Текст книги "Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1"
Автор книги: Игал Халфин
Жанр: Исторические приключения, Приключения
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 13 (всего у книги 82 страниц) [доступный отрывок для чтения: 27 страниц]
Партийная дисциплина не строилась на слепом повиновении: важно было, чтобы коммунист не испытывал отчуждения от решений вышестоящих партийных органов, а, наоборот, – воспринимал их как воплощение своей воли. Но что было делать во время внутрипартийной распри? Как надо было поступать тому, кто, несмотря на все желание, не мог одобрить официальной политики по тому или иному вопросу? Вне каналов, предусмотренных институциональной структурой самого демократического централизма, критика и протест были неприемлемы, но оппозиции все-таки возникали перед каждым партийным съездом.
Сафаров сетовал:
Нас обвинили в неверии, в ликвидаторстве за то, что мы имели смелость сказать партии свое мнение по жгучим вопросам. Что же получилось из этого? Получилась мобилизация всех сил и средств против «оппозиции», но не получилось той мобилизации пролетарского фронта, которая необходима для решительной борьбы за превращение России нэповской в Россию социалистическую…
Столь очевидное в сафаровском протесте противоречие между истиной индивидуальной и истиной коллективной коренится в самой сути явления партийной оппозиции. Оппозиция бросала вызов партийному аппарату, но в то же время она провоцировала дискуссию, без которой выработка истины была немыслимой. Сафаров протестовал не столько ради собственной выгоды, сколько из чувства долга, желая сохранить «ленинские идеалы», игнорируемые центром. Он смело заменял институциональный авторитет ЦК собственной сознательностью – ведь истиной мог обладать любой, даже совсем случайный партиец, если он лучше чувствовал исторический момент. Раз за разом оппозиция вменяла ответственность за политические решения отдельным партийцам, то есть группы меньшинства заявляли, что в критические времена институциональный авторитет (коллективный) может быть заменен харизматическим.
Свое назначение в Китай Сафаров расценивал как попытку «изолировать партийца от рабочих, лишить его фактически всех партийных прав». Дисциплина имела смысл лишь до тех пор, пока обеспечивала возможность бороться за то, что коммунист считал правильным, во имя чего этой дисциплине подчинялся. Но выше формальной дисциплины Сафаров ставил приверженность своим принципам, он искал свободы противодействия тенденциям, которые казались ему пагубными. Большевик был не только человек дисциплины, но и человек, вырабатывавший в себе в каждом данном случае твердое мнение и мужественно и независимо отстаивавший его, в том числе и в споре с собственной партией. Оказавшись в меньшинстве, он подчинялся, но это не означало его неправоту: может быть, он раньше других увидел или понял новую задачу партии, правильней оценил ситуацию.
Сафаров хотел действовать, не руководствуясь слепой верой в авторитет ЦК – пусть и заслуженный, – а исходя из истинных интересов пролетариата. Надо было уметь идти против течения и говорить правду. Надо было, чтобы по всем спорным вопросам меньшинству была дана возможность высказывать и защищать свою точку зрения. Сталин же, высылая Сафарова, пытался заткнуть ему рот. По мнению Сафарова, «сталинский режим партийной жизни тем и опасен, что он ставит под угрозу идейную силу и крепость нашей партии, превращая всю идеологическую работу в идейную жизнь в партии и бюрократическую „работу на заказ“»202202
Там же. С. 132.
[Закрыть].
Именно потому, что ни один оппозиционер не ставил под вопрос принципы демократического централизма как таковые, не могло быть конституционального разрешения политическим кризисам, которые периодически охватывали партию. Троцкий, Зиновьев, наконец, сам Сафаров могли увещевать товарищей доверять собственной совести, собственному сознанию даже наперекор официальной позиции.
Проработав год в Китае, Сафаров был направлен ЦК на работу в торгпредство СССР в Константинополь. Троцкий, Зиновьев и Смилга вновь заговорили о «высылке» Сафарова. Зиновьев писал в ЦК 27 августа 1927 года:
Уважаемые товарищи!
