Текст книги "Лешие не умирают"

Снова полная темнота. Эпизод, пронесшийся перед внутренним взором, совершенно истощил Ирину. Мозг щелкнул предохранителем, выключив сознание, чтобы тело снова не испытало ту страшную боль при падении.

* * *

– Ой! – Алина сидела на жестком табурете рядом с кроватью сестры, держа ее за руку, которая лежала поверх одеяла.

– Что – ой? – Максимыч напрягся и вопросительно посмотрел на девушку.

– У нее палец дернулся.

– Показалось.

– Нет… опять. Позови кого-нибудь.

Максим выскочил за дверь и через несколько секунд вернулся со своей матерью. Она подошла к кровати, пощупала пульс, посмотрела на зрачок единственного не закрытого повязкой глаза, после чего удовлетворенно хмыкнула.

– Зови отца, – сказала она, не оборачиваясь к сыну. Максим снова умчался из маленькой палаты.

Алина забилась в угол, пока мама Максима налаживала систему трубочек и баночек, подключая ее к вене сестры. Проследив, чтобы трубочки были полностью заполнены и лекарство из бутылки размеренно поступало в систему, она повернулась к Алине:

– Смотри за системой, я сейчас подойду. Справишься?

Алина закивала, давая понять, что ради Ирины готова и на более сложные поручения.

Глава 2
Марево

Изматывающая жара. Солнце нещадно палит, и боевой костюм не спасает, наоборот, бронежилет раскаленной сковородкой давит на плечи, вытягивая последние остатки сил. Ноги вязнут в песке, но надо идти вперед. Вперед, назад – все направления перемешались в этом зыбком мире. Можно с уверенностью сказать, что над головой испепеляющее солнце, а под ногами раскаленный песок. Пот струйками стекает из-под тактического шлема, но сухой воздух жадно всасывает в себя и эту скудную влагу, оставляя лишь шершавую кожу. Очень хочется пить, нестерпимо… Дотянувшись до фляжки, он потряс ее и услышал только шорох пересыпающихся внутри песчинок. Последние капли из фляги уже вытекли потом. Неожиданно ожили наушники переговорника: «Леший, не отставай… Держи строй… Ты меня понял?…»

– Леший, вставай. Да проснись же ты.

– Да понял я, Комок, понял.

– Что ты там понял? Какой Комок? Вставай, говорю. Это я, Гришка. Сам просил разбудить, когда охотники придут.

Будь она неладна, эта пустыня. Не отпускает даже через столько лет. Ему часто снились бои, и почему-то больше всего Африка. Слишком тяжело она далась – особенно эта, самая последняя командировка в пустыню.

Леший сел и потянулся. Железная кровать с панцирной сеткой скрипнула. Перед ним стоял Гриша – высокий мускулистый парень с короткой стрижкой под полубокс, как и у него. Сынок. Леший улыбнулся. Какой, к чертям собачьим, сынок? Дожил до шестого десятка, не завел, так и нечего начинать, даже в мыслях. Гришка – воспитанник, друг, ученик, просто хороший парень, с которым не страшно и в пекло залезть… как и те ребята… оставшиеся в пустыне. Он помотал головой, вытряхивая образы воинов в пустынных «ратниках», которые стояли перед глазами.

– Что у нас плохого? – он потер ноющее после старого ранения по утрам правое плечо. Боль постепенно отступила, затаившись на границе сознания.

– Так, ничего пока. Ребята пришли – все. Вот я и бужу.

Леший кивнул. Нет что-то все равно не так. Плечо стало беспокоить чаще, но Алексей к этому уже почти привык – причина не в этом. Почему так тихо и душно? «Ясно, что мне тут пустыню навеяло».

– А что так темно и тихо?

– Да генератор опять сдох. Савелич в нем копошится – божится, что починит. А дети и бабы все на ферме. Так что с охотниками?

– Пошли. – Леший встал, натянул жесткий свитер, позволив себе поморщиться, когда всовывал ноющую руку в рукав – под грубой вязкой Гришка гримасы боли не увидит, – и перепоясался широким ремнем с висевшей на нем кобурой.

