Текст книги "Гроссмейстеры афер"

Приехали. И надо же было такому случиться, что в спешке Боря оставил браслет на полке в ванной комнате гостиничного номера. Ну, о том, что было после, ты, Махмуд, и без меня знаешь…

– Клянусь, могилой мамы, Юлий Львович, обо всём, что вы рассказываете, я слышу впервые!

Герцогу показалось, что при этих словах Кочев готов был стать на колени.

– Если так, то расскажу тебе историю сочинских молодожёнов до конца. Сразу после загса они отправились в ресторан «Платан», чтобы отпраздновать свадьбу. Не успели гости, а это были только друзья и родственники Буряце, рассесться за столом, как к Борису подошёл генерал МВД в сопровождении двух автоматчиков и спросил: «Паспорт с собой?» Борис опешил от неожиданности и, заикаясь, ответил: «С собой…» – «Предъявите!»

Как только паспорт Буряце оказался в руках генерала, тот открыл его и на виду у всей собравшейся публики выдрал страницу с отметкой о бракосочетании с Галиной Брежневой.

Но это ещё не всё. На первой странице паспорта, там где была фотография Бориса, генерал размашисто написал: «Подлежит обмену» и расписался. Затем достал из кармана гербовую печать Министерства внутренних дел СССР, дыхнул на неё и оттиском заверил свою подпись.

Вся процедура заняла не более трёх минут. Когда собравшиеся и молодожёны пришли в себя, ни генерала, ни автоматчиков в зале уже не было. Испарились. Сказочный сон разлетелся вдребезги хрустальными осколками, которые в виде изуродованного паспорта лежали на столе.

Когда Буряце со своей «молодой» женой вернулся к себе в гостиницу, ему было объявлено, что он оттуда выписан. Тут же администратор вернула ему все его вещи, среди которых был и браслет. Схватив его обеими руками, горе-жених заорал: «Теперь я знаю, почему расстроился мой брак – со мной не было моего талисмана! С ним я – заговоренный, а без него…»

Вот так-то, Махмудик… Кстати, мама мне рассказывала, что этот браслет её отец готовил к её свадьбе, да имел неосторожность показать его Теодору Гермайеру. Тот сразу бросил все дела и предложил сыграть в карты. Нет-нет, конечно же, не на браслет. Мой дед никогда бы не согласился ставить на кон вещь, приготовленную для своей единственной дочери. Но отказаться сыграть посчитал для себя неудобным.

Сели. Играют. Приказчик вносит штоф какого-то лёгкого рейнского вина. Ну, выпили по рюмке. И вот тут-то моего деда понесло! И не потому, что он был убеждённым трезвенником и никогда не пил, отнюдь! Чего греха таить, закладывал за воротник, как тот ямщик… Просто, оклемавшись на следующий день, мой дед понял, что в вино было что-то подмешано. Какое-то сильнодействующее средство, может, наркотик. Ибо он проиграл не только браслет, но и контрольный пакет акций прииска, который, как ты понимаешь, перешёл к одному человеку – Тео Гермайеру, который стал полновластным хозяином Ленских приисков.

Он, кстати, тогда ещё не имел двойной фамилии. Гермайером-Ренардом он стал позже, когда женился на дочери петербургского мануфактурного магната Франсуа Ренарда…

Наша семья убеждена, что немаловажную роль в его бракосочетании с дочерью Ренарда сыграл и преподнесенный Теодором в качестве предсвадебного подарка браслет… Причем, заметь, драгоценную вещицу он преподнёс не своей невесте, нет! Её отцу, Франсуа Ренарду… Знал, стервец, кого надо покупать. И купил-таки!

Однако счастья женщине браслет не принёс. Ровно через год после свадьбы, день в день, она, переходя улицу, была сбита мчавшейся на пожар конкой. Представляешь, какая ужасная смерть – быть раздавленной лошадьми…

Очевидцы потом рассказывали, первое, что сделал примчавшийся на место трагедии Гермайер, так это сорвал с руки своей жены браслет, а ведь она, говорят, была ещё жива, кричала, истекала кровью, взывала о помощи… Ну да, что уж тут скажешь, Махмуд?

