Текст книги "Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1"

Пролог: лицом к лицу

Начало 1920‑х годов – это точка отсчета длинного и сложного процесса демонизации оппозиции, который начался с провозглашения святости «партийного единства» и закончился физическим уничтожением оппозиционеров в годы террора. Попытка объяснить один и тот же дискурс о внутреннем враге, взятый в разных масштабах, методом исторического анализа позволяет двигаться, по выражению Л. Я. Гинзбург, «от рассмотрения огромных массовых движений до все умельчающихся групповых формаций; и вплоть до отдельного человека, включая самые интимные стороны его внутренней жизни»7575
  Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство, 2002. C. 34.


[Закрыть]. Это возможно при помощи инструментария микроистории и антропологии. Наши представления о партийной повседневности пополняются благодаря партийным документам – стенограммам партсобраний или материалам партячеек. Еще более важным источником исследовательского материала являются архивы другого партийного органа – контрольной комиссии. Именно эти органы обладали правом контролировать и анализировать поведение и взгляды оппозиционеров и «склонных к оппозиции», чтобы определить, насколько они исправимы.

Деятельность Центральной контрольной комиссии (далее – ЦКК) регламентировалась Инструкцией о правах и обязанностях членов ЦКК, утвержденной Президиумом ЦКК 28 июня 1924 года7676
  РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 3. Д. 7. Л. 16.


[Закрыть]. Для рассмотрения дел о проступках членов партии из состава ЦКК была выделена Партколлегия в числе 9 человек, которая решала вопросы, касающиеся борьбы с нарушениями партийной этики. «Парттройки» являлись рабочими органами Партколлегии; в них входили 2 члена Партколлегии и 1 член ЦКК в порядке очереди. Постоянной работой в Партколлегии были заняты ответственный секретарь и два его заместителя. В Положении о ЦКК ВКП(б), утвержденном Оргбюро ЦК ВКП(б) 7 июня 1926 года, на Партколлегию, работавшую непосредственно под руководством Президиума, возлагались задачи по рассмотрению персональных дел коммунистов, нарушавших положения программных документов и Устава, не выполнявших решений съездов. К рассмотрению дел в Партколлегии привлекались все члены ЦКК в порядке очередности, а также рядовые члены партии из производственных ячеек в качестве партийных заседателей. Наиболее сложные персональные дела рассматривались на секретарских заседаниях Партколлегии, на которых присутствовали секретарь Партколлегии, член Партколлегии, докладчик и технический секретарь7777
  Там же. Л. 18–22.


[Закрыть]. «Совестью» ЦКК да и всей партии считался Арон Александрович Сольц. «Хранитель партийной морали», он имел репутацию «последнего арбитра» во время партийных чисток середины 1920‑х. Бытовал такой анекдот: «Плакат в ЦКК: „Добро пожаловать! Хлеба вам не поднесем, но Сольца на хвост насыплем“»7878
  Мельниченко М. Советский анекдот (Указатель сюжетов). М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 107.


[Закрыть].

Встреча контрольной комиссии и оппозиционера была непростым событием. Ее ход зависел от того, как воспринималась личность нарушителя: кто он, каковы его намерения, насколько он опасен. Опрашиваемых «вызывали» в комиссию – неявка грозила взысканием и часто даже исключением из партии. Как следовало оценивать эту встречу? Была ли она товарищеской беседой, «опросом», как она официально называлась, или слегка завуалированным «допросом»? В чем состояла вина, вменяемая оппозиционеру? Имела ли она партийный или государственный характер? Сказанное в кабинете контрольной комиссии подробно вносилось в протокол. Стенограмма разговора – документ, фиксирующий намерения опрашиваемого, – могла быть в будущем полезна и следователю. Это свидетельствует о намерении создать некое подобие кодификатора, который бы отражал все разнообразие душевной организации коммуниста: каков ты, к какому списку принадлежишь – врагов или друзей. Но на деле все было не так сильно формализовано. В процессе «состязания» с оппозиционерами важен был творческий подход, своеобразный диалог или даже полемика, поединок внутри дискурса и его взаимная конкурентная расшифровка и развитие.