Убежище, расположенное в переоборудованных подвалах Центральной районной больницы, было погружено в полумрак. Редкие тусклые лампочки указывали светлой дорожкой коридор, где в самом конце слышались лязганье железяк и чертыханья хриплым мужским голосом. Убежище было непривычно пустынным. Понятно, что никому не хотелось сидеть в темноте, но как-то не по себе. Будто вымерли все. Леший даже остановился и поплевал через левое плечо, насколько эта мысль его испугала. «Ну, вот и в приметы стал верить. Раньше такого за собой не замечал. Старею, наверное».

Вдали затарахтел движок, и лампочки, мигнув, загорелись ярче, осветив длинный, обложенный белым кафелем коридор больничного подвала. Из генераторной, вытирая замасленные руки, вышел невысокий худой мужчина. Рассмотрев приближающихся к нему Лешего и Гришку, он безнадежно махнул тряпкой в сторону тарахтевшего за спиной генератора.

– Биотопливо, чтоб его… умаялся карбюратор прочищать – забивается через день, как по расписанию. Хоть бы капельку дизеля.

Леший сокрушенно покачал головой:

– Где ж его взять? Последнюю твою капельку из АЗС лет пять назад выкачали.

– Недолго он на нем протянет, – Савелич посмотрел на Лешего. – Что тогда делать будем – велосипед крутить?

Что ответить старику? Леший и без него видел, что ситуация все больше заходит в тупик. Маленькая община неуклонно скатывалась в средневековье. Охотники уже давно отложили весь «огнестрел», оставив последние боеприпасы на особый случай, и перешли на самодельные арбалеты и луки. Он не знал, что делать. Точнее, знал. Надо искать более сильную общину выживших. Но как это сделать? И больше всего он боялся, что не успеет этого сделать. Не хватит у него сил.

Пожав плечами, Леший повернулся спиной к электрику и направился к пролету лестницы, за которой в полумраке виднелась склепанная кузнецом из листов железа гермодверь. Что сказать на очевидное – по всем законам вероятности, да и невероятности тоже, они уже давно должны были вымереть, как динозавры. А уж запас прочности этого самодельного генератора, «слепленного» на коленке из движка полуразвалившегося «зилка», должен был не то, что закончиться, а даже и не начаться… собственно, как и всего убежища в целом. Чудо, что это все еще стоит… держится на честном слове и голом энтузиазме людей. Везде одни сплошные чудеса. И главное, самое большое чудо, что эти самые две с небольшим сотни людей борются за существование, цепляются за жизнь, умудряясь еще вырывать из этой безнадеги свои крохи счастья – право на маленькую цивилизацию. У них получилось организовать общину, наладить электричество, на ферме выращивались куры, свиньи и козы, на поле зрели картошка, морковь и свекла. Не бедствовали, но все вручную. Половина народа – дети и женщины – вкалывают на поле и ферме. Вторая – мужики, стоят дозором вокруг, отгоняя особо наглых диких животных. Город уже давно превратился в лес, по которому рыскают голодные твари. Коварно опасных нет… пока нет, но это лишь вопрос времени. Не зря охотники ходят по соседним деревням группами. Лес, окружающий город и уже пробующий его границы на прочность, стал похож на дикие джунгли. Не хуже тех, которые еще помнил Леший. Такие же непролазные и опасные. Жизнь среди таких джунглей трудна, но это все-таки не сравнить с тем, что они пережили в первые годы – страшный период, когда болезни, эпидемии, голод унесли девять из каждого десятка, не разбирая ни пола, ни возраста, ни уровня мастерства и значимости для всех. Вот оно – еще одно чудо: хоть кто-то остался к тому моменту, когда большая зима ушла.

И Леший во главе этой горстки упорных, не желающих признать своего поражения, людей. Он взял на себя эту тяжкую ношу, несмотря на то, что по натуре всегда был одиночкой. Почему именно он – не знал. Получилось как-то само собой. Люди шли к нему за советом, и он рассказывал все, что считал правильным, показывал, что умел. Кормил детей с большими голодными глазами. Подкармливал женщин, которые отнимали крохи от себя и детей – для своих мужиков, чтобы у тех были силы сходить с Лешим и принести хоть какую-то добычу. Тогда от того, что они принесут, зависели сотни жизней. Наверное, благодаря его отряду охотников они и уцелели в то страшное время. Скорее всего, община погибла бы в первый год. Но они выжили. Очень хотели – и выжили. Рыскали по вымерзшему городку и мертвым окрестным деревням в поисках скудных запасов, гоняясь за голодными и опасными зверями по заснеженному лесу, выкармливая каждую уцелевшую скотинку, отрывая от себя и споря до хрипоты с соседями о том, что ее надо сохранить, а не сожрать прямо сейчас. А потом, когда снег сошел, раздирали руки в кровь, снимая верхний зараженный слой земли. И радовались как дети первому «чистому» урожаю на своем «поле».