– А может, Юлий Львович, этого хлыща, тенора… того, убрать?

– Нет, не стоит, Махмуд. Ты ведь знаешь, я признаю только один вид насилия – психологический. Поверь моей интуиции, я верну дедовский браслет и именно так, как он был у моего предка отобран – за карточным столом. Но для этого мне сначала непременно нужно сблизиться с артистом, обаять его, сделать своим другом и… карточным партнёром. План у меня уже есть, дело за малым – лично познакомиться с ним, а вот в этом помочь мне должен ты! Ясно?.. Так! – спохватился Герцог. – Хватит разговоров, пора спать! Ты у меня останешься, Махмудик, или?..

– Пожалуй, нет, Юлий Львович, не останусь. Чтобы завтра вечером привести к вам в гости артиста, мне понадобится моя милицейская форма, а её ещё надо привести в порядок. Так что, я пошёл. До завтра!

– До завтра, и… без Буряце не возвращайся!

– Слушаюсь, Юлий Львович…

* * *

На прииске «Самородный» не принято было запирать на замок входные двери жилищ – все вокруг свои, поэтому Кочев со своими нукерами беспрепятственно вошёл в квартиру медсестры Савельевой, которая из года в год за огромные деньги сдавала своё жилище элитным игрокам под катран.

Переступив порог, Махмуд сотоварищи услышал нестройные голоса изрядно подвыпивших людей. С надрывом изрыгая угрозы и нещадно сквернословя, они требовали продолжения игры.

В пьяном хоре едва пробивался одинокий трезвый голос Буряце, который тщетно взывал к совести собравшихся работяг, настаивая на выполнении обусловленных договорённостей: играть строго на время. А коль скоро время истекло, то он просил «почтенную публику» отпустить его с выигрышем восвояси.

«Ну и что с того, что на материке ты прославленный тенор театра «Ромен»?! Здесь на прииске перед рыжъём (золотом) все равны, будь ты будьдозерист, врач, старатель или академик… Не хочешь играть дальше – верни нам те два кило рыжего песка, что ты выиграл! Федя, ну скажи ему, ну скажи: имеем мы право отыграться или не имеем?!»

Махмуд резко распахнул дверь гостинной:

– Проверка паспортного режима, всем предъявить документы!

В ту же секунду кто-то из старателей, выхватив из-под себя стул, метнул его в люстру. В кромешной темноте было слышно, как зазвенели стёкла разбитых окон – это игроки выпрыгивали со второго этажа на улицу.

Но Махмуду и его черкесам было не до них.

В два прыжка они достигли того места, где сидел Буряце, и накрыли его своими телами. Помещение вмиг опустело, остались только кавказцы да незадачливый артист из «Ромена». В разбитые окна хлынул морозный воздух, да такой ядрёной крепости, что усы Махмуда вмиг покрылись инеем.

Кто-то включил карманный фонарик. В слабом луче света лицо знаменитого тенора было цвета свежевыстиранной простыни, губы его дрожали, в глазах – растерянность и страх, однако обеми руками он продолжал судорожно сжимать полотняный мешочек с золотым песком…

– Гражданин, вы что? Плохо слышите? Я сказал, предъявите документы! – нарочито грубо произнес Кочев.

– Документы? Да-да, конечно, документы…

Буряце наконец оторвал руки от полотняного мешочка и стал шарить в карманах пиджака и брюк.

– Ах, да! Они остались в гостинице… У вас же такие правила, паспорт до выписки из гостиницы должен оставаться у администратора… Если хотите, мы можем сейчас же пройти туда и всё выяснить… Впрочем, моё лицо, товарищ капитан, должно быть вам знакомо… Я – Буряце. Борис Буряце! Меня знает вся страна. Вы наверняка видели по телевизору мои выступления…

Черкесы дружно рассмеялись.

– Хоть вы внешне и похожи на прославленного Буряце, но в гостиницу за документами всё-таки придётся пройти! – отчеканил Кочев. – А вообще-то, должен вас предупредить, чтобы вы больше не связывались с такой публикой, которая при одном виде милицейской формы начинает сигать из окон второго этажа.

– Почему, товарищ капитан?

