Текст книги "Надмiрный Путь"

«И снова я один, как дерево зимой…»

 
И снова я один, как дерево зимой,
Метель кусты сугробами завалит.
Пока еще дрожит листок последний мой,
Но знаю я: и он меня оставит.
 
 
Ну что ж, лети, лети на белый мех,
Быть может, хоть себя от дум избавишь.
Отныне я познал, что ты вернее всех,
Но что мне от того, коль отпадаешь?
 
 
Оставит ночь к утру звериные следы,
И волчий вой замрет перед рассветом.
Нет и листа на мне, какие уж плоды,
Душа, как в иней, саваном одета.
 
 
И той порой, холодною порой,
Еще студеней будет от разлуки.
И ты, и ты, и ты уж не со мной,
К кому теперь протягивать мне руки?
 
 
Но как бы я ни мерз, но как бы я ни стыл,
Весенний дух коснется, оживляя.
И отряхну тоску, и новые листы
Зашелестят, отпавших поминая.
 

8 июня 1990

п. Кярово

«Блажен, кто Истину не продал…»

 
Блажен, кто Истину не продал,
Блажен, кто в Правде устоял.
Речь не о вас, певцы свободы
(И не о нас, душе моя).
 
 
Увы, увы! Хвалиться нечем
И тем, и этим, и другим.
Одни и те же лица, речи,
Один и тот же праздный гимн.
 
 
А ты, поэт? О чем вещаешь,
Держа плакатный матерьял?
К какой свободе призываешь,
Свою свободу потеряв?
 
 
Кому витийствуешь в угоду?
Иль одолел тщеславья червь?
Что за глаголы шлешь народу,
Народом величая чернь?
 
 
Почто во всем великолепьи
Десницу к небесам воздел?
И я, понятно, не за цепи,
Но за свободу от страстей.
 
 
Безстрастие – удел немногих,
Познай, зовущий в никуда:
Свобода истинная в Боге,
Она – Христом и для Христа!
 
 
Поэт – кто, суету отбросив,
Перечеркнет плотское «Я».
Поэт – всегда хоругвеносец
На крестном ходе бытия.
 
 
С тех пор, как Бога позабыли,
Народы шествуют во лжи.
И люди Истину разбили
На много правд – своих, чужих.
 
 
И мыслят страстные поэты,
Хотят друг друга побороть.
Но Истина не будет чьей-то:
Она для всех, Она – Господь.
 
 
И если Бог святую лиру
В перста избранные вложил,
Не оскверни служеньем мiру –
Ему, Единому, служи.
 

27 марта 1991

г. Печоры

«Ах, как я долго плыл…»

 
Ах, как я долго плыл
Без Кормчего и вёсел,
Болталась по волнам
Разбитая ладья.
 
 
Ни щепки под рукой,
И я́коря не бросить,
До дна наверняка
Достать мог только я.
 
 
Ах, как она ждала,
Холодная пучина.
Ах, как она звала,
Ласкаяся к бортам,
 
 
Но я с пеленок был
Великий самочинник,
Взирал на облака,
Ища спасенья там.
 
 
Вода прощала мне
Мое остервененье,
Когда приго́ршней брал,
Вычерпывая вон.
 
 
Но я не принимал
Пучинного смиренья:
Не окажись ладьи –
И смерть со всех сторон.
 
 
Молился ли тогда?
Наверное, не помню.
Глядел за горизонт –
Бездумно, просто так.
 
 
Но Парусник пришел,
И я тогда не помер.
Пристанем ли теперь?
…И снег, и шторм, и мрак.
 

10 апреля 1991

г. Печоры

Девятый вал

 
Кто не тонул, тот не молился.
Блажен, кто Господа призвал
И в смертный час не усомнился,
Что Бог смирит девятый вал.
 
 
Ах, в синем море-океане
Смешались с пеной облака.
Одна безкрайность, всё в тумане,
Ни маяка, ни островка.
 
 
Мой белый парусник-красавец
Был, как всегда, послушен мне
И, океана не касаясь,
Летел к желанной стороне.
 
