Текст книги "Через пески"

13
Бремя юности

Роб

Чтобы пройти километр до города, требовалось двадцать минут, но Робу казалось, будто он шел несколько часов. Мысли лихорадочно сменяли друг друга. Он раз за разом воспроизводил в памяти случившееся с ним, с того мгновения, когда его схватили, до той секунды, когда поймавшие его люди скрылись в песке. Он повторял их имена: Дайван, Рук, Шана. Имени последнего – наверняка их босса или даже господина – он так и не узнал.

Роб безостановочно думал об их костюмах, о жезле предводителя, о том, как появилась клетка из пескамня, о тщетных попытках сопротивляться, о том, как принял его песок при падении с неба. Воспоминания путались, будто волосы, превращаясь в головоломку, которую он пытался разгадать, шагая в сторону сияния Спрингстона, видневшегося над дюнами, и оставляя за спиной Полярную звезду. Он настолько ушел в себя, что, услышав, как кто-то зовет его по имени, решил, что это лишь игра его воображения.

– Роб! – Голос походил на вой кайота, долгий и протяжный. – Ро-о-о-о-об!

Вдоль дюн на окраине города плясали огни – десятки налобных светильников, дайверских фонарей и зажженных ламп.

Конечно же, его искали. Роб попытался представить, как выглядело его исчезновение в глазах брата, стоявшего тогда рядом. Все ли в порядке с Коннером? Может, его тоже засосало. Охваченный паникой, Роб побежал по песку к ближайшему источнику света.

– Эй! – крикнул он. – Я здесь!

Первым он наткнулся на Стеллу, одну из девушек, живших и работавших в «Медовой норе». Увидев его, та расплакалась и крикнула остальным, что он нашелся. Упав на колени, она заключила мальчика в объятия.

– Со мной все хорошо, – пискнул он. – Где Коннер?

– Ныряет вместе с остальными, ищет тебя.

– Я потерял его ботинки, – сказал Роб. – Мне теперь несдобровать.

Стелла разжала руки.

– Думаю, он будет счастлив, узнав, что ты цел и невредим.

По пути назад в «Медовую нору» люди, которых Роб едва знал или не знал вообще, хлопали его по спине, будто он совершил нечто героическое, оставшись в живых, – и это приводило его в полное замешательство. Он ведь дал себя ограбить, и все. Возможно, подумал он, они просто рады тому, что могут погасить свои фонари и вернуться к прерванному ужину и прочим вечерним занятиям. Казалось, за те двадцать или тридцать минут, что он отсутствовал, на улицу вышла половина города.

Мать и Лилия встретили его за несколько дюн до «Медовой норы», каким-то образом прослышав, что он нашелся, – слухи распространялись быстрее, чем можно было дойти пешком. Вновь крепкие объятия, вновь слезы. Сколько еще раз это будет повторяться?

– Простите меня, – услышал он собственный голос и тут же подумал о том, что он сделал не так.

Мать расцеловала его в лоб и пригладила волосы, засыпав с ног до головы спутом[5]5
  Спут – песок, попавший в волосы. (Примеч. автора.)


[Закрыть].

– Все хорошо. Я просто рада, что ты цел. Но больше никаких нырков. С меня хватит. Я серьезно.

– Я не нырял! – возразил Роб, но его протесты заглушил ветер.

В «Медовой норе» Роба встретили радостными возгласами и тоже стали хлопать по спине, забрызгивая пивом.

– Я уж собирался вырезать твое имя на стойке, сынок! – пошутил кто-то, и Роб понял, почему все придают случившемуся такое значение. Несколько недель назад жизни лишились слишком многие. Он вспомнил о суматохе, когда находили очередного выжившего и воссоединялась очередная семья, вспомнил всех, кого спасли из глубины Коннер и Вик. Собравшиеся здесь радовались не только тому, что еще один человек остался жив, но и тому, что им не придется оплакивать еще одного погибшего.

К нему протолкались Коннер и Палмер. Оба все еще были в дайверских костюмах с баллонами. Из редуктора, висевшего на боку у Палмера, сочился воздух – Роб слышал шипение. Вероятно, износилась пружина в клапане аттенюатора. Палмер обнял его. Роб посоветовал ему заменить редуктор, точно зная, что в мастерской Грэхема есть несколько запасных.

