Текст книги "Сталин и разведка"

На пути к Победе

Видимо, эти неудачи заставили Сталина изменить свое отношение к разведке. Поэтому наступление советских войск под Сталинградом готовилось с учетом разведданных, что и явилось одной из причин полного успеха этой величайшей военной операции.

То же можно сказать и о Курской битве. О намерении Гитлера взять реванш за Сталинград, и именно под Курском, поступали сведения из ряда источников как внешней, так и военной разведки. Так, агент внешней разведки Кернкросс из Лондона передал данные о готовящемся наступлении немцев на Курской дуге, указал примерные сроки наступления, технические параметры нового немецкого танка «Тигр» и другие сведения. Сведения о плане немцев «взять реванш под Курском» поступили от знаменитого разведчика Н.И. Кузнецова, от руководителей разведывательно-диверсионных групп.

3 апреля 1943 года Сталин подписал директиву Ставки, которой военной разведке поручалось «постоянно следить за всеми изменениями в группировке противника и своевременно определять направления, на которых он проводит сосредоточение войск и особенно танковых частей». Эту задачу выполняла как стратегическая агентурная разведка, так и разведка фронтовая, использовавшая все возможности агентурной, войсковой, воздушной и радиоразведки.

Об активности, с которой военная разведка готовилась к Курской битве, могут сказать сухие цифры: разведотделы Брянского и Центрального фронтов имели в тылу противника по 20, а Воронежского – 30 разведгрупп. В соединениях и частях Центрального и Воронежского фронтов с апреля по июль 1943 года было организовано 2700 разведывательных наблюдательных пунктов, проведено свыше 100 разведок боем, более 2600 ночных вылетов, устроено около 1500 засад, захвачено 187 «языков».

Именно войсковая разведка установила, что операция «Цитадель» должна начаться в 3 часа 50 минут 5 июля 1943 года. Это обстоятельство позволило советскому командованию провести артиллерийскую контрподготовку по войскам противника, приготовившегося к атаке.

Войсковая разведка столь же активно действовала и в ходе самой Курской битвы. Оценивая работу разведок в этот период, Г.К. Жуков писал:

«Благодаря блестящей работе советской разведки весной 1943 года мы располагали рядом важных сведений о группировке немецких войск перед летним наступлением… Хорошо работающая разведка была также одним из слагаемых в сумме причин, обеспечивших успех этого величайшего сражения».

Летом 1944 года военные действия были перенесены за рубежи нашей родины. В связи с этим 24 июля 1944 года Сталин подписал директиву, предписывающую начальникам штабов и разведотделов фронтов создавать активно действующие агентурные сети на территории Германии, Венгрии, Румынии, Польши, Чехословакии и других стран путем внедрения агентуры на важные объекты на глубину до 500 километров от линии фронта, а также в различные националистические и другие организации и формирования. А в приказе по агентурной разведке № 001 наркома обороны за 1945 год требовалось по мере приближения к территории Германии усилить разведывательно-диверсионную деятельность и увеличить число забрасываемых в тыл противника разведгрупп.

Приказ 001 можно расценивать по-разному. С одной стороны, заброшенные на немецкую сторону разведчики смогли передать некоторую информацию, с другой же – практически все они, истинные герои и патриоты, были обречены на верную гибель.

Вспоминает В.А. Никольский, руководивший заброской групп из Бреста и Кобрина:

«Конечные итоги главного направления нашей деятельности не оправдали надежд командования. Еще до окончания войны нам стало известно, что почти все наши разведывательно-диверсионные группы были уничтожены противником вскоре после приземления. Сбылись наши худшие опасения, высказывавшиеся в свое время руководству. Посылка относительно большого числа групп из советских людей, не знающих языка, явилась фактически авантюрой. По малейшему сигналу любого немца о появлении советских парашютистов направлялись моторизованные карательные отряды полицейских и эсэсовцев с собаками в любой пункт, где могли скрываться наши люди. В таких облавах принимали участие все немцы, способные носить оружие. Проводилась так называемая „хазенягд“ – „охота на зайцев“, где в качестве зайцев выступали обнаружившие себя наши разведчики.

Из 120 опытных разведчиков и агентов, направленных нами из Бреста и Кобрина, в живых уцелело всего с десяток человек, с трудом выживших до прибытия в район их выброски советских войск».

