Текст книги "Беседы шалопаев или золотые семидесятые"

– Не все так просто…

– По-моему, это самое сильное место романа. Щемящая нота потери, исчезновения, несвершенности. Тема высшей несправедливости – необязательной смерти. Особенно трогает описание последних часов жизни Ленского, его встречи с Ольгой накануне дуэли. Вдруг оказалось: то, что для него стало вопросом жизни и смерти, для нее было случайным эпизодом, невинным развлечением в скуке уездной жизни. Провинциальной девушке польстило внимание Онегина, таинственного затворника. Она слегка заигралась – ничего серьезного. И вот Ленский с горечью и растерянностью осознает пустячность повода, ненужность дуэли. Ведь достаточно было выяснить отношения в тот же вечер…

– Но затронута честь, и нет пути назад.

– Да, в этом все дело. Но Ленский ничем не выдает трагичности ситуации. Обыденность всего происходящего просто потрясает! Какие-то незначительные разговоры, бытовые дела, банальные слова. О чем? Зачем?! Если через несколько часов тебя не станет! Весь мир, абсолютно все исчезнет! Навсегда!

– Но для других людей идет обычная жизнь.

– Да, это так. И Ленский уезжает, так и не открыв ей душу:

 
«…Сжалось
В нем сердце, полное тоской;
Прощаясь с девой молодой,
Оно как будто разрывалось.
Она глядит ему в лицо.
«Что с вами?» – Так. – И на крыльцо».
 

А потом сама дуэль: обычный зимний день, невзрачный пейзаж, тяжесть поднимаемого пистолета – все ненужное, нереальное, страшное в своей свинцовой простоте и неизбежности. И вдох холодного воздуха – последний миг молодой, на самом взлете жизни. Нажатый спуск, отдача, громкий хлопок, и стая взлетевших с криком ворон. И все. Не будет ни свадьбы, ни счастья, ни стихов. Ни самой жизни. Ничего!

– Но как гениально это передал Пушкин!

– Да, гений, конечно, гений! Но сейчас речь идет о подлости Онегина. Он же убил не только своего приятеля, но и его талант. Ведь не было никакой неизбежности! Вот что дико. Жизнь Ленского была в его руках. Отбросить в сторону пистолет, шагнуть навстречу, повиниться, обнять друга – что помешало ему сделать это? Тем более что он прекрасно понимал и свою неправоту, и простительную вспыльчивость юного поэта. Но он не сделал этого!

– Ты думаешь, он убил его сознательно? Из зависти к таланту?

– Весь ужас в том, что повод был намного мельче. Сволочь-честь – она во всем виновата. Онегин был ее заложником: «Но дико светская вражда боится ложного стыда». Условности света: «шепот, хохотня глупцов. И вот общественное мненье! Пружина чести, наш кумир!». Ведь на дуэли был свидетель, Зарецкий, эта кровожадная тварь. Негодяй, которому хотелось устроить острое развлечение себе и скучающей уездной публике. Который умышленно вел дело к трагическому исходу. Именно его выбрал в секунданты вспыльчивый Ленский, лишив себя и Онегина шансов на примирение.

– Но почему для Онегина было так значимо мнение этих людей? Ведь он считал себя выше этих жалких провинциалов.

– Потому что наша честь – в устах нашего окружения. А честь была главной ценностью в жизни Онегина. Ведь он сам был никем и ничем. Ни на что не годный ум, душевная пустота, ничем не подкрепленные амбиции. Потеряв честь, он терял все, превращался в полное ничтожество. Каковым, по сути, и был.

– А Ленский?

– Он не мог первым сделать шаг к примирению. Это значило бы признать право любого мерзавца оскорблять себя. Развитие событий от него уже не зависело.

– Но стоило ли доводить до этого? Может, Ленский погорячился с этим вызовом?

– У Ленского не было выхода. Ведь он защищал не только свою честь, но и честь невесты. Это была единственно возможная реакция на оскорбление.