Главным предметом спора был язык – не столько его семантика, сколько его прагматика: применение слова в конкретной ситуации. В сущности, вопрос был в том, как соотносить означающее с означаемым: как назвать содеянное оппозиционером – «проступком» или «преступлением»? Как охарактеризовать волю нарушителя – как «слабую» или «злую»? Сам факт того, что язык подвергался рефлексии, резко отличал дискурс контрольных комиссий от будущих допросов в кабинетах НКВД. Там, конечно, тоже шла дискурсивная игра – но уже другого рода и по другим правилам, с обыкновенно предрешенным результатом и в безнадежных для оппозиционера условиях. Если сама интерпретация противоречила юридической природе следственных документов НКВД, то язык контрольной комиссии позволял достаточно вольное обращение со словами и разнообразие толкований. В то же время он был более формален и требователен, чем живой язык перепалок на собраниях ячеек.

Споры и риторические состязания на партсобраниях имели общую цель: это была, собственно, публичная политическая борьба. Там оппозиционер был вправе в какой-то мере отделять себя от своей политической позиции, всегда существовала (не без последствий, разумеется) легитимная возможность «переубедиться» и принять верную позицию, в то время как в ЦКК разговор был более «интимным»: речь шла о партийце как индивиде, в котором партийное и человеческое были слитыми понятиями.

1. В Томской контрольной комиссии

События нашей книги начинаются зимой 1926 года в городе Томске. В феврале секретарь Партколлегии Томской окружной комиссии Виктор Григорьевич Львов приступил к рассмотрению дела партийца Редозубова. В. Г. Львов, член партии с 1920 года, занимал эту должность уже почти два года. Преподаватель местного рабфака Дмитрий Васильевич Редозубов, 22 лет, вступил в партию в том же году, что и его дознаватель. Анкета говорила о «сыне богатого казака поселка Осьмерыжск Песчанской волости, Павлодарского уезда, Семипалатинской губернии, интеллигенте, со средним образованием». Основанием для возбуждения дела было «личное» сообщение замначальника секретного отдела ОГПУ председателю окружной контрольной комиссии товарищу Матчу, включавшее выдержки из письма, отправленного из Томска в Ленинград. Отправителем данного письма был «Митя Редозубов», а адресатом – Дмитрий Никитич Ширяев, «близкий знакомый и товарищ Редозубова, бывший студент СТИ, в прошлом, 1925 году переехавший в Ленинград. Редозубов поддерживает с Ширяевым переписку».

Фоном разворачивающихся событий была «Зиновьевская оппозиция». Во время XIV партсъезда (декабрь 1925 года) выявились идейно-политические разногласия в ЦК, касавшиеся перспектив социалистического строительства в СССР в связи с ростом влияния кулака и нэпача и отсрочкой перспектив мировой пролетарской революции. Главную опору «Новая оппозиция» – «новой» ее называли по отношению к только что идейно и политически разгромленной троцкистской оппозиции – имела в Ленинграде. Корреспондент Редозубова, студент металлургического факультета Политехнического института имени М. И. Калинина, сросся с ленинградской комсомольской организацией, и спор в верхах имел для него кровный интерес. Оппозиционеры упрекали Сталина и его команду в непонимании принципиальной разницы между нэповской системой государственного капитализма и социалистическим строем. Зиновьев (вместе с такими лидерами оппозиции, как Евдокимов, Сафаров и др.) оспаривал сталинский тезис о возможности – в условиях задержки мировой пролетарской революции – полного построения социализма в одной отдельно взятой стране. На съезде взгляды ленинградцев были осуждены. Большинство обвинило ленинградскую делегацию в клевете на партию и попытках подорвать союз рабочего класса с середняцким крестьянством. Под руководством выехавших в Ленинград эмиссаров ЦК ВКП(б) во главе с С. М. Кировым в низовых парторганизациях формировались «инициативные группы» и «оргпятерки», добивавшиеся смещения членов оппозиционных партийных бюро. Ширяев видел в этом аппаратное засилье и грубое нарушение партийной демократии.