В числе погибших оказалась и Анна Морозова, руководительница Сещинского подполья, которая после освобождения Сещи вместо предложенной ей должности в райкоме комсомола пошла в школу радисток. Окончив ее, она была заброшена в Восточную Пруссию. После гибели двух разведгрупп, в которые она входила, Аня присоединилась к польскому партизанскому отряду. 11 ноября 1944 года во время облавы, будучи раненной, под угрозой захвата взорвала себя и рацию гранатой. В 1965 году ей было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза, и она была награждена польским Крестом Грюнвальда II степени.

Докладывались ли Сталину плачевные итоги выполнения его приказа 001? Вполне возможно, так как разведка получила указание перейти к заброске во вражеский тыл немцев из числа перебежчиков, военнопленных или репрессированных фашистами. К сожалению, и эта акция окончилась печально. Яркая иллюстрация этого в следующем документе:

«Начальнику Разведуправления ГШ Красной армии

генерал-полковнику Кузнецову.

С августа 1944 по март 1945 года подготовлено 18 разведгрупп из числа пленных – 14 радиофицированных, 4 группы маршагентов. С тремя группами не была установлена связь: одна группа погибла, вторая предана радистом, третья, очевидно, погибла, так как выброшена непосредственно в район активных боевых действий. Из оставшихся 11 групп 2 вышли на связь, но не работали, 9 работали от 8 дней до 3 месяцев… 4 группы маршагентов в срок не возвратились, судьба их неизвестна.

Начальник разведотдела штаба 3-го Белорусского фронта

Генерал-майор Алешин».

Фронтовая войсковая разведка продолжала активно действовать до самой Победы. Тысячи захваченных «языков», успешная работа воздушной и радиоразведки способствовали победоносным операциям Красной армии на завершающем этапе Великой Отечественной войны.

* * *

Несмотря на то что Сталин не всегда доверял сообщениям разведки, он, по вполне понятным причинам, старался использовать все ее возможности.

В 1939 году во время польской кампании НКВД захватило графа Нелидова – двойного агента абвера и английской разведки. Без особого труда его удалось «убедить» стать и советским агентом. Будучи наблюдательным и неглупым человеком, за годы «службы» в абвере он познал его многие тайны, в частности, основные установки абвера по разведывательно-диверсионной работе в условиях, как говорил Канарис, «решающих сокрушительных ударов в скоротечной военной кампании», то есть блицкрига. Своими наблюдениями и выводами о том, что немцы не готовы к длительной войне, Нелидов поделился с нашими разведчиками (Журавлев, Судоплатов, Рыбкина), которые не придали им должного значения.

Однако первые же наши поражения подтвердили показания Нелидова. О них было доложено Сталину. Тот немедленно отдал соответствующее распоряжение. Для подробных допросов Нелидова и ознакомления с оперативными документами, полученными еще в 1937 году о военно-стратегических играх вермахта в духе блицкрига, в НКВД прибыли начальник Разведуправления Красной армии Голиков и заместитель начальника оперативного управления Генштаба Василевский. Их заключение было доложено Сталину и Жукову. Результатом стала установка Сталина на упорное, порой безнадежное сопротивление наших войск в окружении, чтобы сбить темп наступления немцев, втянуть их в затяжную войну, на которую они не рассчитывали.

* * *

Теперь коснемся вопроса спорного и не до конца проработанного – о сепаратных мирных переговорах, которые велись или якобы велись советской разведкой по указанию Сталина.

В конце июля – начале августа 1941 года наступление немцев на какое-то время приостановилось, точнее, было приостановлено упорным сопротивлением Красной армии. Однако наступление противника могло возобновиться в любой момент. К тому же не уменьшилась угроза нападения с Востока, которой Сталин не переставал опасаться. Об этом свидетельствует хранящаяся в личном архиве Сталина его телеграмма:

«31.7.41. 2 ч. 50 м. Хабаровск секретарю крайкома Боркову.

Семьи пограничников и комсостава нужно эвакуировать из прифронтовой полосы. Отсутствие такого мероприятия привело к уничтожению членов семей комсостава при внезапном нападении немцев. То же самое может случиться при внезапном нападении японцев».

Только ли нападения японцев опасался Сталин в. августе 1941 года? Верил ли он в нашу победу, или в его душу закрадывались сомнения?