Ваш ответ на наше письмо по поводу ссылки тов. Сафарова в Константинополь является новым выражением того режима, против которого так настойчиво предупреждал Ленин и против которого мы боремся и будем бороться…
Вы, вероятно, помните, какими словами Ленин называл такого рода действия. Большевистское подчинение решениям ЦК не имеет ничего общего с покорно-чиновничьим послушанием. Если кто нарушает постановления последнего объединенного пленума, так это вы. Тов. Сталин говорил на пленуме речи о «перемирии». Если эти речи имели какой-либо смысл, так тот, что ЦК, приняв к сведению заявление оппозиции, примет, со своей стороны, меры к улучшению внутрипартийного режима и, прежде всего, к устранению наиболее возмутительных преследований оппозиции, вдвойне недопустимых перед съездом. <…> Высылка Сафарова есть одно из проявлений того предсъездовского организационного наступления, которое вы начинаете проводить по всей линии, применяя те самые средства, которые Ленин порицал как грубые и нелояльные.
Сам Сафаров видел в повторном назначении за границу результат «разногласий с большинством ЦК», но получил ответ, что его протест – не что иное, как «повторение давно изжеванных трафаретных обвинений оппозиции против ЦК и ЦКК»203203
Там же. С. 133.
[Закрыть].
Устав не был достаточным руководством для арбитража между спорящими сторонами. Поиск истины упирался в революционное «творчество», «самодеятельность» и «нутро». Партийная дискуссия как раз и была той ареной, где устанавливалось, кто сознателен на данный момент, кто имеет право говорить от имени мирового пролетариата.
Дискуссии 1920‑х проговаривали принципиальную несогласованность между эпистемологическим индивидуализмом и авторитетом коллективного мышления. На протяжении нескольких лет вольнодумцев не трогали, даже иногда выслушивали, если они обещали не расшатывать авторитет ЦК. К середине десятилетия, однако, меньшинство заявило о превосходстве своего сознания над мышлением «обюрократившегося» партийного аппарата. Переломной в этом отношении будет готовность некоторых сторонников «объединенной оппозиции» принять определение «оппозиционер» и создать альтернативные политические структуры: эти товарищи предпочли зов своей совести коллективной гарантии истины в лице партийных институтов.
В мае 1927 года ЦК прибег к «плановому переводу» Смилги на Дальний Восток. Член ЦК при Ленине, организатор Октябрьского переворота на Балтийском флоте, Ивар Тенисович Смилга в период Гражданской войны входил в реввоенсоветы ряда армий и фронтов. С 1923 года – заместитель председателя Госплана СССР, во время описываемых событий – ректор Института народного хозяйства имени Плеханова. Так как оспорить направление в другой конец страны было нельзя – коммунист не мог считать какое-либо партийное назначение недостойным, – Смилга прибег к саботажу. «Проходит неделя, две недели, три недели, больше трех недель – Смилга не едет», – злился Ярославский. Когда ЦКК запрашивает его, Смилга пишет в еще более резком тоне, чем это делал Сафаров: «Если бы дело шло о поручении, вроде посылки на фронт и т. п., я выехал бы немедленно. Но дело идет просто об удалении меня из Москвы. Против этого я буду протестовать во всех подлежащих партучреждениях. Напомню, что Ленин отзывался очень нелестно о партучреждениях, высылающих из Москвы оппозиционеров перед съездом»204204
Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). 29 июля – 9 августа 1927 г. Документы и материалы: В 2 кн. Кн. 2. М.: Политическая энциклопедия, 2019. С. 106.
[Закрыть]. Когда ехать все-таки пришлось, оппозиция организовала торжественные проводы «ссыльного». К собравшимся с речью обратился Троцкий, сказав, что «у нас не диктатура пролетариата, а диктатура узурпаторов». Троцкого вызвали для разбирательства в ЦКК.
На заседании президиума этого органа Троцкий пытался вывести Янсона и Ярославского на чистую воду: «Прежде чем приступить к своей защитительной или обвинительной речи – не знаю, как сказать, – я должен потребовать устранения из состава данного судилища тов. Янсона как опороченного своей предшествующей деятельностью. А насчет Ярославского мы давно говорим: если хотите узнать, чего хочет Сталин достигнуть через полгода, пойдите на собрание и послушайте, что говорит Ярославский».