 
И видел я, в полупареньи,
И здесь, и там, со всех концов,
Невдалеке и в отдаленьи
Самонадеянных гребцов.
 
 
Одни меня куда-то звали,
Маня с собой, входили в раж.
Другие в спину мне плевали
И говорили: – Он не наш.
 
 
Кто танцевал, кого тошнило,
Кто умирал, кто прикорнул.
А бесноватый у кормила
Куда-то руку протянул.
 
 
Он говорил, в себя поверив,
От страшной власти запьянев:
– Земля – она не только берег,
Земля не там, она на дне.
 
 
И так иное направленье
Провозгласил в безумьи он.
И мачту-Крест в одно мгновенье
Срубили, выбросили вон.
 
 
И воззывал – заре навстречу –
Тираном вскормленный певец…
Дырой пяти-шестиконечной
Пробили днище наконец.
 
 
И вот пробоиной-звездою
Потоком хлынула вода.
И этой гибельной водою
Расперло гибельно борта.
 
 
А муж, чей разум не был пропит,
Кричал напрасно, сквозь «ура»:
– Заткнем звезду! Она потопит!
И нас погубит, и корабль!
 
 
Ему, понятно дело, вняли,
Но, чтоб отбить охоту впредь,
Единодушно раскачали
И за борт бросили. На смерть.
 
 
Потом сбежались, наклонились
Увидеть, как пойдет ко дну…
Да не о том они молились:
На радость мне – не утонул.
 
 
Он у Креста застыл с надеждой,
Что кто-нибудь спасет от мук.
Вперед, мой парус белоснежный,
На помощь брату моему!
 
 
А вслед орали прямодушно:
Мол, кто не с нами – значит, враг.
Лети, мой парусник послушный,
Мне под звездой нельзя никак.
 
 
Но кто-то сзади изловчился,
И грянул выстрел мне в протест.
И я отчаянно вцепился
За ту же мачту, тот же Крест.
 
 
Погиб мой парусник нежданно,
Но речь теперь уж не о нем.
Мы оба в пене океана,
Держась за мачту-Крест, плывем.
 
 
Я ослабел, поник в невзгоде,
В полусознаньи клянчил пить.
А он шептал: – С Креста не сходят,
С Креста снимают, потерпи.
 
 
И я терпел с невнятным стоном,
Стремясь душой от этих мест,
И знал, и верил – не потонем,
Пока мы держимся за Крест…
 
 
Кто не тонул – тот не молился.
Блажен, кто Господа призвал
И в смертный час не усомнился,
Что Бог смирит девятый вал.
 

18 мая 1991

с. Лисьё

«А Церковь – нечто более, чем мы…»

 
А Церковь – нечто более, чем мы.
Не высказать Ее надмiрной сути.
Она – Источник, неподвластный мути,
Она – Надежда посреде чумы.
 
 
Единая Святая Церковь-Мать.
Род человечь забы о покаяньи.
Ликует враг. Напрасно ликованье:
Тебе одной Сиять и Побеждать.
 

5 ноября 1991

д. Боровик

«Вложил Грядущее в куплет…»

 
Вложил Грядущее в куплет,
Напел себе, наплакал.
Не напророчествовал, нет, –
Накликал и накаркал.
 
 
Бараки в нежилом краю,
В колючем огражденьи.
Я вспоминаю, узнаю
Места из сновидений,
 
 
И эти вышки, этот люд.
О, боль без состраданья!
И грязь, и мрак, насильный труд,
И грех без покаянья.
 
 
Зловеща будущая тьма.
Да сохранит Всевышний!
Тюрьма, дорожная сума
И посошок нелишний…
 
 
Старинный рускiй городок.
Промозглой дымной ранью
Сидит у Храма дурачок,
Канюча подаянье.
 
 
Нелепый вид, безумный взор,
Застыл, как бы в раздумьи.
Обманщик, льстец, блудник и вор.
Он заслужил безумье.
 
 
Смердит мочой и чесноком
Замызганная ряса.
(Читатель мой, ты не таков,
Пройди, не замарайся.)
 
 
Но, может, Бог его простит.
Бедняга поболеет
И, не закончив лучший стих,
В канаве околеет.
 