А теперь мир изменился, и приходится учиться наравне со всеми, но люди… люди продолжают приписывать все заслуги ему, продолжают спрашивать у него совета, хотя разбираются во многом уже гораздо лучше. Приятное, но тяжкое бремя лидера. Все успехи общины ставились в заслугу главе, но и все ошибки твоих людей также приходиться брать на себя. Две стороны одной медали.

За спиной лязгнули запоры внутренней гермодвери. Небольшой тамбур, служивший шлюзом, был пуст. Множество шкафчиков с висящими в них армейскими ОЗК, противогазами и «боевками», добытыми в соседней пожарной станции, загромождали все стены. Никто ими не пользовался последние лет пять. В городе, за исключением пары мест, было чисто, а охотники предпочитали костюмы из грубой кожи и респираторы. Резина и прорезиненный брезент сковывали движения и отпугивали запахом дичь, поэтому надеть их для охотника – это верная примета вернуться с пустыми руками. Леший толкнул внешнюю дверь, и та со скрипом открылась.

– Опять не закрыли? – Алексей строго посмотрел на Гришу.

– Да на фига? Все и так во дворе стоят, а там еще и внешние посты, да на крыше наблюдатель. Мимо ни одна гадина не проскочит.

– Учу вас, учу… – Леший махнул рукой, после чего развернулся и закрыл дверь на запор.

Длинный коридор пристройки заканчивался открытыми нараспашку грязными стеклянными дверями, возле которых, сидя на выцветшем, некогда красном пластиковом стуле и положив на колени незаряженный арбалет, дремал мужичок.

– Вот тебе твой пост, – Леший потряс часового за плечо.

– А, что? Я не сплю. – Мужичок вскочил и, схватив арбалет под мышку, начал усиленно протирать заспанные глаза.

Последний спокойный год расслабил людей. Ничего крупнее дикой собаки в город не забредало. Собрали хороший урожай. Первый год, когда община жила в относительном достатке. Не может быть все так хорошо, когда вокруг все так плохо. Верный признак затишья перед бурей. И как это обычно бывает, большие проблемы застигают людей в момент наибольшей их расхлябанности.

На улице было людно. Если бы не пятиэтажное здание в стиле модерн – точь-в-точь двор какого-нибудь средневекового замка. Стайки детей бегали вокруг центрального колодца, играя в догонялки. Справа в углу на огне стоял огромный закрытый котел. По сложной системе трубок в металлический бидон капал «первач», из которого Химик впоследствии «наколдует» биотопливо. Слева, на уходящих вдаль грядках, возились женщины, окучивая взошедшую картошку. Прямо напротив центрального входа в здание, под навесом, кузнец раздувал угли огромными мехами. Охотники собрались возле большого верстака, с интересом разглядывали только что выкованные наконечники для стрел и лезвия охотничьих ножей. Слышались одобрительный гул и полушутливая дележка. Не хватало только конюшни с лошадьми. Вместо них прямо возле небольших решетчатых ворот поблескивал фарами старенький милицейский «уазик».

– Все пришли?

– Нет, северной группы еще нет. Группа Михея пошла по дороге на Озерный.

– Да, большой поселок. Там мы еще не были. – Леший сел на лежащее возле колодца бревно. Дети побегали еще, но осознав, что взрослые заняли место их игры и не собираются его возвращать, переместились ближе к пыхтящему на костре «бурбулятору», развлекаясь тем, что подкладывали в огонь щепки и мелкие палочки. Из небольшого грубо сколоченного домика выскочил Химик, вооруженный хворостиной, и дети с визгом смешанного страха и восторга удрали на поле, под защиту матерей.

Леший улыбнулся деланной хмурости и строгости Химика. Добрый мужик, и детей любит, а как умерли его жена и оба сына, так и остался бобылем. Нянчится со своим самогонным аппаратом – «бурбулятором». Правда, благодаря ему община хоть с каким-никаким, а топливом.