Замначальника секретного отдела ОГПУ приложил выдержки из упомянутого письма:

Г. Ленинград, Лесное – Григорьев, д. 10, кв. 2

Студенту Дмитрию Ширяеву.

<…> Я давно веду «антизиновьевскую позицию». Для меня нынешняя дискуссия есть подтверждение правильности моего мнения относительно Зиновьева. <…> Партия выросла и сумеет разобраться, где истинный большевизм. Знамя восстания поднято: Нейтральности быть не может. Наша Томская «обывательщина» как-то молчит, кроме того факта, что окружком – А. А. Цехер – послал в Президиум съезда протест против т. Зиновьева. Я оцениваю эту телеграмму как признание нашими комитетчиками нового хозяина, защиту места и положения, а не идеи. Война нужна в Томске. Ведь это болото, брюхо, черт знает, что такое. Не война без всякого смысла и содержания, а идейная борьба против безыдейного окружкома. Не потому, что окружком делает какие-то политические ошибки, а потому, что он вообще ничего не делает.

Удобного случая нет. Подождем.

За единство партии. Против ошибок Зиновьева, Сафарова, Каменева, Крупской, Сокольникова, Евдокимова, Саркиса и пр.

Митя,

Г. Томск7979
  ГАНО. П-6. Оп. 2. Д. 2763. Л. 8.


[Закрыть].

Молодой коммунист Редозубов требовал принципиальности, возмущался, что местный партийный аппарат погряз в услужливости и чинопочитании. Отрывки его письма передавались по неофициальным каналам – ОГПУ не разрешалось перлюстрировать письма коммунистов, а возможными прегрешениями полагалось заниматься только контрольным комиссиям. Письмо датировано началом января 1926 года – временем окончания XIV съезда и нешуточного раздора в Ленинградской партийной организации.

5 февраля 1926 года Матч вызвал Редозубова на опрос. 36-летний латыш Эдмунд Янович Матч считался опытным большевиком. Член РСДРП с 1908 года, во время революции он служил председателем Латышской секции Лефортовского районного комитета РСДРП(б)–РКП(б), а в Гражданскую войну – заместителем народного комиссара финансов Украинской ССР, позже заведовал Тюменским губернским финансовым отделом, а в мае 1924 года был назначен председателем Томской губернской контрольной комиссии РКП(б).

Матча заботил вопрос: как далеко зашло инакомыслие Редозубова? В задачи контрольных комиссий входила работа с членами партии, «которые своими поступками и действиями нарушают единство партии, подрывают ее авторитет и вообще идут вразрез с традициями и решениями партии», а также «предупреждение и изживание склок, группировок, конфликтов и сведения личных счетов и т. п.»8080
  Одиннадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М.: Политиздат, 1961. С. 694.


[Закрыть] В идеале контрольная комиссия должна была восприниматься ответчиками не как нечто отчужденное, а как часть их собственного «я». С ней следовало быть честным. Не случайно речь шла об «авторитете» – об отношении, построенном не на страхе, а на уважении к общему делу. Редозубов признавал авторитет Матча и Львова, воспринимал их как носителей партийного опыта и выдающихся знаний, высокой сознательности.

Прежде всего Матч постарался определить круг общения ответчика. Редозубов рассказал, что был знаком в Томске с Федоровым, Калашниковым и Мурзинцевым, местными коммунистами, с которыми не так давно устанавливал советскую власть в Сибири. Он делил советскую историю Томской губернии в период с 1917 по 1925 год на две части, разорванные Гражданской войной. Сначала – время власти антибольшевистских сил («Сибирское областничество», «Уфимско-Сибирская директория», правительство Российской Державы под руководством адмирала А. В. Колчака), с 1 июня 1918 года по 28 декабря 1919 года. С вступлением войск 5‑й Красной армии на территорию губернии вновь создавались органы местного большевистского управления. Политика Сибревкома по нейтрализации «интеллигентского духа» старинного Томска и одновременное создание из рабочего железнодорожного поселка Ново-Николаевска (с 1926 года – Новосибирск) новой революционно-пролетарской столицы Сибири привели к оттоку населения в новый быстрорастущий центр и другие города, расположенные вдоль Транссиба: Всесоюзная перепись населения зарегистрировала в Томске на 1926 год всего 92 274 жителя. В городе не было индустриальных предприятий или удобных транспортных коммуникаций, но все еще бурлила научная и преподавательская деятельность – в Технологическом институте и Томском государственном университете, на рабфаке, где преподавал Редозубов8181
  Отчет Томского окружного исполнительного комитета II окружному съезду Советов Томского округа Сибирского края. Октябрь 1925 – март 1927 г. Томск, 1927; Отчет о работе Томского городского Совета рабочих и красноармейских депутатов VII созыва за 1927 и 1928 года. Томск, 1929.