– Да это же настоящие уголовники, сбежавшие из зоны! Будь они местные, они бы наверняка меня знали. Знали бы также, что меня бояться нечего… Так что в их компании вы рисковали жизнью. Думаю, живым бы они вас отсюда не выпустили, – сказал, как гвоздь вбил, Кочев.

Оказалось, подлил масла в огонь – и без того напуганный Буряце затрясся от нервной дрожи всем телом.

– Так значит, я обязан вам жизнью, товарищ капитан? – с неподдельным испугом спросил артист.

– Выходит так, гражданин Буряце. Опоздай мы на несколько минут – и вряд ли бы мы застали вас в живых…

– Я в долгу не останусь… Вот вам моя визитная карточка, будете в Москве – звоните. Обеспечу билетами на любое представление, в любой театр, на любой концерт! Поверьте, не в моих правилах быть должником…

По дороге в гостиницу – а путь от квартиры Савельевой до гостиницы неблизкий – Махмуд вдруг заметил, что певец забыл надеть перчатки.

– Послушайте, вы же отморозите себе руки! – вскричал Кочев. – Мне же потом страна не простит, что по моей вине Борис Буряце не может играть на гитаре. Так, немедленно зайдём к моему другу и оботрём руки спиртом, быстро-быстро!

В тот же момент Кочев толкнул калитку и буквально потащил Буряце к дому, где проживал Герцог.

– Слушайте, куда вы меня тащите? – запротестовал тенор.

– Я пытаюсь спасти ваши обмороженные руки, Борис Леонович. А мой друг – он начальник планового отдела прииска, там уж, у него дома, вам ничего и никто угрожать не будет, поверьте…

Вот при таких трагикомичных обстоятельствах произошло личное знакомство Герцога с намеченной им жертвой – артистом театра «Ромен», Борисом Буряце. С того самого вечера цыган, приняв предложение Герцога, перебрался из гостиницы и стал жить у Юлия Львовича.

Нет-нет, играть, то есть катать у лохов рыжьё (выигрывать золото), Буряце в сопровождении Махмуда и черкесов уходил в известные ему катраны, где также собирались прибывшие с материка элитные игроки: Серёжа Усенко с Бруно, Марик Рабинович, отец и сын Психи, но ночевать… Ночевать он возвращался всегда в дом гостеприимного Юлия и обворожительной Ирмы.

Как-то однажды Борис, покорённый сердечным приёмом хозяина дома, его эрудицией и широтой интересов, задал вопрос:

– Почему такой незаурядный человек, каким являетесь вы, Юлий Львович, прозябает в такой глуши, куда и попадают-то в основном, не по своей воле, а по приговору суда?

Ответ последовал незамедлительно и был также искренен и прям, как и вопрос:

– Дорогой Борис Леонович, я не судим и не был сюда этапирован, я – свободный человек, меня сюда привело то же, что и вас – страсть к золоту… Возможность приобрести его по дешёвке, в больших количествах и при минимальных умственных и физических затратах… Так что, как видите, мы с вами единомышленники!

* * *

После этих коротких, но всепроясняющих реплик мужчины стали называть друг друга не иначе как «Борик» и «Юлик», а Буряце в подтверждение своего безграничного доверия к Герцогу, приволок к нему несколько полотняных мешочков с золотым песком и самородками (где уж он их до этого прятал – одному Богу известно!) и попросил разрешения хранить их до убытия на материк в доме своего нового друга и покровителя.

– Идёт, – с готовностью ответил Герцог. – Но за это, Борик, ты меня просветишь, разумеется, в пределах допустимого, по части шанцев, используемых тобой и твоими собратьями по обкатке лохов… Я ведь, знаешь, в юности был подающим надежды каталой, даже чемпионский титул имел в Одессе. Игра в карты была моей безраздельной и всепоглощающей страстью…

– Да ты что?! Вот так сюрприз! Ну что ж, пойду тебе навстречу, постараюсь тебя кое в чём просветить, только, как ты понимаешь, не в ущерб самому себе…

– Согласен, – ответствовал Юлик. – А через годик, если ты, конечно, будешь согласен, я сдам тебе экзамен…

– То есть? – не понял Буряце.

