Текст книги "Потерянная Библия"

Глава 29

ИЭИЧП располагался в сердце пустыни Мохаве за горной цепью Техачапи, возле Долины Смерти. Он занимал огромную площадь, частично под землей, частично над ней. Люди, знавшие о его существовании, называли его просто «Институт».

Институт включал три подразделения. В ангаре работали сто пятьдесят сотрудников, специализировавшихся в самых разных областях: профессионалы в сфере информационных технологий и коммуникаций, доктора наук в области квантовой механики, бывшие сотрудники НАСА и другие – представители почти всех известных человечеству дисциплин. Контракт каждого был строго конфиденциален. Если бы подписавший нарушил его, во всей галактике не нашлось бы места, где он смог бы спрятаться, поэтому за все пятьдесят лет существования Института никто во внешнем мире не проронил о нем ни слова. Конечно, ходили разные слухи, и некоторые люди догадывались о существовании ИЭИЧП благодаря открытиям и связанным с ними экспериментам, но это были скорее предположения, нежели знания, основанные на информации какого бы то ни было рода, даже приблизительной.

Процесс найма сотрудников отличался педантичностью и занимал много времени. Наниматели заглядывали под каждый камешек в окружении кандидата. Не оставался незамеченным ни один скелет в шкафу. На то, чтобы проверить некоторые моменты, иногда уходило по нескольку лет, но если уж администрация Института положила на кого-то глаз, то всегда вооружалась терпением и ей обязательно удавалось найти средства убеждения.

Все сотрудники были в курсе, чем занимаются, но только главы отделов знали, как скоординировать проект так, чтобы он заработал. Более того, главы каждого отдела знали только то, что им требовалось для конкретного проекта, но понятия не имели, чем заняты другие и существуют ли они вообще. На высшем уровне организации три человека координировали междисциплинарные проекты и решали, что нужно сказать и кому именно. И только одному человеку было известно обо всем, что происходило в Институте, и только он следил за всеми процессами. Это правило имело одно исключение: подземный храм.

Ангар частично располагался над землей, другая его часть уходила глубоко под землю – там проводили особые эксперименты. В центре ангара стояла консоль. На нее давали доступ для тестирования проектов. С офисным зданием ангар соединяла вереница коридоров. Оснащены были эти проходы по последнему слову техники, и система контроля там тоже была установлена самая лучшая на земле. Снизу доверху офисное пространство было иерархически разделено между начальниками отделов, тремя координаторами и главным псом Вернером Фишером. И над всеми ними стоял Мартин Иствуд, подчинявшийся одному только Богу, хотя все сомневались, что он это осознает.

Не считая этой иерархии, в ИЭИЧП существовала серьезная команда техподдержки и администрация.

Храм, целиком заключенный под землю, соединялся с офисным зданием. О том, что на самом деле происходит внутри, знал один только президент Иствуд. Храм не имел никакого отношения к религии, несмотря на название. Над ним работали разные команды, создавая системы безопасности, и никто, кроме босса, не знал ни о доступе, ни о планах, ни об этих системах безопасности. В экстренных случаях выбранная Иствудом фирма решала неотложные проблемы любого рода, в соответствии с жестким и строго прописанным протоколом.

К самому закрытому участку территории вела частная дорога, там располагалось общежитие военного образца, где обитал персонал. На подъезде к дороге осуществлялся строжайший контроль. Еще в Институт можно было добраться самолетом или вертолетом. В самом начале сотрудники жили в зданиях, похожих на бараки. Однако через некоторое время бараки оказались заброшены. Когда людям нужно было отдохнуть, они возвращались в предоставленные им роскошные квартиры.

Вечером того дня, о котором идет речь, в Храме должны были провести внеочередную сессию. Меры безопасности были усилены, отъезд и приезд сотрудников и особых поставщиков осуществлялся только в соответствии со строгим расписанием. Никто не мог войти в здание или выйти из него так, чтобы их действия не были записаны особой программой. Обычно внеочередная сессия проводилась раз в год, но в особых ситуациях это допускалось чаще, в любой момент по запросу одного из участников или в случае кризиса. В тот день и случился кризис.

