Текст книги "Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности"

Василиса. Об одном лишь прошу: передай моей матушке письмецо от меня, суть записку предсмертную.

Горох(берет письмо, открывает и читает.) «Матушка, жить мне более нет мочи. Я люблю царя Яродана и погибаю. Целую всех вас, ваша Вася». Я всегда полагал, что не надо бы грамоте обучать всех подряд. Это может быть пагубно. Погляди мне в глаза. Ближе! Ближе немедленно! Молодые глаза твои, будто русалочьи. Не видать в них особенной дури, вот странно-то. И обмана не вижу, а только… желание. (Вдруг обнимает ее.)

Горох целуется с Василисой. Музыка, реплик нет. Смысл такой, что все хорошо и любовь взаимная.

Тут сцена потихоньку заполняется дымом.

Василиса. Государь, мы горим?

Горох. Нет. Труба не прочищена, да и вьюшки забиты. Василиса. А как это, как это?

Горох. А вот так, Василиса. Никто не работает. Мой портной совершенно не шьет и не штопает, мой башмачник не делает обувь нормальную, трубочисты не чистят трубу, ну а плотники и куличиков выстроить не в состоянии.

Василиса. Ая знаю, что сделать, чтоб люди работали. Горох. Тьфу на них! Как пленительно небо закатное!

Уходят вдвоем.

СЦЕНА 4

Портной, Трубочист, Башмачник, Слуга, Брадобрей, Плотники, Поваренок, Василиса, затем Шут.

Место в царском тереме, где придворным выдается жалованье.

На дверях написано: «Казначей».

Ниже: «Жалованья нет».

У двери стоят Трубочист, Башмачник, Портной, Брадобрей и другие. Башмачник босиком или в рваных лапоточках.

Трубочист. Полюбуйся: закрыто! А где наши денежки? Башмачник. Начертали чего-то да наглухо заперли. Трубочист. И чего они пишут? Кто якобы грамотный? Башмачник. Заклинание. Трижды, видать, произносится, и сама по себе эта дверь отворяется.

Трубочист. И само по себе в руки золото сыплется.

Плотники. Всем здорово. Что там? Прохлаждаться нам некогда. Мост не выстроен, ровы, каналы не вырыты. Нам вопросы строительства надо улаживать.

Из запертых дверей выходит Василиса.

Василиса. Вместе все и уладим. Здоровьичка доброго.

Трубочист. Здравствуй. Кто ты? Как будто мы где-то встречалися.

Василиса. Я дежурю сегодня взамен казначеюшки.

Башмачник. Где же сам казначей?

Василиса. На совет они убыли. Называется «Путное распределение государственных средств».

Портной. Ну и где наши средства-то?

Василиса. Государь вас штрафует, к прискорбью великому. Вы напортили много царева имущества. И поэтому каждый сознательный труженик возместит причиненный ущерб. Если коротко – ваши деньги обратно в казну изымаются.

Портной. Но позволь, дорогуша, да где ж это видано? Ничего мы не портили – мы ведь не делали ни-че-го, как и прежде! И что получается?

Василиса. Толковали с тобою, портной, о карманчиках?

Портной. Толковали. И что?

Василиса. Поглядеть любо-дорого! (Показывает царев зипун.) Ты дыру для руки разместил ровно понизу. Царь положит медяк – и он сразу же выпадет. Как сие разуметь?

Портной. Так устройство дырявое! Не от воров, а прямо для них и придумано.

Василиса. Развернул бы чертеж вверх ногами – и справился б. Но ты думать не стал: ты приладил не думая. А за порчу нарядов владыки великого установленный штраф – тридцать гривен с полтиною.

Брадобрей. Как тебя величать?

Василиса. Василиса Макаровна.

Портной. Что сказали, Макаровна, то я и выполнил! За нагрузку на голову мне не доплачено. Я портной, чтобы шить.

Василиса. Трубочист, про тебя теперь.

Трубочист. Вновь о трубах? О боги! Сие нескончаемо! Я могу рассуждать обо всякой материи и о духе могу толковать с удовольствием, о небесных светилах, дорожных распутицах и о поиске счастья могу проповедовать. Но о трубах прошу, умоляю: не будемте! Тема труб изнуряет мне хрупкую психику.

Василиса. Печь дымит, гарь идет, дымоходы не чищены. Это тридцать, пожалуй что, гривен с копейками. Так, башмачных дел мастер, ты тут?

Башмачник. Ну а где же я?

Василиса. Башмаки у придворных сугубо заморские, ну а кто победнее – живет босичиною.

Трубочист. Кому надо – прекрасно и стильно обутые!