– Давно ушли?

Гришка посмотрел на мутный кругляк солнца, просвечивающийся через облака:

– Должны уже вернуться. Я им сказал дальше Пречистого не соваться. Посмотреть дорогу, и назад.

– Подождем, – кивнул Алексей. У него были большие планы на этот поселок – удаленный от крупных городов, с собственной ГРЭС. Даже если там никто не выжил за великую зиму, их общине это место очень подходило. После первой разведки он даже хотел лично съездить туда.

– А чё ты меня Комком спросонья обозвал? – Гриша присел рядом, всем своим видом показывая, что отмахнуться от назойливого воспитанника какой-нибудь малозначительной фразой не получится.

– Приснилось, – все же сделал робкую попытку Леший. – Командир это мой. Был.

Но Гришка так просто не сдавался, требуя подробностей.

Леший понял, что отвертеться не выйдет. Он не любил возвращаться в прошлое. Слишком больно, слишком много он потерял там.

* * *

Желтый песок, красные скалы и голубое, без единого облачка, небо. Вот такой триколор… чужой, непатриотичный. А Родина захотела, чтобы пятеро вооруженных до зубов русских парней оказались здесь – в центре Ливийской пустыни. В самом ее сердце. Для того, чтобы вытащить из нее еще двух мужиков и одну бабу, не менее русских и уж совсем тут неуместных. Вообще-то, в легенде задания никаких женщин не предусматривалось, но как-то так повелось с незапамятных времен, что там, где русские, ничего по плану не происходит. Наверное поэтому, когда наша штурмовая пятерка снесла охрану базы полевого командира (тот с полной свитой, по данным разведки, был где-то недалеко от Бенгази и договаривался о выкупе за двух российских инженеров-нефтяников), мы уже сильно не удивились, когда, сбив навесной замок и открыв тесную камеру, вместо двух курносых скуластых сивых рож увидели миловидную девушку – не менее курносую, и даже более сивую, но совсем не значившуюся в планах. Мужики тоже присутствовали, но ее: «Мальчики, это же наши!»… И полные слез голубые огромные глаза. Какие уж тут планы… все пошло наперекосяк.

Охрана очухалась быстро… очень быстро. А чего еще ожидать от народа, где даже дети разбираются в оружии лучше, чем в игрушках? От моря к лагерю приближалась пылевая туча, и урчание моторов говорило о том, что это вряд ли была песчаная буря «Гиббли». Надо уходить. Срочно… быстро… немедленно. И самое плохое в этом, что большого выбора в направлениях нет – свободным оставался только путь в пустыню.

Монгол возвратил к жизни грузовик с жутким зенитным пулеметом на грубо сваренной металлической конструкции в кузове, и мы растворились в мареве ближайшего миража. К тому моменту, когда комок[1]1
  Комок – командир группы (спец. жаргон).


[Закрыть] решил, что мы так вот и выберемся в зону эвакуации на колесах, мотор многострадального грузовичка два раза чихнул и, предсмертно выдохнув из-под капота облако пара, окончательно заглох.

Малая боевая группа спецназа ГРУ – пятерка крепких бойцов в тяжелых пустынных «ратниках»[2]2
  «Ратник» – боевой костюм; включает в себя вооружение, защиту и средства коммуникации.


[Закрыть], обвешанных оружием и снаряжением, двое худых бородатых мужиков в джинсах, рваных рубашках и, почему-то, в галстуках, и девушка в шортиках а-ля Сабрина и топике цвета «вырви-глаз» – пестрая компания.

Мир сузился до четырех барханов: два по бокам, тот, через который мы только что перебрались, украшенный цепочкой следов, и следующий, нависающий над нами непреодолимой преградой – карой за то, что имели право надеяться на лучшее. Ноги вязнут в песке, каждый шаг мучение, но гражданские – молодцы, держатся. Особенно девчонка. Спотыкается, но упорно лезет за тренированными, повидавшими лихо крепкими спецназовцами. Ползет на четвереньках по осыпающемуся склону, несмотря на усталость, горячий песок и жару, будь она неладна.

Я иду последним – замок, как-никак[3]3
  Замок – заместитель командира группы, как правило замыкающий в боевом строю (спец. жаргон).


