Текст книги "Потерянная Библия"

Глава 19

Рефрижератор свернул вправо, затем влево. Вслед за Кристой Чарльз вытянулся по диагонали на крыше грузовика, повис на передней багажной полке, а затем перебросил ноги через заднюю. Проехав около одной пятой мили, Ион Поп мягко сдал вправо, чтобы не сбросить беглецов, затем помог им спуститься и велел Чарльзу заткнуться на некоторое время и забраться в кабину. У них, мол, будет масса времени, чтобы поговорить не на улице. Наконец все трое оказались внутри. На переднем сиденье официально помещалось «два с половиной человека», что никогда не мешало обычным водителям подбирать по три автостопщика сразу ради лишней пары долларов, поэтому в целом устроиться там не составило особого труда.

Однако Криста, нахмурившись, обернулась к водителю и поинтересовалась:

– Что это за машина?

– Все, что я сумел достать в такое время. Рефрижератор для мороженого и тому подобной хрени. Копы конфисковали его некоторое время назад и с тех пор пользуются вовсю. Мы везем трупы, если вы не забыли, так что выбора у меня особого не было.

Чарльз постепенно приходил в себя от шока и потрясений, пережитых за последние несколько часов. Несмотря на подавленность, он чувствовал, что привычная жажда приключений начинает возвращаться к нему. Он убедился, что всякий раз, когда ему доводилось переживать подобный опыт, как в боевике, он всегда уходил безнаказанным, всегда оставался цел, несмотря на первоначальные опасения. Решив, что и в этот раз будет так же, он накрыл рукой коричневую папку, которую сумел защитить, спрятав ее под халат. Криста поинтересовалась у Попа, куда подевался рюкзак. Агент пробормотал: мол, если она подождет еще немного, он его отдаст.

– Дорога впереди может быть перекрыта, – продолжал Поп.

– Неужели у вас нет чудодейственного пропуска секретной службы? – спросил Чарльз.

И Поп, и Криста ответили утвердительно. Криста размышляла, не видел ли кто, как они спрыгивали на крышу автомобиля. На улице не было никого, а в отеле все слишком увлеклись тем, что происходило внутри, чтобы обращать внимание на события снаружи. Все, что можно было увидеть с первого этажа, – это подлетевший к входу грузовик, который на максимальной скорости унесся прочь спустя всего лишь несколько секунд. Скорее всего, никто ничего не понял.

Тем временем комиссар двинулся по следу из кровавых пятен и оказался у дверей номера Чарльза. Постучал несколько раз, затем попросил ключ у администратора. Внутри комиссар обнаружил сидящего в кресле мужчину, который находился в том состоянии, когда принято говорить, что пациент скорее мертв, чем жив. Испугавшись, что тот потерял уже слишком много крови, комиссар немедленно вызвал скорую. Однако раненый, как и ожидалось, умер по дороге в больницу.

В остальном же полицейский совершенно не представлял себе, что делать. С тех пор как он стал комиссаром, самым значительным событием на его участке была попытка вооруженного ограбления, предпринятая людьми в масках. Наличности в банке было мало, открыть сейф воры не смогли. При виде полицейских автомобилей они запаниковали и сбежали через окно туалета. Полицейские начали преследование и вскоре поймали бандитов, а комиссар раздулся от важности, словно фаршированная индейка на День благодарения. Но это выходило за все рамки: пять убийств за один день, включая это последнее, сатанинские ритуалы, вампиры, зеленые черти и американские профессора. Так или иначе, для него это было слишком.

Агент Поп уехал, Криста как сквозь землю провалилась, а профессора и след простыл. Он позвонил в Бухарест своему патрону, секретарю министерства внутренних дел. Тот не взял трубку. Комиссар решил, что всех сегодняшних жертв убил профессор. Алиби американца представлялось сомнительным. И, поскольку ситуация была слишком сложной, чтобы разобраться с ней за одну-единственную ночь, комиссар опечатал место преступления и отправился домой, к своим трем дочерям, жене и теще.

