Текст книги "Эмпирическая психология. Часть первая. О человеческой душе в общем и способности познания в частности"

Философия Вольфа и ее задачи

Вольфовская система – это не то же самое, что лейбницевская. В ней использованы некоторые идеи Лейбница, но не все и не только они. Прежде всего, в ней отсутствует основа последней – идея монады в ее полном воплощении. Как мы слышали от самого Вольфа, он оставил ее без внимания, потому что она не была нужна ему для его проекта. Задача философии Вольфа, таким образом, лучше всего объясняет ее особый характер и, следовательно, это различие.

Сегодня мы говорим о системе почти каждого философа, но не следует забывать, что этими системами мы редко обязаны самим мыслителям, а скорее историкам философии, которые объединили их разрозненные мысли в общую картину и объяснили их исходя из их личности, а также эпохи. Это не всегда принималось во внимание в достаточной степени, и следствием этого стало то, что усилия, которые привели к фактическому созданию таких систем, не были продолжены, а их значение не было достаточно оценено. Ранее уже упоминалось об изменении значения этого слова, которое стало очевидным в начале прошлого века. История терминологии может прийти здесь на помощь истории философии, как уже указал Рудольф Юкен в своей «Истории философской терминологии» для некоторых других случаев. Я хотел бы охарактеризовать разницу в использовании слова «система» в разные века как характерную для взглядов Лейбница, с одной стороны, и Вольфа, с другой, на философию и ее задачи. Там оно означает объяснительную спекуляцию, здесь – связное изложение содержания нашего мышления и знания.

Невероятное расширение и обогащение знаний за последние три столетия со всех сторон прорвало барьеры, в которые теологическая школьная система Средневековья заключила все содержание мысли и сделала его пригодным для преподавания и использования. И протестанты, и католики поначалу пытались сохранить традиционные основы и сделать старые школьные системы доступными для современных идей и учений, расширяя и реформируя их. Подобно тому, как религиозная реформация XVI века восходила от Отцов Церкви и традиций только к Евангелиям и Апостолам, философская реформа того же периода первоначально хотела вернуться от схоластики только к Платону и Аристотелю. Системы Реформации, как и Контрреформации, протестантского теолога Меланхтона, испанского иезуита Суареса, по сути, являются ничем иным, как новой схоластикой. В конечном итоге ни те, ни другие не смогли ужиться с новыми идеями. Представление всего содержания мысли и создание средств для ее распространения, использования и расширения – вот две части задачи, которую ставила перед собой эпоха. Предпринятые попытки решить ее должны быть вначале кратко рассмотрены по отдельности.

Королевские дворы, фактическим созданием которых была старая система и теологический университет, а также те, которые в ранние времена стояли на переднем крае обогащения знаний и расширения мысли, не проявили особого понимания этой задачи. Когда на сравнительно позднем этапе там хотя бы предприняли компиляцию содержания знаний, она, во-первых, уже зависела от других попыток, а во-вторых, имела форму, которая делала ее непригодной для серьезного воздействия, выходящего за рамки поверхностного распространения отдельных фрагментов знаний, поскольку она открывала путь к дезорганизации и беспорядочному полиглотизму. Бейль опубликовал свою энциклопедию в алфавитном порядке; таким образом, он стал отцом той энциклопедической формации, которая, не в нашу пользу, оказала очень большое влияние на общее научное образование нашей страны в этом веке и с которой, тем не менее, следует бороться как с ее злейшим врагом.

В Англии этот подход был применен гораздо раньше и успешнее. Основатель английской философии рассматривал обе стороны проблемы; он решил первую по-своему и, по крайней мере, дал предложение по решению другой. Но бэконовская энциклопедия была слишком грандиозно задумана, слишком оригинальна и безжалостна в своем принципе деления, чтобы стать школьной системой. Она должна была либо остаться фрагментарной, либо произвести совершенно революционный эффект в сфере науки; здорового прогресса от нее ожидать было нельзя. Произошло первое. По той же причине аналогичные начинания, которые, по большей части

Аналогичные начинания, которые, в основном под влиянием Бэкона и лишь в деталях самостоятельно, бушевали в Германии в течение XVII века, и среди которых лейбницианцы, вероятно, наиболее интересны, постигла та же участь.8383
  Vergl. auch die Schrift Guhrauers über Joachim Jungius. Stuttgart 1850.