[Закрыть]. Ёмко и конкретно, как всё в жизни бойца. Оглянулся. Странное место. К нему нельзя подготовиться, его можно только принять или родиться тут. Наверное, так и выглядит Марс. Мир уныл, но одновременно величественно красив. Желтый песок, красные скалы. Днем молим бога, чтобы солнце скорее зашло и прекратило испепелять поверхность, а ночью, когда температура едва ли не до плюс десяти, мечтаем о восходе. Да, плохо придется девчонке в ее «униформе», когда лишь улыбчивая Луна выберется на небосвод.

Расстояние скрадывается, глазу не за что зацепиться. Далеко в дымке за спиной скрылись красные столбы скал, где остался разгромленный лагерь. А впереди – другие скалы: черные, похожие на пирамиды. Где-то за ними кончается бесполетная зона, а это долгожданный вертолет, отдых на корабле, выполненное задание. А пока… пока до этого надо дойти, дожить, дотерпеть.

Горизонт расплывается в мареве. Горячее небо плавит песок при соприкосновении с ним, и только чуть ближе можно различить контуры порядком опостылевших барханов. Что-то мешает, как будто запылились противоосколочные очки. Протер их тыльной стороной перчатки – нет, не показалось. Пустынный пейзаж неожиданно дополнило облако пыли. Я вскинул в свой «Винторез»[4]4
  «Винторез» – ВСС «Винторез», стрелковое автоматическое оружие калибра 9×39 мм. Наиболее распространенное оружие спецназа.


[Закрыть] – четырехкратное увеличение сильно не улучшило видимость и не прояснило ситуацию. Одно понятно – это погоня. Прижав гарнитуру переговорника, встроенного в кевларовый шлем, тихо произнес: «Командир, посмотри».

Шедший вторым за чуть выдвинувшимся вперед Монголом, Комок оглянулся на меня и, видя, что я указываю куда-то далеко, чуть ли не на Сицилию, кивнул и проворно вскарабкался ко мне на гребень бархана.

– Что тут?

– Похоже, погоня, – я все еще прижимал приклад оружия к щеке, разглядывая через оптику подозрительное облачко.

Комок достал из разгрузки дальномер.

– Почти пять километров. Скорее всего это там, где мы машину оставили. Они на своих джипах сюда не сунутся, пешком пойдут.

Пылевое облачко разделилось на два. Одно стало довольно быстро перемещаться с запада на восток, туда, где горная гряда практически уходила в море, а второе, повисев на месте, стало медленно приближаться к нам.

– Явно не пешком. Надо ускориться – они нас в клещи хотят взять. – Бойцы и гражданские расселись в низинке и томно щурились на солнышке, пока начальство обсуждало ситуёвину, а девушка жадно пила из фляжки Монгола.

– Подъем. Аллюр три креста! У нас гости, и нам надо первыми добежать до гряды. – Комок съехал вниз, поправляя амуницию. – Всё, барышня, нечего рассиживаться. Хотите побыстрее домой – поднимайте фигуру, и вперед.

Судя по данным на боевом планшете командира, до скального кряжа оставалось три с небольшим километра. Для подготовленного бегуна – десять минут. Мы были подготовлены, и еще как подготовлены. Но попробовали бы вы побегать в полной выкладке: «ратник», вооружение, амуниция – всего около двадцати килограммов, да по сыпучему песку, постоянно с горы на гору, да еще и таща на себе практически выдохшихся гражданских. «Фигура» стойко держалась на своих длинных ногах… первые пару сотен метров. А вот потом они не выдержали издевательств и то и дело норовили уронить все остальные прелести на горячий песок. В результате остаток пути девушка, вяло перебирая нижними конечностями, провела на плечах своих сопровождающих, которые передавали ее, как эстафетную палочку, не снижая при этом скорости передвижения.

Первые черно-красные каменные столбы выскочили из песка, как черти из ада. Барханы закончились, и бежать стало легче – песок плотным грунтом лежал под ногами, отзываясь, после шелеста барханов, гулким звуком на каждый шаг, как будто люди бежали не по нему, а по большому колоколу. Комок, вскарабкавшись на ближайший валун, похожий на свернувшегося клубком медведя, с интересом вглядывался в сторону уходящей вдаль цепочки наших следов. Потом достал дальномер, глянул и выплюнул зло:

– Верблюды, твою мать!