– Ну, через год мы встретимся где-нибудь в более комфортном, чем Магадан, месте и сыграем один на один, чтобы ты убедился, что твои уроки не прошли даром, согласен?

– Раньше. Мы встретимся раньше. В августе-сентябре я буду гастролировать в Сочи. Вот там мы и сможем проверить, чего ты добился за девять месяцев, ведь сейчас начало января, не так ли? Кстати, за девять месяцев из какой-то ничтожно малой капли спермы вырастает человек, вот в сентябре и посмотрим, сумеешь ли ты сделать то же самое и, став человеком, на равных играть со мной, элитным игроком…

– По рукам, Боря!

– По рукам, Юлик!

– Да вот ещё что, Борис… – сделав вид, будто раздумывает, раскрывать тайну или нет, произнес задумчиво Герцог. – С некоторых пор на прииске ужесточены правила контроля отъезжающих на материк. Ну, там всякие личные досмотры, металлоискатели…

– И чем это грозит именно мне? – поспешно спросил тенор и по совместительству скупщик золота.

– Тем же, чем и другим! Мало того, что, обнаружив у тебя песок и самородки, их попросту отберут, так ещё и уголовное дело могут возбудить о незаконном вывозе достояния государства – золота, а могут и статью пришить о хищении драгметалла в особо крупных размерах… Ты ж, поди, не сто граммов песка собираешься увезти в Москву, – Герцог кивнул на полотняные мешочки, которые приволок иллюзионист. – Их в багажной клади не спрячешь…

– Что же делать, Юлик?! Посоветуй, я заплачу, в конце концов!

– По этим вопросам обращайся к Махмуду, с ним обо всё и договаривайся. Я к транспортировке золота не имею никакого отношения! Думаю, Махмуд закажет для тебя металлический чемодан с двойным дном, куда ты и высыплешь своё выигранное богатство…

– Почему именно металлический, а не простой, фибровый или деревянный?

– Так в том-то всё и дело, как ты не понимаешь, Борик?! Тебе же надо будет проходить контроль под металлоискателем… Он, естественно, сработает, ну а ты скажешь, что прибор срабатывает на металлическую оболочку чемодана, вот и всё! Но, впрочем, это – не мои проблемы, а ваши с Махмудом, вот с ним и решай их… На его условиях! Вот тебе ещё один совет: доберёшься до Магадана, не бери билет на самолёт – в аэропорту контроль ещё строже, чем на прииске, да и Махмуд там, в аэропорту, уже не сможет тебе ничем помочь… Так что придётся добираться в Москву поездом… Я понимаю, это долго, но зато надёжно!

– Спасибо за совет, Юлик… Хотя, надо сказать, ты меня несколько расстроил…

– Ничего! Когда в Москве разложишь перед собой всё своё богатство – будешь только благодарен твоему покорному слуге, уж поверь моему опыту…

Буряце неожиданно заторопился, стал искать свои перчатки и шапку.

– Ты куда собрался в такое время? Сейчас Ирма вернётся с дежурства, поужинаем, телевизор посмотрим…

– Понимаешь, Юлик, «стрелка» у меня решающая с Серёжей Усенко назначена. Мы должны наконец решить – кто кого…

– А я ведь, Боря, тебе ещё не всё сказал, так что Серёжа пусть подождёт, а ты – слушай! Все поезда, следующие из этого региона в Москву, просто битком набиты майданщиками (шулерами, орудующими в поездах, на ж.д. станциях, аэропортах), так что, убереги тебя Бог поддаться искушению и поддержать игру в обыкновенного дурачка. Потом ты от них не отвяжешься, и уж гарантии того, что ты доедешь живым до Москвы, нет никакой. Запомни, все бригады милиции, сопровождающие эти поезда, посажены майданщиками на зарплату, поэтому последние спокойно катают в купе, в поездных ресторанах, в тамбурах – везде…

Так что, Борис, прошу тебя – не обольщайся, что ты – элитный катала, шулер-аристократ, и любому из майданщиков дашь сто очков форы вперёд… Знай, что у них для таких червонных валетов, как ты, припасены другие мульки (ухищрения) – ножи и пистолеты… Зарежут или застрелят и выбросят из поезда на ходу!