 
А люди, как всегда у нас,
Посудят, посмеются.
Но примет Милостивый Спас
Блаженного безумца.
 
 
Вложил Грядущее в куплет,
Напел себе, наплакал,
Не напророчествовал, нет,
Накликал и накаркал.
 

20 декабря 1992

г. Каменец

«Прощаюсь, не успев обресть…»

 
Прощаюсь, не успев обресть.
Не странно ли? Не странно.
И, Слава Богу, время есть –
Не поздно и не рано.
 
 
Я и теперь не отыскал
Того, к чему стремился.
Стезя моя без родника,
Знать, плохо я молился.
 
 
Ах, этот путь, кого винить?
Одни коряги, ямы.
Не отдохнуть, не приклонить
Головушки упрямой.
 
 
И снова говорю – прощай,
Не простирая речи.
Благословляю Белый Край
И тех, кого не встречу.
 

22 декабря 1992

г. Каменец

«Идем на смерть. И стар и мал…»

 
Идем на смерть. И стар и мал,
С рожденья и до гроба,
Сходя по-разному с ума,
И каждый раз – особо.
 
 
Кому-то дальше, а кому
Уже совсем немного.
Кому удобней одному,
Кому с колонной в ногу.
 
 
Кто скоморошит, кто молчит,
Кто просто спит безпечно,
Кто изгибает спину, льстит –
И так шагаем в Вечность.
 
 
Кто упивается вином,
Кто тщетно ищет счастье,
Кто забавляется сребром,
Кто митрою, кто властью.
 
 
Мы дети странного пути:
Его конец – начало.
Идем на смерть, стремясь дойти
Во что бы то ни стало.
 
 
Любая даль – не самоцель.
Идут, чтобы добраться.
Так для того ли, чтоб в конце
В небытие сорваться?
 
 
Тому ж, кто смог перешагнуть
Земные утешенья
И во Христе окончил путь,
И смерть – приобретенье.
 

22 декабря 1992

г. Каменец

Дому отца Леонида

 
Старый дом, хозяйка молодая.
Дерева полны вороньих гнезд.
Из окна, когда уже светает,
Купола, кресты в мерцаньи звезд.
 
 
Огород, река, луга – просторы.
Снег и лед – рождественский покров.
Все давно забытое, простое,
Словно в детстве оказался вновь.
 
 
Отлежусь – и снова в путь-дорогу.
Осенюсь крестом – и в добрый час.
И хозяйку, оставляя с Богом,
На молитве помяну не раз.
 

30 декабря 1992

Брест – Санкт-Петербург

«И я любил. И был любим когда-то…»

 
И я любил. И был любим когда-то.
Но это слово без Христа мертво.
И чувствую пред теми виноватым,
Кого назвал отпадшею листвой.
 
 
О, годы! Врачеватели и судьи!
О, память – обличающий архив.
Приходят люди и уходят люди,
И с ними добродетель и грехи.
 
 
И я любил… Что говорить… Повинен.
Но пламя чувств не расточило тьму.
О годы-судьи, изреките ныне
Желанный приговор: – Быть одному!
 

7 января 1993

д. Боровик

«Рябчёвск! Рябчёвск! Безбожная дыра…»

 
Рябчёвск! Рябчёвск! Безбожная дыра,
Одно в тебе достоинство – природа:
Холмы и рвы, мой захолустный край,
Где по весне до горизонта воды.
 
 
Десна-река! Я оживал в разлив,
И ты себя едва ли узнавала.
Когда б не лес, темнеющий вдали,
Наверняка бы в небеса впадала.
 
 
Так отчего, откуда эта боль –
Забытый храм без купола и свода?
Не потому ли мат, и мордобой,
И перегар в любое время года!
 
 
Но самогоном не залить тоски,
Ей пребывать с тобою до издоха,
Пока твое богатство – бураки
Да погреба, набитые картохой.
 
 
Кого винить? Ты сам себя попрал,
Оставил то, к чему всегда стремился,
И твой народ, дав испоганить храм,
В придаток огородов превратился.
 