[Закрыть]. До мая 1925 года Томская губерния состояла из Нарымского, Томского, Мариинского и Кузнецкого уездов; существовал Томский губисполком, но фактически власть определял Томский окружной комитет ВКП(б), избранный 2 ноября 1925 года в связи с новым административно-территориальным делением и созданием Томского округа. Находясь под непосредственным руководством Сибкрайкома ВКП(б), этот орган проводил в округе партийно-политическую работу, формировал районные организации и партийные ячейки, направлял деятельность советских органов, назначал редакцию окружной газеты «Красное знамя». Редозубов знал, что ориентироваться нужно именно на него.

Редозубов был знаком с Шейном с 1922 года, работал совместно с ним в 1924 году на исполбюро ячейки РКП(б) института8282
  ЦДНИ ТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 525. Л. 52.


[Закрыть]. Сразу по приезде в Томск он подружился и со студентами рабфака: Ширяевым, Мазуровым, Сидоренко. На рабочие факультеты, главный рычаг пролетаризации высшего образования в это время, принимались рабочие и крестьяне в возрасте от 18 лет, делегированные производственными союзами, фабрично-заводскими комитетами, партийными отделами работы в деревне и региональными исполкомами, так что круг общения ответчика не вызывал возражений. Редозубов подчеркивал, что многие из близких ему рабфаковцев уехали продолжать образование в Ленинград. (Так обозначилась географическая «ось» студенческих контактов: Сибирь – Ленинград.) В Сибирь приезжали москвичи и коммунисты из других больших городов, но присутствие критической массы ленинградцев, сосланных после поражения оппозиции на XIV партсъезде, было ощутимым.

Матч задал несколько вопросов согласно анкете:

– Кто рекомендовал вас в партию?

– При вступлении утверждался Уездным комитетом без рекомендаций в 1920 году. В 21 году при регистрации рекомендовал Пирожников и др. вступал 16 лет.

– Где находится личное дело?

– В Павлодарском Уездном Комитете.

Был ли Редозубов компетентен в политических вопросах? «По политической грамоте, – бойко ответил он, – считаю себя не ниже среднего». В июне 1922 года была произведена реорганизация Сибирской областной партийной школы в Коммунистический университет Сибири имени И. Н. Смирнова с двухгодичной программой – там и начал свое обучение Редозубов. Курс состоял из пяти предметов: политическая экономия, исторический материализм, учение о праве и государстве, история классовой борьбы и теория социалистических систем8383
  ГАНО. Ф. Р-1053. Оп. 1. Д. 1378. Л. 13.


[Закрыть]. На V Сибирской областной партийной конференции в марте 1922 года заведующий Агитпропотделом Сиббюро Е. М. Ярославский заявил, что «политнеграмотные коммунисты, руководимые классовым инстинктом в годы войны, сейчас требуют теоретической подготовки»8484
  Известия Сибирского бюро ЦК РКП(б). 1922. № 45. С. 29–30.


[Закрыть]. Выпускник лекторской группы 1923 года Редозубов, если верить его анкете, владел общественными науками, был знаком с «политической экономией в объеме „Капитала“, историческим материализмом и др.»

Редозубов свидетельствовал, что он поддерживает переписку с Ширяевым «через период в 2 недели» и что «в письмах бывают вопросы политического характера».

– Разделяет ли Ваши взгляды товарищ, которому Вы пишете?

– Об этом я не могу сказать, т. к. он может и не разделять этого полностью, но частично разделяет по той информации, которая дается мной.

