Текст книги "Методика обольщения"

Джессика даже приподняла очки, чтобы Том оценил степень ее возмущения. Он будет на ее глазах выяснять отношения с шустрыми потаскушками, а она выполнять роль его личного водителя? С какой стати?

– Я гример, а не таксистка. Том. И я еду к себе домой.

– Ну вот и славно. Я вовсе не прошу подвозить меня до двери, я просто прокачусь с тобой немножко. А потом как-нибудь доберусь к себе, не заблужусь. – Его добродушная улыбка обезоруживала, и ни один контраргумент не приходил на ум. – Понимаешь, в это время суток случается очень много автокатастроф. Вот ты, например, устала, измучилась – значит, можешь задремать за рулем. А если я буду рядом, то присмотрю за тобой. Кстати, перерабатывать вредно. Знаешь, один мой знакомый пошел покупать компьютер. Продавец ему говорит: «Возьмите этот – он сделает за вас половину работы». Мой знакомый отвечает: «Тогда я возьму два»… Ты лучше глотни еще водички, вмиг освежишься. Дашь мне тоже попить из твоей бутылки? Я не заразный.

– Зато ты слишком трепливый. Выносить тебя Долго просто невозможно – укачивает, как на корабле. – Джессика вытянула из его рук ветку и бросила на заднее сиденье. – Черт с тобой, Том, садись. Поехали.

Том не заставил просить себя дважды: молниеносно обогнул машину и приземлился рядом с Джессикой. Едва они тронулись с места, Том открыл рот.

– Кстати, по поводу заразных. Я слышал, «Сити-ТВ» запускает новое реалити-шоу, герои которого будут болеть в прямом эфире. Представь себе: несколько человек, сидящих в стеклянном кубе под кучей телекамер, за два месяца постараются подцепить как можно больше болезней, начиная от прыщей и бородавок и заканчивая гриппом и сифилисом! Уверен, от желающих засветиться в этом проекте отбоя не будет. Говорят, им неплохо заплатят. А потом вылечат. Если смогут.

Джессика скорчила презрительную гримасу:

– Наше телевидение само тяжело больно. Надо же такое придумать… А как они будут заражаться всеми этими болезнями, если их посадят в стеклянный куб совершенно здоровыми?

Том поднял брови:

– Я об этом не подумал. Черт, действительно интересно! Может, так: в куб поочередно будут запускать всяких вирусоносителей, и любой желающий сможет об них потереться или там еще что-нибудь… Попикантнее… А вообще, все участники этих шоу – полные придурки. Бегают голыми, сидят перед камерой на унитазе, едят со свиньями и думают, что прославятся на всю жизнь. А их забывают через неделю после закрытия проекта.

Джессика покосилась в его сторону.

– Да… А как еще прославиться никчемным и бездарным? Хорошо, когда есть талант. Вот ты, например. Слава от тебя точно никуда не денется. В твоем возрасте иметь такой внушительный послужной список… Думаю, через пару лет, когда ты немножко возмужаешь, агенты будут просто рвать тебя на части.

Том виртуозно выдал целую мимическую пантомиму, выразив поочередно недоумение, смущение и восторженную признательность.

– Не будь я пристегнут ремнем, низко бы поклонился. Большое спасибо.

– Пожалуйста. А каким успехом ты пользуешься у девушек, – невозмутимо продолжала Джессика, поворачивая налево, – особенно в вампирском обличье. Кстати, у отрицательных героев всегда мощный магнетизм. Это закон. По-моему, все наши юные артисточки сражены наповал твоими чарами. Особенно та малышка в светлых кудряшках… Забыла ее имя… Ну, которую ты целовал сегодня утром. Миленькая! Ты бы занялся ею, чем кататься со мной по улицам. Это было бы логичнее. И принесло бы большие плоды.

Остановив машину у светофора, Джессика повернулась вполоборота и бросила на Тома взгляд, в который вложила максимум холодной тяжести. Взгляд снова не достиг цели: похоже, этого солнечного мальчика ничто не могло смутить.