[Закрыть] Французская энциклопедия позже назвала Бэкона своим интеллектуальным отцом, и в определенном смысле это было справедливо. Как логическая совокупность, по меткому выражению Куно Фишера, английская энциклопедия стоит посередине между алфавитной и систематической, между французской и немецкой, между Dictionnaire и Wissenschaftslehre; посередине, но все же гораздо ближе к первой, чем ко второй.8484
  Vergl. das Kapitel: Organon und Encyklopädie in K. Fischers Werk über Francis Bacon. 2. Aufl., Leipzig 1875.


[Закрыть]

Новая система Бэкона находится в полной оппозиции к традиционным системам образования, как и новые средства ее распространения, которые он уже рекомендовал и которые впервые были опробованы в Англии. Повлияли ли его предложения на эту попытку или нет, для нас не имеет значения. Но даже эта новая форма концентрации научной работы нескольких ученых в совместных исследованиях, сложившаяся в XVII веке в противовес университету Средневековья, была лишь частично успешна как решение второй части задачи. Если академии праздновали триумфы научных открытий, то они гораздо меньше благоприятствовали расцвету философской мысли. Ее проблемы не могут быть решены совместными исследованиями, а интеллектуальные споры Лейбница с Бейлем, Локком, Кларком и Ньютоном сделали больше для того, чтобы вывести спорные вопросы на передний план и донести различные взгляды на них до широкой публики, чем для того, чтобы действительно разрешить какие-либо из них. Существенный прогресс здесь может быть достигнут только благодаря неустанному умственному труду отдельного человека в форме внутреннего опыта. Но именно академии угрожали ослабить узы, связывавшие науку как таковую с общим образованием, делая новые мысли и взгляды достоянием высокообразованного круга ученых, в то время как в школах преподавалась устаревшая схоластика или тот выхолощенный эклектизм, который в то время прикрывался именем Аристотеля как торговой маркой. Они способствовали расширению знаний в некоторых направлениях, но не их распространению.

Но ни одна дисциплина не может терпеть такое ограничение меньше, чем философия. Ведь слишком легко, если общий интерес не встречает отклика, отмахнуться от нее как от теневого вопроса и выбрать взгляды, более близкие к повседневным наблюдениям. Однако, с другой стороны, любое здоровое общее образование, которое только и может привести к высокоразвитому интеллектуальному возрасту, предполагает живой интерес к философии и более глубокое ее понимание. Подводя краткий итог, можно сказать, что академии принесли пользу естественным наукам, но навредили философии; они способствовали расширению знаний, но не их распространению. Развитие этих учреждений, ставших уже в XVIII веке опорой самого крайнего механицизма и материализма, и все развитие английской и французской философии, спустившейся через эмпиризм к материализму и скептицизму, доказывают первое; аналогичное движение в другую сторону было предотвращено, по крайней мере в Англии, только тем, что естественные науки, помимо академии, получили в свое распоряжение университет, где они могли действительно продолжать свою работу.

Главная ошибка вышеупомянутых попыток заключалась в том, что они слишком радикально подходили к сверхзадаче. Правильный путь можно было найти только через посредничество. Новая энциклопедия должна была сохранить то, что было полезным или изначально необходимым в старой системе. Для ее распространения, однако, необходимо было использовать традиционные средства: она должна была вернуться из академии в университет; уже не в теологический университет схоластики и последующего периода, который оставался под его влиянием, а в философский университет, созданный с его помощью. Этот поворот наиболее отчетливо и прочно произошел в Германии, и, пожалуй, знаменательно, что когда первая немецкая академия была заново основана, ей пришлось прибегнуть в основном к помощи иностранцев. Христиан Вольф, однако, возможно, осознавал важность своего решения, когда сопротивлялся заманчивому предложению Фридриха IT, который хотел сделать его преемником Лейбница по внешним признакам. Ведь именно он предпринял вышеупомянутый шаг и решил две части этой задачи не самым грандиозным и гениальным образом – ибо здесь он не соответствовал планам Бэкона и, вероятно, Лейбница, – а самым практичным и успешным. Именно это место занимает Вольф в общем развитии современной философии, о чем сейчас будет рассказано вкратце.