– Да, не зря государи запрещали дуэли…

– Чтобы безрассудные подданные не ставили на карту не только свою жизнь, но и дар, полученный свыше: «Быть может, он для блага мира иль хоть для славы был рожден». Но главная несправедливость в том, что Онегин не понес никакого наказания за это убийство. А Ленский, наоборот, был наказан еще раз, посмертно. Его признали самоубийцей и похоронили, как недостойного, вне кладбища. То есть, убили еще раз! Убили его чистую душу, надругались над памятью честного человека. Это чудовищно!

– Победителей не судят.

– Да, это так. Победители судят побежденных. Это жестокая реальность мира. Победитель прав, даже если он тысячу раз неправ! Прав некой метафизической, ни от чего не зависящей правотой. Правотой оставшегося в живых. И оказывается, это самое главное. И разве можно после этого говорить о высшей справедливости? Когда зло – дикая, грубая сила или дьявольская хитрость – побеждает, и торжествует над добром? Этого я не понимаю. И не принимаю. Не могу простить ни Богу, ни природе…

– И как быстро забыла о нем та, за чью честь он отдал свою молодую жизнь!

– Так погибли многие талантливые люди. Был такой гениальный математик Галуа, убитый на дуэли в юном возрасте. Как и Лермонтов. Такая же судьба постигла самого Пушкина. Высоцкий тоже кидался в драку, не задумываясь. В защиту эфемерной чести…

– А может, правильнее было бы сдержаться, подавить гнев, задушить суку-честь?

– Нельзя. Иначе они перестали бы себя уважать. В такие моменты не до размышлений. Бывают ситуации, когда приходится принимать бой. В конфликте с подлецом честный человек не может ни опускаться до его уровня, ни уступать, ни прощать оскорбления…

– А если это специально подстроенная ловушка? Провокация. Ведь случалось и такое. Может, стоит просто обматерить эту сволочь и выйти, хлопнув дверью, сорвав планы заговорщиков. И плевать на досужие разговоры!

– В те времена других вариантов не было. Дворяне обязаны были защищать свою честь – вызывать на дуэль и принимать вызов. От равных по сословию.

– А от неравных?

– Защищали слуги. А еще у знати было право на личное оружие, для самообороны. Но каков негодяй Онегин! Самовлюбленное ничтожество! Подонок – с первых до последних строк романа. Начиная с издевательского отношения к умирающему дяде и заканчивая попытками совратить Татьяну, замужнюю женщину.

– Ну, ты слишком серьезно его судишь. Есть мнение, что «Онегин» это вообще сатирическое произведение. Таким его сначала замыслил Пушкин, таким его считала и Ахматова…

– Ничего себе шуточки: «Когда же чорт возьмет тебя?»! Меня всегда коробила эта насмешка над умирающим человеком. И, вообще, непонятно, как Пушкин может симпатизировать Онегину? Это характеризует уже его самого…

– Известно, что он открещивался от прямых аналогий.

– Но ведь сам признается, что любит своего героя, что нашел в нем родственную душу. Фраза «кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей» явно авторская. Она очень о многом говорит. О чем? О той же неистребимой гордыне. О том, что он тоже не прощал обывателям их человеческих слабостей. Сколько эпиграмм написал сам Пушкин, скольких людей обидел!

– И многих заслуженно.

– Но за что такие гордецы презирают окружающих? За то, что люди несовершенны? А разве сами они безгрешны? В этих высокомерных снобах не было ни сочувствия, ни христианского смирения. Дьявольская гордыня терзала их души. Ты только послушай:

 
«Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Еще приятнее в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить в бледный лоб
На благородном расстоянье…».
 

Видишь, что ему было приятно? Разве это человеколюбие? А ведь это собственное мнение Пушкина!

– А как издевались над самим поэтом! Кто-то из современников писал, что, впервые увидев Пушкина, был поражен его сходством с «обезианою». Представляешь, что о нем говорили за спиной?

– Выходит, гений и злодейство совместимы? О чем же он тогда вопрошает в «Моцарте и Сальери»?