Глава 20

Погрузившись в размышления, они отъехали от Сигишоары миль на девятнадцать, убедившись, что их никто не преследует и не выставляет блокпосты. Спутники молчали. Выехав на пустую стоянку, Поп открыл заднюю верь. От мешков с трупами, лежавших у двери, ужасно несло.

– А я-то думал, что это рефрижератор, – с испугом произнес Чарльз.

– Был раньше. Но холодильная установка уже не работает, – пожал плечами агент.

Забравшись в кузов, он передал рюкзак Кристе, которая тут же спряталась за кабиной. Пока Криста переодевалась, Поп показал на четвертый мешок, лежавший рядом с остальными тремя.

– Если что-то случится, профессор, вам придется очень быстро перебраться назад и залезть в пустой мешок, как бы тяжело это ни было. Если мы будем вынуждены открыть задние двери во время проверки на дороге, вы будете лежать там не шевелясь. Никогда нельзя быть уверенным, не захотят ли они посмотреть на тела поближе.

Вернулась Криста. Платье в стиле «вамп» она сменила на камуфляжные штаны, армейские ботинки и футболку неопределенного цвета.

– Профессор, можете переодеться за дверью, – произнес Поп, прикуривая сигарету. Первая затяжка горячим дымом вошла в легкие.

Переоделся американец быстро. Поп снова сел за руль.

– Куда мы направляемся? – поинтересовался Чарльз.

– Нужно отвезти этих ребят в Бухарест. Ехать еще около ста пятидесяти миль, как ни крути. Если ничего не произойдет, справимся часа за три. – И с этими словами Поп повернул ключ в зажигании.

– Великолепно. Хочу попросить вас высадить меня возле американского посольства.

Грузовик тронулся с места. Криста произнесла:

– Так расскажите же, что произошло в вашем номере?

Чарльз не ответил. Он размышлял над тем, что так и не добрался до Часовой башни и вот-вот опять упустит меч.

– Нужно вернуться, – наконец сумел произнести он. – Это важно. Нужно вернуться обратно в город.

– Никогда в жизни. Зачем бы вы сюда ни явились, просто забудьте пока об этом. Слишком опасно. Придется вам придумать другой способ.

– Мне постоянно говорят, что моя жизнь в опасности. Сомневаюсь. Произошли ужасные убийства, потом кто-то подбросил мою визитку. А в довершение всего ко мне в номер заявился человек, утверждающий, что он якобы мой родственник. Если присмотреться внимательнее, то все это происходит вокруг меня, а не со мной. Не соблаговолите ли рассказать мне, ради чего я прыгал с балкона в халате, словно какой-нибудь Эррол Флинн?[3]3
  Эррол Лесли Томсон Флинн (1909–1959) – голливудский актер австралийского происхождения, кинозвезда 1930-х и 1940-х годов. (Примеч. ред.)


[Закрыть] Вы же знаете, что в отеле остались все мои вещи.

Криста пыталась сообразить, как ему ответить и сколько можно ему рассказать. И решила выразиться уклончиво:

– В данный момент полиция подозревает, что вы убили человека, находившегося у вас в номере, и полицейского, охранявшего вас. Вы же не хотите застрять там, доказывая свою невиновность?

– Тот толстяк, который следил за мной, мертв?

– Да, застрелен, как и тот человек в вашем номере, – возможно, убийца один и тот же. Возможно, кто-то пытается подобраться к вам, и человек с папкой застал их врасплох и спас вам жизнь. Вряд ли вы захотите снова рисковать.

Чарльз изо всех сил пытался понять, зачем кому-то понадобилось убивать именно его, именно здесь, но затем решил поразмыслить о том, как лучше добраться до посольства.

– Я оставил в отеле паспорт. Даже не знаю, смогу ли доказать в посольстве, что я – это я.

– Вы человек известный. Там вас все наверняка знают. Вы дружите с послом. Вам выдадут временный документ.

