Текст книги "Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести"

Угрюмый дом88
  Рассказ впервые был опубликован в областной информационной газете «Ваш Шанс». Главный редактор издания Золотоверхова Елена Николаевна.


[Закрыть]
(детективный рассказ)

Игорь Фатхуллин

Сергей Распопов

Вечером 2-го января, когда отшумело праздничное застолье, жители села Забродное, уставшие от новогодних возлияний, сидели в своих теплых жилищах и похмелялись перед тем, как забыться поздним сном. На темных улицах села не было ни души. Вовсю бушевала январская метель. В этот час как бездомный пес старый участковый Куракин, проклиная судьбу и проваливаясь по колено в сугробы, шел на окраину села к «угрюмому дому». Так прозвали местные бабки этот серый, пугающий черными окнами деревянный дом.

Поднявшись по скрипучим ступеням, участковый три раза стукнул в дверь.

– Кого черт несет в столь позднее время? – послышался из – за двери хриплый голос.

– Отворяй, Чурлов, это я.

Лязгнула щеколда. Было слышно, как Чурлов изнутри возится с замком.

– Что у него руки одеревенели что ли? Не может справиться с такой ерундой, – недовольно подумал участковый, поеживаясь от залетающих за шиворот шинели снежинок. – Или руки затряслись от страха? Натворил делов, так отвечай, дружок.

Дверь широко распахнулась. На пороге показался хозяин, коренастый сорокапятилетний мужик, с огромным опухшим от попойки лицом и хищными глазами. В руках он держал молоток.

– Что тебе нужно? – спросил негостеприимный хозяин, облокотясь широкими плечами о косяк двери.

– А войти не позволишь? Поговорить надо, – осторожно ответил участковый.

– Не забудь закрыть за собой дверь, а то снегу наметет, – нехотя бросил Чурлов, подозрительно осмотрелся по сторонам и увлек участкового за собой в темные сени.

Куракин, неспеша и оглядываясь, пошел вслед за хозяином, спотыкаясь в полумраке о неровные доски пола.

Чурлов, как бы, между прочим заметил:

– Я сейчас включу электричество, будет светлее, – было видно, что он не горит желанием приглашать старого мента в горницу. Он щелкнул выключателем. – А я тебя сегодня, честно говоря, и не ждал вовсе. Новый год отзвонил, да и поздно уже.

– Что делать, работа такая. Я давно к тебе не заглядывал, хоть ты у меня в былые времена поднадзорным был после отбывания по 102-й. Мне сейчас помощь твоя нужна. Насчет братьев Веселовых справиться. Вчера ночью они бушевали очень, праздновали, значит. Хлопушки там всякие взрывали, ракеты запускали. Я десятилетних мальчишек за это гоняю по селу, а тут сорокалетние мужики дурью маются. По пьяной лавочке неровен час пожар на несколько дворов раздуют. Солома у них от озорства на сарае полыхнула, – соврал участковый, чтобы разрядить обстановку, – да сразу снегом забросать успели. Хорошо еще что соображение до конца не потеряли. Соседка в окно видела и мне через зятя передала.

– А я при чем тут? – возмутился Чурлов. – Я с ними не пью, не пил и пить не буду.

– Так ты хоть присматривай за ними иногда, а то и сам погоришь. Они от тебя живут через два двора. – В обозначенных тусклой лампой контурах сеней участковый внимательно старался рассмотреть каждый угол, каждую половицу и отдельное бревнышко стены. Нет ли там бурых пятен, и не завалялся ли где-нибудь в углу небрежно брошенный окровавленный топор, который хозяин в горячке не успел спрятать. Сигнал, поступивший от дотошной бабки Лукерьи, предвещал обнаружить здесь следы чего – то страшного.

– Может, нальешь мне, раз уж я к тебе зашел? – потер седые усы участковый.

– Отчего же, что мне стопки жалко!

– Не-ет, мне налей сразу стакан граненый до самых губов. Я лучше полный стакан вечером врежу, чем целый день цедить по стопке.

Чурлов потянулся к полке, где стояла полная бутылка с «горючим», и в этот миг… из чердачного проема в потолке перед глазами участкового свесились две обезображенные синяками женские ноги.