Все это очень напоминало высылку Лашевича, а затем Сафарова. Правда, нервничал Троцкий,
…тогда еще Ярославского вокзала не было, но мы его предчувствовали, потому что тов. Ярославский был.
Янсон: Вокзал был еще до того времени, когда Ярославский был.
Троцкий: Ярославский был до того, как Ярославский вокзал стал политическим фактором в нашей жизни.
Юмор Троцкого был многослойным: Ярославский вокзал получил свое название в 1870 году, но в 1922‑м он был переименован в Северный. По Москве ходили упорные слухи, что это произошло из‑за активной ассоциации с Ярославским восстанием 1918 года. Но Троцкий имел в виду даже не это: с Северного вокзала с 1919 года отправляли в концлагеря Ярославской области, позже на Соловки.
«Повторите ли вы снова, что отправка Смилги в Хабаровск является командировкой в обычном порядке на работу? – спрашивал Троцкий. – И в то же время будете обвинять нас в демонстрации против ЦК? Такая политика является двурушничеством»205205
Коммунистическая оппозиция в СССР. Т. 3. С. 88.
[Закрыть].
«Объединенная оппозиция» складывалась постепенно, в ходе многочисленных маневров и переговоров. Препятствием на пути к ее формированию было взаимное недоверие между «троцкистами» и «ленинградцами», возникшее в результате внутрипартийной борьбы предшествующих двух лет. Но совместное выступление Зиновьева, Каменева и Троцкого на заседании Политбюро 3 июня 1926 года показало, что пункты несогласия было кое-как преодолены. Общее видение ситуации в Китае, критика поддерживаемого Сталиным Англо-русского комитета, в который на паритетных началах вошли представители ВЦСПС и Генерального совета тред-юнионов, положили начало совместным действиям. По мнению Зиновьева, итоги всеобщей стачки в Великобритании показали, что в случае войны против СССР «оппортунисты английского рабочего движения» выступят на стороне своего правительства и «будут играть такую же подло-предательскую роль», как в период Первой мировой войны206206
Там же. С. 62.
[Закрыть]. Вскоре вырисовалась общая позиция и по вопросам партийной демократии: «объединенная оппозиция» выступала за немедленное возращение к ленинским традициям – реальной выборности, свободному обсуждению всех вопросов, отказу от преследования инакомыслящих.
Ярославский смеялся на заседании Политбюро 14 июня 1926 года:
Товарищи здесь правильно указали, что каждый раз, когда начинается какая-нибудь дискуссия, и каждый раз, когда ставится вопрос о внутрипартийной демократии, т. Троцкий утверждает, что никогда не было такого дурного, скверного режима в партии, как в настоящее время. Это было и тогда, когда в 23‑м году у нас шла дискуссия, и это же утверждала оппозиция всех оттенков, когда она била по аппарату партии; она утверждала, что никогда не было такого скверного положения в партии, как сейчас. Тов. Троцкий жалеет, может быть, о системе трех комнат, которой он способствовал при Ленине, когда не было единогласия ни в ЦК партии, ни на одном собрании, когда мы собирались в разных комнатах, чтобы вынести любое решение по тому или другому вопросу. Это идеал партии в представлении тов. Троцкого – раскол на целый ряд самостоятельно существующих групп в партии. <…>
Разве у нас было единство, когда у нас существовали различные группы вроде «рабочей оппозиции», демократического централизма, группы троцкистов и т. д.? Нет. Тогда не было единства. Это было состояние раскола внутри партии. Затем у нас эти платформы стали постепенно отмирать и, по недавним словам тов. Зиновьева, у тов. Троцкого осталась такая маленькая платформа, на которой стоит только т. Троцкий и на которую нельзя никому больше сесть. А потом вы, тов. Зиновьев, стали вскарабкиваться на эту платформу и теперь сидите на ней и собираете на ней беспринципную группу. Теперь вы пытаетесь представить партию в таком виде, что аппарат все зажал. Это не так207207
Стенограммы заседаний. Т. 2. С. 98–99.
[Закрыть].