– Черт побери, ну и напугал же ты меня, – сказал Коннер, взяв Роба за плечи, как только Палмер отпустил его. Волосы его слиплись от спута, смешавшегося с потом. – Все из-за ботинок, да? – спросил он. – Из-за того, что ты с ними намудрил? Хватит их носить. Я тебе говорил, что рано или поздно…

– Их больше нет, – ответил Роб, глядя на свои босые ноги. – И я не виноват. Меня схватили какие-то люди. Дайверы.

– Оставьте его, – сказала мать, подходя с кружкой горячего чая и одеялом. – И снимите снаряжение! Сплошная просыпь[6]6
  Просыпь – песок, сыплющийся с дайверских костюмов и снаряжения. (Примеч. автора.)


[Закрыть] вокруг!

Роб взял чай, наслаждаясь теплом в ладонях. Вся эта суматоха утомила его. Хотелось вернуться в мастерскую, выяснить, не появился ли Грэхем, починить что-нибудь – что угодно, лишь бы те, кого он едва знал, перестали осыпать его песком, поливать пивом, хлопать по спине и обнимать.

– Давай отведем его наверх, – сказала Роза Лилии, и Роб почувствовал себя униженным, будто все еще оставался самым младшим, будто Лилия была старше его.

– Я хочу домой, – заявил он. – К Грэхему.

– Даже не думай, – ответила мать, и его повели вверх по лестнице. Это напомнило ему полет сквозь песок, когда им двигала чужая воля. Ощущение было настолько знакомым, что Робу захотелось вырваться, призвав на помощь ботинки и оголовье, но ботинок больше не было. Его лишили даже того крошечного могущества, которым он когда-либо обладал.

Мать велела девушкам принести воды в котелках и кувшинах, чтобы набрать горячую ванну – полнейшее расточительство, – и напоминала сыну о необходимости пить чай. Пока готовилась ванна, Роб подробно рассказал обо всем братьям и сестре, отчасти затем, чтобы самому осмыслить случившееся.

– Похоже, им были нужны только ботинки, – сказал Коннер. – Но как они пронюхали, что ботинки у тебя?

– Я тоже об этом думал, – кивнул Роб. – Они явились именно за мной. Знали, что ботинки у меня.

– Может, тут замешан Грэхем? – задумчиво проговорил Палмер. – Он знал о них, постоянно пытался выменять их у тебя. Мне кажется, не случайно в тот же день…

– Грэхем никогда не поступил бы так, – сказал Роб. – К тому же он мог их забрать ночью. Нет, я… я думаю, это все потому, что я случайно оставил их включенными. Я уловил часть мыслей тех людей своим оголовьем, сам не понимаю как. Может, это были мои собственные мысли, не знаю. Но когда я попробовал освободиться и полетел, мне показалось, будто я слышу кого-то. Он мысленно говорил другим, чтобы те были осторожны, что ботинки все еще включены. А кто-то другой подумал, что именно так они меня нашли. Допустим, они могли улавливать гармоники…

– Хочешь сказать, они могли определить местонахождение другого дайвера, основываясь на его частотах? – спросил Палмер. – Это невозможно.

– Знаю, – ответил Роб, – но не по той причине, о которой ты думаешь. Это вполне возможно – я могу определить, какое оголовье или какой костюм использует Грэхем, лишь с помощью осциллографа и простой проверки. Каждое устройство излучает уникальную сигнатуру.

– Ого, – сказал Палмер. – Не знал.

– Так как они тебя нашли? – спросил Коннер. – Ты же только что говорил, что это невозможно.

– Да. Потому что мои ботинки…

– Мои ботинки, – поправил Коннер.

– …Работают настолько чисто, что даже я, вероятно, не обнаружил бы их, хотя точно знаю, что искать.

– Оставьте его в покое со своими расспросами, – сказала Роза. – Ему надо отдохнуть. А вы, мальчики, идите вниз. Роб, вымойся, а потом поспи.