Участковый присел от неожиданности, сразу вспотел, холодная волна страха пробежала по позвоночнику. Язык прилип к гортани, и он промычал что – то нечленораздельное. Мгновенный выброс адреналина едва не разорвал сердце старика, но профессиональное любопытство сыскаря пересилило все остальные страсти. До приезда следователя ему бы не стоило прикасаться к трупу, но он протянул руку и ощутил тепло одной из свисающих ног.

– Сигнал от бабки Лукерьи поступил вчера вечером, – пронеслось в голове Куракина. – Значит, жертву не добили вчера и докончили сегодня к вечеру. Труп не успел еще остыть. А может, это уже второй труп? – Рука отрепетированным движением прилипла к кобуре (он был при полной экипировке, в портупее и с планшетом).

Оторвавшись от своих мыслей, Куракин посмотрел на Чурлова. Тот стоял не шелохнувшись, пронизывая хищными глазами участкового. В этот момент боковым зрением Куракин уловил, как из чердачного проема возникла черная сковородка в мясистой руке. Он инстинктивно отклонил голову, чтобы избежать прямого удара, при этом движении его милицейская фуражка слетела на пол. В следующую секунду он отскочил на шаг назад, расстегнул кобуру и схватился за рукоять табельного пистолета.

– Брось молоток на пол! – приказал участковый Чурлову.

Но тот подозрительно не спешил, выжидая чего – то, переминаясь с ноги на ногу.

– Брось, не дури! Я шутить с тобой не намерен, – в нотках голоса милиционера не было никакой наигранности.

Чурлов с неохотой подчинился и, не спуская звериного взгляда с непрошенного гостя, медленно положил молоток на пол:

– Как же, жди, я тебе молоток брошу. Я только на днях полы покрасил.

Из квадратного чердачного люка показалась такая же квадратная толстая баба. Она, кряхтя и матерясь, спустилась вниз по лестнице.

– А – а, – узнал женщину участковый, – Мотыгина, статья 146, разбой с применением. Два сапога парочка, баран да ярочка.

– Это моя сожительница, – представил ее Чурлов. – Надоело одному – то век коротать. Улетают годочки – то, уходят в небытие. Пришла баба в дом и давай порядок наводить. По чердаку шастает, все старье переворачивает. А я вот полы подремонтировал, покрасил. Хожу по дому и, где не так гвоздь забит, подбиваю. А ты что подумал? Что я хочу тебя молоточком по темечку причесать?

– Ну ты, выбирай выражения – то, – недовольно проворчал участковый. – Чай, не на зоне.

– К старым замашкам возврата нет. По молодости я нагрешил, по глупости. За это я свое отсидел. Задел меня тот покойничек, не на шутку обидел. А то б я ни – ни. Судьба, видимо.

– Ну ты не очень – то жалуйся и не оправдывайся. Ты уж коли пустил меня в дом, давай будь радушным хозяином, веди меня в избу, а то я тут в прохладных сенях с морозцу замерз очень.

– Милости просим, в жилую комнату, – засуетились расторопные хозяева и пошли вперед.

Внутренне Куракин не раз себя спросил: «С чего бы этим двоим внезапно стать такими гостеприимными?» Руку от пистолета он убрал, но держал ее возле кобуры, так на всякий случай. За хозяевами он не последовал, а направился к чулану, открыл дверь и обомлел…

На холодном полу, распластавшись, с неестественной гримасой на безжизненном лице, лежало изрезанное, изрубленное варварской рукой тело…

Тело надувной резиновой куклы.

– Куда ты пропал, Петрович? Мы тебе уже налили, как ты просил, целый стакан.

Лицо участкового в этот момент выражало полную растерянность, и он старался прятать взгляд.

– Э-эх, Петрович. Какие твои годы? Резиновыми куклами интересуешься? Бабка выгнала что ли? – съязвил Чурлов.

– Не мели чепухи. Ты лучше ответь, что это за развлечение у тебя такое, куклы кромсать?

– А это не моя работа. Это сожительница Клавка постаралась. Нашла ее вчера на чердаке, да и приревновала ко мне. Мы с ней вроде как серьезно жить надумали. Вот она свою соперницу и изжила. А как она над ней на кухне глумилась, прямо как над живой. Я со смеху живот надорвал, – хлопнул он себя по брюху.