Чарльз подумал, что «дружите» – это слишком сильно сказано. Посол дважды принимал его: один раз – когда он приезжал в Бухарест на презентацию своей книги, и другой раз – когда местный университет наградил его почетным званием. Он провел ночь в частной резиденции посла.

Поразмыслив, американец решил, что не стоит возвращаться в Сигишоару. Он открыл коричневую папку. Она представляла собой что-то вроде скоросшивателя с металлическим корешком. Металлические скобы не позволяли рассыпаться пластиковым файлам для документов. В каждом файле лежало по одной фотокопии, перелистывать их было легко. Чарльз внимательно изучил несколько фотокопий из предполагаемой библии Гутенберга. Если то, что сказал тот человек, было правдой, в руках у него оказались копии первых печатных страниц в истории. Пытаясь сосредоточиться, он перелистывал пластиковые страницы. В конце концов Чарльз поинтересовался у Попа, не помешает ли ему свет, и включил лампочку в кабине. Подобная постановка вопроса развеселила Попа, понимавшего, насколько свет важен для профессора. Агент ответил, что свет ему нисколько не помешает.

Идеально сверстанные тексты с буквами одинакового размера выстраивались в ряд у него перед глазами, когда он листал первую из напечатанных в мире книг. Чарльз прекрасно знал, как выглядит библия Гутенберга. Ему не раз выпадала возможность изучить ее экземпляры. Тот, который он знал лучше всех, находился в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне – одна из двух американских копий, отпечатанных на телячьем пергаменте. Чарльз осторожно перевернул несколько страниц. Сидевшая рядом с ним Криста поинтересовалась:

– Это «библия дьявола»?

– Нет, Гутенберга, – машинально отозвался он.

Подняв взгляд от копий, он посмотрел на Кристу и вдруг осознал, как ей хочется разобраться в том, что случилось в тот вечер. Она лишь боялась давить на него слишком сильно. Оценив ее деликатность, он решил кое-что рассказать ей, но не спешил переходить к самому важному, поэтому по привычке начал объяснять все так же, как будто стоял перед студентами.

– Как вам известно, библия Гутенберга – первый напечатанный серьезный труд. Создал ее немецкий кузнец из города Майнца примерно в середине пятнадцатого столетия. Многие люди считали книгопечатание самым важным изобретением в истории человечества – вплоть до появления компьютеров.

– Однако же вы не согласны с ними! – совершенно не к месту вмешался Поп.

Чарльз не понял, хотел агент пошутить или просто показать, что тоже участвует в разговоре. Не ответив на слова попутчика, он продолжал:

– Попытки предпринимались и раньше. Кое-что печаталось и до Гутенберга, но это была первая инкунабула.

Поскольку никто из них, судя по всему, ни слова не понял, Чарльз поспешно пояснил:

– Инкунабулами принято называть все книги, напечатанные в Европе до 1500 года. Считается, что всего Гутенберг создал сто восемьдесят библий. Сорок восемь копий дошли до наших дней, из них полных лишь двадцать одна. Это издание также называется В42, поскольку в нем сорок две строки на странице, хотя это не совсем точно. Встречаются страницы, на которых сорок или сорок одна строка. Она полностью переведена на латынь, как и «библия дьявола». – Он улыбнулся Кристе.

– И что это? – поинтересовалась Криста. – Просто страницы из библии?

Не ответив, Чарльз продолжил рассказ:

– Лежащие перед нами копии сделаны с оригинала, напечатанного на телячьей коже. Насколько известно историкам, таким образом были созданы всего двенадцать книг. Как видите, это старые копии, и они сделаны с одной из этих двенадцати. Это можно определить по текстуре пергамента. Так сразу не скажу, где именно в мире находятся эти копии, но можно проверить. Человек, который принес в мой номер эти страницы, утверждает, что это совсем другой экземпляр. И я пытался определить, есть ли здесь то, что подтверждало бы его слова.