В личном архиве Сталина я познакомился с одним удивительным документом. В нем все: страх перед возможным поражением, неверие в свои силы, тщетная надежда на несбыточное – открытие союзниками второго фронта в 1941 году.

В шифртелеграмме послу в Лондоне Майскому Сталин пишет о том, что реальной помощи от англичан нет.

«30.8.41. № 8678.

…Говоря между нами, должен сказать Вам откровенно, что если не будет создан англичанами второй фронт в Европе в ближайшие три – четыре недели (далее в черновике жирно вычеркнуты две строки), мы и наши союзники можем проиграть дело. Это печально, но это может стать фактом». (Разрядка моя. – И.Д.). «…То обстоятельство, что Англия аплодирует нам, а немцев ругает последними словами, нисколько не меняет дела. Понимают ли это англичане? Я думаю, что понимают. Чего же хотят они? Они хотят, кажется, нашего ослабления. Если это предположение правильно, нам надо быть осторожными в отношении англичан.

В последнее время наше положение на фронте ухудшилось… Сталин».

Приложена записка Поскребышеву: «Направить шифром НКИД».

Ясно, что в этой обстановке и в таком настроении Сталин искал любые пути для спасения страны. Призрак позорного Брестского мира довлел над ним. Он понимал, что сепаратный мир для него неприемлем, но, как опытный политик, также был готов использовать возможности разведки для проведения зондирования операций и для шантажа и подстегивания союзников.

Случайна ли приписка Сталина Поскребышеву: «Направить шифром НКИД»? Почему именно НКИД? Ведь шифры Наркомата обороны и НКВД были надежнее. А о шифрах НКИД он знал, что еще несколько лет назад они читались англичанами. Правда, с того времени они были модернизированы. Но все же… Может быть, он хотел, чтобы союзники, так сказать, «из первых рук» узнали бы об истинном положении вещей и о его настроении и увидели бы Сталина не спокойным и уверенным, каким он всегда выступал на встречах с их представителями, а дрогнувшим и напуганным. И не случайно он пишет: «мы и наши союзники можем проиграть дело». Он ведь не бросал слов на ветер. Упоминание о союзниках должно было дать им понять серьезность положения. Может быть, это могло заставить их предпринять отчаянную попытку открыть второй фронт в Европе в ближайшие 2—3 недели? Сейчас трудно сказать, что руководило Сталиным, когда он направлял столь откровенное послание Майскому. Можно только догадываться и строить предположения.

У Сталина был еще один довод в пользу проведения зондаж —ной акции. После отправки советских дипломатов из Берлина, их проезд сопровождал барон Ботман. Беседуя с резидентом НКВД Амаяком Кобуловым (через переводчика Бережкова), Ботман намекнул им, что может настать время, когда Германия и СССР предпочтут урегулировать свои отношения на основе взаимных уступок. Барон был ответственным сотрудником германского МИДа, и вряд ли его заявление было любезностью светского человека. Наверняка он выражал мысли если не самого Гитлера, то каких-то представителей правящих кругов Германии. И ведь тогда было начало июля 1941 года, когда германская армия триумфально шествовала по русским просторам. А теперь она топталась где-то под Смоленском. Самое время для проведения зондажа…

В конце июля Сталин приказал Берии организовать встречу с болгарским послом Стаменовым, агентом НКВД. Сталин запретил Берии самому встречаться со Стаменовым, чтобы не придавать предстоящему разговору чересчур большого значения, а велел поручить ее тому работнику НКВД, у которого Стаменов был на связи. Этим работником оказался Судоплатов, который рассказал о ней в своих мемуарах.

«Берия приказал мне, – пишет Судоплатов, – …проинформировать Стаменова о якобы циркулировавших в дипломатических кругах слухах, что возможно мирное завершение советско-германской войны на основе территориальных уступок, Берия предупредил, что моя миссия является совершенно секретной. Имелось в виду, что Стаменов по собственной инициативе доведет эту информацию до царя Бориса.

Берия с ведома Молотова категорически запретил мне поручать послу-агенту доведение подобных сведений до болгарского руководства, так как он мог догадаться, что участвует в задуманной нами дезинформационной операции, рассчитанной на то, чтобы выиграть время и усилить позиции немецких военных и дипломатических кругов, не оставлявших надежд на компромиссное мирное завершение войны.