За вопросом о том, «большой» или «маленькой» платформой пользовались Троцкий и Зиновьев, явно стояла специфическая неуверенность, равно свойственная и ЦК, и оппозиции: партийные «платформы» лишь виртуально опирались на те или иные группы рядовых коммунистов. Споры о том, за кого на самом деле партийные массы, оставались фоном любой элитной дискуссии в РКП(б) с момента появления первых оппозиций в 1918 году. Но что мы можем сказать о настроениях в партийных низах, если даже листовки оппозиции по большей части – продукт творчества высокообразованных партийных деятелей? Считало ли, например, левое студенчество Ленинграда себя в каком-то смысле суверенным и имеющим право диктовать свои позиции собственным вождям? Мы располагаем лишь очень ограниченным числом источников, которые отчасти проливают свет на то, какими настроениями питались рядовые оппозиционеры и что они думали о противостоянии оппозиции и Политбюро в разгар происходящего. Во всяком случае, в отдельных текстах, стилизованных под «народные» жанры и происходящих из оппозиционной среды, можно обнаружить как минимум отпечаток идентичностей, которые авторы приписывали участникам этой среды.
В фонде Ворошилова в центральном партийном архиве можно найти любопытный документ: стилизацию под песню городских хулиганов «Гаврила / Два громилы», известную с начала 1920‑х в крупных городских центрах России. Круг авторов этого текста определяется проще: это точка зрения ленинградской оппозиции второй половины 1925 года, за несколько месяцев до XIV съезда.
«Мы» здесь – это воображаемое единство молодых ленинградских коммунистов:
О чем толкует Ленинград?
Чум-ча-ра-ра. Чум-ра-ра.
На съезде ставим содоклад
Ишь-ты, ха-ха.
О чем толкует Саркис нам?
Чум-ча-ра-ра. Чум-ра-ра.
Миллионов пять рабочих дам
Ишь-ты, ха-ха.
Духовной жаждою томим,
Чум-ра-ра-ра. Чум-ра-ра.
Залуцкий книгу сотворил.
Ишь-ты, ха-ха.
О чем толкует НКфин?
Чум-ча-ра-ра. Чум-ра-ра.
План Дауэса мы хотим.
Ишь-ты, ха-ха.
Семерка кроет даму пик.
Чум-ра-ра-ра. Чум-ра-ра.
Лашевич наш главой поник.
Ишь-ты, ха-ха.
Сафаров грозно всем кричит:
Чум-ча-ра-ра. Чум-ра-ра.
Уклон кулацкий нам грозит.
Ишь-ты, ха-ха.
Вопит Семашко НКЗдрав:
Чум-ра-ра-ра. Чум-ра-ра.
ЦК не прав. ЦК не прав.
Ишь-ты, ха-ха.
О чем толкует Сталин им?
Чум-ра-ра-ра. Чум-ра-ра.
Заветы Ленина храним.
Все это так? Вот это так.
Большевики любили сочинять частушки и рифмованные стишки, выдержанные в псевдонародном стиле. Вирши Демьяна Бедного на тему оппозиции, к которым мы обратимся в следующей главе, относятся к литературным потугам того же рода. Кем же выглядят или, точнее, кем хотят себя показать авторы таких текстов? Это не устное народное творчество в конвенциональном смысле – это авторские стилизации-пародии. Псевдонародные жанры восходят к литературным играм XIX века, популярным в демократической среде, обычно они подражают городскому фольклору и сохраняются в неизменности до 1920‑х. Мы не можем настаивать на каком-то специальном смысле этих текстов – это обычная литературная игра; можно лишь восстанавливать контекст высказывания.
Рассматриваемая песенка демонстрировала всю палитру слухов в партийной среде, касающихся текущей конъюнктуры политической борьбы ЦК и оппозиционеров. Это и «книга Залуцкого» – материалы Залуцкого, собранные им совместно с Сафаровым, под заголовком «Еще раз о госкапитализме и социализме». В тексте утверждалось, что государственный аппарат Советского Союза играл роль капиталистов (проработать этот материал предлагал, как мы видели выше, томич Редозубов). Это и подтрунивание над Д. А. Саркисом, заведующим организационным отделом ленинградского губкома: тот заявлял в 1925 году, что «мы должны иметь в рядах нашей партии 90% рабочих от станка»; несложные подсчеты оппозиционеров «на глаз» определяли необходимый приток пролетариев в РКП(б) в пять миллионов новых коммунистов. Это и маневры оппозиционера Лашевича, которые мягко осуждаются «боевитой» массой оппозиционеров и противопоставляются бодрости партийно-оппозиционного лидера Сафарова, полемизирующего с Бухариным и Сталиным об опасности «правого уклона». Это и насмешки оппозиции над краткосрочно бытовавшей идеей главы Наркомфина Г. Я. Сокольникова добиться – по примеру союзных держав в рамках «плана Дауэса» – смягчения продолжающейся экономической блокады СССР западными державами, как это удалось в том же году веймарской Германии.
