотрела недоуменно. «Что с тобой? Это же наш дом!»

Шерон была совершенно сбита с толку. Она сказала, что все вокруг выглядит не так, как раньше. Мать пришла в раздражение и осведомилась, почему Шерон считает, что это не их дом. А девочка не понимала, почему мать не хочет ей помочь. «Я не знаю, где мы находимся, мне все незнакомо. Я совсем запуталась», – ответила она.

Мать посмотрела ей в глаза и погрозила пальцем: «Не смей никому говорить об этом, иначе тебя объявят ведьмой и сожгут».

НАШИ ДНИ

«Помню тот момент как сейчас. Мне было пять лет», – рассказывает мне Шерон по телефону.

На следующее утро, едва проснувшись, она поняла: опять случилось что-то странное. Стены будто сдвинулись, пока она спала. Девочка лежала у себя в спальне, но все было не на месте. Для начала дверь – ей полагалось находиться с другой стороны! «Я знала, что это должна быть моя спальня, и какие-то части комнаты выглядели знакомо, но все вместе было неправильно, все вещи находились не там, где я ожидала их увидеть».

Шерон не могла знать, что ее мозг перестал нормально воспроизводить мысленную карту окружающего мира.

Потеря ориентации в пространстве повторялась все чаще, пока не стала частью каждого дня Шерон. Найти дорогу в школу, в любую точку окрестностей было невозможно. Однако девочка никогда не заикалась о своей проблеме. Пустив в ход природное чувство юмора и смекалку, она завершила учебу, завела друзей и даже вышла замуж, не дав никому понять, что вечно дезориентирована.

«Я скрывала это двадцать пять лет». – «Двадцать пять лет?» – «Да. Знаете, мамины слова насчет ведьмы…»

* * *

Случай Шерон – один из самых необычных, с какими мне приходилось сталкиваться. Потеря способности, о которой я и на секунду не задумывалась, – способности ориентироваться в пространстве.

Впервые я узнала о ней, прочитав статью в журнале «Нейропсихология»[24]24
  Iaria G. et al. Developmental Topographical Disorientation: Case One // Neuropsychologia. 2009. 47 (1). Р. 30–40.


[Закрыть]. Один из авторов любезно согласился связать меня с Шерон, чей случай был одним из самых тяжелых на его памяти.

Загоревшись желанием узнать больше о загадочном нарушении психики и включить его в программу своего путешествия, я написала Шерон и спросила, не возражает ли она против нашей встречи, если я приеду в Денвер. Она ответила: «С большим удовольствием!»

Мне очень хотелось увидеть Шерон в собственном доме, ведь, по ее словам, даже там она могла заблудиться по дороге из ванной в кухню.

Прошло несколько часов, как я распрощалась с Бобом. Поспав немного в жутком мотеле, пропитанном запахом плесени и сырых простыней, я вскочила, едва начало светать, опять поехала в аэропорт и, заспанная, прибыла в Денвер. Когда я сидела на парковке, мирясь с необходимостью вести взятую напрокат машину с левым рулем, мой телефон запищал – это было сообщение от Шерон: «Надеюсь, вы доедете без затруднений. Позвоните, если потеряетесь. Может, я смогу вас подхватить. Ха, чем я только думаю!»

Я улыбнулась и включила навигатор. Экран вспыхнул и тут же погас. Наконец мне удалось установить карту, хотя изображение было темным и нечетким. Ирония момента не ускользнула от меня, несмотря на джетлаг.

Ошибившись несколько раз поворотом, я вырулила в тихий квартал маленьких аккуратных кондоминиумов. Пробираясь по лабиринту улиц, заметила Шерон, которая стояла на веранде и махала мне.

Я оповестила о своем прибытии всех соседей, врубив сигнализацию в попытке заглушить двигатель, и начала снимать обувь, в которой вожу машину, чтобы надеть сандалии. Когда Шерон открыла дверцу, я успела обуть лишь одну ногу. Я предпочла бы произвести другое первое впечатление, но Шерон приветствовала меня широченной улыбкой и обняла от души. «Как я рада наконец с вами познакомиться. Вы просто чудо!»

У Шерон были ярко-медные волосы, стриженые и стильно уложенные; их оттеняла ярко-розовая блузка, а темно-красная помада дополняла гамму. Своими солнечными очками она сразу напомнила мне слегка эксцентричных бабушек из голливудских фильмов. Потихоньку скользнув ногой во вторую сандалию, я последовала за Шерон ко входу. Рядом с ним красовался огромный металлический лобстер, поперек ржавого живота которого шла надпись «Добро пожаловать».

Шерон провела меня по дому: открытая планировка, все дышит миром и покоем, блистает чистотой. Она спросила, хочу ли я пить, и мы переместились на кухню, где я как вкопанная остановилась перед холодильником. На дверце – обычный набор сувениров и памяток: фотографии друзей, магниты, телефонные номера, записки от внуков, Чудо-женщина из комикса. Но уставилась я на большой лист бумаги в самом центре.

