Текст книги "Мозаичная ловушка"

– Я вовсе не требую, чтобы вы шли мне навстречу и учитывали мои интересы. Делайте свое дело так, как считаете нужным, и ориентируйтесь на тех, на кого считаете нужным, не добиваясь моей любви. Я просто говорю, что телевидение в том виде, в каком оно существует на сегодняшний день, мне неинтересно! И я его не смотрю!

Саманта уже открыла рот, готовая из чисто спортивного интереса довести конфликт до наивысшей точки, но ее неожиданно опередил Оскар:

– А я согласен с вами, Ларри, хотя формально и принадлежу к противоположному лагерю. Ведь если телевидение не игнорировать так, как вы, а регулярно употреблять, оно может забить слабые головы черт знает чем. Между прочим, патологическое стремление миллионов женщин похудеть – это тоже прямое следствие влияния телевидения. Оно ведь в рекламе, в сериалах пропагандирует определенные типажи, а обычные женщины, видя этих червеобразных красоток, начинают негативно воспринимать собственное, вполне нормальное тело и зарабатывают нервные расстройства. Особенно это касается полных девочек-подростков, которые сходят с ума от героинь сериалов и мучают собственный организм голодовками… Это действительно не очень здорово. Лучше бы маленьким дурочкам с экранов рассказывали о вреде помоечной еды: всяких там чипсов, газировки… Увы… Вот я, например, знаю, что по своей конструкции далеко не Аполлон – скорее Фальстаф. Но я же не собираюсь переделывать свое тело, чтобы стать похожим на волооких парней, рекламирующих туалетную воду.

Ларри захихикал. У него был странный смех: он смеялся, будто чем-то давился. Саманта попыталась вновь взвинтить накал спора:

– Боже, Оскар, а статистики, да будет тебе известно, выяснили, что телевидение травмоопасно. Оказывается, ежегодно сотни человек попадают в больницу из-за того, что насмотрелись разных передач. Многие, например, лишаются чувств, увидев на экране кровавые сцены. А еще есть случаи клинического идиотизма. Некая дама решила повторить увиденный в фильме удар головой. Последствия оказались весьма печальными. Девушка стала танцевать вместе с участниками телешоу и вывихнула ногу в колене. Ярый поклонник регби так подпрыгнул от радости, когда его любимая команда забила гол, что ударился головой о люстру… Эти сведения вполне достоверны, и примеров достаточно. И что же, все их рассматривать всерьез?

Оскар исподлобья взглянул на нее своими совиными глазами, вздохнул о чем-то и продолжил:

– И все же прав Ларри, телевидение – грустная вещь. И ситуация еще грустнее оттого, что все мы, здесь присутствующие, отчасти продажны. Вот мы сейчас сидим здесь и благостно заумствуем, а ведь и я, и милая Саманта, и Серхио имеем эту замечательную возможность лишь благодаря тому, что живем за счет рекламы. Тех же чипсов, той же газировки… Часть денег за рекламу этой гадости, проделав долгий путь, оседает в виде заработной платы в наших карманах – и ничего, мы не ропщем и не возмущаемся.

Вот так. Заунывно пронудел умиротворяющую песню, как старая черепаха, и Ларри явно остыл. Вначале улыбнулся, потом пожал плечами:

– Честно говоря, Оскар, тот информационный и эмоциональный посыл, который несет реклама, на меня не действует. Рекламные ролики я рассматриваю исключительно с эстетической точки зрения: этот остроумный, тот тупой… Я помню сюжеты многих клипов, но, хоть убейте меня, не могу вспомнить, какой, собственно, товар в них рекламировали – мобильные телефоны или жевательную резинку. А уж когда я смотрю рекламу пищевых продуктов, у меня ни в коей мере не появляется чувство голода и не начинает вырабатываться слюна. Скорее наоборот.

Оскар кивнул, вновь утыкаясь в карты:

– Все верно, Ларри. Нечего смотреть телевизор. Лучше читать книги!

