Текст книги "Ещё не вечер. Рассказы. Новеллы. Повести"

Женщина смущенно подтянула ноги и встала.

Куракин вынул платок, вытер пот со лба и, переступая одеревеневшими ногами через порог, вышел из дома.

 
7
 

«А парень-то странный. Вел себя подозрительно неестественно. За мать не заступился. Сидел в темном углу и все больше молчал, как будто скрывает что-то. А может, и в самом деле скрывает? – мелькнул в голове Куракина шаблонный вопрос. По привычке он сомневался в честности каждого.

– Дверь открыл мне сразу без стука, как будто ждал, что за ним приедут».

Участковый добрел до своего автомобиля и в нерешительности остановился. Достал сигарету и продолжил свои размышления.

«Несмотря на то, что братья близнецы, они отличаются друг от друга, и не только характером и ростом. Сергей щуплый, ростом не вышел, но драчун, забияка, на учебу ходит в драных штанах. Андрюха же с детства нюня, терпел тумаки от брата, но бугай откормленный, бицепсы вон какие, гордую осанку держит, шарф белый носит, пальто длинное… Не только девки, да и молодые бабы на него заглядываются. Серега еле на троечки в училище поспевает. А брат за одной партой с ним учится, да после на платные курсы в колледж похаживает. Так мне пацанов обрисовала учебный мастер их группы. И при всем при этом мать три месяца денег не получала и в доме жрать нечего. А холодильника-то нет.? Телевизор обычное радио заменяет. Вот такой расклад выходит? Откуда у Андрюхи деньги? Он везде примерный парень.

Итак, братья Тихие поочередно ходили к Шерстневой просить в долг картошку. В роковой для Нюрки день была очередь Сереги, если мать не врет. А зачем ей врать? Да и соседка Малахова, услышав шум, глянула в окно и застукала его удирающим из двора Нюрки с полной сумкой. Перепутать его с Андрюхой она никак не могла. – Богом клялась, божилась. Я и сам теперь не сомневаюсь. Видел, какая между ними разница. Выходит Серега продукты стащил у Шерстневой. Она шуметь, а он ее полешком по маковке и был таков. Причина ясная – в доме нечего есть».

Повинуясь желанию войти в дом Анны Шерстневой (раз оказался здесь неподалеку) и в последний раз увидеть внутреннее убранство, в котором прожил с ней почти десять лет, а, может быть, любопытства ради заглянуть в тот проклятый холодильник, открыв который голодный парень пошел на тяжкий грех, дед Куракин бросил в снег давно затухший окурок и побрел в сторону дома своей бывшей любви.

Заводить машину он не стал. Греть мотор целых пять минут в такой мороз, чтобы проехать двадцать – тридцать метров…

Вот он добротный кирпичный домина. Вот знакомое крыльцо с усыпанными мартовским снегом ступенями. Следов никаких нет. Привезут Анну на катафалке, поставят гроб на табуретки во дворе и, не занося в дом, увезут навсегда.

На такой грустной ноте пожилой участковый сорвал бумажку со своей печатью, открыл ключом дверь и вошел внутрь.

– А черт, – Куракин выругался, – света нет. Староста Прокопыч, вывернул пробки, чтоб добро не сгорело от замыкания. Чует старая лиса, Нюркин брат не жилец, и домина отойдет сельсовету. Вот и выгибается перед главой администрации.

Нащупав в планшетке фонарь, Куракин прошел в комнату. Здесь было холодно как на дворе, тихо и жутко. Пахло покойником.

Шаря лучом по углам, фонарик высветил «белого провокатора». Теперь, он не гудел натужно как раньше… А стоял бесшумно, белея на фоне цветных обоев, на том самом месте, что и пять лет назад, когда Куракин отсюда уходил. Холодильник «Юрюзань».

Внутри остались три банки шпротов и шесть банок пива в кармашках на дверце. Пацан не успел их прихватить и рассовать по карманам. Расстерялся. Внизу большая кастрюля с борщом. Глубокая сковорода полная жареного мяса. Нюрке одной многовато. На средней полке торт, обвязанный синей лентой, салат «Оливье» в широкой стеклянной вазе. В честь какого торжества сие угощение и в таком количестве? Для кого? Да и пива Нюра никогда не пила.

В животе у Куракина перехватило. Целый день не ел. Вот удача. Рука невольно потянулась к банкам с консервами и пивом. Другая еда уже могла испортиться. В хлебнице зачерствевший батон, но есть можно. Надо бы вымыть руки.

Он осветил противоположную стену, где в углу стоял умывальник. Но вода в нем замерзла. И два красивых полотенца, ровненько расправленных на перекладине, оказались бесполезными. Дед начал ругаться, но внезапно запнулся.