– В чем заключается конкретно зиновьевская пропаганда?

– Я был троцкист и был не согласен с Зиновьевым по отношению к Троцкому.

Самодиагноз «троцкист», «зиновьевец» уже через пару лет будет восприниматься как признание в политическом преступлении, но на тот момент это были технические термины. Описывая себя так, человек не ожидал осуждения – это была просто констатация факта оппозиционности.

В декабре 1923 года Троцкий опубликовал в «Правде» цикл статей под названием «Новый курс». «Центр тяжести, неправильно передвинутый при старом курсе, должен быть передвинут в сторону активности, критической самодеятельности, самоуправления партии, – утверждал создатель Красной армии. – Партия должна подчинить себе свой аппарат, ни на минуту не переставая быть централизованной организацией. Внутрипартийная демократия – не кость, брошенная „низам“ в момент кризиса. Это необходимое условие сохранения пролетарского характера партии, связи партийных „верхов“ с партийными „низами“ и избегания дорогостоящих ошибок. <…> Только постоянное взаимодействие старшего поколения с младшим в рамках партийной демократии может сохранить „старую гвардию“ как революционный фактор, – настаивал Троцкий. – Иначе старики могут окостенеть и незаметно для себя стать наиболее законченным выражением аппаратного бюрократизма». Среди мер демократизации, предложенных Троцким, было увеличение доли рабочих среди членов РКП(б) и возможность критики «снизу» – критики руководства и ответственных партийных работников со стороны большевистских низов. Трудно пройти мимо сходства позиции Троцкого с позицией «децистов» (демократических централистов), одной из первых оппозиций; однако впоследствии и Троцкий, и Зиновьев, и другие оппозиционные группы манипулировали взглядами «предыдущих» оппозиций, часто используя их тезисы и при этом жестко критикуя.

5 декабря 1923 года совместное заседание Политбюро и Президиума ЦКК одобрило резолюцию «О партстроительстве», которая была спустя два дня опубликована с отдельными сокращениями в «Правде». В резолюции указывалось на необходимость открытого обсуждения всеми членами партии важнейших вопросов партийной жизни, а также выборности должностных лиц и коллегий снизу доверху. «Только постоянная, живая идейная жизнь может сохранить партию такой, какой она сложилась до и во время революции, с постоянным критическим изучением своего прошлого, исправлением своих ошибок и коллективным обсуждением важнейших вопросов»8585
  Тринадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчет. М.: Политиздат, 1963. С. 779–780.


[Закрыть].

Во время последующей дискуссии Троцкий делал ставку на партийную молодежь. Он называл ее «вернейшим барометром партии» и предлагал допустить ее – с новыми идеями и инициативами – до руководящих постов, которые занимали преимущественно члены старой гвардии, большевики с дореволюционным стажем8686
  Троцкий Л. Д. Новый курс. М.: Красная новь, 1924. С. 78–79.


[Закрыть]. Идеи Троцкого получили значительную поддержку красного студенчества. Не оставили они равнодушным и Редозубова. Уже во время изучения исторического материализма в Сибирском комвузе он знакомился с такими темами, как «Вопрос о перерождении партии, так называемая партийная олигархия» и «Внутрипартийная демократия и ее границы». Теперь он читал статьи Троцкого в «Правде» с нескрываемым интересом.

21 декабря 1923 года партактив Томска обсуждал декабрьскую резолюцию ЦК и ЦКК. Большинство голосов одобрило право ЦК РКП(б) утверждать секретарей губкомов, однако было предложено прекратить эту практику в отношении профсоюзных руководителей. Двумя днями позже, 23 декабря, состоялось заседание актива городской парторганизации. На этот раз партийное руководство поставило вопросы: «Правильно ли решение ЦК о внутрипартийной рабочей демократии?», «Верна ли позиция заместителя председателя ВСНХ Тимофея Владимировича Сапронова и председателя Финансового комитета ЦК РКП(б) Евгения Алексеевича Преображенского в отношении пересмотра постановлений X и XI съездов о запрещении фракций и группировок?»