– Ну вы уж договорились до полного абсурда, – подал голос Серхио. – Оскар, это резюме настолько примитивно, что недостойно тебя. Да черт с ней, с рекламой, – это шлак, топливо для работы огромного организма. А как же чемпионаты мира по футболу и хоккею? А олимпиады? А церемония вручения «Оскара», наконец? Я имею в виду не тебя, Оскар, а твоего позолоченного тезку… Как их можно не смотреть? Куда вы все без телевидения?!

– Без «Оскара» я проживу с легкостью, – сдержанно отозвался Ларри. – Простите, Оскар. Никогда эту церемонию не смотрел и не собираюсь.

– Бросьте! – Серхио постепенно повысил голос. Он разозлился. Это было видно еще и по тому, что он постоянно поправлял очки. Саманта уже изучила эти нервические движения. Умница Серхио, сейчас он поможет ей, сам того не ведая. – Ах, сериалы, ах, реклама, ах, все люди идиоты, а плохое телевидение только поощряет и развивает у них этот идиотизм! Бросьте! Если население смотрит сериалы, это признак стабильности в обществе! Все хорошо – и общество себя развлекает. Вы же не станете ополчаться на производителя погремушек лишь потому, что младенец целый день трясет ими и доводит вас треском до белого каления? Вы скажете этому производителю спасибо: не будь погремушек, младенец целый день бы орал, что еще хуже! С другой стороны, если завтра в районе озера Гурон упадет метеорит, все забудут о сериалах и будут целый день не отрываясь смотреть новости Си-би-си. И вы, Ларри! Если где-то – не приведи бог! – что-то взорвется или рухнет, все прилипнут к экранам, хотя по статистике (о которой ты, Саманта, говорила) после таких форс-мажорных ситуаций количество обострений нервных и прочих заболеваний резко возрастает! Люди просто не могут оторваться от телевизора, хотя им очень страшно, что нечто подобное может случиться и с ними. А в результате – или психический срыв, или желудочное кровотечение!

Ларри, подобно Оскару, невозмутимо смотрел в карты. Или спор ему надоел, или он счел недостойным себя заводиться перед этими суматошными людьми.

– Вы сами себе противоречите, Серхио. Значит, телевидение все же плохо?

– Нет, оно необходимо!

– То есть?

– Оно – как заботливая нянька, которая целый день рассказывает интересные сказки и истории, но может и поставить в угол за баловство. Плоха такая нянька или хороша? Она необходима! Во всяком случае, большинству. И большинство ею довольно. И слава богу, что она есть. Отказ от телевидения – это… Это еще хуже. Это уход в Сеть, или в компьютерные игры, или подсадка на «дурь»… Вот поэтому я пишу сценарии «мыльных опер». Ну пусть они тупые. Зато там все хорошо: герои прикольные, веселые, много любви и комических ситуаций…

– Герои дерутся тортами?

– Острите сколько хотите. Мое мнение на сей счет – броня, вы ее не прошибете. Не буду поминать Чарли Чаплина – это прозвучит нескромно, хотя я ни с кем не собираюсь себя сравнивать, вспомню просто Бенни Хилла. Он тридцать лет снимал свои фильмики-миниатюрки, пока не умер от сердечного приступа. Уж сколько его честили за пошлость, дурновкусие, примитивизм – а тридцать лет миллионы людей сидят у телевизоров, смотрят эти фильмы, умирают со смеху и будут смотреть еще лет сто. Посмотрел любой скетч в его исполнении, посмеялся – вот вам, пожалуйста, поднятие тонуса и, как следствие, удлинение срока жизни. Ни депрессий, ни желудочных язв. Чем плохо? А чем, в конце концов, вам не угодила реклама мясного ленча с соусом карри? Вы же его наверняка покупали и потребляли, Ларри!

– Да, грешен.