– Погоди, постой, – он прокашлялся. – У Нюрки была блажь: если живет мужик в доме, два полотенца вешать, себе поменьше, а ему побольше. На своем она куклу вышивала с бантом, а на его медведя с медальоном. Как на свадебных машинах. Верила в приметы. Ежели она одна остается, то и полотенце висит одно. Так и при ее покойном муже было, и при мне.

Милиционер направил луч фонарика на полотенца.

– Вот она, кукла, а вот он, медведь. Вот тебе раз! – Он смущенно почесал в затылке. – Но Нюрка никого к себе после меня не принимала. Никто не шел. 53 года бабке. Пенсия на заре. Кому она нужна?

Не веря своим глазам, Куракин взмахнул рукой. Он изучил эту женщину и знал: она была в последние годы одна – одинешенька.

– Чепуха. Взбредет же мне в голову, – сразу нашелся он. – Медэксперт после осмотра тела грел на плите воду и мыл руки. Взял, с полки из шкафа первую попавшуюся тряпку и вытер свои грязные лапы. Вот и все объяснение. Тьфу, черт. Но аккуратный очкастый хрен, полотенце-то ровненько на перекладинку повесил.

Куракин взглянул на часы. Пора уходить. День прошел напряженный. Завтрашний ожидался не легче.

«Жалко консервы и пиво оставлять, пропадут, – и посветил вокруг себя фонариком, ища сумку. Нигде ничего не было. – Может, в шкафу что найду, свяжу в узел».

На первой полке шкафа ничего подходящего. – Куракин пошарил на следующей полке. Рука вытянула из общей, аккуратно сложенной стопки всякого тряпья предмет похожий на авоську из темной материи. Старые батарейки карманного фонаря были на последнем издыхании.

Поначалу дед не разобрал, что вытянул. Вроде обычная сумка и очень обрадовался. Но вскоре он понял, это обыкновенные мужские трусы, вывернутые наизнанку, с вышитой на них надписью.

Таких трусов в стопке белья оказалось две пары…

«Не подвела ты меня, Анюта, когда ночью приснилась. Не зря в дом манила» – заводя мотор своей микролитражки, подумал капитан оберегая как зеницу ока найденные улики.

 
8
 

В управлении внутренних дел Куракин появился в половине девятого. Ему не терпелось заняться делом С. Тихого.

Следователя Ловчинова, занимающегося убийствами, все звали уважительно – Сергей Васильевич. Панибратства он не терпел. У него были редкие светлые волосы, холодные бесцветные глаза.

Сейчас он сидел за столом широко расставив локти. Сухощавого телосложения капитан Куракин стоял возле узкого окна.

Ловчинов жевал спичку и рассматривал Сергея Тихого, сидящего по другую сторону стола. Взгляд подозреваемого был мутный, отсутствующий, лицо задумчивое.

– Ты нам что-нибудь скажешь? – спросил Ловчинов низким голосом. – Мать призналась, что ты принес в дом целую сумку продуктов в субботний вечер 28 февраля. А ты настаиваешь, что все это купил в магазине?

– Он упрямый, – вмешался Куракин. – Ничего не скажет.

– Это мы посмотрим, Егор Петрович, – глухо заметил

следователь..

Капитан с бледной усмешкой потер ладонью поверхность стола.

– Что я еще могу сказать? – огрызнулся парень. – Было темно и соседка могла перепутать меня с кем-то. В тот вечер к Шерстневой я не ходил.

– А твоя мамаша, – покачал головой следователь, – утверждает обратное. Она сама тебя послала к ней за картошкой и сумку дала, вот эту самую. – Он указал в сторону небрежно брошенной на стол сумки.

– Я ходил в магазин. Ничего не знаю, – уперся парень.

– Так не пойдет, – возразил Ловчинов, игнорируя извороты парня. – Егор Петрович, вы подозреваете кого-нибудь еще?

Капитан, затушив окурок, в недоумении развел руками.

– Постойте. Мать все валит на стипендию сына, которую, как мы знаем, еще не выплачивали. Когда я сказал ей об этом, она бросилась на меня с кулаками и пыталась пырнуть ножом. – Капитан пробуравил задержанного пристальным взглядом.

– Из этого можно сделать один вывод: мать является твоим подельником, сынок, и упорно тебя покрывает. По одной статье пойдете вместе.

Юнец на стуле неожиданно дернул рукой, будто ужаленный.