Башмачник. Летом ноги томить не советуют медики: могут сделаться шпоры, мозоли, потертости. Отдыхает нагая нога, разминается!

Василиса. Штраф согласно закону: все та же тридцаточка. Брадобрей Прохор Нилыч, вот, кстати, о медиках…

Брадобрей. Что ты хочешь, ужасная девушка Васенька?

Василиса. Красота и здоровье – в твоей компетенции. И стрижешь ты, и делаешь ты операции. Все послушно ножам драгоценного мастера! Но, увы, через это умение редкое помирает избыток народу.

Брадобрей. За страждущих неустанно молюся богам и богиням я, и всю душу на них, как собака, расходую. Но бывает – хвороба ужасно запущена, и тогда исцелить я не в силах недужного.

Василиса. За леченье, погибель собою влекущее, штраф сто гривен всего. Это очень по-божески. Господа дорогие строители-плотники!

Плотники. Как ты нас задержала! У нас все расписано. Ни минуты свободной на эти формальности.

Василиса. Что построено вами – как есть развалилося. Надлежит вам перила чинить, стол, и лестницу, потолок, и кровать, и в чулане приступочку. Потрудитесь узнать свои штрафы несметные.

Плотник 1. Строить мост мы обязаны, чуешь существенность? Разумеешь масштаб и объем? Вот документы.

Плотник 2. Ты почто волокиту разводишь с зарплатою? Ну какая приступочка? Мы архитекторы!

Трубочист. Василиса, тебе б кругозору немножечко.

Василиса. До свиданья, друзья. И трудитесь ответственно.

Шут(входит). Василиса, привет. Что такие все хмурые? Кто-то умер? И кто же?

Башмачник. Нам денег не выдали!

Портной. Все на штрафы ушло – царь стал гайки завинчивать!

Трубочист. Верных слуг он пускает сегодня же по миру. (Закрывает лицо в отчаянии.)

Шут. А зачем же терпеть? Кто за деньги ответственный?

Брадобрей. Казначеюшка был. А сегодня дежурная.

Шут. Что решают они? И они кто такие-то? Благодатный защитник, наш юный, светящийся, Бог наш Спорыш родной помогает молящимся! Отнесите ему куропатку и кролика, а затем приходите сюда за оплатою.

 
Спорыш, всякому родной,
Странствует по свету,
Он венок колосяной
Вьет на склоне лета.
Злак поспел, ушла беда,
И окреп заморыш!
Помогает нам всегда
Златокудрый спорыш!
 

Плотники. А она нам сказала перильца подвинчивать.

Брадобрей. Не калечить недужных.

Трубочист. И трубами мучила!

Шут. Ну бегите, молитесь. Я зря не советую.

Все убегают.

Шут. Василиса, с тобой мы еще поквитаемся.

СЦЕНА 5

Василиса и Матрена.

Василиса идет в сад. На бревнышке сидит Матрена.

Василиса. Ты умаялась, бабушка?

Матрена. Да. С утра до ночи хлопочу я по терему, как заведенная. Хорошо – ты теперь подсобляешь мне, милая. Как сама-то? С Горохом непросто, наверное?

Василиса. Что ты, бабушка. Я так люблю и так счастлива.

Матрена. Я таким его помню еще (показывает рост от горшка два вершка). Он не пакостный. Только он без царя в голове и потрепанный.

Василиса. Он сердечный и ласковый.

Матрена. Верно: воспитанный. Коли грянет беда, приходи на завалинку эту самую в сумерки. Я помогу тебе.

Василиса. Хорошо. Я запомню.

Матрена. Вон, слышишь? Он выпивши. Он как выпьет – так песню затянет под вишнями. Ох и сильно поет! С удовольствием слушаю. Ну беги же, беги к нему в сад, Васили сушка.

СЦЕНА 6

Горох, Василиса. Затем Горох, Жирослав, затем Шут. Горох сидит в саду один, с гуслями, и поет.

Горох(поет).

 
Где-то багульник на сопках цветет,
Кедры вонзаются в небо.
Кажется, будто давно меня ждет
Край, где ни разу я не был.
Возле повозки закружится дым,
Вспыхнет костер над рекою…
Вот бы прожить мне всю жизнь молодым,
Чтоб не хотелось покоя.
 

Василиса. Вот ты где, Яродаша… А я тебе кушаний приготовила попросту да по-домашнему.

Горох. Ты заботлива очень. Спасибо, красавица. Эта песня тебе. Хочешь выпить? (Протягивает ей фляжку.)

Василиса. Ябвыпила.

Раздается стук, скрежет («сосед с дрелью»).

Чу! Ты слышишь? Твои лоботрясы исправились: башмаки мастерят и на крыше орудуют, так и будут шуметь, пока денег не выдашь им.