– Ну вот видите…

И Серхио не помог. Да еще в кармане Ларри снова зазвонил телефон, и он с извинениями полез за трубкой – вряд ли стоило пытаться потом вновь накалять страсти. Пока Ларри немного раздраженно беседовал (интересно, что его раздражило – телефонный собеседник или все же их разговор?), Саманта, которой выпал черед мешать карты, вместо этого принялась строить из них трехэтажный домик. Сейчас ее внутреннее «я», как бывало часто, разделилось надвое, и одна часть строго допрашивала другую. Ларри ей нравится? Пожалуй, да. А если честно, то очень даже «да» без «пожалуй». Тогда какого черта она провоцирует конфликт? Разве она не знает, что ни одному мужчине не доставляет удовольствия, когда женщина пытается выставить его дураком? Но она и не пытается. Просто почему-то именно с этим субъектом ей хочется вести себя именно так. Дразнить. Идти на конфронтацию. И чего она добьется? Точнее, до чего доиграется? Ни до чего. Что принуждает ее к напрасному умничанью? Ведь если считать себя слишком умной, резвенько окажешься глупее распоследней дурочки. Они-то знают, как потакать самолюбию мужчин. Только разве она мало им потакала? И чего добилась? Ничего. Стоп, конфронтация конфронтацией, но зачем она тогда так тщательно подбирала помаду? Ну… Одно другому не мешает. Почему бы разок не попробовать зайти с другого конца? В комедиях Шекспира герои второго плана, которые на протяжении всей пьесы обмениваются колкостями, всегда куда колоритнее пастельно-аморфных главных героев. Только не следует забывать, что она не персонаж пьесы. А впрочем, что себя насиловать? Если сейчас ей хочется побыть язвительной штучкой, можно и побыть. Хотя, статься, она безразлична этому Ларри в любой своей ипостаси. Но дерзнуть стоит. Только следует помнить, что… «из ничего и выйдет ничего».

Наконец, с энной попытки, Саманте удалось закончить возведение домика и увенчать шаткое остроконечное строение парой прислоненных друг к другу карт. Получилось ничем не хуже какой-нибудь церковки на берегах Рейна. Ларри следил за строительством почти профессиональным взглядом. Наконец он отключил телефон.

– Я должен извиниться еще раз. Но обстоятельства складываются так, что мне придется уйти минут через двадцать. Надеюсь, вы меня простите.

– Придется, – бросил Серхио и неожиданно коварным движением выдернул из основания домика одну карту. Остальные беспорядочно осыпались на стол. – Упс! Землетрясение во Флориде. Рухнуло старинное здание университета – правда, есть подозрение, что к этому приложили руку не только силы природы, но и студенты…

– Такое случается, – заметил Ларри. – Да будет вам известно, студенты архитектурного факультета Йельского университета однажды подожгли свое здание.

– Да неужели? Какие, однако, бывают революционно настроенные студенты… Мешай, Саманта, и сдавай, наконец. Ларри, а вам нравится псевдоготический стиль?

– Что вы имеете в виду?

– Ну там всякие башенки, ажурные окошечки?

– Дешевый шик! – отрезал Ларри. – То ли дет–ский конструктор для строительства замков, то ли торт с марципанами. Вскрываемся? Три дамы, господа.

– Сурово… – отозвалась Саманта. – Очень сурово. Черт, у меня изначально были два короля. Пришел бы третий, я бы сделала ваши три дамы, Ларри!

– А я вообще не люблю все «псевдо», когда оно вполне серьезно да еще и выполнено любителями.

– Еще одна цитата из этого великого архитектора… как его… Мура? – невинно поинтересовалась Саманта.

– Нет, это уже мои слова. Кстати, Мур говорил, что нужно восстанавливать связи между нашим временем и прошлым, и сочетал принципы классицизма с самым экзотическим оформлением. Вот это не «псевдо», Саманта, это уже нечто великое. Истинный постмодернизм. Но увидеть разницу… Я думаю, можно даже человеку непосвященному. Достаточно обладать хорошим вкусом и… Чутьем, видимо. А другой мой кумир – Грейвз – вообще рассматривал архитектурную форму как набор цитат, которые заимствуются из некоего «запасника» – то бишь всего того, что сотворено зодчими разных культур на протяжении столетий. Грейвз считал себя вправе использовать любую форму по своему усмотрению в соответствии с проектной идеей. Взять, например, его здание административных служб в Портленде. Там смешаны классические и древнеегипетские мотивы – это чуть ли не подлинный храм бога Ра. Гротеск совмещается с буквальным воспроизведением форм прошлого. Вот вам не «псевдо», а насмешка гения, ибо смотрится это тяжеловесное строение восхитительно.