 
Рябчёвск, Рябчёвск! Поруганная Русь,
Перечеркни свои грехопаденья
И колокольным звоном поутру
Благовествуй земле о Возрожденьи.
 

16 января 1993

Санкт-Петербург

«Хочу молчать, за всех и вся смиряясь…»

 
Хочу молчать, за всех и вся смиряясь,
Вбирать в себя целительную боль.
Не многословить, знаньем надмеваясь, –
Кровоточить безмолвно пред Тобой.
 
 
Язык мой косен. Спутаны напевы,
Любое слово ложью отдает.
Обвисли четки безнадежно в левой,
Но сердце чует, знает Твой приход.
 
 
Мое неутолимое Желанье!
Прими немое воздеянье рук.
Слова, понятья поглотит молчанье,
Лишь Ты и я, и никого вокруг.
 
 
О тишина! О мрак Богопознанья,
Затмивший жалкий человечий свет.
Истаял я от Твоего дыханья
И изнемог: Тебя уж боле нет.
 

14 февраля 1994

скит Ветрово

«Се Жених грядет в полунощи…»

 
Се Жених грядет в полунощи,
Ублажая ожидающих.
Недостоин унывающий,
Ожидание оставивший.
Сохранись и ты, душе́ моя,
Да не сном отяготишися,
Да не будешь смерти предана
И вне Царства затворишися.
Воспряни, зовуще к Господу:
Свят, Свят, Свят еси, Создателю,
Богородицей помилуй нас.
 

15 февраля 1994

скит Ветрово

«Не сохранила Божье, не сумела…»

 
Не сохранила Божье, не сумела.
И страстию, и гордостью дыша,
Поземленела ныне, почернела
Моя белообра́зная душа.
 
 
Потерянная драхма при дороге,
Священное достоинство в пыли…
Душе́ моя, воспомяни о Боге,
Слезя и плача, Спаса умоли.
 
 
…И посрамился вселукавый враг мой,
Поругана Тобою темнота.
Ты осветил потерянную драхму,
Сияя на подсвечнике Креста.
 

27 июля 1994

скит Ветрово

«Печерский инок (кажется, Мирон)…»

 
Печерский инок (кажется, Мирон)
Перекрестился, глядя на иконы,
И стал молиться на грядущий сон,
Читать неспешно и творить поклоны.
Бесенка затошнило от старанья,
Сует под нос грехов рукописанье.
Послушник глянул – помутился свет,
Одна тоска, молитвы больше нет.
– О, этот грех! Да как я только мог!
А этот помысл? Ну, куда годится!
Да как такого только слышит Бог?
Да слышит ли такого проходимца?
Вскочил на ноги, к Старцу припустил,
Чтоб на уход отсель благословил.
С улыбкой молвил Старец: – Отдышись, –
И глянул на послушника с любовью.
– Сначала сам с собою умирись,
И умирятся Небо и Земля с тобою.
 

12 декабря 1994

скит Ветрово

«Когда меня убьют – порадуйтесь со мною…»

 
Когда меня убьют – порадуйтесь со мною:
Я вымолил себе такой конец.
Пойду от вас иною стороною,
Где Дух Святый, и Сын, и Бог Отец.
 
 
Исполните (прошу не без причины:
Прорифмовал монашество свое) –
Отпойте как простого мiрянина,
Пусть остальное вьюга допоет.
 
 
Поставьте Крест, сиренью обсадите,
Простите стихоплета за грехи.
И, наконец, в молитву претворите
Из Вечности идущие стихи.
 

14 декабря 1994

скит Ветрово

«А мне остался поворот, и только…»

 
А мне остался поворот, и только,
А далее – прямая и простор.
Обозревая мутные истоки,
Обозреваю устью приговор.
 
 
О воды, воды! Бурные от века,
Не оправдает вас рассудок мой:
Кормили и поили человека –
И отпускали по мiру с сумой.
 
 
И, разделив налево и направо
Две стороны, как друга и врага,
Текли себе, не мудрствуя лукаво,
Соединяя все же берега.
 
 
Река моя, душа моя, отныне
Не торопи движение воды,
Не потопляй последние святыни,
Не порушай остатние мосты!
 

