Текст книги "Мастер боли"

Глава 26

Вот уже более месяца Вадим жил на дедовом хуторе. Странное и необъяснимое чувство его не оставляло ни на секунду. Было это ощущение в том, что за забором соседствовал огромный добродушный зелёный гигант, который относится к нему как младшему братишке, которого надо лелеять и защищать. Было смешно смотреть на лицо Николая Петровича, сходившего с ним за грибами. Они и на километр не отошли от хутора, а их корзины были наполнены отборными грибами. Но окончательно Николая Петровича добил матёрый огромный волчище, вышедший к Вадиму и потёршийся боком о его руку. Посмотрев своими умными глазами на Николая Петровича, он лизнул Вадима в щёку, став тому передними лапами на плечи. Вадим пристально вгляделся в волчьи глаза затем повернувшись к Николаю Петровичу, попросив того вернутся на хутор в одиночестве. Сам же оставив корзину побежал вслед за волком. Петрович удивился лёгкости и плавности движений Вадима, так, наверное, двигаются опытные разведчики и гимнасты. Он ещё стоял в шоке, а эти двое, не шевельнув и травинку скрылись в сумраке леса. Позже, наверное, часа через два Вадим появился на хуторе, со своей корзиной. На его лице было написано удовлетворение, как будто он хорошо сделал какую-то нужную работу.

Петрович, пока ждал его на хуторе, сидя на крыльце размышлял о странностях, происходящих вкруг Вадима. Он помнил болезненного мальчишку что, не переставая потреблял таблетки, микстуры и настои. Но сейчас он не видел ни одной таблетки в доме. Худой и угловатый ранее, Вадим превратился в стройного, поджарого парня, двигающегося скупыми плавными перетекающими движениями опытного пластуна. Но больше поражали не внешние изменения, произошедшие с Вадимом. Он изменился внутренне, его глаза смотрели казалось в саму душу, не оставляя неосвещённым ни одного уголка в ней. От него исходило ощущение огромного живого пламени, сжигающего в себе всю наносную грязь и гадость. Более того Николай Петрович вспоминал момент приезда Вадима. Он помнил то ощущение бессилия, когда понял, что умирает, вот так сидя за рулём своего старичка, но он помнил и ту волну что, окутав его с ног до головы в момент сожгла в себе болезнь. Петрович не понимал, что произошло, но после этой волны, он перестал даже вспоминать о своих болезнях, хотя до этого не было и дня что бы болезнь не напоминала о себе, причём иногда не раз за день. Но на этом странности не прекратились. Когда Вадим предложил сходить за грибами, Николай Петрович настроился на дальнюю поездку на мотоцикле. Но Вадим, взяв корзину, повёл Петровича в лесок, что располагался прямо за забором хутора, и что странно первого боровика Николай Петрович нашёл на входе в этот лесок. Ну а дальше, буквально в полчаса довольно большая корзина, оказалась полна отборными грибами. Да в этом леске отродясь и сыроежек не было, а здесь эвон. Потом эта встреча с волком, казалось он пришёл к Вадиму просить о какой-то помощи и тот его понял.

Петрович всё чаще ловил себя на мысли, что его сюда что-то постоянно и безудержно тянет, да он в принципе и не сопротивлялся. Ему казалось, что он сидя у полыхающего костра, в конце концов отогрелся, душой отогрелся. Было странно что, он уже довольно старый мужчина, битый жизнью, прошедший войну и ещё многие передряги, чувствовал себя радом с Вадимом мальчишкой. От него исходила такая сила, что просто хотелось, не говоря ни слова, прильнуть к нему и наслаждаться ощущением безопасности и надёжности. Николай Петрович поражался, тому что с Вадимом не нужны были слова, тот казалось слышал его без слов. Вот и сейчас, Вадим попенял Петровичу, что тот никак не привезёт на хутор Марьяшку, вот и пришлось сказать, что, та слегла, всё же возраст даёт себя знать. Но тот сказал, что ждёт их завтра и что это нужно. Петрович пообещался и с тем и отбыл домой.