– Тогда приведите пример «псевдо».

– Да пожалуйста. Знаете ли, во второй половине семидесятых в Чикаго построили церковь Святого Иосифа. Весьма монументальное здание, этакая хитроумная система колонн и полукруглых перекрытий… Я пас, без вариантов… В нем попытались соединить формы традиционных культовых построек и новейших промышленных сооружений. Но увы, за этот синтез взялся не жизнеутверждающий насмешник Мур и не матерый компилятор Грейвз. И получился дичайший кошмар! То ли замок из кубиков, построенный малолетними детьми, то ли карточный домик, который вот-вот развалится. Сверху какая-то порезанная ножом кожура от апельсина. А венчают всю эту выспреннюю безвкусицу купола, похожие на крышечки от дезодорантов, да простится мне такое кощунство.

– Вы своими рассуждениями просто прихлопываете, как бетонными плитами. Ведь архитектура – вид искусства, а по-моему, к любому виду искусства надо относиться полегче. И повеселее. Вы чересчур серьезны, Ларри.

– Отнюдь. И кстати, многократно упомянутый Мур утверждал, что архитектура должна выражать все человеческие чувства, особенно юмор и иронию. Тому есть забавные примеры. В конце сороковых для семьи Фордов – тех самых автомобильных магнатов – построили «дом-зонт». От центрального стержня во все стороны расходились гофрированные ребра. Это немножко напоминало фонтан, немножко цветок, а более всего зонтик. Шокированные обитатели округи не могли удержаться от язвительных комментариев, а Форды не стали отмалчиваться и установили рядом с домом огромный щит со словами: «Нам ваш дом тоже не нравится». И я целиком на стороне Фордов… Масть. Простите, Саманта, этот червовый туз – просто дар божий… И вы, господа, простите, но я должен бежать – время вышло. Сегодня никак не получится посидеть дольше. До следующей среды, приятной недели!

После ухода Ларри остальные еще какое-то время продолжали сидеть за столом. Оскар вытащил обгрызенную трубку и теперь лениво посасывал ее; Серхио извлек из колоды червовую даму и крутил ее между пальцев, пытаясь проделать старинный фокус с исчезновением карты. Это удавалось ему не очень хорошо: уголки карты виднелись между зажатыми мизинцем и безымянным пальцем. Наконец он отшвырнул немного пострадавшую двухголовую даму и вздохнул:

– Да… Занятный парень. Сноб с большой буквы. И денег, наверное, до черта. Он из богатой семейки, Оскар?

Тот глубокомысленно кивнул – тень от трубки скользнула по стене.

– Очень. Его отец – импресарио, мать – оперная экс-дива… Впрочем, он это говорил…

Серхио хмыкнул:

– Я сразу понял: этот Ларри родился с серебряной ложечкой во рту. Как он держится… Умен, благовоспитан, образован, аристократичен… Ненавижу этот показной лоск! Мы просто пигмеи перед ним! А он… лорд Байрон! Его бы еще одеть соответственно… Он гей?

Оскар покачал головой:

– Нет… У него имеется какая-то красотка. Но, насколько я понял, они не живут вместе – вроде бы он ее периодически навещает.

Новый смешок Серхио прозвучал саркастически – во всяком случае, Серхио явно к этому стремился.

– Да такие вообще любят только себя. Все прочие виды любви кажутся им извращением. Черт! Он же еще вытряс из меня сегодня двенадцать долларов! Мало ему своих…

– Он немного странный тип, – изрек Оскар, не отреагировав на прозвучавшее пафосное изречение, – при такой внешности и абсолютный антиловелас. Не бегает за женщинами.