Как показывал Берия на следствии в августе 1953 года, содержание беседы со Стаменовым было санкционировано Сталиным и Молотовым с целью забросить дезинформацию противнику и выиграть время для концентрации сил и мобилизации имеющихся резервов.

…Я встретился с послом и передал ему слухи, пугающие англичан, о возможности мирного урегулирования в обмен на территориальные уступки. К этому времени стало ясно, что бои под Смоленском приобрели затяжной характер и танковые группировки немцев уже понесли тяжелые потери. Стаменов не выразил особого удивления по поводу этих слухов. Они показались ему вполне достоверными. По его словам, все знали, что наступление немцев развивалось не в соответствии с планами Гитлера и война явно затягивается. Но заявил, что все равно уверен в нашей конечной победе над Германией. В ответ на его слова я заметил:

– Война есть война. И, может быть, имеет все же смысл прощупать возможности этих переговоров.

– Сомневаюсь, чтобы из этого что-нибудь вышло, – возразил Стаменов».

Но Стаменов не оправдал возложенных на него надежд и не сообщил в Софию о слухах, изложенных Судоплатовым. Более того, он не предпринимал никаких шагов для проверки и распространения этих слухов.

«Но если бы я отдал Стаменову такой приказ, он, как полностью контролируемый нами агент, наверняка его выполнил. Так и закончилась в конце июля – начале августа 1941 года вся эта история», – пишет Судоплатов.

Она, правда, на этом не закончилась. Уже после смерти Сталина, в 1953 году, Берию обвинили в подготовке плана свержения Сталина и советского правительства, для чего он вел переговоры с немецкими агентами. Судоплатов был обвинен в том, что играл роль связного Берии в попытке использовать Стаменова для заключения мира с Гитлером. Как пособник Берии, он был арестован и долгие годы провел в заключении.

Существует еще одна версия, согласно которой со Стаменовым лично встречались Сталин, Молотов и Берия, но она не выдерживает критики.

Свою версию о прямых переговорах представителей советской разведки с немцами излагает в книге «Генералиссимус» писатель Владимир Карпов. Ссылаясь на ставшие ему известными документы, он пишет, что мысль о заключении перемирия с немцами пришла Сталину зимой 1941 – 1942 года. К этому времени (Карпов цитирует маршала Василевского) «в ходе общего наступления… советские войска истратили все с таким трудом созданные осенью и в начале зимы резервы. Поставленные задачи не удалось решить». С другой стороны, «Сталину казалось, – пишет Карпов, – что общее наступление советских войск деморализует германское руководство, которое увидит свои отступающие войска и пойдет на мирные предложения, которые выдвинет он, Сталин».

Короче говоря, сложилась ситуация для передышки.

К тому же, – сообщает Карпов, – для осуществления тайных переговоров имелись и реальные возможности: еще в 1938 году было заключено соглашение о сотрудничестве, взаимопомощи и совместной деятельности между НКВД и гестапо, подписанное 11 ноября 1938 года в 15 ч. 40 м. начальником Главного управления госбезопасности НКВД, комиссаром госбезопасности 1 ранга Л. Берией и начальником Четвертого управления (гестапо) бригадефюрером СС Г. Мюллером. Карпов утверждает, что существует подлинный документ, подтверждающий это.

Для предстоящей встречи с немцами Сталин подготовил «Предложения германскому командованию», напечатанные не на государственном или партийном бланке, а на простом листе бумаги.

«Предложения германскому командованию

1) С 5 мая 1942 года начиная с 6 часов по всей линии фронта прекратить военные действия. Объявить перемирие до 1 августа 1942 года до 18 часов.

2) Начиная с 1 августа 1942 года и до 22 декабря 1942 года германские войска должны отойти на рубежи, обозначенные на схеме № 1. Предлагается установить границу между Германией и СССР по протяженности, обозначенной на схеме № 1.

3) После передислокации армий вооруженных сил СССР к концу 1943 года готовы будут начать военные действия с германскими вооруженными силами против Англии и США.

4) СССР готов будет рассмотреть условия об объявлении мира между нашими странами и объявить в разжигании войны международное еврейство в лице Англии и США, в течение последующих 1943—1944 годов вести совместные боевые наступательные действия в целях переустройства мирового пространства (схема № 2).