Вадим опять сидел на крыльце, как в первый день приезда. Пока погода ещё держалась, правда ночами становилось уже довольно прохладно. К нему подскочил Фимка, из маленького толстопузого лопоухого щенка, он вытянулся в крепкого пса, сохранившего свой щенячий восторг, вот он и прибежал рассказать о своих впечатлениях за день. Странно было, но он чувствовал всех живых существ, наверное, на пару километров вокруг. Волчица, которую пришлось полечить, уже покормила выводок и дремала, прислонившись к отцу семейства. Волчара просто источал бешенную волну благодарности, причём нить связывающая их осталась, они понимали друг друга даже на расстоянии. Но эта волна не забивала другие голоса, звучали голоса душ мелких существ, да церковники, отрицая наличие душ у животных глубоко ошибаются, души есть у всего живущего и даже у Земли, вот Вадим, прикрыв глаза слушал эту симфонию жизни леса.

Он вспоминал как приехал сюда на хутор, первое его ощущение было, что он вырвался из тесного помещения, пропитанного вонью и миазмами на простор, продуваемый чистыми пряными от запаха трав, ветрами. Первые дни он просто наслаждался тишиной и покоем, даже ледяной комок в груди, не так вымораживал душу. Но потом опять стали приходить сны, правда они были не такими болезненными как в Москве. В снах он чувствовал тоску отца Фомы, тот был расстроен, что сменились прихожане. Всё же, публика заполнявшая теперь храм, побольшей мере была бездушной, и всё что говорилось отцом Фомой для них с амвона, они не слышали, это было выше их возможностей. Жаль было хосписа, его попросту не стало, раньше там вместе с болью были души, чувства и помыслы о Создателе. Теперь же зависть, жадность, тщеславие и снобизм переполняли палаты. Души, уродливее чем, экспонаты комнаты ужасов, вызывали только отвращение. Вадима, отец Фома порадовал тем что всё же смог в очередной раз не оставить своих прежних прихожан. Он стал в своё свободное время их посещать дома.

Вадим видел, что ткань бытия начинает меняться на глазах, но сколько же гнилых линий было вплетено в полотне. Видно правда, если не очистить, эта ткань треснет и расползётся по швам, раньше чистили войны, выжигая и здоровые нити, причём даже больше чем гнильё. Но вот теперь это просто невозможно, просто вся ткань бытия сгорит, слишком сильным стало оружие. Да и сама методика выжигания, сродни хирургической операции, проводимой каменным топором. Видно Создателю надоели такие потери, и он создал хирургический скальпель и желания Вадима ничего не стоили. Значит, попал в колесо, пищи, но беги.

Вадим уже давно слышал стоны души мишки, опухоль грозила косолапому завершением его жизненного пути. Он позвал его, вот и сидел ожидая, болящего. С момента его приезда ворота хутора не запирались и все живые существа в округе знали, что здесь их не обидят и даже помогут. Вот и можно сказать охраняли это место от зла, отгоняя гадов. Из кустов вывалилась, всклоченная медвежья фигура и косолапя подошла к человеку, сидящему на ступенях крыльца. Мишка, покрутившись улёгся у ног человека, постанывая почти как человек. Картина стала статичной, внешне застыв. Но если бы кто-то мог увидеть энергетические потоки, он был бы поражён тому сумасшедшему потоку что выплеснулся из человека на медведя. Ранее напряжённый мишка, вдруг расслабился, поднял голову и начал недоверчиво себя обнюхивать. Вот из темноты кустарника выдвинулась фигура огромного волка, подойдя к медведю и обнюхав его, он вдруг лизнул чёрную пуговицу медвежьего носа, после чего тоже улёгся с другой стороны крыльца. Сопровождаемая своим выводком во двор аккуратно вошла волчица, подойдя к крыльцу она долго всматривалась в безмятежное лицо человека. Затем она поднялась по ступеням и положила свою лобастую голову ему на колени, подсовывая её под его руку.