Горох. Завещала мне, Вася, покойная матушка проявлять к подчиненным своим милосердие. Оттого не рублю я им головы глупые. Хорошо, что и ты мирный способ придумала.

Василиса. А жена?

Горох. Семь годов, как скончалась жена моя, и сыны мои оба, конечно, скончалися: на полях полегли, как герои-защитники, и меня одного в целом свете оставили.

Василиса. Яродан, как ужасны побоища лютые.

Горох. Пережив это все, матерей разумею я, разумею отцов, малых деток и котиков, никого не казню, не колю и не вешаю, а враги это знают и пакостят, сволочи.

Василиса. Не довольно ли, милый, тебе государствовать? Ты один отвечаешь за все неприятности. Не пора ли уехать тебе в путешествие, поглядеть, как живут иноверцы заблудшие?

Горох. Ну а кто за страною-то станет приглядывать? Без меня распадется страна, освинячится. Без пригляду прохожие станут разбойничать, пить, шуметь и дубасить друг друга мотыгами, кабаков понастроют у каждой околицы (отпивает из фляжки), обворуют друг друга и пересобачатся. Нищета воцарится и слякоть кромешная.

Василиса. По твоим же речам, Яродан, получается, что особенно в царстве ничто не изменится. Ах, умчимся, любимый! Ретивых лошадушек запряжем и уедем, звеня колокольцами.

Горох. Враг не дремлет и ждет, чтоб мы эдак расслабились, чтобы нас одурманить, растлить и так далее.

Василиса. Аты любишь меня?

Горох. Да, люблю. (Крепко обнимает.) Как мне сладостно! Что бы впредь ни случилось и что б ни исделалось, ты запомни: люблю тебя, рыжая девушка. (Целует ее.)

Жирослав(входит). Государь, добрый вечер. Указы свежайшие.

Горох. Что сегодня? (Читает.) «Вином торговать запрещается в час вечерний. А штраф десять гривен». Не много ли?

Жирослав. В самый раз, государь.

Горох. Да, пожалуй. (Подписывает.) А это что? (Читает.) «Письма все, провозимые меж поселеньями, разрывать и палить, не читая их попусту. За попытку провоза – семь гривен». Зачем это их палить, не читая?

Жирослав. А стража неграмотна. Все! Лазутчик теперь не имеет возможности отослать сообщенье другому лазутчику!

Горох. В общем – здраво. Давай остальные по-быстрому. (Все подписывает, не читая.) Как прошло заседание?

Жирослав. Очень торжественно. (Уходит.)

Василиса. А по-мойму, указы как есть несуразные. Отчего не читал ты всю стопку огромную?

Горох. Бегло я ознакомился. А со шпионами только строгостью можно управиться.

Василиса. Слыхивал, что поют молодые на улицах города?

 
Не взошли мои побеги,
С милым не поладили.
Лешаки да печенеги
Всю страну загадили…
Опрокинулась телега,
Лапоточки порвались.
Нет житья от печенега,
Лопни он да провались…
 

Горох. Печенеги, конечно, зараза ужасная. Возвещают о том же частушки народные.

Василиса.

 
На мешке гороха
Царь сидит неплохо.
Как закончится горох —
Закончится эпоха.
 

Горох. Это слишком, моя дорогая красавица. Завтра утром проснесся, ступай в казначейскую и возьми себе денег буквально немерено, поезжай на базар, и купи себе бусики, ожерельев, колец и белья белоснежного, и не лезь никогда, Василиса, в политику. До чего ты желанна, прекрасная девушка. Обожаю тебя вот такую, безмолвную.

Василиса. Спой мне песенку на ночь. Поешь ты божественно!

Горох поет ей песенку, и Василиса засыпает. Он ее укрывает, тихо встает и выходит из сада.

Трифон! Трифон!!!

Шут. Я здесь.

Горох. Не ори, будь внимателен. Поутру Василиса уйдет за покупками. Воротйтся потом. Исполняй приказание: чтоб не слышал ее и не видел я более. Не пускать ее в терем, во двор, не беседовать ни о чем с ней, не брать ее денег. Ты понял?

Шут. Да.

Акт второй

СЦЕНА 7

Василиса, Брадобрей.

Лес. Пруд. Василиса стоит у пруда, готовится топиться: вешает на шею большой камень на веревке, закрепляет. Шепчет молитву.

Василиса. Как безлунная ночь, пролетели два месяца. Что случалось кругом – ничего не заметила. Уж и слез не осталось. Простите, всевышние, боги прави и яви, вам слава и почести! И примите к себе мою душу уставшую, нету силы мне жить, нет мочи вытерпливать. (Смотрит в пруд.)