На дорожку участковый не преминул пропустить стакан домашненькой и, удаляясь в зимнюю тишину от «угрюмого дома», про себя всю дорогу рассуждал:

– Вот Лукерья, язви ее в душу. Уже глаза от старости не видят толком. А все туда же, подглядывает в чужие окна. Меня – опытного сыскаря чуть перед всем селом не ославила. Я из-за этой срамной куклы чуть людей в участок не притащил. И ведь прибежала ко мне, старая кляча, вся пыхтит и задыхается. «Убили, – кричит, – бабу в „угрюмом доме“, сама, – говорит, – в окно видела. Присягнуть могу, что все правда. Я в темное окно гляжу, а он ее топором, топором, возле печки. Я за голову схватилась и бежать. До сих пор как не своя. Целый день тебя по всему селу искала, только тебе одному обо всем и рассказываю».

А Чурлова, что? Я не осуждаю. Он мужик здоровый, почти десять лет без баб прожил. С виду он угрюмый, неприветливый и на рожу неказистый. Да и не каждая пойдет за тюремщика, который за мокрое дело сидел. Сейчас почти во всех фильмах показывают, что одинокие мужики с резиновыми бабами живут. Дело обычное для наших смутных времен.

Спустя неделю село взбудоражило жуткое событие. Неожиданно на обитателей «угрюмого дома» нагрянула милиция. Приехал прокурорский следователь из района, судмедэксперт, криминалист и кинолог с овчаркой.

Новость долетела до Петровича в самую последнюю очередь, как раз перед обедом. Пока он добрался до места, вокруг уже бушевало человеческое море. Полсела толпилось у крыльца чурловского дома, обсуждая горячую тему.

Петрович различил среди сельчан бабку Лукерью. Она поспела сюда первой и потому здесь сейчас коноводила. Участковый Куракин постарался незаметно проскочить мимо бабки, но она как бестия вынырнула перед ним и с издевкой бросила ему в лицо:

– Ты мои глаза осудил, а сам потрошителей проворонил. Кто лучше из нас – то, выходит, видит? Тебя надо на пенсию списать, а меня на твое место поставить. – И, повернувшись к бабам, Лукерья запричитала, – я в окно гляжу, а он ее топориком, топориком по телу. Она бедная и не ойкнула ни разу. Сразу мученическую смерть приняла. А я как увидала, так аж сразу как снег вся волосами побелела, – и в доказательство она стащила с головы перед испуганными сельчанками шерстяной платок. – А она какая доверчивая. К ним одна с деньгами дом покупать приехала.

В эту минуту мальчишки закричали:

– Смотрите выносят, выносят!

Толпа замерла. На окровавленной простыне пронесли и небрежно затолкнули в крытую машину изуродованное тело жертвы.

Участковый Куракин стоял сам не свой, потупив взгляд.

– Провели меня, черти окаянные. На резиновой шалаве протащили. А я, старый пес, поверил, что куклу можно изрубить из ревности. Но они опять за старое взялись. Как волка ни корми, он все в лес смотрит. Экая, черт возьми, оказия со мной приключилась.

Незаметно к участковому подошел начальник поселкового отделения милиции и, положив дружески руку на плечо, сказал:

– Новое районное начальство не терпит проколов. Пора тебе, Петрович, на пенсию…

9 января 2000 года

Новеллы

Богатая невеста99
  Эта и новелла «Жестокая Далила» опубликованы в №19 информационной газеты «Ваш Шанс» за 1999 год. Главный редактор издания Елена Николаевна Золотоверхова.


[Закрыть]
(криминальный рассказ)

Сергей Распопов

Игорь Фатхуллин

Лариса Земышева просмотрела страницы газеты и, не найдя ничего примечательного, остановила взгляд на графе «Знакомства».

«Дай-ка погляжу, что там интересного. Истосковалась я одна».

В газете мелким шрифтом одинокие мужчины и женщины предлагали свое общество и дружбу. Ларису привлекло одно такое объявление. Молодой мужчина выражал желание найти свою единственную и неповторимую половину. «Мне уже сорок, а он моложе меня на целых десять лет. Стыдно будет. Да черт с ним, возьму и позвоню. Чем со стариками связываться, лучше познакомиться с молодым».

И позвонила.