В самом начале своей академической преподавательской деятельности, готовясь к своей первой философской лекции, Вольф поставил во главу угла следующее определение: «Philosophia est scientia possibilium, qua talium». Однако, поскольку возможное – это столько же, сколько и мыслимое, это утверждение охватывает весь мир мысли для философии. Нет ничего, что не было бы способно к философскому познанию, за исключением откровений религии. 8585
  «…qui enim ad animum revocaverit, quae de cognitione philosophica paulo ante attulimus, usum philosophiae hinc longe amplissimum agnoscet, propterea quod nihil detur, si ab iis discesseris, quae a Deo revelata sanctissimae nostrae religionis fundamenta sunt, quod cognitionem philosophicam non admittit.» Horae subsec. I, S. 15.


[Закрыть]Он нашел это определение, как он сам пишет, когда «исследовал, по случаю коперниканского построения мира, могут ли философские и особенно физические вопросы быть решены из Священного Писания или нет». 8686
  Ratio praei, Sect. II, Cap. I, §2. Phil, rat.: Disc, praei., Cap. II, §19.


[Закрыть]– Это была та самая проблема, которая, как мы уже говорили, разделила его с его учителем Нойманом и окончательно сделала его неверным теологии. – Впервые он опубликовал ее в предисловии к «Elementa aerometriae». Сам Вольф однажды сказал, что Лейбниц во время своего последнего визита в Галле, вспоминая свои юношеские планы, высказал ему пожелание, чтобы нашелся ученый, который написал бы энциклопедию по примеру Альстеда, и тогда в нее можно было бы включить «Elementa Matheseos» Вольфа.8787
  Im Elogium G. G. Leibnitii in den Act. erud.


[Закрыть]

Это давно было планом Вольфа, даже если он не хотел и не мог придерживаться указанной здесь модели. Он и осуществил его, ибо его философия – это такая энциклопедия.

Вольф начал с плана философского обоснования морали. Этой задаче было посвящено как его первое научное начинание, так и последний большой труд. Предварительные задачи, которые казались ему необходимыми, привели его к созданию и изложению своей системы. 8888
  Vergl. Wolffs Antwort auf die Aufforderung des Abtes Schmidt in Helmstädt. Wuttke, S. 143.


[Закрыть]Задача, о месте которой в общем развитии мы уже упоминали, была, таким образом, установлена и биографически.

Однако такая система, конечно, не могла быть создана с нуля; ее основатель никогда не претендовал на полную оригинальность всего содержания мысли. «Нельзя притворяться, – защищается он, – что, когда кто-то пишет систему, он должен вносить в нее только свои собственные изобретения: ведь это было бы то же самое, что делать вид, что у наших предков вообще не было ничего хорошего. … Между тем несомненно, что, если исследовать ее так, как я привык, все выходит так, как если бы мы были первыми изобретателями, ибо мы действительно вывели ее из наших собственных знаний, как мы сделали бы, если бы нашли ее до нас».8989
  Ausf. Nachricht. S. 192.