Редозубов понимал, что вопрос не мог быть поставлен более принципиально. После Октября среди большевиков появились различные течения, группировки и даже фракции, например «левые коммунисты», «рабочая оппозиция», «децисты». Боясь раскола, Ленин провел на X съезде партии 8–16 марта 1921 года резолюцию «О единстве партии». Единство и сплоченность рядов партии были провозглашены необходимыми, особенно учитывая то, что с введением нэпа предполагалось усиление давления мелкобуржуазной среды. Все фракции, то есть замкнутые группы внутри партии с особой программой и со своей групповой дисциплиной, должны были быть распущены. Разногласия требовалось рассматривать на заседаниях партии открыто, а не в кулуарах и кружках, чтобы не создавать почву для обособления и раскола. На XI партийном съезде (март – апрель 1922 года) Ленин подверг критике выступления Преображенского и других оппозиционеров, пытавшихся ревизовать линию партии, и пригрозил исключить из партии наиболее злостных нарушителей партийной дисциплины. Многие оппозиционно настроенные коммунисты – среди них и Редозубов – считали эту строгость временной и все больше склонялись к мнению, что настало время расширить рамки внутрипартийных дискуссий8787
  ЦДНИТО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 499. Л. 190.


[Закрыть].

Удивительно, но в своей критике аппаратного засилья Редозубов нашел союзника в лице секретаря Томского губернского комитета Василия Степановича Калашникова. На общем собрании Кузнецкой организации 4–5 января 1924 года Калашников утверждал, что ничего вредного и опасного в предложениях оппозиции нет и что письмо Троцкого вполне адекватно оценивает партийную молодежь. Присутствующие критиковали его: «Калашников нам говорил, что секретари губкомов – это каста. Почему Калашников не сказал, что, мол, это дворяне, покрытые для видимости коммунистической шкурой? Калашников считает, что он велик, а старые подпольщики ничто. Рано Калашников начинает забывать старых работников и разрушать партию, которую он не создавал»8888
  Там же. Д. 604. Л. 27.


[Закрыть]. Один за другим выступающие находили неуместными идею о возможном перерождении партии и вождей и противопоставление молодежи партии и классу8989
  Там же. Л. 28.


[Закрыть]. Через несколько дней Калашников уехал в Москву на партийную конференцию, где ему разъяснили его ошибку. В марте 1924 года на общем собрании второго городского райкома Томска он докладывал о только что закончившейся XIII партийной конференции. Предложения оппозиции по массовому обновлению партийного аппарата теперь казались ему ошибочными, и вообще Калашников отныне предлагал отказаться от деления коммунистов на старых и молодых.

Калашников был старым большевиком, членом РСДРП с 1906 года. За его спиной были два с половиной года тюрьмы, три года ссылки, комиссарская должность в Гражданскую войну. Он избирался делегатом VIII съезда РКП(б) от Иваново-Вознесенской организации. Несмотря на все это, накануне отъезда из Москвы Калашников выражал Я. Э. Рудзутаку озабоченность недостаточной подготовкой к должности секретаря Томского губкома, которую он занимал с сентября 1923 года. Калашников, соглашаясь с назначением, жаловался, что все время находился в аппарате и не имел возможности пополнить свои знания, выражал опасения, что у него нет ораторских способностей, «что в Томске расценивается как большой недостаток»9090
  Там же. Д. 99. Л. 378.


[Закрыть]. Зато Калашников умел крепко пить и нашел в лице Редозубова отличного собутыльника. На опросе Редозубов рассказывал: «Приблизительно в декабре месяце я пришел в квартиру Стаценко, где находился т. Калашников, они играли в шахматы, т. Калашников сказал, что у него есть три рубля, а я сказал, что у меня десять, на которые мы и решили выпить, сначала купили одну бутылку водки и полбутылки портвейну и закуски, но после нас разморило и мы выпили еще три бутылки, не желая больше надоедать в квартире, мы пошли в столовую Губико, где я не помню, было выпито сколько-то пива, после чего мы вышли и пошли домой». Свое пьянство Редозубов не считал «систематическим», но, по свидетельству того же Калашникова и других, «оно происходило в общественном месте (столовая), сопровождалось появлением в сильно пьяном виде на улице и возращением его на квартиру в бессознательном состоянии». Безусловно, такая выпивка связывалась с общим моральным упадком сторонников Троцкого, их индивидуалистическими причудами и сексуальными отклонениями, она «дискредитировала Редозубова как члена партии».