Взобравшись к нему, я вскинул «Винторез». Далеко в песках, постоянно ныряя в низины и выныривая на гребни, активно лупя пятками по бокам длинноногих кораблей пустыни, к нам скакала целая ватага наездников. Всадники с замотанными в синие платки-тагельмусты головами, закрывающими лица, оставляя только глаза, и в белых балахонах, перепоясанные пулеметными лентами, выглядели довольно грозно. Наши же родные «калаши» били прикладами по крупам неутомимых животных, а один огромный бербер-туарег даже тащил на себе снятый со станины здоровый, видавший виды, тяжеленный, «Утес»[5]5
  «Утес» – НСВ-12,7 «Утес», советский 12,7-мм крупнокалиберный пулемет, предназначенный для борьбы с легкобронированными целями и огневыми средствами, для уничтожения живой силы противника и поражения воздушных целей.


[Закрыть].

– Ты туда посмотри. – Командир постучал меня по плечу и указал на север.

Ствол ВСС послушно повернулся в указанном направлении. С севера, со стороны моря, поднимая тучи пыли, к нам неслась целая армия. Несколько внедорожников с установленными на кузовах крупнокалиберными пулеметами лавировали между черными столбами скал. И еще грузовичок, брат-близнец угнанного нами, тяжело переваливаясь, объезжал очередной валун. Судя по просадке, загружен он был на пределе своих возможностей.

Командир посмотрел на гражданских. Двое мужчин и девушка жались в узкой полоске тени, и вид у них был явно не товарный.

– Очень они нужны местному царьку… – он еще раз взглянул на приближающуюся маленькую армию. – Не уйдем мы с ними. Значит так, Леший, бери гражданских и уводи их через проход в скалах… доберись до зоны эвакуации. – Комок предупреждающе поднял ладонь, как бы заранее предотвращая мои возражения. – Я могу только тебе доверить. Если ты не доведешь – никто не доведет.

– А вы? – задал я вопрос, хотя ответ на него знал прекрасно.

– Сцепимся и утащим их на юг, в пустыню. Повезет – значит, выберемся. – Он снова прильнул к окулярам прибора и добавил, уже не отрываясь: – Уходите, у вас фора минут десять, не больше.

Обсуждать больше было нечего. Приказ надо выполнять, даже если он звучит не в приказной форме. А тратить на болтовню драгоценное время, когда каждая секунда уже во всех смыслах сокращает жизнь, – неоправданная роскошь. Спрыгнув с валуна, я подошел к гражданским. Тень не давала прохлады, но создавала хотя бы видимость оной. Мужчины и девушка устало поднялись на ноги.

– Вы со мной. Уходим быстро. Не отставать. Двигаться только по камням, на песок не сходить. Стрелять кто-нибудь умеет?

Руку поднял один. Я вынул из нагрудной кобуры разгрузки «Пернач»[6]6
  «Пернач» – ОЦ-33 «Пернач» – российский автоматический пистолет.


[Закрыть] и протянул «счастливчику».

– Без приказа не стрелять.

Мужик кивнул и сунул пистолет за пояс.

Грозный у меня помощник. Я посмотрел на бойцов группы. Четверка залегла по периметру временной стоянки, контролируя каждый свой сектор, и бойцы даже как будто не обращали внимания на то, что отряд разделяется. Только Монгол улыбнулся и постучал ладонью мне по шлему, желая удачи.

– За меня парочку… – указал я на винтовку в его руках.

Он погладил по прикладу СВУ[7]7
  СВУ – СВУ-АС (Снайперская винтовка укороченная) – самозарядная снайперская винтовка. Аббревиатура АС обозначает, что винтовка снабжена режимом автоматического огня и сошками.


[Закрыть]:

– Не волнуйся, гости обиженными не уйдут. – Монгол сощурился, сверкнув белозубой голливудской улыбкой на фоне загоревшего до черноты лица, и стал похож на воина Великого хана, подтверждая свой боевой позывной.