– Нет, – закричал он, – я не виноват. Я не хотел ее убивать. Она сама на меня набросилась. Я просто открыл холодильник и немного взял пожрать. А она меня застукала за этим. Я пытался ей втолковать, что как получу стипендию, сразу за все продукты деньги верну. Но она не хотела ничего слушать, вцепилась мне в горло, – юнец оттянул воротник свитера и показал на синие пятна на шее. – Вот убедитесь сами, бабка Нюра чуть меня не задушила. Я уже задыхался и из последних сил оттолкнул ее. Она упала, споткнувшись о табуретку, и стукнулась затылком о связку дров возле печки. И сразу затихла. Я не хотел, чтобы она умерла. Так получилось.

Сергей судорожно сглотнул и прикусил губу

Следователь вышел из – за стола, обошел парня вокруг и встал перед ним.

– А что потом случилось? – спросил он.

– Я постоял над ее телом минуты три… Она не шевелилась. Я испугался. Схватил сумку и убежал.

– Ты попробовал хоть кусочек мяса или ложку салата со стола, прежде чем убежать? – спросил Куракин.

– Нет, – удивленно ответил Сергей, – на столе ничего не было.

– Ясно, – задумался следователь.

Куракин сел, откинулся на стуле и сунул руки в карманы. Тяжело вздохнув, сочувственно посмотрел на юного оболтуса.

«Погряз ты, мальчик, в навозе по самые уши, – подумал капитан. – Хоть тебе и повезло сегодня, что ты не влип в мокруху. А придется тебе все – таки поселиться на казенную площадь на годок… Воровство есть воровство».

Следователь пожал плечами, холодно поглядев на Сергея. Он вынул изо рта жеваную спичку, осмотрел ее и выбросил.

Убийство пока еще не было раскрыто.

 
9
 

На несколько минут опергруппа во главе с Ловчиновым уединилась в его кабинете.

– Никогда не угадаешь, что и как подействует, – меланхолично

заметил следователь. – Я однажды видел парня, который начал болтать, едва опер поднес ему пушку к самому носу.

Куракин тихо рассмеялся и сказал:

– Наивный вы человек, Сергей Васильевич. Видно, начитались в юности детективных книжек. В жизни оно все по – другому. Андрюха, парень упорный. Для него нужно придумать что-нибудь получше.

– Почему бы и не придумать? – потирая ладони, вмешался Кирсанов. – только руки неохота марать.

– Погоди, Саша, – остановил его капитан. – Есть у меня один план. – И Куракин заговорщицки перешел на шепот….

– Я поеду, – наконец, произнес он уставшим голосом. – Постараюсь поймать жирного кукушенка в его гнезде, пока у него не выросли крылья.

Он спустился по исхоженным ступенькам в холл. Выйдя из управы, перешел на другую сторону улицы, где стояла его знавшая лучшие времена микролитражка. Сел за руль, повернул за угол, проехал мимо церкви, проскочил площадь и снова повернул на запад в сторону села Озерецкое. На дороге был гололед. Но уже через сорок минут он был на месте.

Капитан Куракин без стука ввалился в дом Тихих, небрежно бросил фуражку на кровать и без разрешения уселся на постель.

– Привет. Я слышал ты крутишь роман с внучкой директора совхоза? – неожиданно спросил капитан. – С Горышиной Людкой. Да?

Андрей Тихий с пустым граненым стаканом в руке присел на край кровати, с усмешкой наблюдая, как его непрошенный гость, откупоривает заветную чакушку, намереваясь малость подлечиться.

– День отличный, – заметил Куракин, – с утра было холоднее. Ты что на ней собираешься жениться? – почти повторил он вопрос.

Парень сконфуженно промолчал.

Опрокинув стакан горькой, Куракин протер усы и крякнул.

– А где мать? Что ее не видно?

– На дежурстве в психушке. Сейчас должна вернуться, – подойдя к печке и обувая ботинки, пояснил парень.

– Ты куда-то собрался? – не унимался допытываться Куракин.

– Да, я ухожу.

– И далеко?

– Вас это не касается.

– Решаю я, – повысил голос участковый, – что меня касается, а что нет. Ты меня не учи. Супротив меня сопляк еще. – В подпитии капитан не выносил, когда ему перечили бабы и молокососы. Разгорячившись, он вынул из планшетки найденные в доме Шерстневой трусы и резко бросил их парню в лицо.

От такой наглости старика откормленный жеребец набычился, сжал кулаки, но сдержался, потому что в последнюю секунду вспомнил, что дед Куракин в округе слыл отвязанным легавым псом и мог отдубасить заносчивого упрямца и при случае пустить в ход оружие.

– Что надул губы, твои портки?

Парень молчал.