Говоря о «Новой оппозиции», Редозубов заявил: «После прочтения „Ленинизма“ я не был согласен с некоторыми положениями тов. Зиновьева». В сентябре 1925 года Зиновьев, все еще член Политбюро, выпустил брошюру «Ленинизм», в которой утверждалось, что победа социализма в СССР возможна только в случае успешных революций в Европе и Северной Америке. Книга включала целый раздел о борьбе с кулачеством. Зиновьев считал, что в деревне идет процесс расслоения, «растут два крайних полюса – кулак и бедняк», и ссылался на Ленина: «Мы стояли и будем стоять в прямой гражданской войне с кулаком – это неизбежно». Он называл кулака «мироедом», «пиявкой», «вампиром на теле народа», «самым зверским, самым грубым, самым диким эксплуататором».

Редозубов недавно услышал об отстранении Зиновьева от руководства Ленсоветом и Исполкомом Коминтерна и о решении пленума ЦК вывести его из Политбюро. Контрольная комиссия интересовалась, что Редозубов думает по поводу этих мер.

– Не было ли с Вашей стороны организации группировок на почве Зиновьева?

– Никаких организационных форм я не проводил. В настоящий момент я не троцкист и всецело стою за резолюции съезда.

Присутствовавший на XIV партсъезде Л. Д. Троцкий имел лишь совещательный голос и в прениях участия не принимал. Его блок с Зиновьевым был делом будущего.

В чем же суть инакомыслия Редозубова? Главная часть дознания касалась того, что было написано в письме. От ответчика требовалось пояснить, что он имел в виду под той или иной фразой, например:

– Что значит «знамя восстания поднято»?

– Это значит, что знамя восстания поднято против Зиновьева, и это я объясняю тем, что до этого против оппозиции ЦК не предпринимала ничего и все хотела изжить между собою, но на съезде этот вопрос поднялся открыто.

– Что значит Ваш [призыв] «нейтральности быть не может»?

– Это относилось по отношению к Ширяеву на его письмо, что он не должен занимать нейтральности, а должен быть на стороне ЦК. И лозунг «знамя восстания поднято» не относится к вызову группировки или действия против партии.

– Что значит «наша обывательщина молчит»?

– Это относится к тому, что Томск молчал и не реагировал на то, что делалось на съезде, и спит.

– Как увязать вопрос о том, что товарищ был на стороне ЦК, но был против телеграммы Бюро окружкома (в октябре 1925 года состоялась I Окружная конференция ВКП(б), сформировавшая Томский окружной комитет партии, которая и послала поздравления XIV партсъезду. – И. Х.)?

– Я считал, что было бы больше весу, если бы это было послано не одним тов. Цехер, но от организации, для чего нужно было бы собрать парторганизацию. Хотя я не отрицаю, что Бюро Окружкома имело право послать таковую. В ячейку, чтобы собрать актив или высказаться всей организации, я не обращался.

– Что значит «Комитетчики»?

– Я подразумевал под этим только т. Цехер, работающего как в аппарате, но не вообще против аппарата. Я видел в этом бюрократическую посылку и что это можно было сделать иначе.

Арон Абрамович Цехер родился в 1893 году в местечке Обухов Киевского уезда Киевской губернии. Революционер-подпольщик с ранних лет, он стал одним из первых секретарей Томского окружного комитета партии. В 1910 году был приговорен к административной высылке под гласный надзор полиции в Саратовскую губернию; в 1916 году вновь арестован. В марте 1917 года Цехер вступил в РСДРП(б), в первой половине 1920‑х работал в Саратове, Ярославле, Туркестане. В 1925 году Цехер приступил к выполнению обязанностей заведующего Отделом агитации и пропаганды Томской партийной организации, но Редозубов считал его манеру исполнения этой должности низкопоклонничеством:

– Что значит «как признание нашими комитетчиками нового хозяина в защиту места»?