При встрече мужчина оказался на редкость разговорчивым и произвел на Ларису положительное впечатление. Высокого роста, не хромой и не рябой, а такой как надо. Лариса заметила, что и она ему понравилась. Сама Лариса никогда не считалась дурнушкой, была от рождения хорошо сложена.

Разницы в возрасте Андрей не замечал. Они стали часто встречаться в городском парке. Нередко после прогулок он оставался у нее на ночь. Их роману сопутствовало теплое лето и то, что оба оказались одновременно в отпусках. Счастье их завертело, закружило. Но нет добра без худа.

Как-то раз, когда у Ларисы закончился отпуск, к ней на работу зашел Андрей. Через несколько минут там появилась бывшая жена Андрея… Она закатила жуткий скандал.

– Разлучница! – закричала Светка и вцепилась Ларисе в волосы. Андрей расцепил их обеих и повел прочь свою новую знакомую. Светка крикнула им вслед:

– Вы меня плохо знаете. Все равно я не дам вам жизни.

С этого момента она стала отравлять их существование. Приходила к Ларисе на работу в кафе и закатывала скандал за скандалом, которые частенько не обходились без рукоприкладства. И нередко поджидала Ларису возле дома у подъезда.

Однажды Лариса заметила у Андрея ссадину на затылке его коротко стриженной головы. И спросила:

– Это она тебя так?

– Да.

– Как ты можешь с ней жить в одной квартире?

– Что поделаешь? – понуро опустив плечи, сказал он. – Я прихожу домой и запираюсь в своей комнате.

– Может, тебе лучше с ней помириться? Я же вижу, как она страдает. Как старается силой вернуть тебя. Значит, очень любит.

– Я не смогу вместе с ней жить. Мы с ней очень разные люди. Как лед и пламя. Мои нервы начинают сдавать. Я, наверное, уеду в деревню, в Рязань.

– Живи у меня. У меня две комнаты. Год назад схоронила единственного брата и очень тяжело переношу одиночество…

Андрей переселился к ней. Полгода пролетело как один солнечный день. Но бывшая жена не давала обоим покоя. Однажды в кафе, где Лариса работала уборщицей, после скандального визита Светки, Земышеву вызвала директор кафе и сделала ей замечание:

– Ваши личные разборки надоели всем окружающим. Посетители боятся заходить к нам. Боятся, что летящие банки от «Пепси» угодят им в голову. Если так дальше будет продолжаться, я вас уволю.

Лариса со слезами пошла домой.

Возле дома она заметила косые взгляды соседей, которые молча качали головами. Вечером она с тоской поведала обо всех неприятностях Андрею. На что он, вздохнув, ответил:

– Если ты поменяешь работу, это тебе ничего не даст. Ты плохо знаешь мою жену, она тебя и там достанет. Давай лучше уедем отсюда в Рязань, в деревню.

– Бросить квартиру?

– Зачем? Лучше продать. Там в деревне создадим свое фермерское хозяйство и заживем.

– Хорошо. Я подумаю.

На следующий день Лариса рассказала обо всем своей подруге.

– Дура, – сказала Верка, – не вздумай бросать квартиру и уезжать к черту на кулички. Неизвестно, как может сложиться жизнь в дальнейшем. Андрей моложе тебя на десять лет.

– А ты знаешь, как тяжело одной? Я на стенку без мужика лезла. А теперь любая баба моему счастью позавидует.

Лариса не послушала подругу. Андрея она считала почти мужем и решила разделить его планы.

Когда Андрей услышал, что она согласна, он стал ее торопить:

– Давай быстрее. Весна на носу. Пора овощи сажать. Купим здесь помидорную рассаду. Там заведем поросят, цыплят. Эх, как руки истосковались по косе. – Андрей поплевал на ладони. – Куплю мотоблок, мощный водяной насос. Выбьем у председателя участок земли побольше. Подпоим его, если нужно. Баньку построю. Избу новую поставлю. Эх, развернемся!

Лариса слушала и радовалась. Девка она была работящая. Чем убирать грязь за «свиньями» в городе, лучше ухаживать за своими поросятами в деревне, на свежем воздухе. И в своем доме быть хозяйкой приятней, чем выслушивать постоянные нарекания директора кафе. И ненавистной Светки видеть очень не хотелось.

Лариса спросила жениха:

– А Светка знает, где твоя деревня?