– А… Ты видела. Да, эта дурочка мне прохода не дает. Всучила мне свой телефон. Вот… – Том порылся в карманах и извлек картонный квадратик, на котором крупным ученическим почерком с завитушками был выведен номер телефона и имя его обладательницы. – Только, видишь ли, она не в моем вкусе. Мне нравятся не сопливые кудрявые блондинки, а брюнетки с прямыми волосами, серыми глазами и стальным характером. К тому же она патологически тупа. Так что… – Том высунул руку в окно, и белоснежный квадратик упорхнул в неизвестном направлении, – звонить ей уже не придется.

Джессика засмеялась и покачала головой:

– Ай-яй-яй. Ты самовлюбленный позер, Том. Завтра она вручит тебе еще одну такую же карточку. Кстати, я не говорила, что мне нравятся не высокие голубоглазые блондины, а маленькие лысые толстяки с красными бычьими шеями? Говори, где тебя высадить? Я собираюсь свернуть с бульвара и двинуться к себе.

Скользнув по ее руке кончиками пальцев и глядя в пол, Том вкрадчиво произнес:

– Может быть, мы вместе доедем до твоего дома? Джессика выдержала паузу.

– Мне не составит никакого труда довезти тебя до моего дома. Потом мы вместе вылезем из машины, и ты тотчас же отправишься на все четыре стороны. Если ты этого хочешь – пожалуйста, покатайся еще в моей компании. Но учти: приглашать тебя в гости я не собираюсь.

– Согласен, – немедленно ответил Том, выставляя локоть в открытое окно, – ты сделала мне предложение, от которого я не могу отказаться. Слушай, я голодный. Остановишься на углу, чтобы я купил себе гамбургер?

– Я не могу здесь останавливаться, – упрямо проворчала Джессика, – и потом есть гамбургеры вредно, это живой холестерин. Я к ним не прикасаюсь.

– А я еще не в том возрасте, чтобы питаться только полезными продуктами.

Неожиданная шпилька обидела Джессику, и она воздержалась от продолжения разговора. Том весь остаток пути мурлыкал что-то себе под нос и с энтузиазмом любознательного туриста разглядывал улицы. Решив напоследок еще раз проявить характер, Джессика так резко затормозила, что Том чуть не ткнулся в лобовое стекло.

– Эй, полегче, – пробормотал он. – Ты что, занималась экстремальным вождением? Мы уже приехали?

– Точно. Выбирайся.

Район так себе, – заметил Том, осматриваясь, пока Джессика вынимала из багажника дорожную сумку с вещами. Он потянулся: – О-ох, твой автомобильчик мне явно маловат: руки и ноги затекли. А дом вполне приличный. Не забудь ветку – и пожалуйста, поставь ее в воду. Я помогу тебе донести сумку?

– Нет. Давай прощаться, вампирчик. Подумай на досуге о моем совете: кем тебе логичнее и выгоднее заниматься.

Том расплылся в улыбке:

– Я сам решу, что для меня лучше. И потом… Ты же целых полчаса терпела мое общество, не выбросила по дороге? Значит, все не так плохо? Стоп, стоп, не закипай, я удаляюсь.

Том совершенно по-дружески взял ее руку и, все еще улыбаясь, поднес к губам. Несколько раз медленно и бережно поцеловал ее пальцы, особое внимание уделив указательному, на котором поблескивало широкое серебряное кольцо, потом повернул руку ладонью вверх и, как заправский кровосос, впился в нежную кожу запястья. Джессике показалось, что через нее пропускают электрические разряды и сейчас она начнет колотиться, как флаг на ветру, от захлестывающих ее жарких пульсирующих волн. Потребовались титанические усилия, чтобы сопротивляться натиску этого мальчика. Если бы Том продолжил в том же духе, она, наверное, отдалась бы ему на капоте собственной машины. К счастью, он отпустил ее руку и отступил на два шага.

– Ты тоже подумай на досуге, Джесси. О том, что не все определяется логикой и выгодой. Можно руководствоваться и другими чувствами. И отдохни как следует, – ты устала. Увидимся!