Появляется Брадобрей.

Брадобрей. О, да это – свои. А я думал – разбойники.

Василиса. Я подумала – волк.

Брадобрей. Ты чего тут?

Василиса. Кто, я-то?..

Брадобрей. Ты.

Василиса. По грибы.

Брадобрей. А лукошко?

Василиса. Лукошко? Датуточки…(Осматривается.)

Брадобрей. Ты лихое задумала – вижу!

Василиса. Оставь меня. И не сказывай людям, что мы повстречалися,

Брадобрей. По какому ты поводу, собственно, тописся?

Василиса. Как там царь? Он здоров?

Брадобрей. А чего ему станется.

Василиса. Трубы чистят ли в тереме? Не угораете?

Брадобрей. И ершом прочищают, и шпилькой с тряпицею.

Василиса. А цареву кровать починили?

Брадобрей. Та пущена на дрова, потому что сколочена новая. Чего тописся? А?

Василиса. Мир подводный исследую.

Брадобрей. А пойдем-ка со мною! Ну, хватит реветь уже! Я тебя отвлеку, покажу тебе скальпики…

Василиса. Что за скальпики?

Брадобрей. Вражьи. Я буду лысеющим новый волос наращивать.

Василиса. Ну, ты и сказочник!

Брадобрей. Все, вставай. Ну, потопали, все.

Василиса. И куда это?

Брадобрей. К исполненью твоих же заветных желаниев.

СЦЕНА 8

Трактир. Брадобрей, Волхв, Портной, Башмачник и Василиса сидят за столами в трактире. Василиса чуть в стороне, опустив голову. Ее руки связаны. К ней подсаживается Волхв.

Волхв. Я великий кудесник, колдун, ясновидящий. Мне беда твоя ведома, милая девушка. Мы всем миром тебе подсобить собираемся бескорыстно за скромное вознаграждение.

Василиса. Отпустите меня… Вот вам деньги, берите же! Волхв. Ты пыталась покончить с собою, не правда ли? Житие только раз нам богами даруется, самовольно его обрывать – преступление. Погадать тебе?

Василиса. Нет же!

Волхв. Ну – выпей и сказывай.

Василиса. Выпить – выпью, а сказывать вовсе не хочется.

Волхв. Коли так, то послушай советы бесценные. Мы судьбу сотворяем своими же мыслями. Что подумаем – то непременно случается.

Василиса. Ты уверен?

Волхв. Уверен. Вот глянешь на облако и подумаешь: «Кажется, дождь собирается». Небеса тебя слышат и тут же, как правило, орошают луга водяными потоками. Аль зимою отправишься в чащу за хворостом, мимолетно смекнув, что не сыщешь подснежников и грибов не сберешь. И твой путь простирается по сугробам и сучьям, в метели и холоде.

Василиса. Не поспоришь. Как верно замечено, надо же.

Волхв. Вот поэтому мысли должны быть отрадные. Ты же – смерть призываешь и думаешь грустное, накликая тем самым страдания новые, от которых опять же слезами умоешься. Таким образом – круг замыкается. Чувствуешь?

Василиса. Хорошо, я начну веселиться.

Волхв. Ну – то-то же. А чтоб мыслить по-новому – знаешь, что надобно?

Василиса. Что?

Волхв. Себя полюбить! Не мамашу, не тятеньку, не врага и не друга, не кошку, не курицу, а себя, Василиса.

Василиса. Себя? Для чего это?

Волхв. Полюбимши себя, тут же станешь счастливою!

Василиса. Да, пожалуй, ты прав. Хорошо. Вразумилась я. Развяжи, бога ради, мне руки любимые.

Волхв (не развязывает). Да! Любимые руки, и чресла, и локоны. Полюбивши себя, ты захочешь немедленно изменить себя, сделаться неотразимою, в чем тебе мастера подсобят очень творчески.

Брадобрей. Золотые слова. Я прическу сварганил бы.

Портной. Я бы сшил тебе новые платья с карманами.

Башмачник. Яб тебе натачал сапожонок и туфелек.

Волхв. Мы в порядок тебя приведем! Будь уверена!

Василиса. Сберегите от этой напасти, друзья мои.

Входит Шут.

Шут. Василиса, люблю я тебя, и по-прежнему я имею намеренья очень серьезные. И царицею стать – устремленье понятное. Но дружина меня избирает на царствие.

Василиса. Что?! А где Яродан? Что вы с ним учиняете?

Шут. Твой Горох шаг за шагом теряет позиции.

Василиса. То есть как? Он твой царь! Господин и владыка твой! Трифон, господи-господи, что замышляешь ты?