– Нет, она там никогда не была. Я с деревенскими никогда не переписывался, и она не знает адреса. Можешь быть спокойна: там она нас не найдет.

Наскоро продав квартиру в подмосковном городе за девять тысяч долларов, Лариса с Андреем погрузили в попутную машину рассаду помидоров и помчались в далекую тихую деревушку. Еще садясь в машину, Лариса тихо спросила, прижимая узелок с долларами к груди:

– Шофер нормальный? Вдруг какой разбойник?

– Не бойся, – ответил с улыбкой ее возлюбленный, посмотрев в добрые глаза водителя, – со мной тебе ничего не грозит.

Сразу после приезда она как вол втянулась в деревенскую жизнь. Они устроили парник, вскопали вручную огород. Купили поросенка. Андрей часто ездил в районный центр присматривать мотоблок. Но вдруг заявил:

– Зачем он мне? Я лучше куплю небольшой трактор с плугом и прицепом.

Соседи не могли на Ларису нарадоваться и при встрече говорили Андрею:

– Какой ты счастливый, Андрюша. Какая тебе попалась работящая баба…

Однажды вечером он позвал ее в хлев.

– Погляди, что с поросенком? – сказал он.

– А что случилось?

– Да вот нога у него что-то распухла.

– Где? – Лариса наклонилась.

* * *

Тяжелое полено обрушилось на ее затылок. Кровь хлынула из разбитой головы и залила ей глаза. Она повалилась на бок. И тут услышала знакомый голос. Его бы она узнала из тысячи – этот ненавистный пронзительный голос. Это был голос Светки.

Светка с усмешкой спросила:

– Ну что? Готова?

– Ага.

– Как стемнеет, закопаешь ее.

– Она сама себе выкопала яму на дальнем конце огорода. Я ей наврал, будто эта яма для туалета.

– А соседям скажешь, что Лариске надоело тащить крестьянское ярмо, она психанула и удрала обратно в Москву. Городская белоручка.

«Какая же я дура, – теряя сознание, прозрела Лариса. – Ведь как меня упрашивала соседка бабка Наталья, которая зналась с моей матерью: „Не срывайся, девонька, с нажитого места, к которому ты приросла корнями. Не ищи счастья на чужбине. Не верь чужим словам, что где-то есть райская жизнь. Никто не будет искать твои косточки в чужой земле. Ни милиция, ни прокурор…“ – Господи, какая же я дура…»

21 июня 1999 года

Белые глаза
(детективный рассказ)

Игорь Фатхуллин

Сергей Распопов

Утреннее небо было малиновым от зари, как глаза тех двоих, что подошли ко мне на безлюдной железнодорожной платформе. Зачем я вышел здесь? Мне электричкой ехать еще три остановки. Вчера я прилично принял на грудь «ерша». Лег поздно. Поэтому был несколько заторможенным и сонным. Я стал с трудом припоминать прошедшие мгновения. Ах! Да. Меня вытолкнули из переполненного тамбура, когда автоматические двери вагона с трудом разъехались, а уж влезть обратно я не смог, как не давил плечом.

Кто-то подошел сзади и больно ткнул меня чем-то острым под левую лопатку. Наверно, проткнул кожу и пошла кровь. Я ощутил на спине теплый липкий ручеек. Теперь моя новая светлая футболка испачкана. Как я поеду дальше в Москву?

О, боже! Что это я думаю о какой-то там футболке.

Те двое, что передо мной с малиновыми, наверно, от наркотиков глазами, показали мне из-за спины сверкающие острыми лезвиями топоры. Голос сзади строго произнес:

– Наконец-то, мы тебя нашли. Пошли, скоро мы прирежем тебя как курицу.

От таких слов я заметно вздрогнул. Острая боль под лопаткой догнала меня.

– Иди, не дергайся. Может быть, еще проживешь чуть-чуть.

Я уже ничуть не сомневался в решительных намерениях стоящего сзади незнакомца и послушно пошел туда, куда меня подтолкнули.

По пути я попытался спросить:

– Что происходит? В чем я виноват? Это какая-то нелепая ошибка.

– Иди! – крикнул идущий сзади, и по резкому уколу под лопатку я понял, что он совсем не шутит. Это не глупый розыгрыш моих бестолковых друзей. Это страшная реальность.