Чарльз изо всех сил пытался сосредоточиться, пока грузовик катился по неровной дороге. Поп покосился на страницы и тем же шутливым тоном спросил:

– А кто-нибудь может прочесть такую книгу? Буквы кажутся похожими на следы паука, которого обмакнули в чернила и отпустили гулять по странице.

– Это очень известные буквы, – рассмеялся Чарльз, но подумал, что этот маленький полицейский далеко не так прост, как кажется. – Это специальный шрифт, называется Textualis, или Schwabach, его разновидность. В любом случае, это подвид Blackletter. Сочетание пересекающихся вертикальных и горизонтальных линий действительно создает эффект паутины. Мы отвыкли от такого стиля, который восходит к готическому письму. Но дело в том, что этот вид шрифта также называется Textura Gohica, хотя и состоит из букв латинского алфавита. Для грамотных людей того времени читать его было так же просто, как нам сейчас Times New Roman. Как видите, все здесь выверено идеально, никаких разрывов параграфов, да и инициалов полно. – Чарльз помолчал, пытаясь собраться с мыслями, а затем сказал: – Инициалами в данном случае называются цветные буквы, расположенные в начале каждого параграфа, соответствующего началу главы. Их выполняли от руки, главным образом в монастырях. До изобретения книгопечатания все книги были разными. Монахи переписывали их, но каждая копия представляла собой новый экземпляр, не в последнюю очередь благодаря стараниям искусных монахов. Как ни парадоксально это прозвучит, каждая копия являлась оригиналом. Слушайте, кажется, я только что придумал слоган для производителя копировальных аппаратов. Возможно, стоит предложить его «Ксероксу» или «Кэнону».

Чарльз рассмеялся собственной шутке, перевернул страницу, и улыбка застыла на его лице.

– Подождите минуточку, – произнес он вслух. – Этого я никогда прежде не видел.

Возможно, момент был уникальный, но по спине его тем не менее пробежал холодок. Спутники внимательно смотрели на него. Криста жестом велела Попу следить за дорогой.

– Ни в одной из библий Гутенберга нет нумерации страниц. – Он поднес файл к свету и прочел: – Двадцать четыре. – Затем он перевернул страницу. Там значился другой номер. – Двенадцать, а потом снова двадцать четыре. Очень странно.

Чарльз вернулся к первым страницам. Они лежали в произвольном порядке, собранные из разных глав, как будто человек, поместивший их в папку, просто хотел сделать обзор. Некоторые из них были пронумерованы, на других встречались буквы, которые будто бы ничего не значили. Самая полная часть представляла собой отрывок из Апокалипсиса. Каждый лист фотокопии содержал только и исключительно по две страницы оригинала.

Перед отрывком из Апокалипсиса на странице слева, пустовавшей во всех экземплярах, которые доводилось видеть Чарльзу, присутствовал неполный текст, состоявший всего из нескольких строк. Напечатан он был лишь на правой стороне страницы, которую как будто разорвали пополам. Буквы были такими же, как и во всей книге, но левой половины текста не хватало. Даже то, как текст был расположен на пергаменте, словно бы показывало, что эту часть страницы намеренно оторвали, хотя на самом деле она была целой. Как будто кто-то наложил клочок пергамента на пустую страницу библии.

В тусклом свете текст показался Чарльзу неразборчивым. Он был мелким и не таким четким, как во всей книге. Казалось, что снимок чуть засвечен или камера была не сфокусирована. Чарльзу подумалось, что это известный трюк, но он не знал, как с ним справиться, а свет был слишком слабым, поэтому он не стал даже пытаться.

– Кто-то как следует поразвлекся и испортил эти страницы. Похоже, их напечатали на том же самом станке, но без оригинала уверенным быть нельзя.

– Или эти страницы взяты из оригинала, уникальной копии, – добавила Криста.