– А зачем? – патетически осведомился Серхио. – Они сами должны за ним бегать. А он им говорит этак неторопливо и жеманно: «Детка, катись к черту… Твоя страсть меня утомила».

Все расхохотались.

– А как он высказывался о телевидении! – продолжал Серхио со звоном в голосе. – Тупое развлечение для идиотов, к которым он себя не причисляет. Ну разумеется… То игрища для черни, а он – небожитель! Если бы он хоть раз посмотрел твою программу, Саманта, ему пришлось бы изменить свою точку зрения. Я иногда поражаюсь, где вы находите людей, которые знают все обо всем? Конечно, моя сестра не может похвастаться всесторонними познаниями, но все же…

Ну, началось! Со свойственной ему легкостью и резвостью мыслей барашек перескочил на свою сестрицу, от одного упоминания которой Саманту начинало трясти. Вот уже года два – не меньше – Серхио уговаривал Саманту взять в «Жажду успеха» свою младшую сестру – девушку с вопиюще непрезентабельной и мало годящейся (мягко говоря) для телеэкрана внешностью – в качестве игрока. Саманта отбивалась руками и ногами, ибо бородавчатое личико сей барышни было не самым страшным ее недостатком – Саманте приходилось видеть эрудитов с такими лицами, что бросало в дрожь, но усердный труд попотевших и измученных гримеров делал свое дело: всего через полчаса перед камерой эти квазимодища смотрелись уже вполне пристойно. В данном случае причины отказа были куда глубже.

Незадачливую эрудитку звали Марианна-Доминга: видимо, любовь к сериалам была присуща всем членам семьи Серхио, включая старшее поколение. Ей отнюдь не были свойственны легкий ум и острый язык ее братца: стремящаяся к знаниям девица прочла кучу книг, в результате в ее бедном мозгу произошло нечто вроде ядерного взрыва, и теперь перепутанные обрывки разнообразных знаний клочьями летели во все стороны – не к месту и не вовремя. Однажды, уступив яростному напору Серхио, Саманта честно попыталась ее протестировать. Ее особо восхитил ответ на вопрос, какая из европейских стран является лидером по экспорту нефти. Марианна-Доминга секунд десять молчала, а потом дрожащим голосом спросила: «Финляндия, да?» Присутствовавший при этом Серхио взорвался – он затряс в воздухе кулаками (его черноокая сестра задрожала еще больше) и возопил: «Почему Финляндия, идиотка?!» «Я видела какой-то фильм, – ответствовала Марианна-Доминга, чуть не плача, – в котором герои работали на буровой вышке. Они все были блондины и, кажется, говорили по-шведски». «Тогда почему же, – продолжал орать Серхио, – ты решила, что они финны?!» «Я читала какую-то книгу, – прошептала всезнайка загробным голосом, – в которой говорилось, что в Финляндии принято говорить по-шведски…» Поняв, что сейчас дело дойдет до рукоприкладства, Саманта прервала процесс общения брата и сестры первой фразой, пришедшей ей в голову: «А не выпить ли нам кофе?» Диагноз Марианне-Доминге был поставлен немедленно и категорично: переизбыток плохо прижившегося интеллекта. Впоследствии Саманта еще не раз и не два отбивалась от Серхио, объясняя ему, что его сестра неуверенно держится перед камерой, недостаточно подкована для игры, берет слишком большие паузы, а потом дает неверные ответы. Но Серхио все равно дулся, продолжая пребывать в ревностной уверенности любящего брата, что его сестрица просто кажется Саманте недостаточно красивой для телеэкрана. Разубедить его не представлялось возможным.

Между тем Серхио продолжал ораторствовать, вновь вернувшись к Ларри и честя его на все лады, и Саманте вдруг стали абсолютно ясны причины овладевшего барашком пылкого красноречия. Он ведь уже давно был немножко влюблен в Саманту и сейчас, интуитивно почувствовав ее заинтересованность в новом знакомом, изо всех старался облить Ларри чернилами. Другое дело, что Саманте и дела не было до его язвительных эскапад: уж чего Серхио точно не смог бы ими добиться, так это повлиять на мысли и чувства Саманты.