– Значит, не был уверен. Искал ответ в истории, у великих.

– Это и так ясно. Ничто не мешает гению быть злодеем.

– А Сократ считал, что культура интеллекта может сделать людей добрыми.

– Сократ неправ. Таланты и умения никак не связаны с нравственностью. Это разные свойства человеческой натуры. Кто такой злодей? Вампир с клыками? Нет, обычный внешне человек, наш современник. Только мыслящий иначе. Решивший, что нравственные и прочие ограничения его не касаются. Настолько высокомерный тип или, наоборот, звероподобный выродок, что жизнь другого человека для него не представляет ценности. Который может спокойно «ему готовить честный гроб и тихо целить в бледный лоб». А в основе этой гордыни психология сверхчеловека. Байрон их всех заразил, этой детской болезнью. А Ницше потом усугубил. И эта болезнь многих привела к летальному исходу. И Лермонтов ею страдал, вместе с героем своего времени. Тоже убийцей, кстати.

– Ты сгущаешь краски. Стихотворные строки это не злодейство.

– Но это готовность к нему. Преступник это внутреннее состояние. Мы и представить не можем, сколько вокруг скрытых злодеев.

– Ну ладно, не будем о грустном. А как, по-твоему, могла сложиться дальнейшая судьба Онегина?

– Да никак! Все, что смог придумать Пушкин, это отправить его в бессмысленные путешествия. Козе понятно, что это пустое дело. И получился скучный путеводитель по туристическим достопримечательностям, поверхностные описания быта и нравов местного населения. Да и с самим Онегиным ничего интересного не происходит. Похоже, Пушкин сам видел слабость этой главы и решил не включать ее в текст романа. Правда, все же опубликовал. Наверное, нуждался в деньгах. И десятая, политическая, глава, судя по сохранившимся отрывкам, была ничем не лучше. В общем, Пушкин так и не смог довести до ума свое самое масштабное творение.

– И ты даже знаешь почему?

– Конечно! Потому что это единственное крупное произведение, сюжет которого он придумал сам, а не взял со стороны. Положил в основу настолько вторичный в байроновские времена образ, что его впору рассматривать как пародию. С самого рождения это было ущербное дитя. И писал он его без системы. Уходил в детали, а важное пропускал. А потом просто махнул рукой…

– А я где-то читал, что он хотел его доработать. Но, похоже, не было возможности, обстоятельства не сложились.

– А ведь занимался им как ничем другим, на протяжении почти восьми лет. Мешали другие замыслы? Не хватало времени, сил, терпения? Скорее всего, силы воли. Ведь ему всегда все давалось легко. А здесь нужно было капитально засесть, перетряхнуть роман, выбросить лишнее, дописать недостающее. Легко не получилось, и он отступил. Я думаю, просто не осилил, не потянул…

– Господь с тобой!

– Это была главная неудача всей творческой жизни Пушкина.

– За эти слова Белинский вызвал бы тебя на дуэль.

– А я бы охотно принял вызов. При одном условии: чтобы по ее итогам на моей могиле было написано: «Он пал в бою за истину».

– А на могиле Белинского: «Он пал в бою за честь Пушкина». И кого больше оценят потомки? Впрочем, они тебя и без того распнут.

– Возможно, трудоемкость стихотворной формы и привела Пушкина к прозе. Но при этом был утрачен неподражаемый блеск его стиха. Недавно перечитал «Дубровского». Так себе, средней руки беллетристика. А что такое «Капитанская дочка»? Хроника приключений дворянина Гринева во время пугачевской смуты. Написать такое мог кто угодно…

– Ты что?! Есть мнение, что ничего более совершенного на русском языке вообще не написано. И не будет написано никогда.

– А у меня еще со школы вызывало зевоту. Да и название какое-то несуразное. Почему «капитанская», почему «дочка»? «Дочь капитана» звучит лучше. Но все равно сбивает на морскую тематику. Я бы назвал эту повесть просто: «Заячий тулуп».