[Закрыть]

В этом отрывке выражена основная идея, лежащая в основе начинаний Вольфа. Задача, которую он поставил перед собой, заключалась в том, чтобы объединить в себе все знания того времени, проделав в своих мыслях работу веков и преобразовав объективно предлагаемое в субъективно признаваемое, но при этом сделать последовательную связь этой мысли ясной для себя и привить ее другим. Он не подошел к этому неподготовленным; он почти всю жизнь работал над тем, чтобы познакомиться с миром мысли самых разных великих умов. Помимо двух школьных систем, он познакомился с зачатками национальных философий во Франции, Италии и Нидерландах, с Декартом, Кампанеллой, Гуго Гроцием и другими, частично погрузился в мир мысли Лейбница, наконец – и это самое главное – позволил влиянию английского естествознания оказать на него полное воздействие. Правильно ли он распознал мысли этих людей, его мало волновало, поскольку он хотел представить не то, чему учил тот или другой, а то, чему он научился у них.9090
  «В своих учениях и мнениях я никем не руководствовался, а просто смотрел, могу ли я понять это как истину в соответствии с теми утверждениями, которые я сделал, и могу ли я доказать это с помощью веских оснований. По этой причине, даже если я находил в других трудах что-то, на что имел право, меня меньше всего волновало, встретил ли я мнение другого человека или нет. Мне было достаточно того, что я признал его истинным или, по крайней мере, вероятным в том смысле, в котором я его принял». Message. S. 149.


[Закрыть] Он также не хотел скрывать эти влияния, в чем его так часто обвиняли. Один взгляд на его труды убеждает нас в этом, даже если бы он сам не утверждал этого несколько раз.9191
  «В то же время я с радостью и готовностью отдаю заслуженным авторам должное, которое им всегда причитается, и поэтому упоминаю их имена там, где описываю их изобретения и замечания: Ибо я не требую, чтобы люди, неопытные в истории учености, присваивали мне по неведению то, что причитается другим, и считаю большой неблагодарностью, порок которой так же мало, как и другие, присущ людям понимающим, если не желают сохранить память о тех, кто оказал наукам выдающиеся услуги и кому мы должны быть благодарны за то, что теперь знаем то, что было неизвестно до них, и благодаря их помощи можем теперь идти дальше, чем шли они сами.» Предисловие к Allerh. nützl. Versuche etc. III, 1722.


[Закрыть]

Его система была эклектичной; он знал это и хотел этого. «Мау снова видит из этой репетиции, что я не требую ничего сектантского, не убеждаю себя, будто я или кто-то другой один видит истину, но что я стремлюсь сохранить все хорошее, оно может быть найдено где угодно, только заботясь о том, чтобы оно было освобождено от цепких предрассудков, чтобы не возникло никакого недостатка в результате злоупотребления наукой. И это, как мне кажется, и есть тот самый философский эклектик, или житейский мудрец, который не клянется никаким стандартом, но исследует все и сохраняет то, что можно связать в разум или привести в гармоническую систему.»9292
  Anm. zu d. vem. Ged. von Gott etc. §242, S. 377.


[Закрыть]

Такая система знаний сама по себе неплодотворна; она может стать системой образования только в том случае, если за вход в нее боролись; если она не только создана, но и распространена. Одним словом, создатель такой системы должен стать и ее учителем. Вольф в особой степени сочетал в себе эти два таланта, и на этом основаны его успех и значимость. На протяжении всей своей жизни Вольф был прежде всего академическим преподавателем. С ранних лет он сосредоточился на этой деятельности, и даже позже заманчивые перспективы не смогли заставить его быть ей неверным. Все его основные работы были подготовлены и созданы в течение многих лет лекций. Этим объясняются все их достоинства и все их недостатки: последовательная ясность мысли и определенность выражения, а также широта и громоздкость объяснений, которые меньше утомляют слушателя, чем читателя, или слабости и места в демонстрациях, которые при более ярком изложении ускользнули бы от слушателя легче, чем от читателя. Как изучение математики и ее общепонятное изложение в устной и письменной форме, с одной стороны, подготовило его к решению философской задачи, а с другой – подготовило академическую молодежь и более широкие круги к лучшему пониманию и более успешному решению этой задачи, так и теперь философские лекции должны были не только обеспечить и воспитать ему круг учеников и помощников, но и подготовить его к решению литературной задачи, которая оставалась для него последней, самой далеко идущей и потому самой важной. Но и здесь он всегда ощущал себя учителем. Профессор Галльского университета должен был стать Praeceptor Germaniae, возможно, даже «профессором universi generis humani.9393
  Он назвал себя таковым в программе, которой открывал свои лекции после возвращения в Галле.