Глава 30

Поезд тронулся, чихая и кашляя. Криста и Чарльз сидели в купе новехонького спального вагона. Криста понятия не имела, что может произойти, поэтому на всякий случай выбрала купе у входа в вагон, если вдруг им придется срочно сойти с поезда. Поезд был наполовину пуст. Криста сказала, что, по слухам, Румынская железнодорожная корпорация давно собиралась отменить этот маршрут. Сейчас дешевле лететь, чем ехать поездом, и два часа перелета – это куда лучше, чем двадцатичетырехчасовое путешествие по земле, поэтому пользовались железной дорогой только те, кого уж совсем замучила ностальгия, да еще страдавшие аэрофобией люди. Уложив рюкзак, Криста заявила, что займет верхнюю полку. Мол, так будет безопаснее.

Убедившись, что Криста и Чарльз сели в поезд, Белла и два ее компаньона забрались в последний вагон. Она заказала два купе, одно для Милтона и Юлия Генри, другое для себя.

В последний момент, когда поезд уже пришел в движение, а проводник еще стоял на ступеньках, собираясь закрыть дверь, мужчина лет тридцати запрыгнул в последний вагон. На нем были солнцезащитные очки и пыльная кожаная куртка, и он едва не сбил с ног контролера.

Криста и Чарльз стояли в коридоре, молча наблюдая за тем, как поезд отъезжает от станции и набирает скорость. Ветхие домики бухарестских трущоб все уменьшались, а затем совсем скрылись из виду. После того как контролер проверил билеты, Чарльз объявил, что на этот раз сдаваться не собирается: теперь очередь Кристы объяснять, что она делает рядом с ним. И ему нужна правдивая история. Поколебавшись, женщина уступила, после того как Чарльз пригрозил, что не скажет больше ни слова, пока не узнает причину ее присутствия здесь. Они вернулись обратно в купе, Чарльз присел на полку, Криста оперлась на раковину, весьма изобретательно закрывавшуюся выдвижной деревянной полкой.

– Если я расскажу вам все, что знаю, вы испугаетесь. Хотя, возможно, так даже лучше: вы станете осторожнее.

Поскольку Чарльз не понял, в чем проявляется его неосторожность, Криста напомнила ему, что кредиткой пользоваться не следовало. Чарльз пожал плечами, а Криста произнесла:

– Ладно, оставим это. Около полугода тому назад мы получили сигнал, связанный со старым портом в Марселе, где в воде у набережной были обнаружены три обескровленных трупа. Мы запросили видео со всех камер наблюдения. На большинстве из них не было ничего. Многие вообще не работали. Единственная камера, которая хоть что-то записала, была направлена на рестораны и почти не захватывала воду, только на краю картинки. На том видео были вы. В сопровождении трех мужчин и одной женщины вы вошли в ресторан и вышли оттуда спустя примерно три часа – один.

Для пущей убедительности Криста вынула телефон и показала Чарльзу две фотографии, но тут же спрятала их, чтобы не позволить рассмотреть внимательнее.

– И что я должен был увидеть?

– Я вам все покажу, только потерпите немного.

Чарльз решил, что Криста хочет раздуть историю до предела, нагнать на него страх.

– Я ужинал с друзьями, ушел раньше них. Я помню, что в то утро мне нужно было успеть на самолет.

– Да, – без видимой реакции отозвалась Криста. – Вот только – как видите по времени на следующей фотографии, – примерно через сорок пять минут налетел шторм, пригнавший в поле зрения камеры эту лодку. – Она показала ему довольно нечеткий снимок; в лодке, судя по всему, лежали три человека, чьи тела были выложены в форме креста. – Мы постарались внимательно изучить изображение. Наши специалисты улучшали его всеми доступными методами и фильтрами, и вот что получилось. – Криста вернула Чарльзу телефон.

Теперь изображение стало немного четче, лодку переместили в центр кадра, и можно было увидеть, что у одного из трупов между ног торчал кол.

– Когда вы изучали легенды о вампирах, то обнаружили связь с тем фактом, что Влад любил казнить людей, сажая их на кол, не так ли? Я имею в виду, это же кол для казни в миниатюре?

– Интересный вопрос, – произнес Чарльз, с нетерпением ждавший, что будет дальше. – Вы говорите, что наблюдали за мной. А книги мои читали?