Джессика поднялась к себе слегка ошеломлённая, на ватных ногах. Заливавший комнату яркий свет резал глаза ножом, а ее теперешнее душевное состояние требовало полумрака. Она бросилась задергивать шторы и… прямо под своими окнами увидела Тома. Вытянув длинные ноги и запрокинув голову, он полулежал в скверике на узорчатой скамеечке и разглядывал окна. Дальше Джессика следила за ним уже из-за шторы. Посидев немного, Том встал, засунул руки в карманы и не торопясь двинулся восвояси. Джессика проводила его смятенным взглядом и направилась в ванную.

– Вопрос в том, стоит ли этому поддаваться, – наставительно сказала она собственному отражению. – Для него это, разумеется, вид спорта или хобби – вроде коллекционирования бабочек. В его годы грешно не ловить всех бабочек подряд. А ты сама знаешь, чего хочешь? Стать очередным экспонатом? Коллекция наверняка еще невелика – парень только берет разгон. Будешь на одной из первых страниц. Которые пожелтеют больше других, а с годами выцветут бесследно. Но ты, во всяком случае, приятно проведешь время. Черт, как же классно он это делает… – Джессика застыла, уставившись на собственную руку, на которой еще красовался след от поцелуя, а затем потрясла головой, чтобы прогнать наваждение. – Не по возрасту способный мальчик. Дивный малыш. И все же… Вопрос в том, стоит ли этому поддаваться…

Следующую неделю Том вел себя вполне сносно, не позволяя себе вольностей и ограничиваясь лишь мастерским рассказыванием баек. Вероятно, он придерживался определенной тактики, и Джессика не возражала против такого маневра, со своей стороны ничем не давая понять, что помнит о сцене возле ее дома. Дней через десять Том утром вошел в гримерную, закрывая лицо бейсболкой. Рука была сильно исцарапана.

– Ну, – угрожающе сказала Джессика, – чем порадуешь?

Том театрально вздохнул и прислонился к стене, не отнимая бейсболки от лица.

– Что мне в тебе нравится, Джесси, так это твоя уникальная способность ждать от меня только плохого. Ты безнадежная пессимистка. Это напоминает историю с одним моим знакомым: он попросил у прохожего пять долларов. Тот возмутился: «С какой стати? Я вас не знаю». А мой знакомый ответил: «Те, кто меня знают, не дадут мне и пяти центов»… Но, как это ни смешно, твои опасения не напрасны.

Том потоптался на месте и переменил руку, которой закрывал лицо. Вторая выглядела не лучше.

– Что с твоими руками, Том?

– Это не кошка и не женщина. Да что там руки… Джесси, начнем с того, что вчера у меня был день рождения.

– Поздравляю. Дальше.

– Между прочим, двадцать один – это серьезно. Подарок за тобой. Так вот, я решил немножко себя порадовать и пошел в парк кататься на роликах.

– Том, не надо длинных пауз. Говори быстрее, или я вырву эту дурацкую кепку.

Том выпрямился, торжественно отвел руку, и Джессике открылось жуткое зрелище: правая щека и подбородок Тома были покрыты огромными ссадинами, под носом запеклась кровавая корка, а нижняя губа распухла. Джессика издала жалобный вопль и бессильно опустилась в пустующее кресло.

– О боже! Ты грохнулся, мерзкий мальчишка? Том присел напротив и попытался улыбнуться, придерживая пальцами разбитую губу.

– Я не думал, что, когда скатываешься с горки, развиваешь такую скорость. Полетел, как реактивный истребитель, не успел развернуться и проехался мордой по асфальту… Главное, я честно нацепил на себя наколенники, налокотники, а зачем? Кого волнуют мои колени? Надо было надеть хоккейную маску, – Том не удержался и захихикал, – а в руки взять топор.

Джессика взяла Тома за подбородок, повернула лицом к свету и стала разглядывать увечья.

– Живописен… Могу порекомендовать своим коллегам использовать тебя в качестве наглядного пособия.

– Пожалуйста, рекомендуй меня только симпатичным коллегам. Не хочу, чтобы меня использовали все подряд.

– И не надейся, малыш… Со скулы кожа содрана вчистую. Губа раздулась – ничего с ней не сделаешь… Нельзя наносить грим на свежие раны, мой мальчик. Кстати, ты их хоть обработал?

Том пожал плечами и пробормотал что-то неопределенное.