– Ну, ты вообще обнаглел!

– Да, проза безупречная, сюжетно и стилистически. Но ведь сухая, пресная. Даже в самые страшные моменты, когда Пугачев берет приступом крепость и казнит государевых людей, Пушкин пишет об этом индифферентно: «Молодой казак ударил комендантшу саблею по голове». Как будто ударил газетою муху. По голове.

– А тебе нужно цветисто, как в бульварных романах?

– Но хоть какая-то эмоция должна быть! А у него милицейский протокол. Взял молоток, ударил жену в теменную область головы, она упала и умолкла. Пошёл, купил бутылку водки, выпил и уснул. Проснулся, зашел на кухню, там лежит жена, неживая, мешает ходить. Взял топор, разрубил ее на части среднего размера, уложил в пакеты и вынес в мусорный бак. Опять купил бутылку водки, выпил и уснул. С моих слов записано верно.

– Да ладно тебе ёрничать!

– А где эмоции, чувства? Что испытывал герой? Волновался, когда брал в руки молоток, или был спокоен? А когда рубил самые любимые части тела жены? Вспоминал, с каким вожделением расстегивал кофточку, как нежно целовал? Как вздымалась эта трепетная грудь в ту их первую ночь? Думал о жене тепло или рубил со злостью: «Толстая, зараза!»? Читателю же все это интересно.

– Ты хочешь, чтобы протокол тянул на Нобелевскую премию?

– Чтобы «Капитанская дочка» на нее тянула. Зря он тратил время на прозу. Лучше бы доработал своего «Онегина». Писать прозу, как Пушкин, могут многие, но стихи, как Пушкин, никто.

– А повести Белкина? Нет, Пушкин был гениален во всем.

– Эту ошибку, кстати, допускают многие поэты. Может, считают стихосложение несерьезным занятием? Но мне не встречался человек, который бы восхищался «Доктором Живаго». И за что там было давать Нобелевскую премию? То же самое можно сказать и о прозе Окуджавы. По-моему, его песенка о том, как он сочинял исторический роман, гораздо интереснее, чем сам роман.

– Что-то ты на ночь раздухарился. Какая еще фигура достойна твоей дубины? Замахнешься на Шекспира?

– Нет, его я уважаю. Величайший писатель всех времен и народов. Но его сонеты для нас уже скучноваты.

– А кого еще уважаешь?

– Это разговор долгий, а время позднее. Давай в другой раз.

Ну и ну! Просто нет слов. Никакого почтения к гениям, ничего святого. Ввалился в поэзию, как слон в посудную лавку. С этими своими дурацкими кластерами. Гляди-ка, поверил алгеброй гармонию! Применил математику к тонким поэтическим материям. Не чувствуя поэзию, ничего в ней не понимая. Ну и наглец! И все же, все же… Что-то в этом есть. А если и впрямь математическая логика лучше мутных литературоведческих анализов? Может, «физики» действительно сильнее «лириков» на их гуманитарном поле? Бог его знает. Конечно, будь на моем месте специалист, он бы отбил наскоки наглого дилетанта. А может, отбил бы ему еще что-нибудь – за издевательство над «солнцем русской поэзии». А что сделали бы с ним литературоведы и учителя русской литературы! Страшно представить. Подумать только – на Пушкина замахнулся! На самое святое, на нашу национальную гордость. Но если вдуматься, в чем-то он прав. Хотя бы в свежем взгляде на предмет. Ведь объективно говоря, роман Пушкина действительно произведение неровное. А сам Онегин однозначно неприятный тип. И Ленского жалко. Какая трагическая судьба! И как гениально это описал Пушкин.

Бывало, что он куда-то пропадал, не появляясь в общежитии неделю, а то и две, и объяснял это, без особых подробностей, служебными командировками. Но какие командировки могут быть у сторожа? Странно это, очень странно.