Наконец – и это ключевой момент в тексте – «семерка кроет даму пик». Очень показательно постоянное цитирование и в текстах и оппозиции, и в неформальном творчестве членов Политбюро «пушкинской» темы: даже в обсуждаемой стилизации авторы не удержались от цитирования «Пророка», текста глубоко религиозного и даже мистического. В данном случае, ссылаясь на эпиграф Пушкина к известной повести («Пиковая дама означает тайную недоброжелательность»), под пиковой дамой явно подразумевали Троцкого. «Семерка» же здесь – созданная сразу же после смерти Ленина законспирированная фракция внутри ЦК. В ее состав входили все члены официального Политбюро, кроме Троцкого (Бухарин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Сталин, Томский), и председатель ЦКК Куйбышев. «Семерка» заседала ежедневно, обсуждая предварительно вопросы, выносимые на заседания Политбюро, предрешала постановления ЦКК, регулировала кадровые перемещения. Отдельно интересна точка зрения авторов на позиции главы Наркомздрава Семашко, который прямым оппозиционером не считался (возглас «ЦК не прав» в устах Семашко можно отнести к теме скудного финансирования сельской медицины, которая была главной претензией народного комиссара в 1925 году к Политбюро).
Основной темой песни-стилизации был грядущий «содоклад» оппозиции на предстоящем съезде. Однако удивительно, насколько отличалась досъездовская идентичность оппозиционеров от послесъездовской: в пародии на «Двух громил» оппозиционеры изображали себя именно что полиморфной, многополярной партийной массой, носителями коллективной воли партии. Перед нами декларация «рабочего моря», которое из воображаемого зрительного зала с полным правом оценивало действия всех вождей. Имя автора – «Ленинград» – было именем воодушевленной коллективной силы, не сомневающейся в том, что, кто бы ни выиграл оппозиционную дискуссию, сувереном была и останется она, эта масса, этот «Ленинград». Сталин (намек на сокрытие «завещания Ленина» в тексте очень глухой: «заветы Ленина храним» – просто официальный лозунг) в этом смысле для этой массы был де-факто равен Залуцкому, а все победы вождей друг над другом – тактические и, по большому счету, не столь важные: масса должна была решить, кто будет вождем, а кто уйдет в историческое небытие. Конечно, язвительный и часто переходящий в сатиру юмор оппозиционных лидеров всегда подразумевал, что за их спиной – партийное большинство. Сталинские пейоративы в адрес оппозиции имели аналогичную цель. И пейоратив был именно сатирическим: в этом смысле к полемическим выступлениям и Сталина, и оппозиционеров приложима классическая для теоретиков юмора объяснительная модель, согласно которой некоторые виды смеха обозначают претензию юмориста на единение с большинством присутствующей аудитории. Иными словами, и Сталин, и оппозиционеры в своих шутках подразумевали, что одобрительно смеяться вместе с ними будет подавляющее большинство – или, по крайней мере, какое-то солидное и духовно сплоченное меньшинство в конкретной аудитории.
Интересно сравнить вышеприведенный текст с другим, также анонимным документом из того же фонда Ворошилова (куда он попал, видимо, наряду с некоторыми другими документами из следственного дела Радека стараниями Л. П. Берии) – «съездовским „Яблочком“». Текст подписан «коллективом из безработных».
1.
Эх, Залуцкий, герой,
Куда котишься?
Ты на «уток» на Кавказе
Поохотишься.
2.
Наш Сафаров полон веры
В бузотерский дух,
С комсомола в пионеры
Переведен вдруг.
3.