Сюрреалистичная картина, явно дикие звери, причём далеко не друзья спокойно лежали и бродили по двору хутора, молодой пёс играл с волчатами вылизывая их, волчица, своим телом обнявшая человека положившая ему голову на колени, лисица, кувыркающаяся в траве перед крыльцом. Если бы кто-то увидел это со стороны, он, наверное, просто не поверил бы своим глазам. И над всем этим спокойное лицо человека с прикрытыми глазами, сидящего на ступенях крыльца. А за открытыми воротами и забором хутора, явно одобрительно шумела тайга.

Вадим понимал, что эта передышка «…во глубине сибирских руд…» лишь временная отсрочка, и что скоро придётся возвращаться и работать. А пока он впитывал энергию тайги, заряжаясь как аккумулятор. Даже сейчас на покое его не оставляли, очень часто приходилось спасать линии судеб, неизвестных ему людей. То, что они находились за тысячи километров, не имело значения. Мир медленно, но неуклонно начал меняться, правда противник тоже не сидел, сложив руки. Многие из грязных нитей собрались в узел, казалось бы, сожги он их там всех вместе и проблема будет решена, но нет. Простые решения просто приведут к вспышке, что уничтожит ткань мироздания. Ну это потом, а пока он купался в доброй и по матерински ласковой волне энергии тайги.

Утром Николай Петрович, стал помогать Марьяшке собираться. Когда вчера он приехал от Вадима и сказал жене, что завтра они поедут на хутор, Марьяшка даже не стала сопротивляется, именно так капитан командир танковой роты ставил задачу по уничтожению фашистских захватчиков. Вот и теперь засунув под язык горошину нитроглицерина, она медленно одевалась, правда в какой-то момент ей вдруг стало совсем легко. Вдвоём, очень медленно они спустились к старенькому «Москвичу» по кличке Танк, расселись и поехали к выезду из города. Николай Петрович ехал медленно и аккуратно, чтобы не трясти жену. Пару раз отмороженная молодёжь подрезала его, но он, не обращая внимания на их выкрутасы продолжал так же плавно вести машину. Уже на самом выезде из города к ним прицепился какой-то мажор на езженном Лексусе. Казалось, ну подрезал, отстань. Но этот был упорный, как привязанный ехал за Петровичем, постоянно мигая фарами и сигналя клаксоном, но обогнать то было невозможно. До самого хутора вела одна колея и разъехаться вряд ли бы удалось.

Петрович плавно въехал во двор и остановился как всегда у сарая. Лексус ворвался во двор и вспарывая травяной наст, с воем клаксона остановился. Из него вывалилось нечто, разноцветный гребень из слепившихся волос, тощие ноги, обтянутые рваными джинсами, лицо с большими солнцезащитными очками, куча колец и в носу, на ухе и даже в брови и весь в тату. Вот это нечто направилось к Петровичу, который, не обращая внимания на это чудо, помогал жене вылезти из автомобиля. Нечто начало ещё издаля что-то верещать и вдруг осеклось, прямо перед ним застыл Фимка. Он не нападал, а просто стоял молча и смотрел на мажора, взгляд пса явно обещал неприятности. Мажор ещё раз взвизгнул что-то и запрыгнув в Лексус, вылетел со двора. За всей этой картиной молча, стоя на крыльце, наблюдал Вадим. Фимка подскочил к Вадиму и вывалив язык поднял на хозяина смеющуюся морду. Петрович, поддерживая жену повёл её к Вадиму.

Глава 27

Марьяна очень удивилась Вадиму. Она помнила худенького, угловатого, вечно болезненного мальчишку и целые чемоданы таблеток, что вечно сопровождали его во всех поездках. Ей вспоминались его глаза, наполненные вечной болью. Сейчас же на крыльце стоял парень, совсем не похожий на того мальчишку. Его глаза были бесконечной глубины, затягивающие и завораживающие этой глубиной. Казалось, что в глубине этих глаз полыхало опаляющее пламя. И в тоже время их сочувствие и понимание, казалось давало поддержку и надежду. Войдя в дом, она опять была озадачена, она ожидала что дом встретит её запахами затхлости, но дом был наполнен живыми запахами трав, теплом и уютом. Странно, но дом как будто радовался тому что в нём опять жизнь. На самой грани ощущалась грозовая свежесть.