– Молчишь! – укоризненно ткнул рукой в сторону Андрея Куракин. – Я скажу тебе правду, и ты завизжишь как недорезанный хряк. Собрался жениться на директорской внучке, в белых рубашках ходить… Жить роскошно? На – кось, выкуси! – Куракин показал парню фигу и усмехнулся. – Я приведу эту набалованную дедом Людку в дом к Аньке Шерстневой и покажу в ее гардеробе стопку твоих трусов. Что она скажет? Надпись-то: «А. Тихий» кто вышивал? Мать что ли? Это чтоб вы с Серегой из – за портков не дрались? А ты знаешь, я с Нюркой проспал на одной кровати десять лет? Выходит ты мой соперник теперь по этой вот самой части. – Он похлопал по матрасу. Потом развалился на постели, демонстративно закинув грязные сапоги на спинку кровати.

При этом капитан, стараясь предупредить любой неосторожный выпад Андрюхи, не спускал с него глаз и продолжал внимательно изучать его. Андрюха не прятался как раньше и ничто не затемняло его лица. Влажные волосы были зачесаны назад. Его нельзя было назвать красивым в буквальном смысле, но сочетание жесткого ума и животного магнетизма, ясно видимых в его лице, было чертовски привлекательным.

– Что это вы на меня уставились? – спросил он обеспокоенно.

– В жизни не приходилось встречать более сексуального жеребца, чем ты, – ответил капитан.

Чувственный рот парня изогнулся в насмешливой гримасе.

– Должен заметить, у тебя завидущие глаза! Бьюсь об заклад, ты неплохо провел время с этой маленькой куколкой, которая в полуголом виде валялась на кровати, пока не появился я и не нарушил вашу идиллию. Кто же ты такой? Любвеобильный сердцеед? Ты в детстве не был травмирован? Кто-то убедил тебя, что ты вообще не станешь мужчиной, и с тех пор стараешься доказать обратное?

– Вот вы определенно страдаете словоизвержением, – отпарировал парень. – Как вас называют друзья?

– Егором Петровичем.

– Не возражаете, Егор Петрович, если я возьму слово. Так вот, Людка в самом деле здесь прыгала нагая. Но она исчезла сразу же, как мы услышали тарахтение вашего автомобиля. Разве вы ее не встретили на дворе?

– Нет.

– Не могла же она испариться? Хотя, возможно, она ушла по тропинке огородами.

– – У тебя очень жарко. – Пружины кровати скрипнули. Куракин тяжело поднялся, расстегнул портупею и вместе с кобурой небрежно бросил на табурет. Скинув шинель, перекинул ее через спинку кровати. Затем протянул руку к планшетке, достал очередную четвертинку и налил стакан до краев. Опустошил его, удовлетворенно вздохнул и самодовольно улыбнулся. Напряжение покинуло его. Он свободно расселся на кровати, будто времени у него было более чем достаточно.

– Андрюха, открой – ка форточку, душно. Чего-то голова раскалывается. К теплу что ли?

– Сами открывайте. У нас нет прислуги, мы люди бедные.

Куракин, поняв, что уговаривать строптивого парня бесполезно, шаткой походкой протопал по прогибающимся половицам к окну. Залитый краской шпингалет форточки не хотел поддаваться. Дед кряхтел, матерился… Наконец, с трудом ему удалось отворить правую раму окна. Вечерний воздух освежил разгоряченное лицо. Он достал сигарету и, закурив, с полминуты постоял возле окна.

Когда он повернулся, то от неожиданности выронил сигарету из рук.

Андрей стоял в трех шагах от него, держа обеими руками табельный пистолет капитана, и целил тому прямо в грудь.

Последнее, что сумел расслышать Куракин, это признание Андрея Тихого:

– Я убил бабку. У меня не было выхода. Она закатила мне скандал, когда узнала, что мы с Горышиной Людкой подали заявку в Загс. и я больше в ней не нуждаюсь. Она была у меня камнем на шее. Кроме того, я сдал экзамены на платных подготовительных курсах и теперь был зачислен на первый курс престижного колледжа. Мне обещали приличную стипендию, место в общежитии. И еще я подыскал себе несложную работенку, которая не будет отнимать у меня много времени. «Теперь, – сказал ей я, – ты мне не нужна. Ни ты, ни твои деньги. Я сам себе хозяин и впереди у меня хорошие перспективы». Бабка мне ответила, как и ты: «На – кось, выкуси!» И пригрозила сделать ее интимные отношения со мной достоянием общественной молвы, чтобы сорвать мою женитьбу… Стояла на своем и все. Кричала она так громко, что ее могли услышать соседи. Тогда я зажал ей рот. Но она укусила меня и пыталась выбежать на улицу. У меня не было другого выхода. Я взял тяжелое полено и, несколько раз стукнув по темени, убил ее. Я так же убью и тебя, гад. И спокойно заживу.