Это было фото красивого молодого итальянца с густыми бровями и трехдневной щетиной, смотрящего вдаль. Его держал магнит с надписью: «Настоящий друг знает о тебе все… и любит тебя таким, какой ты есть». Меньшее по размеру фото Шерон и того же человека, вместе сидящих за обеденным столом, обняв друг друга за плечи и улыбаясь на камеру, приколото поверх большого.

«Кто это?» – спросила я. «Это Джузеппе. Правда красавец? Прекрасный, чуткий человек. Он изменил мою жизнь».

* * *

Молодой постдок[25]25
  Постдокторантура – в странах Западной Европы и Америки научное исследование, которое выполняет ученый, недавно получивший докторскую степень PhD. – Примеч. ред.


[Закрыть] Джузеппе Ярья был увлечен изучением особенностей ориентирования. Он заинтересовался этой темой еще будучи студентом, когда работал над исследованием причин, по которым людям с повреждениями одной стороны мозга иногда сложно ориентироваться в пространстве. Позднее, став сотрудником Университета Британской Колумбии, он решил выяснить, почему некоторые здоровые люди ориентируются в пространстве лучше других. Однажды в его лаборатории появилась, откуда ни возьмись, женщина средних лет (назову ее Клэр) с необычной жалобой: она все время теряется.

Ярья заподозрил, что дезориентация Клэр – результат какого-то другого нарушения, и начал перебирать варианты. Например, он знал, что инфекции внутреннего уха могут повредить чувствительную ткань так называемого лабиринта, отчего возникает чувство, будто мир вертится вокруг вас. Может быть, именно поэтому Клэр чувствует себя заблудившейся? Опухоли мозга, патологии и деменция могут повредить гиппокамп, который, как мы знаем, связан со многими типами памяти. Что, если одна из этих болезней не дает Клэр запомнить свои передвижения? Или она забывает направление из-за эпилепсии? Такое действие могут оказать внезапные вспышки неконтролируемой электрической активности в мозге. Два года Ярья и его куратор Джейсон Бартон рассматривали все возможные причины. Но каждое обследование показывало, что у Клэр превосходное здоровье.

Клэр говорила, что не утратила способность осознавать свое местонахождение, ей просто не удавалось усвоить его с первого раза. Она вспомнила, что с шести лет паниковала, когда в супермаркете теряла из вида маму. В школьные годы она путешествовала с родителями или сестрами и никогда одна, потому что при каждой попытке теряла дорогу. Став взрослой, она научилась ездить на работу: определила один нужный автобус, запомнила остановку и примечательный объект рядом с офисом. Но когда на работе объявили о переезде, Клэр поняла, что пора обратиться за помощью к специалисту.

Ярья был заинтригован. Изначально он по привычке подошел к дезориентации как к симптому других нарушений, не подумав о нарушении развития – таком, которое происходит по мере взросления. Твердо решив докопаться до сути проблемы, Ярья повел Клэр на короткую прогулку по окружающей местности, затем дал ей подробные инструкции, как повторить маршрут самостоятельно. Клэр выполнила их безошибочно. Тем не менее, когда врач попросил нарисовать карту пути, которым она только что шла, или города, в котором живет, задание оказалось непосильным. По словам Клэр, у нее не было «карты в уме, чтобы ее передать»[26]26
  Iaria G. et al. Op. cit.


[Закрыть].

Ярья назвал ее Пациент 1, а неврологическое расстройство – развивающейся топографической дезориентацией (неспособность генерировать, а следовательно, и использовать мысленную карту окружающего мира при отсутствии каких бы то ни было повреждений мозга).

Предположив, что есть и другие люди с аналогичным расстройством, Ярья создал веб-сайт, где посетителям предлагали испытать их способность ориентироваться. Кроме того, он рассказал о расстройстве на радио, в прямом эфире. В середине передачи поступил звонок.

«Выглядело так, будто мы все подстроили, – рассказывал мне Ярья. – Человек звонит и говорит: „Я тоже всюду теряюсь. И так всю жизнь. Я делился с другими, но меня не понимают, думают, я просто рассеянный, и я закрываю тему. Больше ничего людям не говорю, они не верят, что мне действительно трудно запомнить направление”».

Со временем Ярья нашел и других. Один человек сказал ему: «Сколько бы времени я ни прожил в одном доме, не могу представить, где ванная комната».

Шерон была четвертой. К сожалению, на тот момент ей уже исполнился 61 год.

* * *

Я устроилась на диване со стаканом воды, Шерон села напротив.

«Начните сначала. С пяти лет вы терялись постоянно?»

«Нет. Иногда мир казался абсолютно нормальным, и я прекрасно в нем ориентировалась. А потом он вдруг опрокидывался, и я полностью теряла чувство пространства».

«И вы никому об этом не рассказывали?»

«Нет. Вместо этого я стала главным шутником в классе. Думала, что если смогу рассмешить весь класс, мой секрет не узнают, и превратилась в комика».

«И никто не заметил, что большую часть времени вы полностью дезориентированы?»