– Я хочу с Коннером, – возразил Роб. – Нужно найти Грэхема.

– Завтра. Если я буду в настроении и разрешу. А пока отдыхай. Вероятно, ты все еще в шоке, и завтра у тебя все будет болеть. В ванну. Немедленно.

Вновь почувствовав себя униженным, Роб переглянулся с Лилией. Та лишь улыбнулась и сжала его руку.

– Рада, что с тобой все в порядке, – сказала она. – Я знаю, каково это – оказаться снаружи одному, в темноте. Ничего веселого.

– Эй, мам, завтра я все так же могу взять с собой Лилию? – спросил Палмер. – Ты ведь не накажешь нас за всю эту чушь?

Роб увидел, как мать поколебалась, но затем кивнула.

– Да вы что, издеваетесь? – воскликнул Роб. – Лилия поедет с Палмером, а я должен оставаться тут?

Он не мог поверить, что его жизнь стала настолько унылой.

14
Воспоминание о полете

Палмер

Казалось невероятным, что такая тяжелая и неуклюжая штуковина, как сарфер, способна двигаться, повинуясь одному лишь дуновению ветра. Лилия смотрела, как Палмер поднимает главный парус. Хлопнула, наполнившись воздухом, парусина, натянулись канаты, заскрипела и застонала высокая алюминиевая мачта, и на мгновение почудилось, будто двухкорпусное судно сейчас опрокинется, вместо того чтобы прийти в движение, – так крепко держал его песок, таким сильным было трение.

Но дайверские костюмы, подключенные к разъемам у основания мачты, разрыхлили дюны вокруг корпуса, и сарфер шевельнулся раз, другой, а затем совершил невозможное и устремился вперед под могучим напором западного ветра. Он мчался по впадине между дюнами с такой скоростью, что желудок Палмера подкатывал к горлу. В утреннем воздухе чувствовалась прохлада, обещавшая смениться жарой от восходящего солнца.

– Йе-е-е! – завопила Лилия, вцепившись обеими руками в канаты.

Палмер ослабил главный парус, сбрасывая ветер и замедляя ход, и вдруг заметил на лице Лилии улыбку от уха до уха.

– Быстрее? – спросил он.

Лилия кивнула.

– Ладно, тогда убери тот парус. Там лебедка с тросом. Поверни рукоятку по часовой стрелке.

Лилия сняла одну руку с каната и схватилась за рукоятку лебедки.

– Обеими руками, – сказал Палмер, корректируя курс. – Тут требуется сила.

Он поднял завязанный на шее платок, закрывая рот. В воздухе было полно подхваченного ветром песчаного выброса[7]7
  Выброс – песок, вздымаемый сарфером. (Примеч. автора.)


[Закрыть].

Лилия попыталась толкнуть рукоятку, но та не сдвинулась с места. Палмер уже собирался объяснить, как повернуть рукоятку с помощью трещотки в другую сторону, чтобы улучшить рычаг, но девочка опередила его, упершись ногой в крышу каюты и навалившись всем своим весом. Лебедка с треском повернулась, и трос, удерживавший гик, заскрипел от натуги.

– Отлично, – кивнул Палмер.

Лилия, улыбнувшись, повернулась к нему.

– Мы едем, – сказала она.

– Да. Хочешь порулить?

– Конечно.

Палмер дал ей подержать румпель вместе с ним, показывая, как поворачивать его в ту сторону, куда тебе не надо, и корабль повернет в нужную. Он показал, как работает компас, как удерживать стрелку на румбе двести сорок, как избегать дюн, а затем убрал руку, чтобы Лилия попробовала сама.

Понадобилось вмешаться только один раз, а дальше она разобралась, что к чему. Палмер снова сел на канаты, глядя на девочку. Она даже не подняла платок и, казалось, не обращала внимания на бивший в лицо песок – лишь глупо улыбалась, переводя взгляд с компаса на дюну с сосредоточенностью человека, не желающего, чтобы по его вине случилось нечто ужасное.

– Это твой? – спросила она, имея в виду сарфер.

– Теперь да, – гордо ответил Палмер. – Вполне крепкий, но кое-что нужно подработать. Первым делом поменять эти паруса. – Он показал наверх.