– Юлик, что бы я делал здесь, не встреть тебя! Иди, мой дорогой, я тебя обниму и расцелую… Пожалуй, ты прав: не пойду я сегодня выяснять отношения с Усенко, дождусь прихода твоей очаровательной Ирмы, вместе поужинаем, словом, расслабимся… Уж сколько можно жить в этом диком напряжении!

Перед отъездом с прииска Буряце вручил Герцогу свою визитную карточку, вписав туда московские домашние телефоны, – свой, своего престарелого отца, старшего брата и ряда постоянных любовниц, в том числе и Галины Брежневой: верный признак симпатии и особого доверия к другу Юлику…

Через полгода после отъезда Буряце, в течение которых Герцог ежедневно под руководством Махмуда по 3–4 часа в день «работал» с картами, встал вопрос, как метить колоды, которые придётся использовать в игре с иллюзионистом.

В ходе наблюдения за Буряце, который по инициативе Герцога неоднократно проводил карточные турниры у него на дому, было известно, что он в основном метит предлагаемые партнёру колоды для игры люминесцентными чернилами и пользуется очками, читающими меченую карту.

Понятное дело, что такое «оружие» не могло фигурировать в арсенале Герцога, так как было известно противнику, и им же самим с успехом применялось.

В ходе частых дебатов, эпизодически вспыхивавших ни один раз, Махмудом были предложены два рецепта, как пометить колоды: на свист и на глаз.

В первом случае надо было края ценных карт обработать тупым ножом таким образом, чтобы они (края) чуть-чуть раздвинулись. В таком случае эти карты, соприкасаясь с другими, издавали бы характерный звук, известный только Герцогу.

Юлий Львович отверг этот вариант с порога, заявив, что хотя он и обладает абсолютным музыкальным слухом, доставшимся ему по наследству от матери-певицы, но всё равно он может не расслышать нужного звука, так как неизвестно, где придётся играть. Даже если допустить, что турнир состоится в номере гостиницы, то даже там ожидать полной звукоизоляции было бы непростительной наивностью.

Отвергнув свист, принялись обсуждать вариант под названием на глаз.

По утверждению Махмуда, профессиональный катала знает почерк каждой офсетной машины на фабрике, где печатаются колоды (например, в Перми), и по едва различимым оттенкам рубашки может определить номинал карты.

Известно, что шестёрки гонят на одном станке, тузы – на другом. Одинаково краску замесить невозможно – значит, цвета карт разных номиналов отличаются друг от друга…

– Вы знаете, Юлий Львович, есть шулера с такой памятью, что все пятьдесят две карточные рубашки запоминают с первой раздачи…

– Махмуд, дорогой мой, – резко оборвал начальника своей охраны Герцог, – ты меня кормишь теорией, мне же нужно в кратчайший срок приобрести практические навыки! Почему ты упомянул только Пермь, почему забыл о Ленинграде, Москве и других городах, где есть офсетные фабрики?!

Я что же, по-твоему, должен собрать у себя дома музей колод и ежедневно изучать рубашки карт, находя в них микроскопические различия, ты это мне предлагаешь?! Нет, этот вариант тоже не для меня! Предлагаемые тобой варианты рассчитаны на профессиональных катал, более того, на элитных игроков, посвятивших всю свою жизнь картам и досконально знающим особенности рубашек какой-то определенной фабрики, Пермской, Ленинградской и т. д. Я не собираюсь бросать всё и переключаться на игру в карты, становиться каталой или элитным игроком. У меня другие интересы и более масштабный подход к жизни вообще, и к зарабатыванию денег в частности…

В нынешней ситуации я всего лишь способный дилетант, которому предстоит вынужденно один раз сесть за карточный стол, и ты в курсе, зачем. А раз так, то помоги мне! Да, для Буряце я – лох и тем не менее из-за стола я обязан встать победителем… Для меня выиграть у него – вопрос фамильной чести, и ты об этом знаешь. Так что, напрягись и думай, изобретай, предлагай… Но предлагай ни какие-то заумно-заковыристые мульки, типа на свист и на глаз, но нечто простое, как древко штыковой лопаты.