Примечание. В случае отказа выполнить вышеназванные требования в п.п. 1 и 2, германские войска будут разгромлены, а германское государство прекратит свое существование на политической карте как таковое.

Предупредить германское командование об ответственности.

Верховный главнокомандующий Союза И. Сталин

Москва, Кремль 19 февраля 1942 г.».

Далее Карпов приводит рапорт первого заместителя НКВД СССР Меркулова, в чьем подчинении находилась разведка.

Из рапорта следует, что переговоры проходили с 20 по 27 февраля 1942 года в Мценске и закончились ничем. Они велись с группенфюрером СС Вольфом, который не только не принял советские требования, но выставил встречные, в том числе о полном уничтожении еврейства в СССР.

«Таким образом, в результате переговоров следует отметить полное расхождение взглядов и позиций», – указывается в рапорте.

Кто с советской стороны участвовал в переговорах – неизвестно. Нет ни одного свидетеля, ни одного документа, кроме указанных выше. Никто из членов Политбюро, ГКО, Ставки никогда не слышал и не вспоминал об этих переговорах. Уж Хрущев-то наверняка вытащил бы этот факт на белый свет, навешивая ярлыки на Сталина и Берию. А ведь в организации и проведении таких переговоров должны были участвовать десятки, если не сотни людей с обеих сторон: один лишь переход линии фронта требует вмешательства многих. И ведь и немцы не вспоминали об этом. Вольф после войны сидел в одной камере с советским разведчиком Фельфе, о многом рассказывал ему, но ничего не говорил об этих переговорах, которые уже секрета не должны были представлять…

Хотя «немало есть чудес на свете, о друг Горацио», – говорил Гамлет. Кто знает, как и что происходило на самом деле. Я лишь привел данные из книжки уважаемого писателя, Героя Советского Союза Владимира Карпова.

* * *

В годы войны разведка не только снабжала Сталина нужной информацией.

Совместно с другими ведомствами, следуя указаниям Сталина, она проводила за рубежом – в странах-союзниках и некоторых нейтральных странах – мероприятия, направленные на поддержку Советского Союза в войне, создание привлекательного облика нашей страны, ускорение открытия Второго фронта и т.д. Внешняя разведка способствовала деятельности таких организаций, как общество и газета «Россия сегодня», «Друзья Советского Союза» и др.

Агент внешней разведки Гай Бёрджес, влиятельный режиссер программы Би-би-си «Беседа в студии» в период 1940—1944 годов, немало способствовал распространению полезной для нашей страны информации. Только в сентябре 1943 года Би-би-си выпустила 30 передач, посвященных Советскому Союзу, и все – в дружеском тоне.

Немало пользы принес и Питер Смоллет – руководитель Русского отдела министерства информации Великобритании. Он действовал вопреки указанию Черчилля: «противодействовать возникшей у английской общественности в связи с военными подвигами русских готовности забыть про ту опасность, которую таит в себе коммунизм», и сделал все для создания просоветских настроений у народа Англии.

* * *

Непосредственно на советско-германском фронте разведка провела ряд радиоигр и крупных дезинформационных мероприятий, некоторые из них курировал лично Сталин. В 1942—1945 годах по линии НКВД, военной разведки и контрразведки было проведено более 90 радиоигр с немецкими спецслужбами. Успеху этих радиоигр способствовало внедрение надежных агентов в школы по заброске разведчиков-диверсантов абвера в наши тылы. Такие операции, как «Сатурн», «Школа», позволили обезвредить или принудить к сотрудничеству более 200 немецких агентов.

Крупнейшей радиоигрой стала операция «Монастырь», имевшая стратегический дезинформационный характер. В ее проведении участвовали не только высокие руководители НКВД и Генштаба, но и лично И.В. Сталин. Вкратце ее суть заключалась в том, что через линию фронта был заброшен наш агент А. Демьянов – «Гейне», которого немцы «перевербовали» и забросили в наш тыл в качестве резидента. Поначалу с его помощью было захвачено более 20 агентов противника. Но затем масштабы игры изменились. «Гейне» якобы устроился на работу в Генштаб и получил возможность черпать информацию из окружения Б.М. Шапошникова и К.К. Рокоссовского. В Оперативном управлении Генштаба под руководством генерала С.М. Штеменко готовилась дезинформация, которую затем визировали в Разведуправлении и передавали в НКВД для легендирования обстоятельств ее получения. При необходимости привлекалось и руководство Наркомата путей сообщения (для легендирования переброски войск, вооружения, стройматериалов). Утверждались мероприятия на самом высоком уровне.