– Ясно. – Джессика поднялась. – День рождения мало что изменил. Хоть ты и стал совершеннолетним, но ума, извини, не набрал. Кой черт тебя понес кататься на роликах? Пошел бы лучше в океанариум смотреть на морских рыбок… В общем, так: работать с твоим лицом я официально отказываюсь – это опасно, можно занести инфекцию. Ты выпал из съемок минимум на четыре дня. Иди объясняйся. Но сначала покажись врачу, пусть тебя намажут какой-нибудь едкой дрянью и сделают укол побольнее. Тебе это пойдет на пользу.

– Ты удивительно добрая девушка, – проникновенно произнес Том, раскачиваясь на стуле, – твои слова дышат такой заботой… Ладно. Я пойду к врачу. Пусть меня мучают и пытают самыми страшными способами, может, тогда в тебе пробудится качество, свойственное всем женщинам, кроме тебя.

– Какое?

– Жалость, Джесси, жалость.

Пару дней Том не появлялся в павильоне. Джессика была уверена, что он поделится впечатлениями от визита к врачу, но он не звонил. Видимо, действовал в соответствии с разработанной стратегией, но Джессика почему-то всерьез разозлилась и обиделась. Она приказывала себе оценивать ход вещей со здравой иронией, четко осознавая, что в это самое время Том может предаваться всевозможным бурным увеселениям и даже не вспоминать о ее существовании, – и все же каждый раз, услышав писк телефона, проворно хватала трубку и отзывалась неестественно бодрым голосом.

В четверг ближе к полудню работа шла своим чередом. Джессика, как всегда, стояла чуть поодаль за толпой, окружавшей плотным кольцом съемочную площадку, и ждала момента, когда понадобятся ее услуги.

– Приветик, – прошептал ей кто-то в самое ухо.

Она вздрогнула и обернулась. Том выглядел гораздо приличнее: скула была заклеена пластырем, ссадины подсохли и заметно уменьшились, а губа вернулась в нормальное состояние. Джессика собралась обрадоваться, но мгновенно вспомнила, что она обижена и сейчас самое время опять напустить на себя ледяную неприступность: этот гномик два дня не подавал признаков жизни, не кидаться же ему в объятия.

– Подлечился? – бросила она негромко, вновь устремляя взгляд на площадку. – Похоже, тебя уже можно штукатурить. Вот и славно.

– Между прочим, я скучал, – прошептал Том, губами касаясь ее волос. – Сейчас объявят перерыв, пойдем пить кофе?

– Это вы в перерыве отдыхаете, – огрызнулась Джессика, не оборачиваясь, но и не отодвигаясь, – а я в перерыве работаю. Между прочим, я не скучала.

– Спасибо, – отозвался Том и едва ощутимо поцеловал мочку ее уха, – между прочим, аромат ландышей тебе не подходит. Ты должна пахнуть опунцией – это такой красивый, но очень колючий кактус.

Джессика развернулась и яростно прошипела:

– Исчезни! Я не хочу, чтобы кто-нибудь это видел и слышал. Потом про меня такое будут говорить!..

– Понял. Я испаряюсь. Найду тебя Попозже. «Все-таки я неисправимая идиотка, – подумала Джессика, заметив, что после визита Тома пришла в самое веселое расположение духа и не может подавить улыбку. – К чему это воодушевление на пустом месте? Хорошо хоть, он не видит, как я рада».

Том обнаружился в ответвлении одного из темных и полупустых коридоров: с комфортом устроившись на огромном картонном ящике, он вел оживленную телефонную беседу. Собственно говоря, Джессике в этом коридоре делать было нечего – она забрела сюда, именно желая найти Тома, но показывать это не собиралась ни в коем случае. Заметив его издалека, Джессика небрежно помахала рукой, но не снизила скорости, демонстрируя, что куда-то торопится по крайне неотложному делу. Поддержать впечатление были призваны коробки с акриловыми красками, которые она носила с собой уже невесть сколько времени. Том, однако, почти в ту же секунду убрал телефон и спрыгнул с ящика. Джессика, словно нехотя, направилась к нему.

– Вот ты где! Вижу, почти в норме? Синяки, правда, проявились – на подбородке и под глазом, но их легко затонировать. Ну, что сказал доктор?