Учти, простота – залог надёжности, а значит, беспроигрышности… Мне нужен такой шанец, который бы не требовал от меня особых усилий и длительной тренировки и вместе с тем сработал бы безотказно…

– Вспомнил, Юлий Львович, есть такой шанец! – закричал Махмуд. – Будете играть на щуп. Об этой мульке Буряце никогда не догадается, потому что, во-первых, надо иметь соответственно обработанные пальцы, а во-вторых, судя по всему, он увлекся техническими «прибамбасами», напрочь забыв о существовании древних, как мир, ухищрениях… Ведь они, эти древние шанцы, сегодня никем не используются – все гоняются за магнитами и радиэлектроникой!

* * *

Организационные вопросы, связанные с проведением карточного турнира с Буряце, заставили Юлия Львовича вместе с Ирмой и сопровождающей их охраной во главе с Махмудом прибыть в Сочи на две недели раньше, чем там начинались гастроли знаменитого тенора театра «Ромен».

Заговорщики не стали останавливаться на собственной даче Герцога в районе озера Рица, а сняли отдельные номера в гостинице «Приморская».

Причем Ирму для подстраховки, на случай возможной проверки, поселили по разнарядке административнохозяйственного управления Министерства здравоохранения РСФСР…

План, разработанный Герцогом, начинался с посещения Ирмой кабинета начальника сочинского отделения «Союзпечати» Айвазяна Хачика Арамовича.

Именно на него, а не на начальника местной санэпидслужбы, по замыслу Герцога, должен был прийтись «главный удар».

Айвазяна предполагалось сначала запугать настолько, чтобы он беспрекословно изъял находящиеся в продаже игральные карты, а затем протянуть ему «руку помощи».

И, действительно, первая часть операции по ликвидации карт прошла без сучка и без задоринки.

Что касается второй, основной части операции по возвращению браслета, то здесь возникли некоторые сложности…

* * *

Представившись сотрудницей Минздрава РСФСР, Ирма вручила Айвазяну указание, предписывавшее в трёхдневный срок изъять из обращения игральные карты, находящиеся в продаже во всей курортной зоне Больших Сочи, поскольку они заражены геморрагической лихорадкой.

Бланк Министерства здравоохранения России, да ещё с грифом «Совершенно секретно», привёл начальника «Союзпечати» в состояние лёгкого шока – ничего подобного он в своей коммерческой практике ещё не встречал, так же как и такого очаровательного курьера из директивного органа…

– Что, неужели так серьёзно обстоят дела в Сочинском районе, если пришлось направлять сюда специального представителя с таким грозным предписанием? – только и сумел выдавить из себя Айвазян.

– Да, представьте себе, Хачик Арамович! – спокойно, но твёрдо, как и положено направленцу из директивного органа, заметила Ирма и, не спрашивая разрешения хозяина кабинета, закурила. – Куда уж как серьёзней…

При этом она, приподняв короткую юбку, так лихо закинула ногу на ногу, что перед глазами Айвазяна промелькнула её не прикрытая трусиками промежность.

Как бы оправдывая свою наготу, Ирма расслабленно спросила:

– У вас всегда в сентябре так жарко? Всё-таки уже бархатный сезон…

– Да, то есть нет… Не всегда… В общем, когда как, – заикаясь, ответил Айвазян, сбитый с толку непредвиденными кульбитами нижних конечностей столичной красавицы, и вытер рукавом вмиг взмокшее лицо.

– Видите ли, Хачик Арамович, к несчастью, вам в Сочи попали игральные карты, сделанные из пиломатериалов, заготовленных в этом году в пермских лесах, где всё лето свирепствовал клещ, вызывающий эту самую, геморрагическую лихорадку. Поэтому нет никакой гарантии, что карты, поступившие к вам из Перми, не являются носителями инфекции.

Большего труда Минздраву РСФСР стоило выяснить, что все игральные карты поступили к вам именно с пермских офсетных фабрик, поэтому-то и было принято решение изъять все колоды из обращения… Да разве только у вас! Пермские офсетные фабрики поставляют свою продукцию во многие города Советского Союза. Мои коллеги разъехались по всей стране. Во что обойдётся стране уничтожение продукции пермяков – делайте вывод сами!