Чарльз задумался над такой возможностью. Он снова принялся листать папку, и в какой-то момент он вытянул левую руку так, что свет упал на последний разворот. Слева располагались последние параграфы Апокалипсиса. А вот справа… Профессор замер и принялся всматриваться внимательнее. Там был другой, целый текст, который, однако, казался странным. Чарльз принялся читать. Латынь он знал очень хорошо, как классическую, так и средневековую – лингва франка для ученых того периода. Если уж на то пошло, он считал, что любой интеллектуал, заслуживающий такого звания, должен знать и древнегреческий, и древнегерманский, хотя не собирался задирать нос именно сейчас. Он читал текст и не верил своим глазам. Узнав параграф, он громко расхохотался.

Глава 21

Когда шоу закончилось, Вернер велел Белле следить за грузовиком, но держаться на расстоянии и ни в коем случае не вмешиваться без его прямого приказа. Устройство, установленное на машине, работало отлично. Повесив трубку, он сразу же позвонил Иствуду.

– Игра началась. – Вернеру нравилось пародировать Холмса.

– Я видел. Возможно, он не настолько умен, как вы утверждали, – ехидно заметил Иствуд. – Думает, мы перепутали библии. Он не понял послания.

– Дайте ему время. – Вернер помолчал, чтобы придать своим словам больший вес. – Кстати, этот фокус с часовыми поясами при перелете с востока на запад вызывает головную боль. Когда в Румынии семь часов вечера, здесь одиннадцать часов утра. Я устал, а профессор сейчас в бегах, Белла его контролирует. Я иду домой. Они будут постоянно держать меня в курсе, что бы ни произошло.

Спустя несколько минут с крыши основного здания Института взлетел вертолет. Его винты взметнули пыль пустыни Мохаве. И машина, похожая на огромное злобное насекомое, направилась в сторону Ланкастера в долине Антилоп, где когда-то жили индейцы пайюты.

Белла и ее спутники поспешно собрали вещи и сели в «Порш Панамера». Теперь они никуда не спешили. Белла положила голову на удобный подголовник и мгновенно заснула.

Глава 22

Профессор так трясся от смеха, что, казалось, вот-вот лопнет. Смущенные Криста и Поп не сводили с него глаз. С трудом переведя дух, Чарльз пытался объяснить, что вызвало у него приступ веселья, который они, по всей видимости, приняли за последствие нервного напряжения. В конце концов, день выдался очень необычный. Но Чарльз ухитрялся говорить в промежутках между взрывами хохота:

– Мы все стали жертвами невероятного фарса, жуткого надувательства, но оно просчитано до мелочей.

Криста не знала, как и реагировать. Очень хотелось обхватить голову руками. Поп настолько оцепенел, что даже забыл смотреть на дорогу.

– Стоп! – Чарльз тут же перестал смеяться. – Остановите эту чертову штуковину, слышите?

Его реакция была настолько неожиданной, что Поп нажал на тормоз прямо посреди дороги.

Чарльз выскочил из автомобиля.

– Нет там никаких мертвецов! Они просто посмеялись надо мной. Вы сами посмеетесь над этими песнями-плясками вокруг меча и моего дяди, или кузена, или кто он такой. Что же я за идиот, раз купился на всю эту чушь? Тот человек с папкой, наверное, помер от смеха, когда я убежал – от него и его сообщников. И вы тоже его сообщники, и ФБР, и Интерпол, на все сто. Как можно быть настолько глупым? Кто-то, знавший, над чем я работаю, сыграл со мной эту продуманную до мелочей шутку.

Продолжая кричать, он начал открывать заднюю дверь рефрижератора. Он все еще пытался открыть ее, когда из кабины выбрался Поп. Чарльз как раз начал свою тираду заново, когда Поп подошел к нему.

– Вампиры и старики, кресты и черти. Какой набор… – Чарльз обернулся к Попу и закричал: – Откройте двери!

Агент с поразительным хладнокровием поинтересовался, зачем это нужно.