– Он сказал: «О-о-о-о!» А потом я сказал: «О-о-оо!», потому что он полез ко мне с такими инструментами, Джесси… Острыми, блестящими… Знаешь, один мой знакомый пошел к стоматологу. Врач ему говорит: «Что вы кричите, я еще не дотронулся до вашего зуба?» А мой знакомый отвечает: «Зато вы стоите на моей больной ноге!»

– Томми, заткнись. Твои байки меня утомляют. Будешь теперь себя беречь? Ты же должен понимать, что смазливая физиономия – твой главный капитал.

– Тысячу раз спасибо. Ты уже не в первый раз лестно отзываешься о моей внешности. Но мой главный капитал – талант.

– Сколько же в тебе хвастливого самодовольства, поросенок…

Неверное определение, снежная королева. Это вполне обоснованное и спокойное чувство уверенности в своих силах. Подарок мне ты так и не приготовила? Неужели я зря надеялся?

Том обнял ее за талию и слегка привлек к себе. Джессика впервые не стала возражать. Она смотрела на него с полуулыбкой и ждала продолжения, хотя и не вполне понимала, как он сможет поцеловать ее разбитыми губами. Впрочем, в этом было особое волнующее очарование: Джессика чувствовала себя прекрасной дамой, дарующей благосклонность израненному рыцарю. Разбегающиеся в обе стороны полутьма и тишина вполне соответствовали романтическому настрою: в этой обстановке ей очень хотелось проявить инициативу, однако право сделать первый шаг она решила уступить Тому. Неожиданный стрекот его мобильного телефона показался ей убийственно несвоевременным. Продолжая обнимать Джессику, Том свободной рукой нащупал трубку и поднес к уху.

– Да… А, это ты. Приветик… Спасибо, гораздо лучше. Да, действительно смешно. Она так сказала? Да?! Честно говоря, мне плевать, что она подумала… Сами они придурки… Они там были в субботу? Ты же меня видела, я не мог приехать… И его еще не хватил солнечный удар? Ну да, конечно… А она не может без этого обойтись?.. Сколько пива? Пусть теперь покупает ему упаковку памперсов…

Девичий, захлебывающийся смехом голосок в трубке верещал так пронзительно – его было слышно даже на расстоянии. Джессика молча смотрела в сторону, с каждой секундой все более проникаясь сознанием, что она лишняя на этом детском празднике. Ощущение эйфории исчезло без следа. Вероятно, разочарование отразилось на ее лице чересчур явственно: Том бросил быстрый взгляд, убрал руку с ее талии и отвернулся к стене, словно желая закончить разговор без свидетелей. Джессике стало совсем скверно: уйти как-то глупо, оставаться – унизительно.

– Слушай, Сью, – торопливо произнес Том, понизив голос, – извини, но я должен бежать. Я перезвоню тебе позже, хорошо?

Он отключил телефон и лучезарно улыбнулся Джессике, вновь заключая ее в объятия – хотя и осторожные.

– Черта с два я ей перезвоню. У меня нет никакого желания с ней беседовать.

Джессика отметила, что и у нее больше нет никакого желания воображать себя прекрасной дамой. И вообще никакого желания нет – трижды повторенное Томом слово «она» изрядно ее остудило. К тому же Джессика прекрасно знала, что Сью – это та самая блондинка с кудряшками, карточку которой Том когда-то выкинул.

– Отчего же? У тебя отлично получается вести беседы в стиле Бивиса и Батт-Хеда.

– Я актер. Мне ничего не стоит подделаться под тон собеседника.

– Такой тон тебе удается лучше всего.

– Джесси, не лезь в бутылку. Девушка хотела узнать, как я себя чувствую, и поделиться последними новостями.

– Да ради бога, Том! Я разве возражаю? Кстати, номер своего телефона она тебе все же вручила?

– И не она одна.

– Не сомневаюсь. А к чему было устраивать спектакль в моей машине? Я тебе сразу сказала, что думаю по этому поводу. Займись этой Сью или еще кем-нибудь – их целая шеренга. И все на одно лицо. А я выступаю в другой весовой категории. Пусти меня, пожалуйста.

Том покорно развел руки.