Айвазян наконец взял себя в руки и отнёсся к указанию со спокойной рассудительностью истинного коммерсанта:

– Ирма Оттовна, вы представляете, какие меня, начальника отделения «Союзпечати», ожидают убытки? Вам, конечно, не до экономических показателей, вы – врач, но, тем не менее, должен вам сообщить, что в течение пика курортного сезона, то есть с мая по октябрь, продажа только игральных карт приносит «Союзпечати» прибыль в пять миллионов рублей! Причем она, прибыль, идёт по возрастающей. Если в мае мы на этой продукции делаем рублей шестьсот-семьсот, то уже во время бархатного сезона, то есть в конце августа – начале сентября, продажа игральных карт даёт в городскую казну, а, значит, и во всесоюзный бюджет до полутора миллионов рублей…

Да меня попросту уволят за то, что я не сумел в августе-сентябре дать плановые полтора миллиона рублей! И что? Вы думаете, что я смогу апеллировать к секретному указанию Минздрава РСФСР? Да ни в коем случае, меня ведь на бюро горкома партии никто и слушать не захочет!

Но это – ещё полбеды. Я, при всех своих связях, не смогу в течение недели компенсировать уничтожение всего количества карт, изъятых из обращения… Большие Сочи, а это – территория от поселка Аше на границе с Туапсинским районом до Адлера, будет начисто лишена игральных карт! Подключи я даже свои связи, обратись к своим друзьям-коллегам из Ленинграда, Москвы, карты придут не раньше, чем через месяц, когда они уже никому здесь не будут нужны.

Это – катастрофа! Мне конец! Вы знаете, сколько желающих занять моё место? Ни в одном вузе Советского Союза нет такого конкурса, как на место начальника сочинского отделения «Союзпечати», – четыреста-пятьсот человек… Может, мы как-то по-другому сумеем решить проблему карт, а? Составим акт об уничтожении, вы его подпишите и со спокойной совестью и очень значительной суммой улетите в Москву! – Айвазян выразительно похлопал себя по карману брюк.

– Нет, Хачик Арамович, такое решение проблемы мной не предусмотрено… И даже не потому что я не могу нарушить указание Минздрава, а потому, что я вынуждена буду пойти наперекор моим личным принципам, так что, изымать и уничтожать всё-таки придётся… Более того, я лично должна буду присутствовать и при выемке, и при ликвидации заражённого материала, а акт об изъятии и об уничтожении вы, Хачик Арамович, должны будете передать мне лично в руки!

В кабинете повисла гнетущая тишина.

– Знаете, – криво улыбаясь, произнес Айвазян, – у нас на Кавказе есть такая традиция: четвертовать на месте человека, доставившего дурную весть.

– Ну что ж, считайте, что я оценила вашу шутку, пожалуйста, четвертуйте меня прямо здесь в кабинете! – живо откликнулась Ирма. – Что вы этим решите? Карты-то всё равно придется изымать и уничтожать! Другого выхода я не вижу. Тем более, и я об этом знаю, о решении Минздрава РСФСР уже уведомлен и Краснодарский крайком партии да и местные номенклатурные органы… А раз так, то физическое устранение представителя Министерства здравоохранения ни к чему не приведёт. Для вас, во всяком случае. Не надейтесь, что вместо меня сюда прибудет более покладистый представитель… Но, впрочем, я ваши слова расцениваю как неудачную шутку, забудем об этом! Представьте, если на подведомственной вам территории по вашей вине случится эпидемия, тогда что? Вы и в Краснодарском крайкоме партии скажете, что это вопрос не вашей компетенции?! Вы даже не отдаёте себе отчёта, чем грозит вам уклонение от выполнения указания Министерства! Увольнением и исключением из партии – как минимум!

Действуйте Хачик Арамович! Вызывайте к себе начальников торговых точек, где помимо «Союзпечати» продаются карты, собирайте совещания, не знаю, собрания, заседания… Вам дан трёхдневный срок, после которого вы письменно, да-да, письменно должны отчитаться о проделанной работе… Должна вас предупредить, что сожжение изъятых колод будет происходить при моём непосредственном участии, и отчёт о проделанной работе вы отдадите мне лично в руки – это непреложное условие, остальное: где, как, какие силы и средства будут к этому привлечены – ваши проблемы, договорились?