15 декабря 1994

скит Ветрово

«При слове «сорок» что-то оборвалось…»

 
При слове «сорок» что-то оборвалось,
Пошли под склон промоины, бугры.
А может, и дороги той осталось
Всего – обрыв.
 
 
О путь-дорога! Не проехать мимо,
Не обойти – ты всюду под ногой.
Бранима, ненавистна и любима…
Я не хотел бы шествовать другой.
 
 
Душе моя! Довольно посмешили,
Забыв Фавор, взирая на Парнас
(И все-таки скорбели о вершине,
Заглядывая в пропасти не раз).
 
 
Я вызвал нарекание в народе
То четками, то лирой на груди.
Но шел, как мог, и при любой погоде
Святошам все равно б не угодил.
 
 
Не мерил героические маски
И грешен тем, что, на свою ж беду,
Кровавые и гнойные повязки
Стирал у проходящих на виду.
 
 
Здесь что-то от ущербности? Вы правы.
Но лучше в поношеньи пребывать,
Чем смрад и гной тщеславно и лукаво
Нарядною рубахой прикрывать.
 

16 декабря 1994

скит Ветрово

«Как древле преслушаньем Ева…»

 
Как древле преслушаньем Ева
Печаль живущим привнесла,
Так послушаньем Приснодева
Вселенней радость процвела.
 
 
Пресветлым Облаком, Благая,
Именовал Тебя пророк:
Дождем от края и до края
Сошел Всемилостивый Бог.
 
 
Но, Божью Милость попирая,
Забыв святое житие,
Лежу, потерянно взирая
На помрачение свое.
 
 
В напасти ввержен, окаянный,
Греховной сластию томим,
К Тебе взываю непрестанно –
Будь Заступлением моим.
 
 
Души порочной прегрешенье
Лечбою мудрой исцели,
Утиши ветхое стремленье,
Врагов спасенья устрели.
 
 
Нет сил ни плакать, ни молиться,
В делах любви и слеп и нем.
Взыщи Сама, о Всецарице, –
Иной Помощницы не вем.
 

20 декабря 1994

скит Ветрово

«Как мы жили? Себя похабили…»

 
Как мы жили? Себя похабили,
Не искали другого метода.
Воровали, блудили, грабили –
Хлебанули мы, больше некуда.
Лагеря не считали карою,
На этапах по-разному тешились:
Кто картишками, кто гитарою,
Шумно дрались и тихо вешались.
 
 
Жен своих (если были) отвадили
И дома позабыли отчие,
Стаю волчью винили и хаяли
В том, что сами выли по-волчьему,
Волю вольную спьяну отдали,
Измеряли карцеры метрами.
Согласились и стали уродами,
Несогласные стали жертвами.
 
 
Э, да что теперь. Жизнь протопали,
И винить-то особо некого,
Но, однако ж, крылами не хлопали,
Если сверху нам кукарекали.
И когда поколеньям выпало
Умиляться серпом и молотом,
Кривда в наши края и не рыпалась,
Не терпя голодухи с холодом.
 
 
И пускай лизоблюды безродные
Распинателей Родины славили,
И в неволе мы были свободнее,
Потому как мы – не лукавили!
Бог лукавых не терпит – слышали?
Кто продался – уже не выстоял.
Ну а мы не случайно выжили,
Веру в Высшую Правду выстрадав!
 

30 декабря 1994

скит Ветрово

«Когда часы пробьют двенадцать…»

 
Когда часы пробьют двенадцать,
Напоминая о былом,
Не торопитесь подвизаться
За шумным праздничным столом.
 
 
Не призываю к воздержанью:
Глухим призванья ни к чему.
Иная жизнь, иное званье –
Дай, Боже, выплыть самому.
 
 
Но призадумайтесь, кто слышит,
С вас не убудет коньяку:
И мальчик радуется лыжам,
Не зная, что свернет башку.
 
 
Но что слова? Гремит гитара,
И кто-то пляшет от души.
А новый год – брательник старым,
Давай, губерния, пляши!
 
 
А в пляске той – ай показалось? –
Веселости на медный грош.
Что ж, хоронясь за разудалость,
Об пол ногой с тоскою бьешь?
 