Шут. Неужели, подруга моя вероломная, ты Гороху сполна отомстить не хотела бы? Он унизил тебя, опозорил и вышвырнул. Ты не ценишь себя!

Волхв. И не любишь!

Шут. Вот именно.

Василиса. С глазу на глаз с тобой побеседовать можно ли?

СЦЕНА 9

Василиса, Шут.

Василиса. Значит, Трифон, пока меня в тереме не было, заручившись поддержкой дружины воинственной, супротив государя устроил ты заговор? А ведь он тебя другом считал.

Шут. И поэтому соблазнил мою девушку он?

Василиса. Ты завидуешь?

Шут. Не смеши меня. Было б кому позавидовать. Он остался один со старухой Матреною, его песенка спета.

Василиса. Ты хочешь убить его?

Шут. Вероятно. А что тебе в нем?

Василиса. О, молю тебя! Пощади его, Трифон, не тронь: это лишнее! Он тебе доверял, осыпал тебя золотом, вы всегда были рядом, ты хочешь предать его?

Шут(бьет ее по лицу). Он не любит тебя: он тобою натешился, а потом тебя выкинул, как деревянную. Он с людьми обращается, будто с игрушками.

Василиса. Красноречье пустое нарочно придумано, чтоб деяния злые в него оборачивать: нож бандита в красивую тряпку парчовую. Род людской не забудет тебе преступления.

Шут. Царь Горох не умеет с державой управиться, как его же башмачник с его же обувкою, как его же портной – и с его же камзолами, как его трубочист с его печью и вьюшкою. Неумейка, он властвует над неумейками. Я богат – и могу изменить положение. А народ подчинится тому благодетелю, кто сильней и кто водкой торгует задешево.

Василиса. Отпусти его с миром. Клянусь пред богами я: коль отпустишь – навеки с тобою остануся. Буду вечно послушной тебе и безропотной, только жизни царя не лишай.

Шут. Я подумаю. Я не так кровожаден, как может почудиться. Но запомни, и слово мое нерушимое: коль обманешь меня – вы обои погибнете.

Василиса. Трифон, я – поклялась.

Шут. Хорошо, будь по-твоему. Закрепи свою клятву объятьями жаркими. Я их долго алкал. (Крепко обнимает ее.)

Василиса. Я твоя, решено уже. (Пересиливая себя, отвечает на его поцелуй.)

СЦЕНА 10

Вече. Дружина – Ратибор, Глеб, Жирослав, Горох.

Горох. Так, друзья. У озер завершились побоища?

Ратибор. Все. Победа!

Горох. Поздравим друг друга. (Обнимаются.) Уфф. Кончено. Велики ли потери?

Жирослав. Погибшими тысяча, сотни раненых. Враг отступил, опозоренный, и набеги на нашу страну завершилися.

Ратибор. Отомстим же врагу нападением доблестным!

Глеб. К наступленью готовы пехота и конница.

Горох. Не успели и слезы просохнуть у девушек, у старух и детей – и опять в наступление?

Жирослав. Синий Лес, государь, нам пора отвоевывать.

Горох. Кто сказал, что пора? На черта он нам сдался-то?

Глеб. Синий Лес только наш. И за нами останется.

Горох. Коли наш, так чего ж нам его отвоевывать?

Ратибор. Печенеги отбили его и присвоили, а теперь мы вернем его в наши владения.

Горох. Чтоб грибы собирать? Или что?

Жирослав. Чтобы вырубить и пустить на дома.

Горох. Строить сам намеряешься?

Глеб. Это наша земля, наши чащи еловые, наши реки студеные, наши угодия. И они к нам вернутся.

Горох. И кто это выдумал?

Ратибор. Государь, для чего же врагу растреклятому отдавать территории наши безропотно?

Жирослав. Пусть народ расселяется по-человечески на просторах родных.

Горох. Кто – «пускай расселяется»? Мой убитый народ?

Жирослав. Как прикажешь.

Глеб. И все-таки, государь, как понять нам твои устремления?

Горох. Я всегда устремляюсь и вечно планирую, что побоища ваши вот здесь у меня уже. (Показывается на шею.)

Ратибор. Слово молвить дозволишь?

Горох. На то и собрание. В смысле – вече.

Ратибор. Путь к миру усыпан не розами, он телами героев подчас устилается. До последнего вздоха любимую родину защитим мы во имя ее благоденствия.

Горох. Благоденствия мне никакого не надобно, по-другому мне видится благополучие. Кто сие изобрел, что герой – убивающий? Что чем больше убил – тем отважней, почетнее? Что чем больше страна – тем она и счастливее, даже коли народ еле-еле работает? Кто решил, что царям, королям полагается друг на друга науськивать целые полчища? Я считаю, народ – это люди. Вы поняли? С тем и съешьте.