– Дернуло же эту дуру позвонить в самый неподходящий момент… Джесси… Ведь пять минут назад все было хорошо. Я и так уже пострадал. Ну что ты надулась из-за какого-то пустого телефонного трепа?

– Этот пустой треп очень красноречиво тебя характеризует, – отчеканила Джессика. – Ладно, развлекайтесь дальше, детишки. А тетя Джесси пойдет работать.

Том помолчал. Он выглядел крайне раздосадованным, и в кои-то веки это не походило на игру.

– Опять ощетинилась, как дикобраз? Что ты сама себе не даешь расслабиться? Тебя что, так часто обманывали? А ты не допускаешь мысли, что в тебя можно влюбиться по-настоящему?

Джессика, у которой от этих слов неожиданно екнуло сердце, со скоростью супермощного компьютера прокрутила в голове все возможные варианты ответа. Пойти на попятный? Для этого настроение слишком безнадежно испорчено. Да и не стоит с такой покорной легкостью сменять гнев на милость. Продолжить пустопорожнее вялое переругивание? Он ее запросто переговорит, а последнее слово должно остаться за ней. Остается одно – отбрить его: впрочем, не в самой категоричной форме, чтобы оставить себе пути к дальнейшему отступлению.

– Малыш, – снисходительно сказала Джессика, отступая в темноту коридора и всей душой надеясь, что она сейчас ни обо что не споткнется, сумеет удалиться достойно и достигнет лестницы к тому самому моменту, как закончит говорить, – ищи подружку среди ровесниц. Они-то и мысли не допускают, что кто-нибудь захочет их обмануть. Ты слишком молод, чтобы по-настоящему влюбиться в женщину, которая собирает композиции из засушенных цветов.

Удар грома раздался прямо над головой непосредственно за вспышкой молнии. Джессика вздрогнула и втянула голову в плечи: она всегда побаивалась, когда гроза проходила прямо над ней, даже если была надежно защищена кирпичной броней собственного дома. Пожалуй, стоило заняться ужином. Джессика побрела на кухню, подошла к окну и некоторое время смотрела, как ручьи дождевой воды непрестанно змеятся по черному оконному стеклу и барабанят по подоконнику.

– Вселенский потоп, – заключила она, открыла холодильник и принялась рыться на полках, отыскивая остатки от вчерашнего обеда, которые могли бы сгодиться для сегодняшнего ужина.

Выглянув на секунду из-за открытой дверцы, она потянулась к пульту и включила телевизор – сейчас ей хотелось любым способом заглушить ненавистную грозовую симфонию. Все складывалось как нельзя лучше: в холодильнике обнаружились несколько ломтиков холодной говядины и огуречный салат, а на одном из каналов транслировали теннисный турнир. Снова сверкнула молния, и Джессика по сохранившейся с детства привычке стала считать секунды. Гром прогремел лишь через восемь секунд – мощная июльская гроза удалялась. Бодрый голос спортивного комментатора и глухие удары ракеток по мячу накладывались на монотонное журчание воды за окном, и за этой какофонией звуков Джессика не сразу поняла, что ей в дверь звонят. Она взглянула на часы: четверть одиннадцатого.

– О боже, сколько можно, – простонала Джессика, шаркая к двери.

В это время к ней имела привычку являться соседка, живущая этажом выше. Эта изрядно украшенная пирсингом девица – в каждом ухе по пять серебряных колечек, и еще одно вставлено в пупок – постоянно выпрашивала пачку сигарет или зажигалку, но никогда не возвращала ни то ни другое. А недавно у нее завелся дружок, который однажды, столкнувшись с Джессикой на лестнице, тоже имел наглость стрельнуть сигаретку.

– Это опять ты, Пенни? – выкрикнула Джессика, распахивая дверь, и оторопела – перед ней стоял Том: весь в грязи, вымокший до нитки, но, как всегда, лучезарно улыбающийся.

– Это не Пенни, это я. Почему ты сначала открываешь дверь, а потом выясняешь, кто снаружи? А если бы в дом ворвалась толпа бандитов, вооруженных гранатометами? Как в «Крепком орешке»? Надо быть осторожнее, время-то уже позднее. Мне можно войти?