 
Угомонитесь, в самом деле!
Гулянье катится к утру.
Ах, это бурное веселье,
Как говорится, не к добру.
 
 
Затихнут гульбища мiрские,
Когда последнее допьют…
И если праздники такие,
То что же будни? Бедный люд!
 

1 января 1995

скит Ветрово

«Похоже, осень возвратилась…»

 
Похоже, осень возвратилась,
Последний снег прибрал туман.
И ночь на землю опустилась,
Не ночь – египетская тьма!
 
 
Мiр полунощный затаился,
Во мраке чая белый свет.
Стоит ветряк, отлопотился:
В моем Ветрове ветра нет.
 
 
И это – первый месяц года?
И это – первое число?
Погода – зеркало народа:
И по делам, и поделом.
 

1 января 1995

скит Ветрово

«Село Рябчёвск! Отечество без звона!..»

 
Село Рябчёвск! Отечество без звона!
Что помнится за столько лет и верст?
Дым самосада, запах самогона
И небеса в больших лампадах звезд.
 
 
О небеса! Отверстые, без края.
Вы были так прозрачны и близки.
И я стоял, молитвенно взирая
На чистые, живые светляки.
 
 
Я усмотрел отверженную Вечность,
В заветной выси – Высшее постиг,
Благословляя огненную Млечность
Неезжего туманного Пути.
 
 
И как бы там гармонь ни зазывала,
Напоминая сердцу о земном,
Моя душа Небесному внимала,
Блаженствуя в звучании ином.
 

1 января 1995

скит Ветрово

«Видать, до гробового вздоха…»

 
Видать, до гробового вздоха
Душой на перепутьи стыть.
Мне хорошо, когда мне плохо,
Кого винить?
 
 
О, переменчивость природы –
То этот дождь, то этот снег.
Что клеветать на непогоду?
Она – во мне.
 
 
Не сам ли сеял у дороги?
Что ж от кручины издыхать?
Чего глазеть на злак убогий?
Готовься жать.
 
 
О, непролазное безпутье,
О, двоедушное нутро!
А роковое перепутье –
Как мiр старо.
 

2 января 1995

скит Ветрово

«Да будет все по Милости Господней!..»

 
Да будет все по Милости Господней!
Что сотворим в теперешнем году?
Еще одно движенье к преисподней –
Иль покаяньем отвратим беду?
 
 
Грядущее отнюдь не осчастливит…
Кто ищет счастья в золотом тельце,
Наверняка последнее отымет –
Не нынче, так когда-нибудь, в конце.
 
 
Что впереди? Смятение, разруха?
Иль Божий гнев обыдет стороной?
Но вижу я – и ужасаюсь духом:
Несется Бледный Всадник надо мной.
 
 
Который Ангел протрубил Вселенней?
Какая чаша пролилась на нас?
Ослепшее земное поколенье,
Не в этом ли году прииде час?
 
 
Все может быть! Жнивье давно готово.
Но верного – ничем не одолеть.
Кто разлучит ны от любви Христовой?
Ни теснота, ни нагота, ни смерть.
 

2 января 1995

скит Ветрово

«Умирать в постели нам не светит…»

 
Умирать в постели нам не светит.
Кто про что, а я опять про это.
Если убивают на рассвете –
Я жилец до первого рассвета.
 
 
И хотя считал я сны за бредни,
Высмеяв наивные приметы,
Как паломник ждет своей обедни,
Ожидаю своего рассвета.
 
 
Я приму любое обвиненье,
Лобызая строгость приговора…
Но пока, Господь, пошли прощенье
Ждущему рассвета из затвора.
 

2 января 1996

скит Ветрово

Молись, народ!

 
Мне говорят (уж эти богословы!) –
Господь один, да разные пути,
Пора забыть оплошности былого
И вместе ко спасению идти.
 
 
Даешь любовь! Да здравствует терпимость!
Никто не прав! Никто не виноват!
Вне всяких вер над всеми Божья Милость!
Все хорошо, и Ангел бесу брат!
 