Вадим вошёл следом и взяв самовар вышел. Удивительно, он всё делал с такой обстоятельностью, какой сейчас трудно найти у молодёжи. Странно было и то что не было видно ни одного современного электронного аппарата, единственный прибор, простенький сотовый телефон лежал на подоконнике. В открытое окно заглядывали ветви одинокой берёзы, украшенные оранжевыми и бордовыми листьями. Везде царила чистота и это было тем более это было удивительно, потому что в доме жил пёс. Но вот Вадим внёс самовар и поставил его на подставок. В доме сразу запахло смолистым дымком, он расставил на столе чашки, сухарницу полную сушек и вазочку с духманистым мёдом. Марьяна чувствовала себя очень хорошо, даже удивительно, так она себя чувствовала в свои самые лучшие годы. Куда подевалась та болячка, что в последнее время высасывала её практически не оставляя сил. Сейчас же силы так и бурлили, она мельком глянула в зеркало и тут же вернулась к нем взглядом. Из зеркала на неё смотрела зрелая женщина, с сединой в волосах и не более того. Теперь она поняла, что её удивляло последнее время в Коле, он так же, как и она просто помолодел, сбросив десятка три, а то и четыре лет. Она не понимала, что происходит, просто радуясь произошедшим переменам. В этот момент она услышала шум подъезжающих машин. Вадим, вздохнув, встал и вышел.

Знакомый Лексус в сопровождении ещё пары машин въехал во двор хутора. Из подъехавших машин с гоготом вывалилась толпа молодёжи, она явно была не в себе. Многие из них были вооружены битами. Вадим молча смотрел как они, временами падая, направились к дому.

– «Что вы хотели?»

– «А ничего, вот только замочим твоего пса и тебе объясним, что нельзя натравливать собаку на людей»

– «Что-то я не вижу людей, пришли в чужой дом и собираетесь устанавливать свои правила»

– «Твой дом? Пацаны мне кажется, что холодает, может разожжём костёр, вон смотрите сколько дров, целый дом»

Говоривший достал зажигалку и стал примеряться к стожку старого сена. Фимка выскочил, желая укусить говоруна. Тот отпрянул, сев больно на пятую точку. Остальные с рёвом хотели напасть на Фимку, но тот рванул мимо них к воротам. Толпа, было, развернулась и вдруг застыла как статуи. В воротах лежал медведь, подперев лобастую голову лапой, с двух сторон сидели волки. Если справа, сидела достаточно крупная волчица, то слева сидел гигант, даже сидя голова его, была на уровне средних человеческих плеч. За ними видна была стая тоже довольно крупных волков. И это ещё не всё на заборе сидела рысь, смешно шевеля кисточками ушей, рядом с волчицей сидела лисица, злобно щерясь на ошалевшую молодёжь. Рыже полосатая крупная молния, взметнулась над забором и мягко приземлилась рядом с Фимкой. Один из парней метнулся к машине и развернулся с ружьём, переламывая его.

– «А вот это лишнее»

Сказал Вадим, взмахивая рукой, и стрелок зашёлся в крике, роняя на землю ружьё.

– «Заберите его и убирайтесь»

Молодёжь подхватила крикуна, ввалилась в машины, и аккуратно выехав, резко набирая скорость, исчезла. Вадим посмотрел на собравшихся животных, и благодарно кивнув, головой, ушёл в дом. Всё это в окно видела Марьяна, она так же видела как, растворяясь в лесу, звери разбежались в разные стороны. Все эти странности, немного отвлекли её от изучения себя новой. На автомате она отхлебнула душистого чая, тёплая, нежная волна, напоенная медвяными запахами трав, освежающе прокатилась по горлу, выдавливая слёзы наслаждения. Подняв глаза, она наткнулась на любящий взгляд Николая. Тот влюблённо смотрел на неё, это было наподобие той дуэли взглядов, когда в 43 году, она безнадёжно и на всю жизнь проиграла ему себя. В дом вошёл Вадим, он с грустной улыбкой посмотрел на них. Николай вскинулся, но Вадим рукой остановил все слова, что тот собирался сказать. После чего сам сказал.