– Они что, износились? – спросила Лилия и тоже посмотрела наверх, похоже слегка нервничая из-за того, что пришлось отвести взгляд от дюн впереди них. – Угу, вижу заплатки. Похоже на мои старые бриджи.

Палмер рассмеялся. Он терпеть не мог акцент Лилии, как и все, связанное с ней, но некоторые ее словечки звучали забавно.

– Да, они износились, но дело в цвете. Разбойничий красный, цвет Легиона Лоу-Пэба. Этот сарфер раньше принадлежал другу моей сестры. Бандиту. Знаешь, кто такие бандиты?

– Роза рассказывала про них, – кивнула Лилия. – Больше всего говорила о том, что от них стоит держаться подальше. Вроде боссов, только со шрамами и татуировками и куда неприятнее.

– Ха! Угу, пожалуй, соглашусь. В общем, они узнают друг друга по парусам, под которыми ходят. Первое, что я сделаю, когда заработаю немного денег, – поменяю этот парус на черный.

– А что означает черный?

– Он означает наемника. Капера. Что я никому не желаю зла.

– Зачем тогда этот нож? – спросила Лилия, показывая на старый ржавый кинжал в ножнах, лежавший возле лебедки.

Палмер снова рассмеялся:

– Он вовсе не для того, чтобы резать людей. А для того, чтобы перерезать трос, если корабль вдруг станет опрокидываться. На экстренный случай. Нет, проблема с цветом паруса в том, – он показал вверх, – что в тебя могут начать стрелять. – (С лица девочки пропала улыбка.) – Не беспокойся, не здесь. В Лоу-Пэбе. А теперь, вероятно, и возле Данвара. Тут у людей и без того хватает забот. Черт побери, увидев парус, они могут подумать, что это я собираюсь в них стрелять.

– Где ты возьмешь деньги на новый парус? – спросила Лилия.

Палмер взглянул на девочку, только теперь поняв, как мало она знает. В чем-то она походила на новорожденную в теле десятилетней.

– Похоже, тебе еще многое предстоит узнать о жизни.

– Нет, я, кажется, понимаю. – Она пожала плечами. – Люди делают работу, и им дают за нее деньги, чтобы они могли обменять свою работу на чью-нибудь другую. Это как бы игра на доверии. Мама кормит и поит меня бесплатно, но когда посылает меня на рынок или поручает мне что-нибудь, то дает мне деньги. Мне просто любопытно, где ты собираешься взять их.

Палмер не сразу переварил услышанное.

– Ты напоминаешь моего младшего брата, – сказал он.

– Кого, Роба? – Лилия оторвала взгляд от компаса и посмотрела на Палмера. – Отец ведь так и не увидел его?

– Нет. Мама была беременна Робом, когда отец ушел. Роб ничего не знает про своего папу, кроме того, что рассказываем мы.

Лилия кивнула:

– Тогда понятно, почему он задает мне кучу вопросов.

– Угу. Со временем это надоедает.

– Только не мне. Я рада поговорить про папу. Мне его не хватает. Очень.

Палмер отвел взгляд. Он всегда боготворил отца, но, когда Лилия была рядом, к этому чувству начинало примешиваться еще что-то. Девочка стала очередным напоминанием о том, что отец ушел от них. Крутившиеся в его голове мысли напоминали двух гремучих змей, пытавшихся сожрать друг друга. Палмер хотел было попросить Лилию больше не упоминать об отце, но потом вспомнил: они здесь вовсе не затем, чтобы совершить прогулку под парусом.

– Значит, это он научил тебя нырять? – (Девочка снова кивнула.) – Страшно, да? В первый раз ощутить песок над головой?

– Нет, мне понравилось. Я… я помню, как тихо было под песком. Я все так же чувствовала в груди взрывы на рудниках, но в ушах больше не звенело. И песок… ночью он был теплым, а днем – прохладным. Как воздух, только наоборот. Сперва отец все время напоминал, что мне нужно много практиковаться, но потом стал говорить, что мне не надо слишком много нырять. Он беспокоился, что нас могут поймать.