– Поскольку это было послано одним т. Цехер, я считал, что исходит не от Бюро, а от него лично, я подразумевал, что он это сделал в угоду ЦК ради сохранения места, т. к. я не знал, что это решение Бюро и т. к. такая форма посылки могла быть только с целью угодить съезду. Но это было предположение, а не фактическое утверждение. Что здесь был Комитет – это я знал, а также и то, что Цехер оставался за секретаря окружкома.

– Что значит «болото и брюхо»?

– Это мое субъективное увлечение по отношению характеристики Томска.

– Что значит «война нужна в Томске»?

– Эту войну я понимал, что она нужна по отношению окружного партийного аппарата, потому что он ничего не делает.

– Чем выражается его ничего неделание?

– Это относится к газете «Кр[асное] Знамя», т. к. там работающий Хейфец политически неграмотный, и что содержание газеты не отвечает запросам партийцев. Лично я не чувствовал руководства Окружкома в городе Томске. Понимая безыдейность Окружкома не в смысле политических ошибок, а потому, что ничего не делает. Это значит, что не было удобного случая выступить на собрании против Окружкома по тем сомнениям, которые у меня накопились. Я имел в виду, что при выступлении буду не один, но в организационные формы это не вылилось и предварительной подготовки к этому я не вел. С этим я делился с Шейном, но никакого круга лиц не собирал. Какого мнения об этом Шейн, я не знаю. Слово «подождем» относится только ко мне. (Подчеркивания, здесь и далее, даются в соответствии с оригиналом. – И. Х.)

Партийная политика была ареной, где при помощи сложных дискурсивных маневров устанавливалось, кто проводник верной линии. Истина была одна для всех, и ее мог оспорить каждый. Невозможно было предугадать, кто в тот или иной момент окажется прав и какую позицию в партийной иерархии он будет занимать. Носителем истины мог оказаться даже такой совсем молодой и малозначимый коммунист, как Редозубов; вопрос заключался в том, мог ли он убедить в этом всю парторганизацию. Устав не предлагал способа разрешения кризисов авторитета, которые периодически сотрясали организацию томских коммунистов. Партийная линия выяснялась путем чрезвычайно взрывоопасного столкновения различных мнений. Сознательные партийцы имели право критиковать любого – не случайно Редозубова спрашивали о его теоретической подготовке, – но им нельзя было ставить под вопрос сам принцип партийной субординации: такое поведение расценивалось как «фракционность».

– Чем объяснить Ваши выступления: «я не буду петь дифирамбы секретарю Окружкома, как это делал Полонский».

– Это отнюдь не относилось к аппарату Комитета, только к Полонскому.

– Чем конкретно должна выразиться борьба против Окружкома?

– Я считал, что, когда будет доклад Окружкома, я выступлю с критикой по докладу. Подготовки к оформлению группировок с моей стороны не было.

– Считаете ли Вы антипартийным Ваше письмо и выступление?

– Я это не считаю антипартийным, т. к. оно отражает мое личное мнение, считаю антипартийным тогда, если бы я оформлял это организационно и пошел бы через голову партийных организаций9191
  ГАНО. Ф. П-6. Оп. 2. Д. 2763. Л. 9–10.


[Закрыть].

Если Редозубов не понимал, что он стал инструментом в руках чуждого течения в партии, то тем хуже для него, считали в контрольной комиссии. Поскольку он «заранее готовился к выступлению против партаппарата с целью дискредитировать его, готовя и группируя вокруг себя единомышленников», его действия были нацелены на раскол партии. Рассказывая «своим единомышленникам» о своих намерениях, «Редозубов не попытался поставить в известность ни бюро ячейки, райкома и контрольную комиссию о якобы замеченной им неправильности и ненормальности в работе окружкома». Вместо этого он «выступил перед широкими партмассами, чем сделал попытку частично реализовать свой план похода на Окружной партаппарат». Группа Редозубова могла оказаться независимой политической сущностью, течением, тайно манипулирующим авторитетом вождей в целях привлечения сторонников, – в последующие годы это будут называть «вербовкой».