Уходить, зная, что спину прикрывают ребята, было тяжело. Я бы поменялся с любым, но каждый должен делать свое дело. И потому я мысленно пожелал остающимся удачи, а потом отключил на гарнитуре микрофон, словно обрывая связь с прошлым. Рация на прием еще позволит некоторое время слышать бой, но теперь я ребятам не помогу. У меня свой путь, у них свой.

Прыгая с камня на камень, я вывел своих подопечных в узкое ущелье. После яркого солнца полумрак нависающих над нами скал давил. Было ощущение, что они уже сдвигаются над нами. Жара и яркий свет остались где-то далеко позади. Тут тень и только эхо шагов носилось от стены к стене. Где-то далеко впереди ущелье выводило на новую равнину, заполненную такими же барханами, как и те, что остались за спиной. Там можно включить маяк и ждать «вертушку». Но что-то не пускало туда. Я чувствовал, что там нас ждут. Все мое нутро кричало, что туда нельзя. Это только в геометрии прямая – наикратчайший путь. Жизнь давно опровергла это правило. Я свернул в ответвление, ведущее на север.

Голосом Комка ожили наушники, вмонтированные в шлем:

– Гром, на правый фланг, держи машины. Монгол можешь убрать здоровяка с «Утесом»?… щщщ…

– Сделаем командир… щщщ…

Где-то издалека донесся хлесткий выстрел СВУ, затем еще один.

– Цель уничтожена… щщщ…

На пределе слышимости заговорили «калаши» туарегов. Отвечали ли им спецназовцы? Конечно, но выстрелов «Винторезов» на таком расстоянии слышно не было. Судя по тому, что «голос» оружия всадников постепенно затихал, ответ был достойный. Басовито загрохотал «Печенег»[8]8
  «Печенег» – 7,62-мм пулемет «Печенег» – российский единый пулемет, разработанный на основе ПКМ. Предназначен для поражения живой силы противника, огневых и транспортных средств, воздушных целей.


[Закрыть] Грома, ему ответили крупным калибром.

– Монгол, к Грому, поддержи огнем… щщщ…

– Есть… щщщ…

К пулемету присоединились выстрелы из снайперки. Мне не надо было присутствовать, чтобы видеть картинку боя. Я мог только сжимать зубы и ускорять шаг, чтобы быстрее вывести гражданских в зону относительной безопасности. Где-то далеко прогремел одиночный взрыв.

– Монгол, гранатомет – правая машина… щщщ…

– Цель вижу… щщщ…

– Гром, Монгол, меняйте позицию, прикры… щщщ… отходим на юг… щщщ…

Связь становилась все хуже, постоянно прерывалась. Бой и беглецы расходились в разные стороны, скалы тоже не улучшали прохождение сигнала, и скоро наступил тот момент, когда вместо переговоров в наушниках остался лишь треск помех. Но далекие выстрелы из крупного калибра и редкие взрывы говорили, что ребята еще держатся.

Ответвление ущелья сужалось и, в конечном итоге, привело в тупик. Нечто подобное я и ожидал. После осмотра вертикальной стены, на первый взгляд абсолютно гладкой, мне стало ясно, что не так все плохо: на высоте примерно десяти-двенадцати метров возвышалась терраса. При определенном навыке и небольшой удаче можно туда взобраться, а дальше… дальше будет видно.

Я снял рюкзак, скинул на землю разгрузку, шлем. Девушка и парни смотрели на меня глазами, полными восхищения и ужаса. С неохотой протянул парню, которому раньше давал пистолет, свой «Винторез».

– Как тебя зовут?

– Сергей, – он немного подумал, – а это Николай и Татьяна. А вас как зовут?

– Зовите меня Леший. Вот что, я сейчас залезу вон туда, а ты держи проход.

– А что, могут?…

– Не должны, но на всякий случай.

Я достал из рюкзака альпинистское снаряжение: моток веревки, карабины, фиксаторы, спусковики и оценивающе посмотрел на стену. Первые метры прошли на удивление быстро, а вот дальше… дальше стало труднее – наклон под самой террасой стал практически отрицательным, и на нее я вскарабкался только на пальцах и на матерных словечках, которые шептал себе под нос для душевного равновесия. Отдышавшись, я посмотрел вниз. Увидев меня, Татьяна запрыгала, хлопая в ладоши, как маленькая девочка, увидевшая цирковой номер. Терраса узкой тропинкой огибала скалу, постепенно поднимаясь по спирали выше. В принципе для меня она не представляла большой сложности, но что делать с гражданскими? Вот запаникует эта хлопающая в ладошки, и что? Вызывать пожарников? Но выбора не было. Закрепив веревку, я скинул конец вниз.