Спускаясь с платформы, я нечаянно оступился и чуть было не полетел. Но острое лезвие ножа находилось в постоянном касании с моей несчастной спиной. И так было до самого момента, пока мы не сели в новенький «ПАЗик» и не доехали до места.

В полном отчаянии я спотыкаясь поднялся в автобус. Ноги дрожали, не слушались. Присел на переднее сиденье. Двое с топорами сели по бокам. Третий, ранее шедший сзади, сел напротив, в любую секунду готовый чиркнуть мне по шее острым ножиком. Тут я разглядел его. О, ужас! Эти глаза! Эти бессмысленные, бешеные глаза. Они не были красными как у тех, что по бокам. Наоборот, они были полностью белыми, даже хрусталик. «Или он демон, – подумал я, – или совсем слепой. То есть, слепой настолько, что не видит никакого проблеска света. Только темноту. Кругом для него чернота. Лишь его собственное воображение временами может вспыхивать тусклыми мутными картинками, как на экране старого барахлящего телевизора».

Ехать пришлось недолго. Наконец, мы на месте. Меня вывели и быстро проводили в пятиэтажное кирпичное здание. Я только успел услышать шум города, топот и разговоры прохожих где-то совсем рядом.

По на редкость чистым ступеням лестницы меня под конвоем привели на четвертый этаж. Везде мне попадались такие же люди со странными, бессмысленными, как бы отрешенными от действительности, взглядами.

На этаже за мной закрыли крепкие двери. Передо мной широкий длинный коридор. Справа небольшие комнаты, в которые входили и вновь выходили обратно странные люди.

– Теперь ты отсюда не убежишь. За все ответишь, – прошипел сквозь зубы белоглазый. Девочку – поводыря теперь он отпустил и свободно передвигался по коридору самостоятельно, как – будто все видел.

– Объясните мне, ради Христа, – взмолился я, – в чем я виноват? Если хотите, я наскребу Вам деньги у своих знакомых.

– Дело не в деньгах, – перебил меня Белоглазый, как я стал его мысленно про себя называть. – Посмотри на нее! – рявкнул он. – Узнаешь?!

– Нет, – дрожа всем телом, ответил я.

– Врешь! Она узнала тебя. Инга! – властно позвал он. – Это ОН? Смотри внимательней!

– Да-а, – вялым голосом протянула девчушка-поводырь. – Этот бородатый дядя приставал ко мне, – девочка была готова вот-вот заплакать.

– Теперь ты видишь, бородатый? – безапелляционно спросил Белоглазый. – Она узнала тебя. Это ТЫ.

– Что я, в конце-то концов, сделал?! – взвизгнул я. – Вы можете мне толком все объяснить?

– Ты надругался над ней. И за это ответишь. Правда, сестра? – обратился он к ней.

– Да, брат Григорий, – пролепетала она.

«Что за чушь, – подумал я. – Я же сам следователь. Я изобличаю убийц, насильников и извращенцев. А теперь мне ни за что предъявляют обвинение в такой мерзости. Что ж я, дубина, не взял с собой табельный пистолет? Как всегда оставил ржаветь в сейфе.

– Братья и сестры! – громко позвал Белоглазый. – Подойдите!

Все люди на этаже послушно выполнили его приказ. Вокруг меня образовалось плотное кольцо. У всех мужчин и даже у некоторых женщин я заметил кухонные ножи в руках. Они были готовы яростно покончить со мной.

– Погодите, – остановил он всех. – Еще не время. Сатана проснется в полночь. Вот тогда мы и принесем его в жертву. Его – самого большого грешника! И спасем наше братство от суровой мести темной силы.

– Верно, верно, – послышалось со всех сторон.

От похмелья и таких потрясений у меня подскочило давление. Я закачался и начал падать. Десятки рук поддержали меня.

– Не спеши умирать, – сказал Белоглазый. – Мы сами должны убить тебя. Вот этим, – он показал длинный нож. – А пока можешь пожить еще.

У меня слегка отлегло от сердца. Я мысленно стал себя уговаривать:

– Спокойно, Андрей. Из любой ситуации должен быть выход. У меня есть время подумать.

– О-о-о! – крикнул я в отчаяньи. Эхо ответило мне звонко, постепенно ослабевая в дальних углах коридора.