Криста неопределенно кивнула.

– Нельзя узнать человека, который большую часть своей жизни потратил на написание книг, не прочитав его труды.

Криста снова кивнула. Ей хотелось продолжить, поэтому она возобновила рассказ:

– Шторм утопил лодку. Тела выудили из воды два дня спустя, но человек или люди, устроившие показуху, упустили момент из-за шторма, поэтому демонстрация не удалась. Никаких других объектов мы не обнаружили. Возможно, море проглотило их, но…

– У тел были выдавлены глаза, отрезаны уши… и так далее, – вставил Чарльз.

– Совершенно верно.

– То есть, кто бы ни сделал это, он снова привлек ко мне внимание.

– Как и два раза до этого, если уж точно.

– Два раза? – с удивлением переспросил Чарльз. – Вы серьезно?

– Да. – Выражение лица Кристы не оставляло ни тени сомнений в этом. – Два месяца назад произошел инцидент в Алма-Ате, в Казахстане. Но власти решили его замолчать, и мы ничего не могли там сделать, ну или могли совсем немного. С большим трудом мне удалось достичь взаимопонимания с министром внутренних дел Казахстана, и он показал мне их материалы. Я видела фотографии, но копий мне не дали. Однако точно известно, что одно из этих событий произошло на боковой улочке неподалеку от отеля «Интерконтиненталь», где жили вы.

– А второй случай?

– На прошлой неделе в Лондоне, в мужской уборной в Ковент-Гардене, где давали «Риголетто». Тела нашел ночной сторож, и полиция прибыла как раз вовремя, чтобы заблокировать доступ прессе. – Криста несколько раз провела пальцами по экрану и протянула телефон Чарльзу. На первом фото Чарльз входил в театр; на втором были запечатлены тела, уложенные точно так же, со всеми атрибутами, как в Сигишоаре и Марселе.

– А моя визитка?

Не отвечая на вопрос, Криста сказала:

– В промежутке между Марселем и Алма-Атой вы побывали в нескольких местах: сначала в Дублине, затем вернулись домой, в Нью-Йорк и Чикаго, и нам ничего не известно о том, чтобы там происходило нечто подобное. Между двумя первыми сериями убийств прошло четыре месяца, а между двумя последними – всего семь недель, плюс в Англии вы впервые появились на людях после посещения Казахстана. У меня возникло предчувствие, что убийства участятся, и я поспешила прибыть на место вашего следующего публичного выступления раньше вас.

Ошарашенный, Чарльз смотрел на Кристу, не зная, что сказать. Кто решил так поступить с ним и, главное, зачем? Кто толкает его в сторону Праги? С какой целью? Если кто-то хотел его убить, то для этого была масса возможностей. Неужели кто-то действительно желает убедить всех, что именно он совершил все эти убийства? Неужели кто-то действительно верит, что именно он все это сделал? Может быть, поэтому Криста не спускает с него глаз? Надеется, что он каким-то образом себя выдаст?

– Теперь вы понимаете, почему мне так важно знать о вас все, все подозрения, какие у вас есть, все зацепки, над которыми вы работаете, все, о чем вы говорили с человеком, который принес вам эту папку?

Чарльз кивнул, соглашаясь.

Глава 31

Один за другим в Институт прибывали самолеты. На данный момент их было уже восемь, а также два вертолета. Это значило, что один из гостей не объявился.

Все проходило так, как задумал Иствуд. Процедура начиналась с момента приземления частного самолета. К его дверям, превратившись в непрозрачный туннель, подкатывала передвижная лестница. Внутри туннеля мерцал слабый свет, он изгибался, подстраиваясь под самолет, а к его выходу подавали «кадиллак». Невидимый гость спускался по лестнице-туннелю и забирался в автомобиль, «умные» окна которого скрывали его от внешнего мира, поэтому гостя никто не мог увидеть, не говоря уже о том, чтобы снять его на пленку.

Машина направлялась прямиком к платформе въезда в подземный храм, и вскоре гость оказывался в огромном круглом зале, в который вели двенадцать дверей. В этот зал, где горел приглушенный кварцевый свет, каждый гость попадал через свой отдельный вход и направлялся к своей личной двери, зная, что она автоматически закроется за ним.