Джессика молча кивнула и посторонилась, пропуская Тома. Дар речи вернулся к ней не сразу.

– Спасибо, что напомнил о времени. Как ты здесь оказался, Том? Ты что, опять катался на роликах?! Почему у тебя такой вид, словно ты искупался в луже? Почему ты в одной рубашке?

Том глубоко вздохнул, внимательно изучил свои мокрые, грязные рукава, один из которых продрался на локте, а затем вновь устремил на Джессику взгляд восхитительно-голубых глаз.

– Отвечаю по пунктам, начинаю с конца. Во-первых, я не в одной рубашке – на мне еще штаны и ботинки. Приличия соблюдены. Во-вторых, я действительно искупался в луже. Точнее, я туда упал. А еще точнее, меня туда швырнули. Здоровые парни, человек пять-шесть, один все время крутил в руках какую-то железку малоприятного вида. Подошли и стали требовать денег. Связываться было бесполезно, поэтому я молча вынул из кармана две двадцатки. Они говорят: «Это все?» Я отвечаю: «Все, ребята, я же не Билл Гейтс». Хотя они, наверное, не знали, кто это такой. Они говорят: «Давай мобильник». Отдал. Они потоптались, посмотрели – похоже, модель не устроила. Говорят: «Куртка из натуральной кожи? Снимай». Я снял, а что мне еще оставалось делать? Доказывать, что она из рыбьей чешуи? – Том весело засмеялся. – Тогда один из них пихнул меня под ребро, и я свалился в лужу. А они забрали куртку, телефон, денежки и смотались. Да… Все хорошо, что хорошо кончается, Джесси. Будет о чем рассказать внукам. Жалко, конечно, что я не раскидал их во все стороны, как Рэмбо, но для такого героизма нужна подготовка, а ее у меня нет. Ах да, ты еще спрашивала, что я здесь делал? Я иногда гуляю по вечерам около твоего дома. Предаюсь разнообразным мечтам. Но, заметь, никогда не показываюсь тебе на глаза. Выходит, здесь довольно криминальный квартал, почему же ты меня не предупредила?

Том передернулся от холода в своей прилипшей к телу рубашке, потер щеку, к которой пристал кусок грязи, и прислушался к отдаленному раскату грома.

– Знаешь, что будет, если скрестить такую грозу с овцой? Мокрое шерстяное одеяло… Джесс, дашь мне денег на такси? А то мне не добраться до дому. Завтра верну, обещаю. Просто мне некого больше попросить.

Привычная твердая решительность вернулась к Джессике незамедлительно.

– Я не дам тебе ни цента, Том. В такую погоду хозяин собаку на улицу не выгонит, а ты хочешь в промокшей одежде разгуливать по ночным улицам под ливнем? Не терпится ввязаться еще в одну историю? Немедленно раздевайся и в ванную! Клянусь Господом, сейчас ты будешь отогреваться в крутом кипятке! Еще не хватало, чтобы из-за тебя опять отменили съемки. Переночуешь у меня на диванчике.

Том изобразил застенчиво-виноватую улыбку, но его глаза полыхнули таким торжеством, что это не могло укрыться от Джессики.

– Томми, каким бы одаренным актером ты ни был, я вижу тебя насквозь. Даже не надейся. Марш купаться, поросенок!

Минут через десять Джессика постучала в дверь ванной.

– Том, ты не заперся? Если ты надежно скрыт под слоем пены, я войду на минутку.

– Мадам, мы не настолько близки, чтобы позволять себе подобные вольности, – раздался жеманный голос.

– Пошел к черту! Я захожу.

Джессика с трудом открыла дверь локтем и протиснулась внутрь. В одной руке она держала стакан, в другой ломтик огурца из салата. Том, возлежащий, словно бог, в облаках ароматных перламутровых пузырей, откинул мокрые волосы и посмотрел на нее сияющими глазами. Стойко выдержав этот взгляд, Джессика уселась на край ванны, отметив, что противостоять напору его обаяния становится все сложнее.