Жирослав. Великий Перун нам наказывал встать на страже пределов единственной родины.

Горох. А при чем тут Перун? Печенеги злосчастные в Синем Лесе, как видно, давно окопалися. Так пущай они вместе с ежами и белками собирают чернику и роются в хворосте. Я войну завершаю. Понятно?

Глеб. Мы поняли.

Ратибор. Государь, погляди с высоты государственной.

Жирослав. Есть великий народ – и отдельные воины. Коли в целом на войско глядеть – войско смотрится как и целый народ: он прекрасен, он праведен, для него мы живем, побеждаем, стараемся. И его же грядущее ждет процветание. На отдельных же граждан и глянуть немыслимо: глупость, грязь, бороденки, дурацкие выкрики, и какие-то бабы, опять же отдельные, с ними бегают рядом, в слезах и в безумии.

Горох. А скажи, почему же во имя грядущего мы идем друг на друга с ножами и копьями? Что ты пишешь?

Ратибор. Что думает о мироздании Яродан Окаянный.

Глеб. Враги очень подлые. У нас выхода нет.

Жирослав. Они первые начали.

Горох. Разумею, друзья мои, храбрые воины. Ваши речи воистину сердце мне тронули. Вы так искренне любите родину-ма-тушку, что во имя нее никого не жалеете. Для кого же назначено это величие, что за гибелью тысяч людей воспоследует?

Ратибор. Для потомков героями головы сложены на полях.

Горох. Повезло же потомкам, не правда ли? Вы меня убедили. И если по-честному – ни один здравомыслящий божий помазанник не печалится о мужиках по отдельности. Не о них его думы.

Жирослав. Все верно, царь-батюшка.

Горох. Благодарен я вам за толковые доводы. От души благодарен. (Обнимается со всеми по очереди.) Я понял все тонкости. Вроде все обсудили? Ну, вече окончено. Всем спасибо.

Ратибор. Когда ж начинать наступление?

Горох. Никогда! Повторять не имел я намеренья, но могу повторить и не лопну от этого: никогда! Все свободны!

Жирослав (Ратибору). Вот царская логика.

Волхв(показывается). Государь! Там послы!

Горох. Пусть идут: что ж, удерживать? (Сгребает со стола бумажонки.)

Волхв. Не «поели», а послы! Два посла. Оба вражеских. Печенег со своей печенеской приехали.

Горох. Что им нужно? Зови. Что-то клянчить приперлися.

СЦЕНА 11

Печенег, жена печенега, Горох.

Посетители входят и кланяются. Оба в жутких лохмотьях.

Горох. Господа, чем обязан великому счастию?

Печенег. Государь, мы насчет перемирия прибыли.

Горох (приглядываясь к их одежде). Интересный покрой… И духи необычные… (Отходит от них.)

Печенег. Мы кочуем.

Горох. Понятно. И что вы изволите?

Жена печенега. Нынче в Синем Лесу превеликое множество и грибов, и брусники… Дары принесли тебе! (Кланяются, ставят корзинки.)

Горох. Как приятно. Спасибо. Все это отравлено?

Печенег. Что ты, царь! (Представляется.)

Князь Платон. Вот жена моя, Ладушка.

Горох. Это ты, светлый князь! И жена! Ну – приветствую. Все воюем с тобою, а прежде не виделись. Молодец, выбрал время, пришел познакомиться.

Печенег. Мы напрасно враждуем, и вот (вытаскивает белую тряпку, как флаг). Типа, хватит уж.

Горох. Очень здравая мысль. Что, оружие кончилось? Не хотите – не надо, давайте помиримся.

Жена печенега. Как? Так сразу?

Горох. А что?

Печенег. Это хитрость военная. Бой за Синий-то Лес, мне сказали, готовится?

Горох. Синий Лес вроде… наш. Наш исконно. И кончено.

Печенег. Как же ваш, ежли наш?

Горох. Ах, избавьте, ну, право же. Поначалу так складно беседа струилася… Ну, давайте он будет как будто общественный. И не ваш, и не наш. Общий лес!

Печенег. Не пристало нам делать общими лесы.

Горох. А сами-то жители не хотят референдум устроить по-быстрому? Кто за вас – ложит шишку, за нас – две. Удобно же.

Жена печенега. Референдум у диких волков и у филинов?

Горох. Ну тогда, раз там шишки подсчитывать некому, мы подпишем указ: территория общая. После баньку истопим да выпьем по чарочке, и конец нашей распре.