Драка на пляже

Иногда наши выходные дни были заняты какими-то делами, и на загородную базу времени не хватало. Тогда мы отправлялись на пляж городского озера. Здесь вода была похуже и песок не столь чист, но зато можно было вволю поиграть в волейбол. В разных местах пляжа перекидывались мячами отдыхающие в случайно собравшихся кружках. А завсегдатаи, мастеровитые игроки, собирались отдельно, на обустроенных площадках, с сеткой, с красивыми импортными мячами. Это были свои, постоянные компании, и войти в игру к этим профессионалам мог только человек очень уверенный в себе, волейболист соответствующего уровня. Мало кто из случайных зрителей отваживался на это, не боясь опозориться. Я тоже не решался. А он выходил. И его сразу же, с первых ударов, признавали своим. Он отлично играл на всех позициях. У него было несколько отработанных подач: силовая – крюком, с разворотом из-за спины, и фирменная – в прыжке, с сильной боковой подрезкой, после которой отбитый противником мяч улетал в сторону. Игровое чутье и острая реакция помогали ему блокировать нападающие удары над сеткой и отражать их на задней линии. Я знаю мощь таких ударов, когда мяч буквально обжигает кожу рук. А он ухитрялся их принимать и оставлять над площадкой. Но особенно хорош он был в атаке. Он обладал редким и самым ценным качеством волейболиста – мощным высоким прыжком. Это природное свойство не зависит от роста и объема мышц. Мне приходилось видеть невысоких, худощавых ребят, которые, благодаря взрывному прыжку, успевали подняться над сеткой раньше высокорослых защитников и с высоты вколотить мяч в середину площадки. А в нем все это было от бога – и рост, и сила, и скорость. Когда он получал хороший пас и взлетал над сеткой как туго натянутый лук, с эффектным разворотом корпуса и отведенной для удара рукой, им нельзя было не любоваться. А нанесенный в самой верхней точке удар, когда он от души вкладывался в него, просто сокрушал все на стороне противника.

Волейбол прекрасен! Я с детских лет любил спорт, с радостным нетерпением спешил на любую площадку, откуда доносился звон мяча и крики мальчишеских компаний. Включался в любые спортивные игры, но больше всего мне понравился волейбол. За его эстетику, за гармоничное сочетание мощи и ловкости, за полноценную нагрузку на все группы мышц, за разнообразие и неожиданность игровых ситуаций. За могучую силу ударов и невероятную реакцию при их приеме, за красивые и неожиданные пасы, за отчаянные прыжки в попытке достать безнадежно уходящий мяч. И за то, что это иногда удается.

В тот день он был в ударе, и его команда обыгрывала всех. Полюбовавшись на игру мастеров, я отправился на любительскую площадку. Спортивный азарт увлекает, и время летит незаметно. Часа через полтора, наигравшись вволю, отправляемся купаться. Окунуться в прохладную влагу, словно шипящую на потных, разгорячённых телах – истинное блаженство! Свежесть воды смывает усталость, возвращает бодрость и энергию. Мы заплываем на середину озера, подальше от шумного пляжа, ныряем, кувыркаемся, отдыхаем на спине, глядя в безоблачное небо. Хорошо! В юные годы такие простые радости кажутся нам естественными и неизбывными, как сама молодость. И только с возрастом, теряя их вместе с иммунитетом, энергией и остротой ощущений, мы осознаем их истинную ценность. И то, что для счастья человеку не так уж много и нужно.

Выйдя из воды, решили пройтись по берегу, чтобы слегка обсохнуть, а заодно, как говорится, на людей посмотреть и себя показать. Отметив нескольких интересных людей, вернулись на свое место, растянулись на покрывалах, достали журналы и погрузились в чтение. А солнце постепенно набирает силу, наливает тело истомой, журнал сам собой накрывает лицо, и сквозь дрёму все глуше слышится шум пляжа. Через некоторое время он сказал:

– Что-то скучновато. Не развлечься ли нам слегка? Заметил пару блондинок, возле кустов? Одна в красном купальнике, другая в черном. Прямо по Стендалю. Понравились? Ну, идем знакомиться.