А Зиновьев озверел,
Злей татарина,
«Не дадим тебе» зарезать,
Друг, Бухарина.
4.
Эх, Леонов настрочил
Все до мелочей —
«Нет опаснее чернил
Для чести девичей».
5.
Эх, в пещере Ка-Зино
В карты дуются,
С Ворошиловым Лашевич
Не столкуется.
6.
Заварилася буза
Речью бойкою,
Не осилить вам туза
С вашей двойкою.
7.
Ездил Скобелев на кляче
Моссовета возле,
Не пора ли, «Лев Борисыч»,
В обелиск на козлы?
8.
«А» сказавший – скажет «Б»,
Это – видимо,
Троцкий «пр-р-р-равильно» громит
Из Президиума.
9.
«Содокладчиков» кнутом —
Съездом высекли …
Чтоб «орг-выводы» потом
Сами вытекли.
10.
Эх, яблочко
Дискуссионное,
Ленинградцам нынче спели
Похоронное.
«Яблочко» было предельно злободневным, поэтому не весь его контекст можно установить. Тем не менее анонимный «коллектив из безработных» возможно попытаться идентифицировать. Как бы ни была развита самокритика в среде оппозиции, маловероятно, чтобы в тексте этой версии «Яблочка» они критиковали самих себя – а «безработными» после XIV съезда стали представители не только «ленинградской оппозиции», но и их съездовские союзники из числа «демократических централистов» (децистов) под руководством Т. В. Сапронова и В. М. Смирнова. Мы с некоторой вероятностью можем предположить, что текст – коллективное творчество группы, из которой в итоге вырастет «группа 15-ти» и которая по итогам XIV съезда уже не ассоциировала себя с «ленинградской оппозицией», но оставалась в партии до следующего съезда. Видимо, только такой выбор из известных съездовских групп дает нам нужную оптику авторов, критикующих в разной степени всех и вся.
Во многом «Яблочко» являлось попыткой фольклорного подведения итогов съезда и предсъездовских событий, причем признавая права победителей и делая вероятные выводы в отношении судьбы проигравших. Недаром (10‑й куплет) текст завершался предсказаниями «похорон» ленинградской оппозиции по итогам всех дискуссий. «Высеченные» (9‑й куплет) съездом содокладчики – Каменев и Зиновьев – не добились успеха: их «двойка» (6‑й куплет) была не в состоянии осилить «туза», в котором легко узнается Сталин.
Точно по смыслу приведена цитата из Сталина, который заявил с трибуны Зиновьеву: «не дадим тебе» политически уничтожить («зарезать») Бухарина, считавшегося его личным другом. Было трудно пройти мимо триумфального чествования генерального секретаря, разгромившего на съезде Каменева и Зиновьева. Вообще отказ от издевок над Сталиным выглядел как жест, отдающий должное генсеку, который дал отпор «оппозиционному дуэту», третировавшему Бухарина. Последний крайне неудачно призвал на собрании актива московской партийной организации 17 апреля 1925 года крестьян: «Обогащайтесь, накапливайте, развивайте свое хозяйство», – и это было предметом многомесячных атак оппозиции, сильно критиковавшей тогда крен большинства ЦК в сторону середняка. А что касается упомянутого в 4‑м куплете Леонова, то на съезде обсуждалось письмо этого наследника Беленького на посту секретаря Краснопресненского райкома ВКП(б) в Москве с изложением взглядов Залуцкого, «преступных с точки зрения коммунистического единства». Подлинность пересказанного «пером тов. Леонова» была подтверждена специальной комиссией из 7 человек, членов Центрального Комитета, под председательством тов. Куйбышева, да и сам Залуцкий признал что письмо «правильно излагало факты». Крамола тов. Залуцкого лишний раз убедила сторонников большинства ЦК, что оппозиция могла потерять голову только потому, что ленинградская организация в течение ряда лет была изолирована от всей партии. «Я считаю, товарищи, что принцип удельных княжеств – а Ворошилов считал, что иначе нельзя назвать тот порядок, который существовал до сих пор по отношению к Ленинграду – …как нельзя лучше доказал свою нежизнеспособность, свой страшный вред»208208
XIV съезд ВКП(б). С. 392–393.
[Закрыть].