Личная лоджия, находившаяся за дверью, представляла собой довольно большую комнату с тем же кварцевым освещением. Она была защищена двусторонним стеклом, поэтому обзор у гостя был хороший. А человек, находившийся снаружи, не видел ничего, кроме смутного силуэта, если гость садился в кресло, стоявшее в каждой комнате. Стекло со специальным покрытием создавало зеркальный эффект, из-за чего возникало ощущение парения над бездной.

Перед каждым глубоким и довольно внушительным креслом стоял стол с консолью и микрофоном, который гость мог включать и выключать. Из этого положения гость мог также регулировать степень прозрачности стекла, позволяя другим участникам видеть его лицо либо угадывать его выражение, если он предпочитал по-прежнему оставаться силуэтом. Консоль позволяла всем участникам говорить собственным голосом, искажать его или вообще заменять другим. Также была доступна функция синхронного перевода. На переднем стекле каждой лоджии значился номер, от одного до двенадцати.

Точно по центру от двенадцати окон располагалось нечто вроде стола, выполнявшего роль огромного экрана с диаметром почти сорок футов. Идеально плоский, экран был изготовлен так, что любой из гостей прекрасно видел, что происходит на нем. В тот момент на цифровой поверхности парил логотип института. А в своей личной лоджии любой из гостей мог воспользоваться огромным баром с широким выбором напитков и закусок, начиная от шампанского с икрой и заканчивая безалкогольными напитками и кондитерскими изделиями, выложенными вокруг роскошной вазы с фруктами.

Иствуд проследил за тем, чтобы Храм имел систему связи со внешним миром, но подконтрольную Институту. Для этого в каждой лоджии был установлен вогнутый планшет для телефонных звонков, почты и обмена сообщениями. Все остальные сигналы блокировались. Воспользоваться мобильным телефоном или камерой было невозможно. Несмотря на то что в Храме собирались крайне редко, команда службы безопасности регулярно проводила проверки на предмет шпионского программного обеспечения.

И вот теперь лоджии постепенно заполнялись. Логотип на столе превратился в часы. Счет секунд приближался к пятидесяти девяти, а когда он перешел на 00, часы показали 21:00:00.

Окно двенадцатой лоджии стало полностью прозрачным, лицо Мартина Иствуда расплылось в улыбке.

– Добро пожаловать, господа! Внеочередное заседание Совета объявляю открытым. К сожалению, лоджия номер четыре пока пустует. Будем надеяться, что это лишь незначительная задержка.

Справа от лоджии номер шесть загорелся сигнал, и хриплый лающий голос с японским акцентом пророкотал:

– Никто не опоздал. Мы все знаем, что произошло. Вы обещали, что остановите казни. Мы не знаем друг друга, вот только кто-то прекрасно знает, кто мы. За последний год мы уже потеряли двоих. Не хочу обидеть тех, кто занял их места – мы рады, что вы с нами, – но это больше не должно повториться. Место в Совете обычно освобождается лишь раз в тридцать лет, а сейчас образовалось два, а может быть, и три всего за один год.

Включились еще три лоджии, и члены Совета заговорили одновременно, перебивая друг друга:

– Это беспрецедентно! Это дурно попахивает, как все мы понимаем.

– Вы обещали найти список и уничтожить его.

– Если вы не в состоянии найти список, то знаете, что мы должны сделать.

Окна всех лоджий, обитатели которых решили заговорить, оставались темными.

Глава 32

Дав Чарльзу время уложить историю, которую он услышал от мужчины с папкой, в удобоваримое повествование, Криста задумалась, закончить ли со своими откровениями или продолжать. Она не догадывалась, достаточно ли рассказала Чарльзу, но боялась его реакции на последний параграф, который она ему не сообщила. Зная скептицизм Чарльза, Криста опасалась, что он отстранится. Однако, с другой стороны, последняя зацепка могла запустить в его голове мыслительный процесс.

Почувствовав молчаливое волнение Кристы, Чарльз произнес:

– А теперь расскажите мне все. Что может быть хуже того, что я услышал до сих пор?

Покачав головой, Криста неуверенно посмотрела на него.

– Это настолько серьезно, что вы боитесь моей реакции? Что-то невероятное, не так ли? Поэтому вы колеблетесь?