– Потому что там нет никаких трупов. Все это лишь дурацкая шутка. В чем заключается план? Вы собираетесь доставить меня в какой-то бункер в Бухаресте, где вспыхнет свет и кучка идиотов завопит: «Сюрприз!»?

– Тела совершенно реальны, это я вам гарантирую. Вы несколько часов находились в состоянии шока, а теперь начинаете приходить в себя. Прошу вас, попытайтесь успокоиться.

– Я спокоен, – уже тише произнес Чарльз. – Откройте двери!

Поп выполнил просьбу Чарльза. Забравшись внутрь и склонившись над мешками, Чарльз продолжал ворчать:

– Вы тоже хороши: настоящие мастера декораций, а запах-то! – Он наконец открыл один из пакетов. – За эту постановку вам дадут «Оскар». – Профессор дернул мертвеца за руку. – Давайте же посмотрим, из чего сделана эта кукла.

И тут Чарльз умолк. Трупное окоченение прошло, и тело начало разлагаться. Чарльзу стало дурно. Выпрыгнув из машины, он почувствовал, что его тошнит.

В сумрачном баре то и дело мерцал экран мобильного телефона. Мужчина в кожаном пиджаке с металлическими заклепками, перед которым не было стакана с выпивкой, посматривал на этот светящийся экран. Казалось, он чего-то ждал. В конце концов он протянул руку, поднес телефон к уху и кивнул в ответ на услышанное. После этого сказал что-то о львах и подтвердил, что ему все ясно. Положив телефон в карман мотоциклетной куртки, он надел шлем и вышел на улицу.

Глава 23

Чарльз не припоминал, чтобы хоть раз в жизни до такой степени выставлял себя дураком. Он уже вернулся в кабину и чувствовал себя так, словно был готов вот-вот умереть от стыда. Для него было нехарактерно так терять контроль над собой. Ему хотелось извиниться, но он не знал, как это сделать, не запутавшись еще больше. Чарльз до сих пор сомневался во всей этой истории, но мертвецы явно были настоящими.

Он открыл рот и произнес:

– Я…

В этот же миг Криста сказала:

– Не волнуйтесь. Мы на вашем месте отреагировали бы точно так же.

– Спасибо, – отозвался Чарльз.

– Вы в порядке?

Чарльз кивнул. Удивившись спокойствию, с которым звучал его собственный голос, он произнес:

– Мне раньше доводилось попадать в непростые ситуации. Меня учили защищаться с самого детства, но это дело… – он показал на папку, – это уже слишком.

– Вы не хотите пояснить нам, что именно здесь слишком? – вопросительно посмотрела на него Криста.

Вздохнув, Чарльз показал на папку, открытую на последней странице предполагаемой копии библии.

– Прочтите это, – просто произнес он.

– Это же на латыни.

– Верно. Попытаюсь перевести.

Перед законом стоит привратник. К этому привратнику подходит человек из деревни и просит разрешения войти в закон. Но привратник говорит, что сейчас не может разрешить ему войти. Человек думает и спрашивает потом, нельзя ли ему тогда войти позже. «Что ж, это возможно, – отвечает привратник, – но только не сейчас». Поскольку ворота, ведущие в закон, раскрыты, как всегда, и привратник отходит в сторону, человек нагибается, чтобы заглянуть через ворота вовнутрь. Когда привратник замечает это, он смеется и говорит: «Если это тебя так манит, то попробуй тогда войти туда вопреки моему запрету. Но запомни: я всемогущ. И я только самый нижний привратник. После меня есть еще одиннадцать дверей. От зала к залу там дальше стоят привратники один могущественнее другого. Уже перед лицом третьего теряюсь даже я»[4]4
  Франц Кафка «Перед законом». Перевод А. Тарасова.


[Закрыть].

– На этом текст заканчивается, – сказал Чарльз. Остальные молчали.

– Это притча? – наконец поинтересовалась Криста.

– А вы не узнаете этот отрывок?