– Томми, ты знаешь Ширли Олейник, которая снималась во втором сезоне «Кладбищенских сказок»? Ее предки с Украины. Она научила меня, как предупреждать простуду, – это их национальный рецепт. В стакане неразбавленное виски, в которое я всыпала немножко черного перца. Надо выпить и заесть огурцом. Запивать водой нельзя. Обожжет все внутренности, но зато, как утверждала Ширли, стопроцентная гарантия, что не заболеешь. Правда, огурцы тоже следовало как-то обработать – кажется, вымочить в очень соленом маринаде, но, думаю, сойдет и обычный огурец.

Том посмотрел на стакан с сомнением:

– Я не смогу это выпить. Мне станет плохо.

– Не станет, ты молодой и здоровый. А здесь порция на котенка.

– А если я опьянею и начну к тебе безобразно приставать?

– Сидя в ванне? Тогда придется тебя утопить.

– А тогда я буду являться тебе в виде привидения. Поселюсь навсегда в твоей ванной и буду творить здесь всякие непотребства. Помнишь фильм «Что скрывает ложь»?

– Ладно, не морочь мне голову, пей.

Том коротко вздохнул, взял стакан мокрыми пальцами и осушил его одним глотком. В следующую секунду его глаза широко раскрылись и наполнились слезами. Он втягивал воздух судорожными рывками, прижав левую руку к груди, а правой пытаясь ухватить комья мыльной пены. Немного испуганная, Джессика торопливо запихнула огурец ему в рот, в тот же момент Том поймал ее запястье и удержал ладонь у своих губ.

– Это супер, – пробормотал он с набитым ртом, еще немного задыхаясь, – я даже не мечтал… чтобы ты клала мне кусочки… прямо на язык…

– А ну, прекрати! – рявкнула Джессика и резко встала. – Глотай свой огурец. И не три глаза мыльными руками, олух, давай я сама их вытру. Боже, как тяжело иметь дело с неразумными детьми. Когда выберешься из воды, я соображу тебе что-нибудь поесть. Вот полотенце, вот халат. Но сначала я выйду и закрою за собой дверь!

В желтом махровом халате с вышитым на груди цветком Том выглядел, по меньшей мере, непривычно. Он сидел, скрестив под столом босые ноги, и с удивительной скоростью уничтожал холодное мясо, так удачно нашедшееся в холодильнике. От адского пойла его щеки раскраснелись, постепенно высыхающие волосы завились надо лбом, и сейчас он совсем не походил на того бледного жуткого упыря, в которого ежедневно перевоплощался. Джессика пристроилась сбоку и молча крутила в руках чайную ложечку, размышляя, как вести себя дальше.

– Вкусно? – наконец поинтересовалась она, увидев, что говядина исчезла без следа.

– Супер, не то слово. Одного моего знакомого спросили, молится ли он перед обедом. А он ответил: «В этом нет необходимости, моя жена хорошо готовит». Очень вкусно. Особенно после той гадости, которой ты меня напоила. – Том скорчил рожу и передернулся. – Знаешь, Джесси, сидеть в твоей ванне было очень романтично, и у меня несомненно останется бездна впечатлений, но, если бы ты не преподнесла мне эту отраву, воспоминания были бы куда приятнее.

– Зато ты останешься здоровеньким, – невозмутимо ответила Джессика, поднимаясь. – Я верю в рецепт Ширли. Видела, как она проверяла его действие на себе. Я заварила бергамотовый чай. Как ты к нему относишься?

– Честное слово, не знаю. Значит, вечер знакомств с живительными напитками для меня еще не закончился? Хорошо, я и его попробую.

– Сахар положить?

Том кивнул, разглядывая кисти на поясе своего халата.

– Ты не находишь, что в этом одеянии я похож на гея?

Джессика глянула на него искоса, наливая чай.

– Неудивительно, халат ведь женский.

– То есть похож? – Том принял из рук Джессики полную чашку. – Спасибо.

– За чай или за характеристику?

– За то, что не насыпала в чай перцу. – Том улыбнулся и принялся усердно размешивать сахар, оглядываясь по сторонам.

– У тебя славно. О, те самые засушенные цветы? А это что за картинка?

Джессика немного смутилась.

– Это иллюстрация к «Шиповничку». Знаешь такую сказку?

– Ну да… «Шиповничек»… Это розы?

– Это не розы, а шиповник!