Некоторые военные операции Красной армии действительно проводились там, где их предсказывал «Гейне», но они имели лишь отвлекающее, вспомогательное значение.

4 ноября 1942 года, когда Сталинградская операция была уже практически подготовлена, «Гейне» сообщил немцам, что Красная армия нанесет удар не под Сталинградом, а на Северном Кавказе и под Ржевом. Для закрепления этой легенды Сталин пошел на беспрецедентную акцию. Жуков, готовивший операцию и бесспорно ожидавший, что именно она станет вершиной его воинской славы, внезапно был отозван в Москву, где Сталин поручил ему провести операцию под Ржевом. Трудно описать обиду Жукова: ведь, возможно, даже ему Сталин не объяснил причину своего решения. А она заключалась в том, что Жуков был известен немцам как «Генерал-Вперед!», и его появление на Ржевском фронте означало неминуемое наступление русских. Если Сталин действительно не открыл Жукову истины, то сделал это для того, чтобы тот действовал не «понарошку», а в полную силу.

Немцы всполошились, перебросили войска под Ржев, предпринятое там наступление закончилось бесславными потерями, а Сталинградская операция была успешно завершена и стала триумфом Верховного Главнокомандующего.

Благодаря дезинформации «Гейне» и поддерживающим ее мерам немцы несколько раз переносили сроки наступления на Курской дуге, что дало возможность подготовиться к его отражению и переходу к контрнаступлению. Еще одна операция с участием «Гейне», получившая кодовое название «Березино», была проведена по прямой личной инициативе Сталина. Накануне летнего наступления 1944 года в Белоруссии– операции «Багратион» – Сталин вызвал к себе начальника Разведывательного управления Кузнецова, начальника военной контрразведки «СМЕРШ» Абакумова и представителя НКВД Судоплатова. Одобрив деятельность «Гейне», Сталин предложил легендировать впечатление активных действий в тылу Красной армии попавших в окружение остатков немецких войск. Так родился план операции «Березино». «Гейне» направил абверу, а тот 14 августа 1944 года в немецкий Генштаб «информацию» о том, что в тылу советских войск действует соединение под командованием подполковника Генриха Шерхорна (нашего агента) численностью 2500 человек.

До самого конца войны абвер и немецкое руководство (включая самого фюрера) тешили себя иллюзией о деятельности группы Шерхорна, забрасывали для ее поддержки радистов, вооружение, продовольствие, медикаменты и специалистов по диверсиям, рассчитывая, что те причинят серьезный вред советским армейским коммуникациям. Все они были захвачены нашей контрразведкой.

В своих воспоминаниях шефы немецкой разведки Гелен, Шелленберг, Скорцени с восторгом вспоминают о «прекрасном агенте», доставлявшем им информацию из русского Генштаба. Более того, в одном из писем Сталину Черчилль предупреждал его о немецком агенте, «засевшем в Генштабе». И в том, и в другом случаях имелся в виду «Гейне».

Коль скоро речь зашла о Черчилле, напомним, что с самого начала войны он отдал распоряжение передавать «дядюшке Джо» (Сталину) информацию, полученную в результате расшифровки немецких радиограмм. Она передавалась в обезличенном виде, типа «по сообщению заслуживающего доверие источника» или «как сообщил офицер германского Генштаба» и т.д. и, к сожалению, не всегда соответствовала действительности. Значительно более полной была информация Кернкросса, о чем уже было сказано выше.

* * *

В конце ноября 1943 года в Тегеране состоялась конференция руководителей трех держав-союзниц.

Советская разведка располагала сведениями (или легендировала этот факт) о намерении немцев совершить покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля.

Когда президент США ФД. Рузвельт прибыл в американское посольство в Тегеране, расположенное в полутора километрах от места проведения встреч глав государств, он получил письмо И.В. Сталина с приглашением переехать, в целях безопасности, в советское посольство и остаться там на все время конференции. Президент США принял приглашение. Черчилль не возражал против этого и даже поддержал решение Рузвельта, но он же впоследствии говорил, что «русские украли президента».