Медленно иду дальше по коридору, постепенно приходя в себя. Заворачиваю за угол к туалету. Встречаю девочку-поводыря. Говорю ей, ласково тронув за плечо:

– Инга, Ингочка! Скажи мне ради своего спасения два слова, а ведь Сатана меня обязательно спросит, сказала ли ты мне или нет. И очень рассердится, если не скажешь.

– Что он спросит? – оживляется девочка, глаза ее проясняются. Страх перед дьяволом заставляет ее говорить со мной, хотя Белоглазый назвал это заражением духом греха.

«Кажется у меня начинает что-то получаться, девочка может пойти на контакт и о чем-нибудь важном для меня проболтаться. – я внутренне ликую. – Все-таки я неплохой психолог и в общем-то легкий общительный человек. Главное, что я понял суть идеологии этого братства – страх перед местью Сатаны и внутренний эгоизм, возведенный в абсолют. А этот Белоглазый, как я понял, вовсе не мнит себя неприкосновенным Мессией. Девочка называла его братом. Значит, он такой же «спасающийся» как и все. Он только выставляет себя более мудрым. Он изначально ущербнее всех.

Сзади появился красноглазый с топором. Я незаметно снял и вложил девочке в маленькую худую ручку свои дорогие электронные часы. Шепотом быстро проговорил:

– Возьми. Подойди сюда через двадцать минут.

– Вдруг брат Григорий увидит. Он рассердится, – испугалась девочка.

– Бери, не бойся. По часам ты всегда будешь знать, когда наступает полночь и наступает Страшный суд для всех грешников.

Прижав часы к груди, изменив свой любопытный взгляд на отрешенный, девочка ушла.

Я напрягся, потому что красноглазый подошел ко мне, моющему руки в раковине. Встал за спиной. Я чувствовал как он напряжен, готовый рубануть меня в темечко.

«Сейчас он замахнется, я это увижу краем глаза в зеркале, развернусь и врежу ему, потом резко рвану ему шею набок. И все, до свидания, дружок. А потом спрячу его топор. Все равно через кордон вооруженных братьев я не прорвусь, будь даже суперменом из книжки про спецназ.

Я приготовился. Но он постоял немного и вышел…

В коридоре я издали заметил Ингу. Она о чем-то по секрету переговаривалась со своими взрослыми сестрами, показывая им мои часы.

Дойдя до места назначенной встречи, я с досадой услышал, как объявили обед. Девочка могла теперь задержаться и надолго. А часы мои были сочтены.

Минут через пять пришла Инга. Протянула мне горбушку черного хлеба и яблоко.

– Ешь. Всем давали, – теперь она уже не прятала застенчиво глаза, а смотрела на меня с интересом.

– Спасибо, милая сестричка. Я грешник, а им не полагается. Кушай сама. Кушай, до крошки. Хлеб бросать грех, – многозначительно сказал я, не моргая глядя ей прямо в детские глупые глаза.

Ей понравилось мое наставление и она сказала:

– А вот Яшка Бокачов, никогда хлеб не доедает и бросает в меня. Это плохо?

– Это страшный грех, потому что хлеб-всему голова. А где он сейчас? – на всякий случай спросил я, а про себя подумал: «Вот и претендент на грешника попался».

– А он возле входной двери на этаж караулит, с топором. Он пьет какую-то дрянь из пузырьков и всегда злой молчит.

«Понятненько, – подумал я. – Вот ты то, Яшенька, мне и нужен как кислород. Ты мне и поможешь отсюда выбраться, дружок».

Девочка, удовлетворив любопытство, ушла на другой конец коридора. Я, спустя пару минут, неспеша, побрел вслед за ней. Когда она остановилась недалеко от охранника Яшки, чтобы поговорить с подругами, он, оскалившись, не замедлил швырнуть в нее куском хлеба.

«Погоди, браток, – сказал я себе, – я собью с тебя спесь, слуга дьявола недоделанный». Я стал объяснять ему популярно, каких трудов стоит вырастить хлеб и что бросаться им великий грех. Он продолжал молчать. По – видимому, он не желал понимать смысла моих слов. Тогда я решил продолжить свое наставление.

Я заметил, что смысл моих слов, наконец, дошел до него. Надменный вид угрюмого стражника исчез.