Поп произнес:

– Возможно.

Криста не сказала ничего.

– Это рассказ Кафки «Перед законом».

– Ах да! – воскликнул Поп. – Но ведь этот же текст есть и в «Процессе»?

– Совершенно верно. Кафка использовал притчу еще раз, уже позже, в романе «Процесс». Так что теперь вы мне скажите, как текст двадцатого столетия мог оказаться в Библии, напечатанной в пятнадцатом?

– Никак, – отозвался Поп, – если только его не переписали из этой самой библии.

– То есть вы считаете, что Кафка позаимствовал эту притчу из единственного сохранившегося экземпляра библии?

– Возможно, он сделал это нарочно. Возможно, он пытался этим что-то доказать.

– По-вашему, Франц Кафка видел то же, что и мы, или, хуже того, он фактически видел оригинал?

Все это время Криста молчала, слушая двух своих спутников.

– Знаете что? – произнес Чарльз. – Уильям Оккам был монахом-францисканцем, жившим в тринадцатом веке, и он придумал метод разрешения загадок, который назвали позднее «бритвой Оккама». Оккам утверждал, что если нам приходится выбирать между двумя гипотезами, то более простой вариант, как правило, оказывается верным. Что вероятнее: то, что Кафка позаимствовал из библии Гутенберга текст, о котором вообще ничего не было известно, или что кто-то решил сыграть с нами довольно злую шутку? Я был сбит с толку всем случившимся, и эти мерзкие убийцы полностью подменили суть проблемы, но во всей этой истории есть что-то очень подозрительное. А теперь в нее оказался замешан еще и мой самый любимый писатель, которого я знаю вдоль и поперек. Нет, мы имеем дело с постановкой.

– Что ж, неужели вам не казалось это ясным как день, – начала Криста, – с того самого момента, как вы увидели свою визитку? Что, если кто-то пытается собрать головоломку и выдает вам одну деталь за другой?

– Итак, я прав, и вся эта постановка адресована исключительно мне?

– Я думала, что мы это уже выяснили.

– Да, – пробормотал Чарльз. – Полагаю, мне тяжело это принять. Меня очень раздражает тот факт, что я не могу во всем разобраться.

– А этот Кафка, он был австрийцем? – поинтересовался Поп.

– В некотором роде. Жил в Австро-Венгерской империи, умер в Вене. Что же до рождения, то он родился в еврейской семье в… Минуточку. – Чарльз задумался. Казалось, он что-то понял или связал некие факты воедино. – Где мой халат?

Протянув руку назад, Криста передала ему предмет одежды. Чарльз пошарил по карманам и вытащил кошелек.

– Хорошо, что… А то я забыл бы. Ни документов, ни денег – вот это был бы номер. – Он извлек из кармашка записку с рисунком, развернул ее, внимательно изучал некоторое время, словно собирая воедино наконец-то установившиеся связи. – Мы едем в Прагу, – наконец объявил он.

Криста с удивлением уставилась на него.

– Вы можете высадить нас в аэропорту? – спросил Чарльз.

– Вы не сядете в самолет без паспорта или какого-то другого документа. Я могу попросить комиссара прислать их утром. Скажу, что они нужны нам для вашего опознания. Он питает ко мне слабость, – добавила Криста.

– У этого типа слабость ко всем дамам. Не обольщайся, – хмыкнул Поп.

– А поезда отсюда в Прагу ходят? – поинтересовался профессор. – Здесь недалеко.

– Да, конечно, – пробормотала Криста.

– И мне ведь не нужен паспорт внутри Евросоюза? Это так?

– Только на границе с Венгрией, но, как вы уже говорили, мое удостоверение личности способно вытащить нас из этой передряги.

Они приближались к Бухаресту. Огни становились ярче, на дороге появилось больше машин. Было почти три часа утра, и, даже несмотря на не слишком оживленное движение, после долгого пути по пустынной трассе им казалось, что они въезжают в цивилизованный мир.