По всей видимости, он угадал. Чарльз почувствовал: нужно надавить еще немного, чтобы убедить ее. Он готовил политиков к предвыборным дебатам и знал, как создать в разговоре такой импульс, чтобы человек, которого он натаскивал, получил все. Кроме того, он знал, что давление в споре нужно дозировать, и понимал, когда следует нажать на газ. Еще профессор осознавал, что если просунуть ногу в дверной проем, то дверь рано или поздно откроется. И этот момент настал.

– Давайте повторим по порядку, – произнес он. – Сначала были тела на лестнице. Это, конечно, страшно, но мизансцена выглядела довольно забавно. Затем явился мужчина в плаще и с папкой, серьезно раненный. После этого я услышал историю о второй библии и прочел текст Кафки. Здесь прослеживается рисунок, синусоида – кривая. Заметили? Как будто какой-то профессионал пишет сценарий фильма, мастер нагнать интригу. Когда случается что-то ужасное и серьезное, внезапно происходит что-то невероятно комичное. Действие всегда неудержимо стремится к финалу, но, если все произойдет слишком быстро, публика будет разочарована. Поэтому создатели кинофильма постоянно вводят элементы, которые служат для отсрочки конца. На уровне действия идет битва между тенденцией истории к развитию, словно она таран, которому безразлично все, кроме желания добраться до своего финала, и этими другими факторами, которые препятствуют тому, чтобы история разворачивалась, причем любой ценой. Посмотрите на это с другой точки зрения. В основе любой истории лежит конфликт, но для того, чтобы он удался, необходим первичный конфликт между этими двумя силами на уровне повествования. Сюжет будет довлеть, конечно же, он, как и задумывалось, найдет своей конец, предварительно оставив на воображаемом поле боя гору трупов. Эта игра бесконечна. В нашем случае у нас есть башня в Праге, а сразу за ней следуют смешные стихи Агриппы д’Обинье, что отлично вписывается в правила создания сценариев. Чтобы сохранить интригу, нужно дать зрителю возможность дышать. Если же гнать его от одного напряженного момента к другому, в какой-то момент зритель потеряет интерес. Он просто не выдержит этого непрекращающегося стресса. Ему нужно немного отдохнуть. А потом, когда он, успокоенный, откинется на спинку кресла, как раз когда он будет ожидать этого меньше всего, вы снова бьете его кулаком в живот. Именно это сейчас и происходит. Кто бы ни заварил всю эту кашу, он прекрасно знает Аристотеля, Гегеля, Шкловского и других теоретиков, писавших о структуре нарратива.

Остолбенев, Криста смотрела на него. Она начинала понимать, что привычка Чарльза все рационализировать – это способ создания дистанции между собой и пугающими событиями. Он сумел выйти за пределы себя и собственной истории, чтобы взглянуть на все происходящее объективно. Со своей стороны Чарльз заметил, что почти полностью ее убедил.

– Итак, – произнес он, – полагаю, вы собираетесь сообщить мне нечто совершенно невероятное.

Криста коснулась экрана телефона. Показывая Чарльзу последнюю картинку, она произнесла:

– Это фото было сделано официанткой в тот вечер в Лондоне. Ей пришлось убирать много посуды, и она ушла с работы позднее обычного. Ресторан или закусочная, где она работает, «Глоуб» на Боу-стрит, находится совсем рядом с Ковент– Гарденом, всего в квартале оттуда. Увидев то, что вы видите сейчас, официантка остановилась и сделала фото. На нем изображено здание, расположенное через дорогу от ресторана.

Чарльз смотрел на снимок. На белой стене здания с большими окнами виднелась весьма отталкивающая тень кого-то весьма изможденного, с длинной головой и заостренными ушами. Локти были прижаты к телу, на приподнятых руках – длинные твердые когти. Острые зубы могли принадлежать какой-то хищной твари. С них стекала слюна. Чудовище пускало слюни.

– Если вы внимательно посмотрите на улицу, – произнесла Криста, – то увидите, что единственный источник света – это фонарь, который создает на стене теневую проекцию этого человека, животного или чего бы то ни было, в то время как оно, по идее, должно стоять посреди улицы. Вот только проблема в том, что между фонарем и проезжей частью нет никого.