Печенег. Ну что ж. Соглашаемся. (Кланяется.)

Горох. Вот и славно. А то я устал от дискуссиев. Миру – мир!

Печенег. Чьи законы-то, ваше величество, принимаем в лесу?

Горох. Пусть живут по понятиям.

Подписывают документы.

СЦЕНА 12

Шут, Волхв.

Шут. Царь Горох лобызался с врагами отечества?

Волхв. Выпил с ними и в баню отправился париться.

Шут. Коли так легкомысленно да опрометчиво царь гуляет с врагами своими коварными, то за это радушие сам и поплатится.

Волхв. Что же: быть посему! Это просто подарочек.

Шут. Мы же в память о нем, дружелюбном и ласковом, вражью свору как есть уничтожим.

Жирослав. Всю начисто.

СЦЕНА 13

Василиса, Горох.

Василиса, с новой жуткой прической, в фантастической одежде и обуви. Выглядит как чучело-клоун. Волосы разноцветные, дыбом. Все остальное так же. Мастера «привели ее в порядок», «изменили ее имидж». Узнать ее трудно.

Василиса. Подлецы и предатели… Что ж тут поделаешь? Как же мне упредить-то царя об опасности? Стража куплена вся… Он в ловушке, довериться ему некому, кроме… старухи Матренушки! Да: она говорила – «приди на заваленку, коли грянет беда». А беда-то и грянула.

Завалинка. Скрюченная фигура, похожая на Матрену. Лицо закрыто капюшоном.

Ты, Матренушка?

«Матрена»(скрипучим голосом). Ой! Чуды-юды явление!

Василиса. Это я, Василиса.

Матрена. Кто-кто? Ухухунюшки!

Василиса. Мастера меня к свадьбе слегка приукрасили.

Матрена. Ну, проказники! Руки бы им повыдергивать. Для кого же невесту одели?

Василиса. Для Трифона.

Матрена. Шут – скотина…

Василиса. Об этом потом. Слушай, бабушка! Супротив государя устроили заговор! Нынче ночью убить замышляют несчастного! Поспеши известить его, милая друженька, чтоб укрылся, бежал. Поскорее, пожалуйста!

Матрена. Ай-яй-яй. Ну и ну. Не гадали, не ведали, и вот на тебе: царь очутился в опасности. Мне и сон нехороший сегодня привиделся. Ты представь: эдак по полю скачет кикимора вот в таких же лоскутьях… (Показывает на Василису.)

Василиса. Чего ты расселась-то? Будет поздно! Спеши!

Матрена. А ты что разоралася? Развелось командиров… Подумаешь – «заговор». Мы не будем из этого делать событие. (Встает, открывает лицо.)

Василиса. Яродан?!

Горох. Это я, Василиса Премудрая.

Василиса подбегает к нему, Горох улыбается, и они целуются. Потом Василиса резко отскакивает.

Василиса. Ну? Беги! Что копаешься? Черепаха какая!.. (Бьет его в грудь.)

Горох. Не надо тревожиться. Я, как видишь, покинул покои, и в сумерках даже ты меня спутала с нянькою старою. Боги мне даровали отважную девушку! Так и знал: ты придешь и спасти попытаешься.

Василиса. Лгун, распутник, и наглый, и самоуверенный! Все. Прощай!

Горох. Что ж – прощай.

Василиса. Ты изгнал, обманул меня! Оставайся один! Горох. Я один от рождения! И тебя я не стану за космы удерживать! Только зная царевых продажных бездельников, я желал уберечь твою душу простецкую от житья с ними рядом! К тому же я сызмальства не выслушивал бабские нравоучения. Выйдешь замуж – Шута поучай бестолкового. Ну, а любишь меня – так иди же, иди ко мне.

Обнимаются и целуются.

СЦЕНА 14

Массовая сцена. Шут, дружина – с одной стороны. Горох, Василиса, печенеги – с другой. Бог Перун.

Жирослав. Яродан, Василиса, ни с места!

Горох. Чего?! Недослышу я.

Ратибор. Царь Горох, твоя песенка спета. Все! (Достает плакат «Долой режим!».) И долой твой режим! Смерть тирану, мучителю!

Горох. И кого ж вы на царство отныне наметили?

Шут выходит вперед, поднимает меч.

Шут! И ты! И ты, Шут! (Смеется.)

Шут. Помолитесь, все кончено. (Василисе.) Ты нарушила слово. Вы вместе погибнете.

Василиса. Отпусти государя. Что скажешь – все сделаю. Шут. Нет! Довольно ты мною играла, бесстыжая! (Обнажает меч.)

Василиса. Пред гостями хотя б постыдился…

Горох. «Царь» будущий! (Смеется.)