– Ни сейчас и ни в будущем тебе это не удастся. Следователь уже знает обо всем.

Лицо Андрея стало жестким, он прицелился. Куракин прикрыл глаза, готовясь к худшему. Андрей нажал на курок. Прозвучали три громких выстрела. Капитан взмахнул руками, обмяк и завалился на бок. Молодой убийца наклонился над телом, не решаясь прощупать пульс.

– Ты законченный идиот, Куракин. Тебе не стоило трогать меня. Это не единственная твоя ошибка.

Андрей хотел сделать контрольный выстрел в голову, но патроны кончились.

Внезапно дверь в хибару приоткрылась, высунулась рука с пистолетом, не было видно ни лица, ни тела. Свет падал только на руку и оружие. Пистолет был направлен на Андрея. Кто-то громко сказал:

– Спокойно. Лапы вверх, дружок!

Андрей Тихий разжал пальцы, и «Макаров» с глухим стуком упал на пол. Парень поднял руки. Рот его ощерился, блеснули маленькие, волчьи зубы.

Неизвестный мужчина в милицейской форме больно приткнул свой пистолет ему к ребрам.

– Спокойно, только спокойно, – человек с длинными руками обыскал его карманы, пошарил под мышками, похлопал по бокам.

– Не надо, Тихий, так высоко держать руки, – услышал парень с порога голос Ловчинова. – Ну вот и все, – коротко резюмировал он. – Пришел конец глупым играм.

– А – а, суки! – в вспышке отчаяния крикнул юноша. – До последнего мига жизни буду вам мстить. На углу стану стеречь, чтобы зарезать!

– Ну, что орешь-то? Поберег бы силенки для тюрьмы. Неуж-то глотки не жалко? – держа правую ладонь на пояснице, тяжело поднимаясь с пола проговорил Куракин. – Зашибся малость об угол стола, когда падал, чтобы лучше сыграть покойника, – объяснил он Ловчинову. – Спектакль и вправду удался. Не плохо его разыграли. Почти как в настоящем кино. Ай, да, Егор Петрович. Ай, да, артист. Умею сочинять пантомимы не хуже Никулина в цирке. – Он хлопнул себя по коленке, ударил в ладоши и пошел отбивать чечетку вокруг стола.

Даже всегда серьезный Ловчинов расхохотался во все горло. После трех дней адского напряжения любой нормальный человек имеет право на балаганную шутку.

– Ты думаешь, – обратился к Тихому раскрасневшийся и немного запыхавшийся Куракин, – я последний дурак, чтобы оставить для такого звереныша пистолет в кобуре с боевыми патронами? Нет. Шалишь. Я 32 года в красной фуражке хожу и подобной ошибки не сделаю. Я дорожу собственной жизнью и жизнью окружающих меня людей. И никогда не доверю оружие разным психопатам. Вот они, смотри, – участковый поднес ладонь к самому носу парня с семью новенькими отливающими золотом патронами.

Тихий в ужасе отшатнулся.

– Не бойся, не вставленные в обойму они никого не смогут убить, в том числе и тебя, заморыш, – Куракин усмехнулся.

– Вы ничего не докажете, – не сдавался Тихий.

– Сергей Васильевич, – обратился капитан к следователю. – Вы не забыли получить у прокурора разрешение на оперативную прослушку?

– Вот, пожалуйста. С подписью и печатью, – показал Ловчинов листок.

Капитан вынул из бокового кармана кителя диктофон «Панасоник» и, включил воспроизведение.

– Ты гляди, Андрюха. Получилось. Да как четко голос твой записан.

Лицо юного убийцы изменилось до неузнаваемости.

– Мне кранты, – сказал он равнодушно, будто это его никак не касалось.

– А где ваше пальто и шляпа, господин Тихий? Мы берем вас с собой на прогулку. Двигайся, солнышко. Поедешь в нашей карете, – Кирсанов распахнул перед парнем входную дверь.

«Как все же человеческие судьбы переплетаются между собой, – подумал Куракин. – Вот теперь два брата – близнеца сядут в одно и то же время, и будут их судить из – за одной бабки. Правда, сядут по разным статьям. Серега загремит за грабеж. Андрюха за убийство. Сроки получат разные. А отбывать их, может быть, опять будут вместе, где-нибудь в зоне в мордовских краях, на волжских просторах».

23 апреля 2001 года