– Теперь ты понимаешь, от какой беды я хочу тебя предостеречь? – доверительно спросил я.

Яшка мне кивнул. Я понял, что настал момент подвести его к сути нашего разговора.

– Вот что, Яков. Я могу и не говорить брату Григорию о твоих ошибках, скрыть правду и взять этот грех на себя. Но ты должен мне помочь в одном деле. Видишь ли, на первом этаже я встретил своих старых друзей. И теперь, когда мне уже вынесен приговор, я хотел бы с ними повидаться, попросить прощения за старые обиды и проститься.

Яшка взмахом руки подозвал другого охранника и сказал мне:

– Ладно. Пошли.

Мы спустились на первый этаж.

– Где-то тут должны быть мои знакомые, – сказал я сопровождавшим меня, высматривая лазейку из этого «Сатанинского царства». Двери были закрыты на задвижку и амбарный замок.

«Да, не проскочишь», – подумал я и интуитивно повернул направо. Мы пошли по длинному коридору. Кабинеты везде были закрыты. За дверьми были слышны человеческие голоса. Я не терял надежды выскользнуть в туалете через форточку.

Окна везде были заделаны решетками. Когда мы перешли в вестибюль, я спросил:

– А что там? Мне можно туда?

– Там столовая…

Увидев в вестибюле окно с открытой настежь форточкой, я подошел к нему и вынул из кармана сигареты.

– Хочу курить, – нарочито закапризничал я.

Конвоиры не возражали. Я поглядел в окно. Территория была огорожена бетонным забором, в центре которого красовались ворота из металлических прутьев. Сквозь них виднелась оживленная городская улица. На меня дохнуло пьяным ветром близкой свободы. Не соображая, что делаю, я птицей взлетел на подоконник и что есть мочи закричал в форточный проем проходящей мимо толпе подвыпивших парней:

– Ребята! Ребята! Можно Вас на минуточку? Я хочу Вам сообщить кое-что!

Взмахами обеих рук я пытался привлечь их внимание, чтобы они непременно ко мне подошли. Но тщетно. Они лишь обозвали меня дураком.

Кто-то из конвоиров дернул меня за одежду, я потерял равновесие и полетел спиной вниз на бетонный пол.

– Я тебе покричу, сволочь! – заорал Яшка и вытолкнул меня на лестницу, ведущую на наш этаж. Я увидел дверь черного хода. Возле нее бородатого мужика. Я подумал, что замок там, наверняка, слабый, и при случае можно сбить охранника с ног, выбить дверь ногой и убежать. Несмотря на ноющую боль в спине, моя поначалу слабая надежда на спасение все больше крепла. Я чувствовал себя бодрее. Уныние проходило.

События этого злополучного дня ни на минуту не давали мне расслабиться. Я с нетерпением ждал встречи с Ингой. И она, наконец, вышла ко мне.

– Где брат Григорий? – спросил шепотом я.

– Он привык спать от обеда до десяти вечера. Все говорят, что он полуночник. Ночью все ходит и ходит. О чем-то болтает сам с собой.

– А сколько времени сейчас? – я спросил ее не столько для того, чтобы узнать сколько мне осталось ждать до моего Часа Испытания. А по большей части для того, чтобы она лишний раз взглянула на мой дорогой для нее подарок. Посмотрев на часы, Инга посветлела лицом.

– Восемь часов пять минут, – сказала она, вылупив на меня добрые детские глаза.

– Осталось немного. Мне пора готовиться к своему Страшному суду.

– Мне нужно, чтобы ты провела меня к месту казни. Ты ведь знаешь, где это место?

– Знаю. Это в подвале. Я уже видела, как это делают.

И девочка поведала мне всю страшную процедуру казни.

Яшка долго отпирался, но все же уступил мне. Под конвоем меня привели к подвалу. По крутой лестнице мы с Ингой спустились вниз, в Преисподнюю. Конвоиры, боязливо пропустив нас, остались наверху, у входа. Переступив порог подземелья и преодолевая естественное отвращение к этому проклятому месту, я не забывал о тайной цели, которая привела меня сюда. По резкому, неприятному запаху, я понял, что это место не обходят стороной бродячие кошки. Значит, здесь непременно должны быть подвальные окошки с выходом наружу.