[Закрыть]

Разумеется, его влияние не было столь масштабным. Оно ограничилось лишь его родиной и лишь косвенно стало полезным для широкой публики благодаря его дальнейшему развитию. Поэтому его главное значение лежит в области развития национальной интеллектуальной жизни, и нельзя не рассматривать его позицию с этой точки зрения.

Разительное различие между Средними веками и современностью заключается в преобладании национального элемента над общечеловеческим. Сначала это проявилось в политической сфере, затем, однако, с большим трудом и, следовательно, с меньшим успехом в религиозной сфере; наконец, мы наблюдаем тот же процесс в более узко очерченной интеллектуальной сфере, в науке и литературе. Но если история последней обычно рассматривается с этой точки зрения, то в случае другой она еще не принималась во внимание или, по крайней мере, принималась недостаточно. История точных наук была и остается, конечно, интернациональной; только ненаучный шовинизм мог бы заставить ее изменить. Иначе обстоит дело с философией. Эмпирическое мышление является общим, поскольку его результатом является нечто объективное; рефлексивное и созерцательное, проявляется ли оно в художественном творчестве или философском осмыслении, предлагает нечто субъективное. О его достижениях нужно судить по личности мыслящего субъекта в более узком и более широком смысле, то есть, для нашего времени, по индивидуальному духу и по духу народа. Эта великая концепция истории философии как саморазвития человеческого всеобщего духа, краткая рекапитуляция которой появляется в мышлении индивидуального духа, всегда останется одной из самых гениальных и поучительных мыслей, но она не будет в полной мере соответствовать современному веку в своем осуществлении, если не будет дополнена с вышеописанной точки зрения. В самом деле, новейшая работа по истории, которая, вероятно, наиболее блестяще реализовала мысль Гегеля, уже содержит это дополнение в более чем одном направлении. Такая концепция окончательно устранит разделение между развитием современной философии и современной литературы в той мере, в какой оно существует до сих пор, и тем самым обеспечит истории обеих целесообразное дальнейшее развитие.

В истории современной философии, как и в истории современной литературы, Германия была последней из европейских цивилизаций, вышедшей на сцену. До этого появлялись лишь отдельные начинания, но они всегда ограничивались узкими кругами и не становились значимыми для развития. Даже появление такой личности, как Лейбниц, существенно не изменило ситуацию. При всей оригинальности своих мыслей и доктрин, в их разработке и использовании он был столь же

И во всем своем философствовании он следовал путям, проложенным французской философией. Академии, основанием которых он так ревностно занимался, здесь почти полностью провалились, а университеты находились в довольно неприятном состоянии: католическая и протестантская схоластика, выхолощенное аристотелианство, авантюрно залатанный эклектизм и та поверхностная французская популярная философия, которую представлял и преподавал Томазий, которого, несмотря на его многочисленные заслуги, в основном переоценивали, были повсюду. Пришлось бы вдаваться в подробности, если бы мы хотели изобразить условия во всей их убогости и бесплодности. Но нам необходимо знать их, чтобы понять влияние доктрины и способа преподавания Вольфа и в достаточной мере оценить влияние вольфианской школы на развитие наших университетов.

Согласно учению Вольфа, философия отличается от отдельных наук не «содержанием учения, а способом преподавания, т. е. видом познания, применяемого в ней. В отличие от исторического знания, которое ограничивается повествованием, перечислением и описанием и нашло свое истинное выражение в полиистории XVII века, философия стремится обосновать и связать. Последовательное применение философского подхода ко всем отраслям человеческого знания – вот задача, которую, по мнению Вольфа, должен решать университет. Способ наблюдения должен стать способом мышления, способ познания – способом мышления. Главной целью было не научить немецкий народ философии, а научить его философски мыслить. Это главная заслуга Вольфа и его значение, которое слишком редко подчеркивается. Он хотел подчеркнуть это, когда сам описывал основное направление своего преподавания как глубоко практическое, когда называл своей задачей совершенствование философии для использования высших способностей.