«Нет. В школу я шла вместе с друзьями, а если накатывало во время урока, все оставшееся время я старалась запомнить, как выглядит класс, чтобы в следующий раз знать, где что находится».

Однажды, еще будучи подростком, Шерон нашла решение. Она была у друзей на вечеринке, подошла ее очередь играть в «прицепи ослиный хвост».

«Знаете, когда вам завязывают глаза, вы кружитесь, а потом пытаетесь приколоть хвост куда следует. Покружившись, я поняла: беда. Мне казалось, я иду в неверном направлении. Я приколола ослику хвост, все засмеялись, как обычно, я сняла с глаз повязку и подумала: “Я знаю, что я в гостях у друзей, но не узнаю дом”». Этот минутный кризис оказался спасением и помогал ей ориентироваться всю дальнейшую жизнь. Потому что, когда снова пришла ее очередь завязать глаза и покружиться, мир встал на место.

«Так я узнала, что кружение может вызвать дезориентацию и оно же от нее избавляет».

«Теперь, – продолжает Шерон, – я стараюсь найти ближайшую туалетную комнату, прохожу в кабинку, закрываю глаза и кружусь. Мне трудно описать ощущение. Это не звук, просто чувство, что все вернулось на свои места. Тогда я открываю глаза и вижу знакомый мир».

Она издает смешок и показывает на картинку на дверце холодильника: «Я называю это – мой эффект Чудо-женщины».

«Почему вам нужна именно туалетная комната?»

«А что бы вы подумали, увидев пожилую женщину, которая стоит у машины и вертится вокруг своей оси, зажмурив глаза?»

Да, в самом деле.

«Я всегда проделывала это тайком, чтобы не чувствовать себя униженной».

* * *

Большинство из нас ориентируется в пространстве с легкостью, автоматически. Вы приезжаете в новый город, и ваш мозг начинает осмысливать местность. В первый день вы находите дом, то есть свою базу в путешествии, а через некоторое время узнаете самые заметные объекты. Вы постепенно знакомитесь с окрестностями.

Многие пациенты Ярьи постоянно живут в дне первом. Не имеет значения, сколько времени они проводят в том или ином месте, – окружающий мир никогда не становится им знакомым. Многие, подобно Клэр, научились вычислять необходимые маршруты, запоминая последовательность поворотов. Например, они знают, что путь от письменного стола до ванной включает поворот налево около принтера, направо – там, где растение в горшке, а дальше нужно пройти через двустворчатую дверь.

Но эта ориентировка работает иначе, чем наша с вами. Запоминание всех маршрутов таким способом потребовало бы неимоверного напряжения памяти. Мы используем динамичный инструмент, который ученые называют когнитивной картой, – своего рода внутреннее воспроизведение и, как результат, освоение окружающего мира. Нам не нужно запоминать особую последовательность направлений, достаточно представить расположение объектов относительно нас и друг друга.

Попробуйте сами. Сможете представить дорогу в ванную? Наверное, вам даже не придется делать усилие. Мы привыкли воспринимать способность мысленно нарисовать дорогу как нечто само собой разумеющееся, а ведь это примечательный навык – по правде говоря, один из самых сложных аспектов поведения, реализуемых нашим мозгом. Ученые десятилетиями пытались в нем разобраться.

Отчасти проблема в том, что нормальное ориентирование задействует несколько зон мозга, сообщение между которыми устроено невероятно сложно.

Исследовательница Элинор Магуайр, которая изучает чемпионов по запоминанию, большую часть времени пытается выяснить, какие именно части мозга реализуют речь. Занимается она этим не совсем бескорыстно: будучи одним из ведущих специалистов Великобритании в области ориентирования, сама доктор безнадежна в запоминании направлений.

«Без сомнения, это обстоятельство определило мои научные интересы, – сказала Элинор, когда в один прекрасный день я забежала к ней в лабораторию. – У меня так плохо с ориентированием, что это буквально лишает меня сил».

Мы сидим у нее в кабинете в Блумсбери, в центральном Лондоне. Магуайр рассказывает мне, что, выходя из здания, нарочно выбирает не то направление, которое ей кажется верным, и в 90 % случаев как раз это и есть нужный путь.

Недавно я пробегала мимо лаборатории Магуайр, спеша к парикмахеру. Видя, что опаздываю, я метнулась к дороге и вытянула руку. На мое счастье, тут же подъехал кэб Джеффа – шофера, который возит людей по лондонским улицам двадцать с лишним лет. Я забралась на заднее сиденье и пристегнулась.

«Куда, красавица?» – спросил он. «Саут-Молтон-стрит», – ответила я.

Не раздумывая ни секунды, Джефф развернулся, скользнул в боковую улочку и помчался прямо к салону. Он ни разу не взглянул на карту: у него за плечами было «Знание» – знаменитый экзамен, обязательный для всех таксистов Лондона; чтобы его сдать, нужно выучить 25 тысяч дорог в радиусе шести миль от вокзала Чаринг-Кросс.