«Яблочко», в котором зафиксированы все важные для партийной массы решения съезда, было написано по горячим следам – не позднее лета 1926 года. Точно зафиксирована и судьба второстепенных лидеров-вождей ленинградской оппозиции – Залуцкого и Сафарова. Так, неизвестные авторы предрекали Залуцкому «охоту на „уток“» на «Кавказе». Если «утки» здесь – газетные передергивания в адрес оппозиции, то «Кавказ» – традиционный в русской литературе троп ссылки, которая в XIX веке в основном представляла собой принудительную мобилизацию и направление в действующие армейские гарнизоны на Кавказ рядовым. «Нет опаснее чернил / Для чести девичьей» (4‑й куплет) – сложно сказать, что именно цитировал автор применительно к ленинградцу Леонову, но смысл понятен: именно ленинградцы-оппозиционеры постоянно упоминали в своих речах «честь рабочего класса Ленинграда», чем изрядно раздражали сторонников ЦК.
Вообще, если бы не горький статус «безработных», авторов можно было бы заподозрить в приверженности Сталину: оппонентов ЦК текст высмеивал жестко, достаточно одного лишь «Ка-Зино» (Каменев – Зиновьев) в «пещере» (куплет 5: «дикарские», «пещерные», «отсталые» – вообще очень характерный троп политической полемики середины 1920‑х в связи с международным всплеском интереса к колониям, буму этнографии и прочим обстоятельствам, делающим актуальным образ «дикаря», наряду с чисто марксистским интересом к первобытно-общинному коммунизму). При этом авторы были в курсе последних сплетен госаппарата. Так, за пассажем «с Ворошиловым Лашевич / Не столкуется» стоит, очевидно, снятие в июле 1926 года Лашевича с поста зампреда Реввоенсовета – это было решение председателя Реввоенсовета Ворошилова.
Однако и к Троцкому сочинители относились практически с тем же пиететом, что и к Сталину – хотя и двусмысленным. Так (куплет 8), они бесхитростно восхищались полемическим напором Троцкого, на самом XIV съезде занимавшего демонстративно нейтральную позицию по отношению к ЦК. Тем не менее (куплет 7) для авторов Каменев – заслуженная, но битая фигура. Недаром ему предлагали направиться «на козлы» – на пьедестал памятника генералу Скобелеву напротив здания Моссовета. Конный монумент – генерал с воздетой шашкой наголо, скачущий куда-то вперед, – простоял на этом месте до 1918 года, пока не был демонтирован большевиками. Постамент остался, и авторы «Яблочка» предлагают Каменеву просто занять пустующее место («обелиск» – высокий постамент – большевики оставили, его слишком дорого было демонтировать, лишь в 1947 году на этом месте возвели конную статую Юрия Долгорукого). И, наконец, упоминание Скобелева может нести и порнографические коннотации, рифмующиеся с «кóзлами/козлáми»: сведения о том, что генерал Скобелев закончил жизнь в постели женщины легкого поведения, получившей из‑за этого прозвище «Могила Скобелева», были частью городской культуры двух столиц.
В «Яблочке» несложно найти «уличные» интонации, весьма похожие на предсъездовское сочинение, но пел песню уже не многомиллионный хор ленинградского пролетариата (претендующего на своеволие и даже суверенитет, считающего себя вправе насмехаться над любым вождем), а гораздо менее самоуверенный «коллектив безработных» – не рабочих, а именно безработных, без пяти минут изгоев. За несколько месяцев после закрытия съезда выяснилось, что суверенитет партийной массы ограничен и что сталинская кадровая политика определяет очень многое. Спор между большинством и меньшинством ЦК в преддверии XV съезда является, пожалуй, пиком внутрипартийной борьбы в РКП(б). Никогда – ни раньше, во время дискуссии с Троцким, ни позже, в период «правой оппозиции», – страсти так не кипели. Все было поставлено на карту. Очень долго, однако, война велась словами, методами классификации, навязыванием ярлыков. Здесь не место рассматривать подробно формат внутрипартийной интеракции. Какова была базовая система различений в партийном языке, как проводилась разница «чистое – нечистое», как она менялась во времени – обо всем этом поговорим подробно в дальнейшем. Обратим только внимание на то, насколько полемичной была языковая ситуация, как часто борьба шла именно за слова. Рассматривая идиоматические матрицы большевистского языка, стоит обратить внимание на то, как по-разному трактовались такие понятия, как «фракция», «раскол», «оппозиция». Словарь сторон включал в себя те же метафоры, идиомы, парадигмы для осмысления ситуации.