факультетов как свою задачу. Философия – это не только наука сама по себе, она является пропедевтикой всех других наук. Основной характер университета должен стать философским, так же как в средние века он был теологическим. Эта трансформация немецких университетов произошла в течение прошлого века; ее часто не замечают, потому что это было не формальное изменение, даже внешне охарактеризованное, а лишь молчаливое и постепенное фактическое.9494
  Vergl. F. Paulsen, Wesen und geschichtliche Entwickelung der deutschen Universitäten in: Die deutschen Universitäten, für die Universitätsausstellung in Chicago 1893 … herausgegeben von W. Lexis. Berlin 1893, S. 29 f.


[Закрыть]

В этом кроется и более глубокая историческая причина ожесточенного столкновения с господствующей теологией, даже если те, кто в нем участвовал, еще не осознавали значения этой борьбы. Подробно осветить это развитие должно быть задачей истории немецкой интеллектуальной жизни начала прошлого века, которая до сих пор была бедной родственницей нашей науки.

Университет в целом и его академическая должность преподавателя в частности были теми средствами, которые Вольф использовал для выполнения своей задачи, но не единственными. Необходимо было не только подготовить преподавателей, но и создать учебники, способные оказать влияние на более широкие круги, чем те, которые были доступны университету. Так появились его немецкие, а также латинские труды, и именно с этой точки зрения следует оценивать их, особенно первые. В использовании немецкого языка для распространения своих учений в письменной и устной форме не было ничего нового; в первом случае ему уже предшествовали некоторые другие, в том числе Лейбниц, а во втором, в частности, Томазий. И все же и здесь главное влияние связано с его именем. Было бы слишком далеко заходить, чтобы даже вкратце коснуться значения Вольфа для немецкой терминологии, которое было с похвалой отмечено Юкеном, но отнюдь не оценено в достаточной степени. Действительно, можно пойти еще дальше и порекомендовать историку немецкого языка более детально изучить его влияние на развитие этого языка, что, несомненно, не обернется для него неблагоприятно. Здесь следует упомянуть лишь о его систематических усилиях по замене трудных и запутанных иностранных слов более простыми и понятными немецкими выражениями для философских технических терминов, что было совершенно необходимо для того, чтобы приблизить их к народу. Если его ученики были виновны в преувеличении в этом отношении и, возможно, сами вызвали реакцию, это не умаляет заслуг мастера. В том, что эти предложения остались безуспешными, виновата философия Канта, которая, возможно, сознательно противопоставляя себя разновидностям другой школы, впала в противоположную крайность и, благодаря своему быстрому и широкому распространению, помогла ей вновь восторжествовать почти без борьбы. Именно эта огромная разница между выражениями философского языка искусства и разговорной речи является, возможно, одной из главных причин того, что философские идеи так трудно проникают в широкие круги сегодня.

Этого может быть достаточно, чтобы дать краткое представление о положении Кристиана Вольфа в общей истории философии и особенно в интеллектуальном развитии Германии. Что касается первого, то его главная заслуга состоит в том, что он действительно воспитал свой народ, чтобы тот вошел в философию, так что они, как страны до сих пор являвшиеся носителями философского прогресса, подвергались угрозе краха, он же мог взять дело в свои руки на прочном фундаменте. Эта работа, однако, является более достойной, чем роль несовершенного и плоского толкователя и компилятора мыслей Лейбница. Христиана Вольфа часто называют вторым «Praeceptor Germaniae», и этот титул относится к человеку, который пытался осуществить подобное интеллектуальное воспитание своего народа в гораздо более трудные времена. Однако более чем вероятно, что здесь имеет место не просто внешнее сходство, а сознательное подражание, о чем говорят нечастые, но всегда более значимые упоминания о Меланхтоне и его начинаниях в этом направлении, которые он однажды даже сравнил со своими собственными.9595
  Vergl. die Vorrede zu den Elementa Matheseos. und besonders die Stelle: Horae subs. III, S. 59 f.


[Закрыть]

Вальтер Арнспергер, 1897.