Прибегают печенеги и Матрена, становятся рядом с Горохом и Василисой.

Шут. А гостям – печенежным коварным лазутчикам, истребившим царя хладнокровно и пакостно, та ж веселая смерть, что и вам, уготована.

Горох. Шут какой молодец! Остроумно отмазался. Ратибор, запиши: ты ведешь нашу летопись.

Матрена. Сапоги не обтерши, пришли, нападаете! Что он вам учинил, кроме блага и счастия? Вы подумайте, сколько гороха он вырастил, сколько продал его, сколько смут останавливал, сколько штрафов собрал с нарушителей…

Горох. Нянюшка! Они в жизни своей не сваляли ни валенка, ни лаптя не сплели, ни росточка не вывели! Все дрались, наступали, стреляли да резали. Ничего они более делать не пробуют. Шут. Царь каков – таково и его окружение.

Жирослав. Как возглавишь дела – так они и покатятся. Горох. О, слыхала любимую ихнюю присказку? Царь во всем виноват.

Печенег. Ну, у вас и обычаи!.. И как часто вы эдак, подвыпив, ругаетесь?

Жена печенега. И всегда ли доходит до членовредительства?

Шут. Помоги нам, Перун! Помоги победителям!

Появляется Перун. Необычное создание, похожее на то, как его изображают. Могучий и устрашающий.

Перун. Я явился на зов. Призывали Перуна вы? Я готов вам помочь. На колени!

Ратибор. О господи….

Жирослав. Да-да-да, это он!

Ратибор. Лик его!

Перун. Эх, позорище! Закололи овцу, чтоб Перун в лиходействии вам помог? Вы уже окончательно спятили! Час расплаты пришел. И молиться бессмысленно: я вас в пепел сотру!

Заговорщики верят и падают на колени перед Перуном.

Горох. Ну, а мы? Нас помилуешь?

Перун. Вы ступайте. Но помните: не богохульствовать, не курить, не сорить, не бесчинствовать в городе! Все. Аминь!

Горох (Василисе, печенегам и Матрене, которые поспешают за ним). Кто с царем?.. Отдышитесь, откушайте… Боги нас берегут, а по праздникам запросто навещают… (Печенегу.) А шут мой извечно кривляется! Вот слегка перебрал – и пошло, и поехало. Это вроде как местные хохмы да игрища. Ну – пока! (Всех обнимает.)

Печенег и Жена печенега. Благодарствуй, Горох, за компанию!

Они расходятся: Горох с Василисой в одну сторону, остальные – кто куда.

СЦЕНА 15

Василиса, Горох, Трактирщик.

Василиса и Горох стоят неподалеку от трактира.

Горох. Вот и все. Наконец мы одни. Моя девочка! (Обнимает ее.) Василиса. В первый раз наблюдала Перуна явление… Горох. Эх, красавец он! Верно?

Василиса. Ага… Диво дивное!..

Горох. Василиса, придворный художник Мартынушка очень сильно похож на Перуна, на Дивию и на всех остальных прародителей сущего. Он с себя их рисует, затейник.

Василиса. Какая же я дурында. Но как натурально он выступил!

Горох. Я и сам ему верю.

Василиса. Ты жив. Как я счастлива.

Горох. Яби сам добровольно ушел из правительства. Многовато хлопот: слуги врут, тунеядствуют, так и чуешь подвох! Да, бодрит, держит в тонусе, но за годы наскучило.

Василиса. А население? Заговорщики скрутят его.

Горох. Им невыгодно! Василиса, послушай политинформацию. Когда девка выходит за красного молодца, она первое время – жена образцовая. Угождает миленку: медовые пряники, белоснежный рушник да утехи любовные… Но годков через пять эта Марья-искусница обернется лентяйкою и распустехою. Так и царь: он вначале желает понравиться и дружине, и слугам, и няньке, и девушкам, и купцам, и жрецам, и себе, драгоценному. Он отважен в сражении, прост в обращении, на пиру весельчак и мудрец на судилище, не штрафует напрасно, не бьет и не вешает и желает во всем произвесть улучшения. Поначалу царю обязательно кажется, что страною пристойно никто и не правил-то, лишь с приходом его наступило цветение и настал долгожданный конец безобразиям. Но минуло три года, глядишь: поразительно! Где он, ваш величайший и ваш справедливейший? Все, что сделано нужного, – сделано сразу же, в те отрадные дни – на заре его царствия. Стал другим он отныне: ни с кем не считается, не жалеет людей, ни о ком не заботится, вас пугает, вам лжет. И тогда, Василисушка, как ты думаешь, что надо сделать?