И ход, и результаты этой выдающейся конференции достаточно хорошо известны, так что нет смысла повторяться. Коснемся лишь одного вопроса: воспользовались ли советские спецслужбы тем обстоятельством, что президент США временно оказался на «их» территории.

На этот счет есть два сомнительных источника, которые, для соблюдения объективности, придется все же привести. Один из них – книга О. Гордиевского и К. Эндрю, в которой авторы пишут: «…НКВД разработал простой, но при этом достаточно эффективный способ подслушивания Рузвельта и его советников в Тегеране. Молотов заверил американцев, что имеет информацию о готовящемся немецком покушении, и заявил, что резиденция США, расположенная в миле от советской и английской резиденций, недостаточно безопасна. Когда Черчилль предложил Рузвельту жить в английском посольстве, американский президент, видимо не желая давать русским повода для подозрений в англо-американском сговоре, легкомысленно принял настойчивое предложение Сталина остановиться именно на территории советского посольства. Шеф военного отдела секретариата кабинета министров генерал Исмей писал в своих мемуарах: «Мне очень хотелось узнать, были ли микрофоны установлены заранее в отведенном для нас помещении. (Кстати, несмотря на наличие самой современной поисковой техники, американцы ни одного микрофона не обнаружили. – И.Д.). В общем-то, нет никаких оснований сомневаться (курсив мой. – И.Д.), что микрофоны там действительно были». Таким образом, О. Гордиевский и К. Эндрю делают свои утверждения только на основании собственного заключения о том, что Сталин не должен был бы упустить столь благоприятный момент.

Есть и еще один источник – это мемуары сына Л. Берии, Серго. Он вспоминает о том, как в ноябре 1943 года был неожиданно командирован в Тегеран, где его, 19-летнего парнишку (хотя и сына члена Политбюро, но мы-то знаем, что для Сталина это ничего не значило), вызвал к себе Сталин. Между ними якобы произошел такой разговор: Сталин поинтересовался, как идет учеба в академии, и тут же перешел к делу:

«– Я специально отобрал тебя и еще ряд людей, которые официально нигде не встречаются с иностранцами, потому что то, что я поручаю вам, это неэтичное дело…

Выдержал паузу и подчеркнул:

– Да, Серго. Это неэтичное дело… Немного подумав, добавил:

– Но я вынужден… Фактически сейчас решается главный вопрос, будут ли они нам помогать или не будут. Я должен знать все, все нюансы… Я отобрал тебя и других именно для этого. Я выбрал людей, которых я знаю, которым верю. Знаю, что вы преданы делу. И вот какая задача стоит лично перед тобой…»

Вероятно, Иосиф Виссарионович такую же задачу поставил и перед моими новыми товарищами. А речь шла вот о чем… Все разговоры Рузвельта и Черчилля должны были прослушиваться, расшифровываться и ежедневно докладываться лично Сталину. Где именно стоят микрофоны, Иосиф Виссарионович мне не сказал. Позднее я узнал, что в шести-семи комнатах советского посольства, где остановился президент Рузвельт. Все разговоры с Черчиллем происходили у него именно там. Говорили они между собой обычно перед началом встреч или по их окончании. Какие-то разговоры, естественно, шли между членами делегаций и в часы отдыха.

Основной текст, который я ему докладывал, был небольшим по объему, всего несколько страничек. Это было именно то, что его интересовало. Сами материалы были переведены на русский, но Сталин заставлял нас всегда иметь под рукой и английский текст.

В течение часа-полутора ежедневно он работал только с нами. Это была своеобразная подготовка к очередной встрече с Рузвельтом и Черчиллем. Он вообще очень тщательно готовился к любому разговору. У него была справка по любому обсуждаемому вопросу, и он владел предметом разговора досконально…»

Можно ли верить воспоминаниям С. Берии? Судя по тому, что в них собрано очень много измышлений, ошибок и просто лжи, – не очень. Добавим лишь, что возможное обнаружение американцами подслушивающих устройств в кабинете президента означало бы провал конференции, потери Сталиным доверия Рузвельта и полный разрыв отношений между ними. Мог ли Сталин пойти на такой риск?

Впрочем, пусть читатель решает сам.