И кстати, о мыслях. Мысли о Ларри, влюбленности Серхио, Марианне-Доминге плюс случайно просочившаяся в сознание только что произнесенная очередная фраза о сериалах вдруг, смешавшись, дали удивительную реакцию. Перебив разглагольствующего Серхио, Саманта внезапно произнесла:

– А я могла бы раскрутить этого ледяного Ларри, который ни за кем не бегает. Хотите спорьте, хотите нет. Раскрутить по полной программе. Отношения с мужчинами – это мозаика, которая собирается из тысячи кусочков. Нужно только подобрать их правильно, идеально подогнать друг к другу. И вот тогда, подобно Каю из «Снежной королевы», можно сложить слово «вечность»…

Серхио онемел, зато Оскар кинул ответную реплику незамедлительно:

– Экий механистический подход… Мозаика, кусочки… Разумеется, ты его мигом соблазнишь, если захочешь, без всяких кусочков. Не вижу предмета для спора. Ты хорошенькая женщина, почему бы Ларри не увлечься тобой?

– Ты ведь не увлекся.

– Я был женат. И ты слишком хороша для меня, Саманта.

– Не недооценивай себя, милый Оскар… И я говорю не о банальном соблазнении. Я говорю о чувствах…

Пришедший в себя Серхио наконец собрался с силами и взвился:

– Нет, ты не сорвешь эту вишенку! Оскар тысячу раз не прав! Я знаю такой тип людей. У Ларри до–статочно кандидатур – неприхотливых, недалеких и восторженных. Они наверняка смотрят ему в рот, он роняет фразы, а они смеются дурацким смехом, и Ларри чувствует себя роскошным петухом среди тупоголовых пеструшек! Такая, как ты, ему не нужна! Зачем? Всегда есть риск, что ты выставишь его дураком, окажешься в какой-то момент более мудрой и здравомыслящей, перекроишь распределение ролей таким образом, что он очутится в зависимом положении. Он же это чувствует кожей – как и любой мужчина при приближении к тебе, Саманта. Это читается в твоих глазах. Зачем ему рисковать? Ларри любит быть хозяином положения, и он явно не из тех, кто не боится оказаться подмятым. Этот парень болезненно честолюбив! И он не рискнет собственным душевным спокойствием, неколебимой уверенностью в своем совершенном «я», чтобы соблазниться тобой, – потому что есть риск увлечься посильнее, а то и вовсе… Поверь, Саманта, твои синие глаза не пробьют его самозащиту, ибо она проклеена тщеславием, а это самое сильное, идущее изнутри мужское чувство. Ты выбиваешься из ряда тех девиц, из которых он выбирает. Ты не соблазнишь его, я видел, как он на тебя смотрел! Это не было взглядом заинтересованного самца! А если с первого момента такой мужской заинтересованности не возникает, то она и потом не появится.

«Из ничего и выйдет ничего». Серхио словно за–глянул ей в душу. Однако отступать Саманта не намеревалась.

– О’кей, Серхио, давай заключим пари. Если я в течение трех месяцев не добьюсь никакого результата, выиграешь ты – и тогда я, так и быть, возьму в «Жажду успеха» твою сестру. Если выиграю я, ты никогда больше не будешь просить меня об этом. По рукам?

Серхио не решался протянуть ей руку и напряженно размышлял.

– У него ведь есть какая-то красавица, ты забыла?

– Это серьезно? – осведомилась Саманта, поворачиваясь к Оскару.

– У Ларри ничего не может быть серьезно, – спокойно ответил тот. – Но кажется, эта девица все время звонит ему и выясняет, когда он появится.

– Вот и хорошо, что все время звонит. Чем чаще она будет ему звонить, тем скорее надоест. Так что, Серхио, мы поспорили?

Серхио вначале пожал плечами, а потом уныло кивнул.