– Привяжите рюкзак, разгрузку и оружие.

Так, по очереди, я поднял сначала снарягу, затем чуть не надорвался, втаскивая более крупного Николая, затем, уже вдвоем, мы подняли повизгивающую от ужаса Татьяну, и уже последним – добросовестно несущего дозор Сергея. К тому моменту, когда все оказались на террасе, я осознал, что уже давно не слышу выстрелов и взрывов. Эфир тоже молчал. Хотелось надеяться, что бой укатился так далеко, что звуков его уже не слышно, или ребятам все-таки удалось оторваться. Но… ох уж это «но». Слишком большой перевес в силе… Я молча натянул амуницию. Ребята все понимали. Не дураки. Татьяна даже носом зашмыгала.

– Обвяжитесь веревкой. Идем медленно, прижимаемся к стене.

Сухая шершавая стена притягивала к себе, как магнит. Это только со стороны тропинка казалась широкой дорогой – когда под ногами всего лишь полметра неровной наклонной поверхности, а внизу в полумраке скрываются острые камни, стена кажется такой родной и близкой. Татьяна, цепляясь тонкими наманикюренными пальчиками, мелкими приставными шажками шла между Сергеем и Николаем. В отличие от кроссовок мужчин ее балетки меньше всего были приспособлены для путешествия по скалам. Ноги постоянно соскальзывали, и если бы не веревка, обвязанная вокруг ее талии, и крепкие руки мужчин…

– Долго еще? – ее умоляющий взгляд и кровоточащий сорванный ноготь говорили, что девушка уже на пределе.

– Сам здесь впервой, – я пожал плечами, но в бронежилете и разгрузке движение получилось скованным и нелепым. – К вечеру куда-нибудь доберемся.

А вечер был уже не за горами. Точнее, как раз туда он и закатился. Обойдя гору, мы оказались на восточной ее стене, и солнце, скрывшееся за горой на западе, намекало, что до ночи осталось не так уж и долго. Заканчивалась тропинка небольшой площадкой, и дальше никакой дороги не было – вертикальная стена вверх и вниз.

– Можно чуточку отдохнуть? – не дожидаясь ответа, девушка устало рухнула прямо на голые камни. Она с ужасом рассматривала свои поломанные ногти и стертые до крови голые коленки. Парни опустились рядом и пустили по кругу флягу с водой.

– Водой не увлекаться, по паре глотков, не больше.

Перед нами расстилалась песчаная равнина. Где-то далеко за ней Египет с его пирамидами. Но он так же недостижим, как и родная Россия. Какие-то солнечные зайчики прыгали по камням справа возле самого предгорья. Если я не заблудился, где-то в том месте выход из ущелья. Открыв защитные крышки прицела, я поднял «Винторез». Солнце за спиной, и оптика бликовать не должна.

Чуйка меня не подвела. Не зря мучились и сбивали коленки – впереди нас ждали. И ждали серьезно. Заслон был рассчитан на то, чтобы закупорить всю группу: крупнокалиберный «Утес», держащий на прицеле выход из ущелья, способен смести целую армию. Да еще пехота – я насчитал десяток, но наверняка их больше – вон в сторонке стоят два грузовых внедорожника.

Солнце уже совсем опустилось за горный кряж, и тени удлинились, пожирая бело-желтые пески пустыни. Надо спускаться. Главное, чтобы веревки хватило.

Слава богу, веревки хватало с запасом. Снова предстояло решать задачку про волка, козла и капусту. Но лиха беда начало – первый раз получилось, выйдет и сейчас. Зафиксировав специальным узлом за выступ веревку и вручив Сергею «Винторез» с пожеланием не стукнуть оптику об камни, я отправил парня вниз. Следующим довольно сноровисто съехал Николай. Последней бережно спустили Татьяну. Я не стал заморачиваться долгой фиксацией и спрыгнул на спусковике, лихо затормозив у самой земли.

– А как мы веревку снимем? – Татьяна с сожалением смотрела на прочный нейлоновый альпинистский канат, вытянувшийся по всей длине.