 
Несутся отовсюду кривотолки:
Кто, дескать, может Истину объять?
Мол, зеркало разбилось на осколки,
И наша цель – все заново собрать!
 
 
Лукавый люд! Почто блукать словами?
Да сгинут Православия врази!
Ведь зеркало, составленное вами,
Обезобразит, но не отразит.
 
 
О древней башни новые прорабы,
Кому на пользу вавилонский лад?
Я и гроша за истину не дал бы,
Которую сплели из полуправд!
 
 
Неслыханное прежде ослепленье,
Подмен или измен угарный дым:
Величить отступленье – просвещеньем,
Гордиться отступлением своим!
 
 
Охальники родимого порога,
Доколе околесицу пороть?
Да, Бог один. Откуда ж истин много?
Или уже не Истина – Господь?
 
 
А тьме и Свету – не соединиться!
Не прогадай, благовеститель лжи.
Коль издыхал у собственной пшеницы –
Спасешься ли у сорняков чужих?
 
 
О сеющие пагубное семя!
Не за горами воздаянья час!
Что широта, возлюбленная всеми?
Бог уготовал узкий путь для нас.
 
 
Экуменизм – постылая блудница!
Она душой о чадах не болит.
И дом ее со срамом разорится
Погаными, с кем пред детьми блудит.
 
 
О кривовер! Не сам ли раздвоился,
Головушкой вертя по сторонам?
Иль позабыл? Христос не разделился,
И вера благодатная – одна!
 
 
Молись, народ, о Чистоте радея,
От Храма Божьего не отврати лица.
Не отпадай, внимая блудодеям,
Но стой за Православье до конца!
 

12 августа 1996

скит Ветрово

«Дорогие мои, это всё!..»

 
Дорогие мои, это всё!
Отовсюду хула и глумленье!
Нас теперь только чудо спасет,
Да хотим ли мы сами спасенья?
 
 
Где народ мой? Ау! Что со мной?
Я не вижу родимого люда.
Потому-то и правят страной
Подлецы, проходимцы, иуды.
 
 
Наши души пускают на слом.
Нам шипят, указуя на стойло.
И молчим, позабыв обо всем,
Все меняя на горькое пойло.
 
 
И, не чуя особых утрат,
Мы таскаем чужие обноски,
И в припадках заходимся в лад
Жеребцам и кобылам с подмостков.
 
 
Окропить бы Крещенской водой
Одержимых безудержной корчью.
Русь моя! Боль моя! Что с тобой?
Кто навел эту тяжкую порчу?
 
 
Горе, горе над Руской Землей!
Разгулялись в открытую бесы.
Размелькались, под хохот и вой,
И рога, и копыта, и пейсы.
 
 
О народ мой! Довольно дремать.
Помолись перед Подвигом Богу.
Православная Родина-Мать,
Двери ада тебя не возмогут!
 

16 января 1997

скит Ветрово

«Как пусто было б без Тебя…»

 
Как пусто было б без Тебя
(Помыслим, если б что-то было).
Никчемность, глупость бытия,
Где мiр – вселенская могила.
Как пусто было б без Тебя!
 
 
И как бы жить, да и к чему
Без упования рожденье –
Переходить из тьмы во тьму,
Ложиться в землю удобреньем?
И как бы жить, да и к чему?
 
 
И что за кара мудрецу
Во тьме выглядывать просвета,
Порой завидовать глупцу,
По гроб не находить ответа.
И что за кара мудрецу?
 
 
Кто был бы счастлив под луной,
И в чем пленительное счастье?
В хотениях души больной?
В застольи, пляске, сладострастьи?
Кто был бы счастлив под луной?
 
 
О счастье! Где тебя искать?
Тобой покорены народы.
Твое отличие – пленять.
Но что за счастье без свободы?
О счастье! Где тебя искать?
 
 
Печальным был бы наш удел
В служеньи временному веку.
Никто б и права не имел
Именоваться Человеком.
Печальным был бы наш удел.
 
 
Но жив Господь! И ад бежит!
И все премудро во Вселенной.
И Смерть уже не устрашит
Того, кто вырвался из плена.
Но жив Господь! И ад бежит!
 

21 января 1998

скит Ветрово