– Чёрт возьми, – всё более распаляясь, воскликнула Ирма, – раз в жизни удаётся выбраться в Сочи – и вот-те раз, с какой миссией! Ничего себе, провела в Сочи бархатный сезон…

Разыгрывая нервный срыв, Ирма вновь перебросила ногу на ногу. Что при этом мог рассмотреть её визави, мы уже знаем. Глаза Айвазяна загорелись огнём охотника, следующего по пятам за дичью.

– Мы ведь все люди и должны, Ирма Оттовна, совмещать полезное с приятным, – вкрадчиво произнес армянин. – Тем более это относится к таким влюбчивым и… состоятельным вдовцам, как я! Да стоит вам только приказать, я ради вашей фигуры, ваших мраморных ног и того, что мне довелось увидеть между ними, я не только все игральные карты сожгу, я ради вас весь Сочи превращу в один большой костёр, уж поверьте мне! Вам надо только приказать!

– То есть?

– Ну, вы, Ирма Оттовна, вынуждаете меня открывать некоторые секреты нашей курортной кухни… Вы, кстати, в какой гостинице остановились?

– В «Приморской», а что?

– У меня есть предложение. Я сейчас позвоню кое-кому, и вас переведут в «Жемчужину» – это лучшее, что у нас есть на сегодняшний день.

– Нет, спасибо, меня вполне устраивает отдельный номер в «Приморской»…

– Ну, тогда мы с вами пообедаем в ресторане гостиницы «Интурист» – там великолепно готовят шашлыки из осетрины. А за обедом наметим план и разрешим все ваши, простите, наши проблемы. Идёт? – Айвазян протянул руку к телефону.

– Ну и шалун же вы, Хачик Арамович! – Ирма игриво погрозила Айвазяну пальцем, не забыв перебросить ногу на ногу, и вновь приоткрыв свое манящее лоно. – С этого и надо было начинать. А то женщина с самолёта, а кормить её никто и не собирается!

* * *

Два дня Хачик Айвазян и Ирма метались по самым отдалённым посёлкам Больших Сочи, чтобы лично удостовериться, что все заражённые геморрагическим клещом карты изъяты из обращения.

Два дня сочинский крематорий работал без перерыва на обед – зафрахтованные Айвазяном грузовики свозили туда для уничтожения изъятые из киосков «Союзпечати», магазинов «Сувенир» и других торговых точек колоды игральных карт.

Хачик мрачнел с каждым часом: «Это ж какие убытки! На чём же я буду делать план?! О, горе мне, горе!»

Он даже забыл о своём намерении попасть между мраморных ног посланницы из Москвы, уложив её к себе в постель.

Наконец, убедившись, что Айвазян доведен до нужной кондиции, Ирма, сразу преобразилась из столичной дивы, якобы ищущей дармовых обедов и развлечений за счёт руководителей подконтрольных инстанций, в деловую женщину, бизнесмена и, как бы невзначай, бросила фразу, которая для начальника «Союзпечати» была спасательным кругом.

– Хачик Арамович, я, видя ваше состояние, буду предельно кратка и откровенна. Успокойтесь, вам не придётся меня четвертовать, нести убытки и… стреляться! На станции Адлер-товарная уже второй день стоит вагон с колодами карт, которые не заражены вирусом геморрагической лихорадки. Сертификат, подтверждающий их безопасность, имеется. Вот он!

Ирма вытащила из сумки и помахала перед носом опешившего армянина бумагой, заверенной гербовой печатью Минздрава РСФСР.

– Мой муж, снабженец Госплана СССР, обо всём позаботился. Вагон в Адлере – ваше спасение. Вы не только не останетесь внакладе, вы будете в выигрыше. Во-первых, отчитаетесь в срок о выполнении указания Минздрава РСФСР, а во-вторых, немедленно сумеете заполнить образовавшуюся брешь в продаже ходового товара. Вновь поступивших в продажу карт будет намного больше, чем изъятых – это я вам гарантирую. Разницу вы со мной, то есть с моим мужем, поделите поровну, согласны?