Перед мысленным взором Палмера возник отец, учивший Лилию так же, как его самого и Вик. Он видел бороду отца, окруженные морщинками глаза, которые, казалось, всегда скрывали улыбку, копну седеющих волос…

Он отогнал прочь эту картину. Проверив показания одометра, он увидел, что им осталось преодолеть еще один-два километра.

– Держи направление, – сказал он. – Следи только за той крутой дюной впереди, постарайся не налететь на нее. – Он подошел к лебедке и начал разматывать трос. – Сейчас покажу тебе, как полностью остановиться. Нужно круто повернуть направо и припарковаться так, чтобы можно было легко тронуться с места. Но сперва посмотри, как я сворачиваю передний парус.

– Почему мы останавливаемся? – с явным разочарованием в голосе спросила Лилия, которую, похоже, захватила быстрая езда.

– Тебе ведь нравится нырять? – спросил Палмер. – Поглядим, что ты умеешь.

Костюм не пришелся ей впору. Этот тренировочный комплект Палмер утром одолжил у друга, нашедшего его в руинах академии. Штанины и рукава были слишком длинными, и ему пришлось сделать складки на локтях и коленях, завязать их запасными платками и укоротить провода, чтобы они не спутались. Палмер не стал бы погружаться в нем на полную глубину. Но сейчас ему лишь хотелось посмотреть, на что способна Лилия.

– Я включу питание своего костюма и все время буду рядом, – сказал Палмер, доставая из багажника сарфера два баллона. – Если редуктор перестанет подавать воздух, или костюм откажет, или ты запаникуешь, я вытащу тебя на поверхность.

– Ладно, – ответила Лилия, стараясь поудобнее устроиться внутри костюма. – Что такое редуктор?

Положив баллоны, Палмер схватил один из шлангов, которые отходили от них, и показал девочке загубник.

– Редуктор. Ну, знаешь, такая штука, через которую дышат. Как ты ее называешь?

Лилия пожала плечами:

– Никогда раньше не ныряла с воздухом.

Палмер уставился на нее:

– В смысле?

– Только на своем дыхании.

И она глубоко вдохнула, надув щеки для пущего эффекта.

– Мой… твой отец учил тебя нырять, чтобы ты могла сбежать. Только для того, чтобы поднырнуть под изгородь. Или как?

Палмеру стало не по себе. Весь его план лишался смысла. Он впустую потратил день, который мог бы посвятить добыче трофеев. Каждый день с проклятой картой Вик пропадал впустую.

Лилия перестала надувать щеки.

– Угу, там были две изгороди, – ответила она. – А потом каньон с рекой. – Увидев, что Палмер тупо уставился на нее, она объяснила: – Такая глубокая расщелина, которая идет на север и на юг, и по ней течет вода – больше, чем мог бы выпить за всю жизнь целый город.

Палмер попытался представить себе это, но не смог. Он подумал, стоит ли пытаться довести свой план до конца или лучше вернуться в город. И уже собрался было попросить девочку, чтобы ты расстегнула молнию на костюме, но Лилия нашла в комплекте оголовье и начала его подключать. Итак, она кое-что знала и даже, видимо, слегка расслабилась, надевая оголовье и подгоняя его по размеру. Затем она включила питание костюма и показала Палмеру большой палец.

– Всегда подсоединяй маску к оголовью до того, как включишь питание, – сказал Палмер. – Иначе можешь закоротить индуктор…

– Мне не нравится надевать маску, – ответила Лилия и, улыбнувшись, начала погружаться в песок. – Увидимся внизу.

– Погоди!..

Палмер попытался схватить ее, но рука встретила пустоту. Там, где только что стояла Лилия, закружился водоворот песка. Легкая дрожь – и перед Палмером вновь была плотная поверхность.

– Черт, черт, черт, – пробормотал Палмер.