– «Петрович, я вас пока не отпущу. К сожалению, ещё ничего не кончилось. Я уж не знаю, что это был за Буратино, но посидим, попьём чайку, дождёмся развития событий, а уж там домой поедете. Вы есть не хотите, а то у меня целая сковорода грибной жарёшки»

Марьяна почувствовала, что рот наполнился слюной, и только молча кивнула головой. Встав, Вадим достал огромную сковороду, полную жаренных с картошкой боровиков, золотистые луковые кольца, оттеняли это буйство желудочного праздника. У печи Фимка, яростно боролся с мосалыгой, доказывая, что его здоровым и крепким зубам, она не противник. Кончине грибного изобилия уж минул час, как вдруг Вадим поднялся и положив руку на плечо Николая Петровича, удержал того на месте.

– «Ну, вот и вторая часть Марлезонского балета. Петрович, чтобы не происходило ты, не вмешиваешься, хорошо?»

Петрович, хотел было возразить, но заглянув в глубину глаз Вадима, только кивнул головой. Ему стало как-то не по себе, он увидел в глубине глаз разгорающееся адское пламя. И это видение холодными мурашками расползлось по спине. Вадим ещё раз осмотрел, стол поправил сухарницу и вышел. Вдали было слышно натужное гудение моторов. В этот раз машины, а их уже было штук пять, рассыпались перед воротами, не въезжая во двор. Из машин выскочили крупные мужики, у некоторых в руках были пистолеты. Они окружили ворота, и прикрывая друг друга ворвались во двор. Водя стволами, они озирали пустой двор. Стоя на крыльце, с усмешкой за ними наблюдал Вадим. И вправду потуги этих дубин, изобразить спецназ, выглядели гротескно. Вот один, видно самый главный из них, убедившись в пустоте двора, с раздражением кинул ствол в кобуру, скрытую полой пиджака. Затем, уверенной походкой направился к крыльцу. Не дойдя пары метров, он остановился. На его лице висела презрительная усмешка.

– «Где бешеный пёс? Нас направили его пристрелить. А вам гражданин, хозяин начислил штраф»

– «Бешеных псов, я вижу за твоей спиной, а штраф, хорошо давай, деньги пригодятся»

– «Ты что шкет, рамсы попутал? Ты кого псами назвал, мы же тебя на ленточки распустим, даже не вспотеем. А ещё лучше, тебя узкоглазым продадим, хорошие органы сейчас в цене»

– «Последний раз, повторяю, у вас пять минут слинять. Воняете сильно, но так и быть отпущу»

Тут туповатый бычара, стоявший за спиной главаря, вскинулся.

– «Бугор, дай я ему пёрышком, рёбра пощекочу, за понты. За базар надо отвечать, а то всякие приехавшие сявки, края поля не видят»

– «Полено, отвали, сколько раз предупреждать надо, что в мой базар влезать накладно, с тебя штраф»

Главарь был тёртым и битым, жизнь его научила доверять своим чувствам, а те просто визжали, что рядом стоит страшная смерть. Он ни как не мог понять, что вызывало у него такое ощущение. А Вадим, презрительно усмехнувшись, посмотрел на быка. Тот не выдержал и с рёвом кинулся на обидчика, вернее хотел кинуться. Сделав шаг, в сторону крыльца, он вздрогнул и с беззвучным воплем рухнул навзничь. Последним своим движением, он перевернулся на спину. Его лицо превратилось в маску ужаса и боли. Из рта, ушей и даже из глаз тягуче потекла кровь. Переведя взгляд, на лицо Вадима, он отшатнулся. Глаза парня, полыхали и казалось вот-вот и его сейчас этот взгляд сожжёт в пепел. Пятясь спиной, бригада начала выползать со двора. Вадим вскинул руку, и все остальные ощутили дикий удар боли.