«ЦК». Сколько центральных комитетов могло быть в одной партии? Генеральный секретарь идентифицировал себя с ЦК, видел в ЦК гарантию партийного единства. «…в документе, прочитанном т. Каменевым, – сетовал Сталин, – говорится о том, что они, т. е. оппозиция, вынуждены пойти на мир из‑за того, что ЦК запретил дискуссию. Это неверно. Абсолютно неверно. ЦК считал нецелесообразной дискуссию из‑за того, что вопросы, возбуждаемые оппозицией, несколько раз разрешены партией и разжеваны»209209
Стенограммы заседаний. Т. 2. С. 348.
[Закрыть].
Троцкий отвечал: «Мыслимо ли двигаться вперед без идейных столкновений? <…> Естественно ли думать, чтобы все вопросы у нас могли быть заранее кем-то решены и партии оставалось бы только принимать их к исполнению? И предрешает-то их не ЦК, ибо за стеной этого ЦК есть другой ЦК, который приносит сюда готовые решения. Когда мы выступаем здесь в прениях по поводу решений, вынесенных без нас, нам говорят: „Вы нападаете на ЦК“. Политика второго, негласного, но действительного ЦК, который является ядром аппаратной фракции, заключается в том, чтобы от основных кадров партии откалывать все больше и больше работников, не примыкающих к аппаратной фракции. Их искусственно отрывают от партии, выбрасывают за границу либо ставят на работу, для которой они не нужны»210210
Там же. С 94.
[Закрыть].
«Фракция». По мнению ОГПУ, которое пыталось стабилизировать ситуацию и определить два полюса, «наш – не наш», с февраля 1927 года «объединенная оппозиция» представляла собой «организованную и централизованную фракцию». «Некоторые товарищи думают, что внутрипартийная демократия означает свободу фракционных группировок, – смеялся Сталин. – Ну, уж на этот счет извините, товарищи!»211211
Сталин И. В. О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии: Доклад активу ленинградской организации о работе пленума ЦК ВКП(б) 13 апреля 1926 г. // Сталин И. В. Сочинения. Т. 8. М.: ОГИЗ; Государственное изд-во полит. литературы, 1948. С. 119.
[Закрыть] «Ленинизм учит, что партия пролетариата должна быть единой и монолитной, без фракций, без фракционных центров. <…> Иначе смотрит на дело троцкизм. Для троцкизма партия есть нечто вроде федерации фракционных групп с отдельными фракционными центрами»212212
Сталин И. В. Речь на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 5 августа 1927 г. // Сталин И. В. Сочинения. Т. 10. М.: ОГИЗ; Государственное изд-во полит. литературы, 1949. С. 77.
[Закрыть]. «Утверждение, будто „большинство“ не может быть фракцией, явно бессмысленно, – возвращал обвинение адресату Троцкий. – В правящей фракции есть свое меньшинство, которое ставит фракционную дисциплину выше партийной». Нынешний партийный режим под сталинским руководством характеризовался сторонниками Троцкого как «режим фракционной диктатуры внутри партии»213213
Красное знамя. 1927. 4 октября.
[Закрыть].
«Раскол». Большинство ЦК видело в оппозиционерах раскольников. Партию раскалывает Сталин, который не дает провести полноценную дискуссию, отвечали оппозиционеры. «Конечно, открыто тов. Крупская никогда не говорила, что она сторонница раскола, – говорил Ярославский на заседании Политбюро 14 ноября 1926 года. – Но, подписав платформу, она берет на себя ответственность за это. Изображая партию как две фракции, она санкционирует раскол». И прямое обращение к оппозиционерам: «Ведь вы же сейчас выступаете как раскольники, изображая „стороною“ Центральный комитет. Существует только один Центральный комитет»214214
Стенограммы заседаний. Т. 2. С. 399.
[Закрыть].
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?