Его охватили страх, паника и злость: страх перед тем, что сделает с ним мать, паника из-за того, что он не подготовил свой собственный комплект, злость на себя, такого тупого, и на Лилию, такую глупую. Он попытался подключить дрожащими руками свою маску к оголовью, а затем то и другое к костюму. Тратить время на баллоны и проверку систем он не стал – просто включил питание, убедился, что горит зеленый огонек, и нырнул, чтобы найти Лилию и вытащить ее обратно, напоминая себе, что нужно делать пять выдохов на каждое нажатие, пять-один. Боги, прошли годы с тех пор, как он делал искусственное дыхание «рот в рот» пострадавшему дайверу…

Когда он погрузился, маска еще не успела включиться до конца, цвета пока не сформировались – мир предстал в черно-белых тонах, затем пошли пурпурные волны, и он наконец смог видеть. Палмер разрыхлил песок вокруг себя до состояния воды, поворачиваясь во все стороны в поисках Лилии, но ее нигде не было. Путь ему преградили кили сарфера, и он опустился глубже – посмотреть, что на другой стороне. Он надел снаряжение всего за полминуты, – может, Лилия уже всплыла за его спиной? Палмер едва не устремился наверх, желая проверить это, но тут услышал необычный сигнал тревоги от маски – возможно, потому, что не дал ей откалиброваться на уровне песка перед погружением. Но потом тембр пронзительного писка изменился, и Палмер понял, что это зовет на помощь Лилия. Он забыл, что их оголовья уже настроены друг на друга и он может мысленно слышать ее, а она – его.

«Где ты?» – мысленно крикнул он.

В ответ раздался ее пронзительный вопль, который на мгновение прервался, а потом возобновился.

«Уииииииии!»

Под ногами Палмера что-то мелькнуло. Он посмотрел вниз, подумав, что какой-нибудь дайвер нашел тайное место Вик и стал воровать ее закопанные баллоны. Вокруг снаряжения, зарытого на первой остановке, кто-то метался. Когда схлынули паника и прилив адреналина, Палмер понял, что это Лилия. Она кружила вокруг баллонов, описывая петли и восьмерки. В голове у него звучал тот же самый крик, который она издала, когда сарфер тронулся с места.

«Лилия!» – крикнул он, ныряя к ней.

Девочка замерла. Палмер увидел на экране маски, как она совершает пируэты, ища его. Он уже был на полпути к ней.

«Я над тобой», – подумал он.

«Как это я тебя слышу?» – раздался голос Лилии, и Палмер понял, что оказался плохим учителем и к тому же дураком. Она не ныряла ни с кем другим, и у нее всегда был лишь один комплект снаряжения; конечно же, она ничего не знала об обмене мыслями.

«Я подниму тебя наверх», – сказал он, очутившись на одном уровне с ней. Маска показывала глубину в двести метров, но, чтобы понять это, не требовалось смотреть на экран. Они находились у первого комплекта баллонов. Палмер попытался успокоить разум и сердце. Он не глотнул вдоволь воздуха, прежде чем нырнуть, не сделал никаких дыхательных упражнений. Схватив редуктор от спрятанных баллонов, он совершил глубокий вдох; в конечностях закололо, мозги стали прочищаться. «Иди сюда», – подумал он, подтягивая девочку к себе с помощью песка, затем почувствовал сопротивление, будто песок был резиновым, и потянул сильнее. Зная, что без маски Лилия ничего не видит, он сунул редуктор ей в руку и начал направлять загубник ко рту. «Теперь осторожно вставь это в рот, так, чтобы туда не попал песок, и глубоко вдохни перед подъемом наверх».

Лилия кивнула. Он отчетливо видел на экране маски ее лицо и закрытые глаза, но она не щурилась – просто расслабилась, будто спала. Взяв редуктор, она совершила ошибку, открыв рот, прежде чем загубник коснулся ее губ, и теперь закашлялась, выплевывая песок и тряся головой. Редуктор выпал из ее руки.

«Ничего, ничего, – сказал Палмер. – Нужно поднять тебя на поверхность…»

«Догоняй!» – неожиданно громко завопила Лилия и, прежде чем Палмер успел возразить, устремилась вверх, превратившись из зелено-голубого пятна в далекий пурпурный отблеск.

Он снова глотнул воздуха через редуктор. Что, черт побери, все это значило?

– Как так вышло, что ты никогда не пользовалась маской? – спросил Палмер. Они с Лилией сидели в тени, передавая друг другу фляжку с водой.