– «Куда? Быстро забрали это мясо, и пшли вон. А тебя я предупреждаю, если что, быстро не умрёшь, будешь месяц умирать и смерти просить, понял? А если ещё раз сюда приедете, скормлю зверям. Да и еще, если хоть кто-то из моих друзей будет обижен, всех деловых города уничтожу»

Он повернулся и не оглядываясь ушёл в дом. Бандиты, подхватив мёртвое тело, чуть ли не бегом выскочили со двора, с белыми от ужаса лицами. Загрузившись в машины, быстро ретировались в город. Николай и Марьяна сидели с испуганными лицами, всё было непонятно и страшно. Страшно было ощущать те потоки энергии, что крутились вокруг Вадима.

Глава 28

Марьяна и Николай Петрович, давно уехали, но запах их опаски так и остался висеть в воздухе. Но слава Создателю, вонь от бандюков уже выветрилась. Вадим вздохнул и вышел на крыльцо, на улице уже стемнело. Надо ним распахнулся огромный полог осеннего ночного неба. Яркие сапфиры звёзд, казалось, втыкали в беззащитную землю копья своих лучей. Холодный воздух звенел запахами хвои и позднего разнотравья. Скромница луна ни как не хотела приоткрыть своё лицо, спрятавшись за грядой вековых елей. Мягко вздрогнула земля, принимая много килограммовую тушу лесного кота. Тигр Шер, плавно перетёк к моим ногам, Фимка улёгся, на ещё не совсем остывших половицах крыльца. Неслышно ко мне сзади подползла и прижалась Рыська. В воротах разлёгся Волчара, положив на него голову, лежала Милава, крепенькие щенки кувыркали друг друга. Холодной, но ласковой рукой, ночной ветер огладил лицо Вадима.

Как же хорошо было в этот момент. Запахи щекотали и будоражили память, душа матери-земли, оплавляла тонкую пелёночку с ледяной глыбы в груди. Из дома долетал тонкий запах дикого мёда. Вот появился Топтыгин, перешагнув через Волчару, косолапя и переваливаясь, подойдя к крыльцу, уселся и опёрся мощным загривком на него. Если бы кто-нибудь увидел эту картину со стороны, он точно поразился её сюрреализму. Вадим сидел, прикрыв глаза, впитывая поток тишины, что обнимал его как любимая женщина. Было понятно, что это только передышка перед боями. Сколько ещё впереди «живых мертвецов» поднимутся у него на пути, но ткань бытия стонала от боли, что они вершили к ней. Вадим же обречён на этот труд, помочь миру и защитить его. Раньше миром правила любовь, но Создателю понадобилась боль ибо, не познав её трудно ценить жизнь и любовь. Люди не понимают, что они вечны, не пускайте в душу грязь и век будет длиться и длиться. Тело только отражение души и не более.

Красота мира видна и понятна каждому, мы все творцы этой красоты, пока вдох Создателя в нас живёт. Каждый из нас наносит мазки на это полотно, было бы желание. Мы сами виновны в том, что с радостью подставляем голову, погонщику, что бы тот надел шоры. Мы забываем что, достаток должен быть в чувствах и любви, а не в бессмысленных вещах, которые только кажутся нам, жизненно необходимы. Люди живут сиюминутными запросами, а поэтому великое не для них. Мы разучились смотреть на звёзды, основными мотивами жизни стали еда, зависть и похоть. Потребление-вот современный идол. Всегда было странно, когда ради тщеславия, покупаются вещи, по сути, абсолютно не нужные, Вадим не понимал своих сверстников, готовых выложить деньги за новую цацку, вроде телефона, причём старый ещё вполне рабочий. Но это всё отвлечённые мысли.

Откровенно говоря, Вадим собою был очень недоволен, спрятался, называется, да и то, что он сделал, было достаточно неприятным действом. Вот лечить во много раз приятнее, комок хорошо оттаивал, мозгами Вадим понимал, что разговоры бесполезны, что эта публика понимает только язык силы, да и неужели он бы отдал Фимку на поругание этим уродам, но всё равно неприятно. Да и испугал Николая Петровича и Марьяну, а ведь не хотел. Ну, теперь уже ничего не поделаешь. Радовало только то, что скоро зима, а в это время до хутора разве что только на охотничьих лыжах можно добраться, а вот по весне как бы не пришлось ещё куда-нибудь уехать. Вадим знал, что его ищут и, увы, от этого никуда не деться, уж больно сильно он засветился в Москве. Вадим чувствовал, что отец Фома скучает по нему, это было странное ощущение, а поэтому что с Фомой произойдёт, ему было небезразлично. После смерти родителей, Вадим был никому не интересен, а тут какое-то родство душ. Сколько между ними вёрст, а он его чувствует и беспокоится о нём, как он о Вадиме, а после контактов со Вадимом он постоянно под угрозой.

Было и ещё нечто, что Вадима не то что волновало, но всё же беспокоило. Когда он сегодня видел, с какой любовью Марьяшка смотрела сегодня на Петровича, что-то кольнуло душу. Пока его мучили боли, ему было не до девушек, а сейчас он и вовсе к ним равнодушен. Но ведь любовь это признак жизни, а он жив или нет? Нет, он точно знал, что в тот день он умер, но ведь живет, как-то несуразно выходит. А может Вадиму встретиться та, которой он будет нужен. Вадим невольно вспомнил одну фразу из старого фильма «Счастье – это когда тебя понимают», но это не совсем точно, ещё важнее быть нужным. В городе, люди живут в одиночестве в толпе народа, можно сказать, что город это скопление одиноких и несчастных людей, хотя они не понимают, насколько они несчастны. Мы все плетены в ткань бытия и можем, как усиливать, так и ослаблять друг друга. Иногда глядя, на людей идущих мимо, как будто слышал бряцанье душевных лат, одетых добровольно. Вадим вдруг подумал, толи о проклятье, толи о награде. О боли, которой он мог управлять.

Что люди знают о боли? Попробуйте объяснить себе, что такое боль, боюсь, это не удастся. Боль – это и враг, и друг, это как фальшфейер, знак беды, знак опасности. Самое интересное, что тот наш орган, что её чувствует, сам боли не боится, это о мозге, его оперируют без анестезии. Но и боль имеет свои оттенки, даже не оттенки, она состоит из двух частей, физическая и душевная. Не знаю, может это две стороны одной медали. И последняя, кажется пострашнее, уж он-то знает, как болит душа, как она разрывается и корчится от этого. Иногда, хотелось, чтобы она сменилась на физическую, это было бы вынести проще. Вот так, в тоже время, боль это отражение болезни и убрать её возможно только убрав причину. Поэтому-то Вадиму и удаётся лечить, он просто убирает причину боли, а что при этом происходит, не знает. Интересно, что расстояние теперь для него не имеет значения.

Вадим раздумывая, почёсывал тигра за ухом, даже не давая себе отчёта в этом. Он вспомнил, как Шер, откликнувшись на его призыв, почти вполз во двор. Его контур был обрамлён пылающим пламенем. Вадим уже по привычке, втянул в себя пламя и увидел, как расслабилось напряжённое тело гигантской кошки. Мягко ступая, Шер подошёл к человеку, потёрся лобастой мохнатой головой о руку. Потом переливающимся движением он перетёк к воротам и оглянувшись большими зеленными глазищами, как будто поблагодарил и утёк в чащу. С тех пор уже, наверное, неделю он каждый день приходил к Вадиму, впрочем, как и Топтыгин и Рыська. Ну а Волчара тот и вовсе поселился совсем рядом с хутором.

Но вот луна всё же набралась смелости, поднялась из-за леса и заглянув в глаза Вадима. Её нежный серебристый свет не раздражал, как будто ласкал, глаза. Переплетённые тени шевелились на земле двора, как будто собираясь подняться и завести танцевальный хоровод. Душа купалась в этом серебряном свете, заряжаясь на будущее. Лес тоже дарил силу, всю силу, это всё вливалось широким потоком в Вадима. Казалось ещё самая малость и он просто воспарит над землёй и обоймёт её всю. Вадим тяжело вздохнул, поднялся с крыльца и взглядом приласкав, всех своих ночных гостей, отправился в дом. Фимка лизнув Рыську в нос, заскочил за хозяином в дом, пристраиваясь у печи. Раздевшись, Вадим улёгся в постель и обласканный ласковыми руками Луны уснул без сновидений. На завтра было немало дел.