– Папа рассказывал о них, но у него отобрали маску, когда его поймали. Оголовье ему оставили, хотя оно выглядело лишь как тканевая лента для волос. Не помню, прятал ли он его тогда в ботинки, но потом мы многое научились прятать. Он сумел сделать костюм и приспособить к нему оголовье, а для остального у нас не было материалов. Его это беспокоило, но он решил, что я смогу научиться нырять в одну сторону на счет «двадцать», потом поворачивать назад на счет «десять» и подниматься наверх на счет «двадцать». В крайнем случае мы попробовали бы выбраться в город за едой и другими вещами. На окраине жила семья, которой, по-моему, можно было доверять, но папа настойчиво повторял, что мы пойдем туда, только если не останется выбора. Но в общем-то, все это не имело никакого значения. Он просто учил меня по ночам главному – как погружаться и возвращаться назад. И вдруг я начала видеть.

– Без маски? – спросил Палмер, протягивая ей фляжку. Они спрятались от полуденного солнца под палубой, соединявшей два корпуса сарфера. – Как такое возможно?

– Папа говорил, что слышал об этом раньше, и это не очень его удивило, скорее обрадовало. Он сказал, что тогда все будет намного легче. – Лилия помолчала, играя с крышечкой фляжки и глядя вдаль. – Я всегда думала, что приведу помощь и мы его спасем. У меня было много друзей, они работали со мной на раскопах и помогали меня растить после того, как умерла мама. Я думала, что именно я сумею их всех оттуда вытащить. А теперь никого больше нет.

– Прости, – сказал Палмер.

Лилия смахнула слезу, глотнула воды и прополоскала рот, – вероятно, на ее зубах еще осталась песчаная крошка.

– В общем, – продолжила она, – я много тренировалась и видела все лучше. Я объяснила папе, что именно я при этом чувствую. Он учил меня использовать воображение и говорить песку, что нужно делать, посылать вибрации, заставлять его двигаться волнами. Если закрыть глаза, казалось, будто эти же волны возвращаются ко мне, рассказывают, что они чувствуют, от чего отразились и что там нашли. Сперва было просто ощущение преграды, изгороди, вкопанной так глубоко, что под нее нельзя поднырнуть, больших камней в земле, слишком твердых, чтобы их разбить, и слишком тяжелых, чтобы сдвинуть. Но чем больше я слушала, тем лучше видела. Пока ты не начал говорить у меня в голове. Из-за этого все стало размываться.

– Ты вконец озадачила меня, – покачал головой Палмер. Взяв у нее фляжку, он сделал большой глоток. – Мне кажется, все, что я знал о дайвинге, неверно. Сперва я пытался выяснить, как Вик проделывала свои трюки, а теперь вот это. Не понимаю. – Лилия уставилась на него; после признания в собственном невежестве Палмеру захотелось обелить себя. – Знаешь, это ведь я нашел Данвар, – сказал он.

– Знаю, – улыбнулась Лилия.

– На глубине в пятьсот с лишним метров. Я провел там несколько дней, в пескоскребе. А потом вернулся, чтобы всем рассказать.

Он не стал говорить, что ему пришлось убить голыми руками другого дайвера.

– Хотелось бы когда-нибудь на него взглянуть, – сказала Лилия. – Я всю жизнь смотрела на большой город, в котором так и не смогла побывать.

Ее слова застигли Палмера врасплох. Он понял, что Лилия похожа на многих, кто возлагает надежды на Данвар.

– Угу, само собой. Ну как, отдохнула? Хочешь вернуться в город?

– Мы больше не будем нырять? – спросила Лилия с грустью, как в тот раз, когда они перестали мчаться по песку. Казалось, она была готова подолгу заниматься тем, что доставляло ей удовольствие. Как Роб. И Вик. А вот самому Палмеру и Коннеру нравилось перескакивать с одного на другое.

– Могу показать тебе кое-что, если есть желание. Хочешь, научу пользоваться маской и нырять с баллоном? – спросил он.

Лилия пожала плечами:

– Давай. А можем нырнуть и выяснить, что делают под всем этим песком те большие птицы.