– Вот так, запросто? Нужен хоть какой-то повод.

– Ну, ты даешь! До сих пор в комплексах? Мучаешься, как бы подойти, что бы такое сказать поумнее?

– Честно говоря, есть какой-то барьер…

– В твоем цветущем возрасте? Стыдно, юноша!

– Ну, почему? Я тут недавно познакомился. Увидел на улице, в очереди за виноградом…

– Поздравляю! И как успехи? Установил контакт?

– Нет, сразу не получилось. Она была с подругами, потом зашли в общежитие…

– В соседнее? Ну, это вообще не проблема!

– На следующий день подкараулил, придумал какой-то повод, заговорил, узнал, как зовут, договорился пройтись вечером. Ну, прогулялись, поговорили. Правда, говорил в основном я, она больше молчала. И ответной реакции не было…

– Не бросилась на шею? Да как она смеет!

– Да ладно тебе!

– И что, не смог сразу обаять? Красноречием, умом, душевной тонкостью.

– В том-то и дело, что нет.

– Странно. Женщины любят ушами. Если мужчина ей интересен, она будет слушать любую чушь, которую тот несет. Хоть о работе карбюратора, хоть об устройстве Вселенной…

– И что, им это без разницы?

– Абсолютно! Потому что важны не слова мужчины, а его отношение к ней. В идеале нужно говорить какие-то милые, приятные глупости. Конечно, из вежливости она вытерпит и твои философские измышления. Но ей нужно, чтобы ты увлекался ею, а не темой разговора. А ты, небось, обрушил на бедняжку всю мощь своего могучего интеллекта? Понятно. На первом же свидании изнасиловал девушку в интеллектуальной, то есть, извращенной форме.

– Но я же хотел заинтересовать, увлечь…

– Ну и дурак. Только запугал девицу. Вот уж действительно горе от ума. А стоит ли вообще овчинка выделки?

– Понимаешь, лицо красоты необыкновенной. Но словами не передашь…

– С первого взгляда, значит? Тяжелый случай. Сочувствую.

– Хуже всего, что интереса не проявила, к дальнейшим встречам. Вот что убивает…

– Скорее всего, в ее сердце хранится другой идеал. А ты ему не соответствуешь, не герой ее романа. Обычное дело. Но это совершенно не смертельно. Живой человек может заместить воображаемый образ. Любой молодой, симпатичный, умный мужчина имеет шансы. В тебе все это есть? Есть-есть! Не отпирайся. Значит, ты вооружен и очень опасен. Для любой девицы. Она ведь тебя не прогнала, не отказалась от встреч?

– Нет.

– Значит, нужно проявить настойчивость. А неберущихся крепостей нет. Но будь осторожен. Мужчина не должен сломя голову бросаться в любовные приключения. Мы, в отличие от легкомысленных девиц, должны думать о последствиях отношений. Если сильно увлечешься, сам не заметишь, как женишься. А оно тебе надо? Так что хорошенько подумай над своим безответственным поведением. А пока проведем практическое занятие. Сейчас будет импровизация мастера. Учись, студент!

Он легко вскочил на ноги, картинно потянулся, надел черные очки и, поигрывая всеми своими бицепсами и трицепсами, вальяжной походкой направился к избранным объектам. В своих узких плавках в красно-синюю полоску, с гривой золотистых волос, загорелым, мускулистым торсом, рельефным прессом и тонкой талией он был поистине неотразим. Найдется ли крепость, которая устоит перед таким обаянием?

Вблизи девушки оказались еще эффектнее. Одна из них, в замысловатом, импортном, черно-белом купальнике и темных очках, загорала, раскинувшись в весьма фривольной позе. Другая возлежала на боку, покусывая травинку, и задумчиво глядела в сторону озера. Ее фигура в красном бикини изящно изгибалась от плеча к тонкой талии, эротично вздымалась высоким бедром и плавно убегала вниз стройной линией скрещенных ног. Девушка была вызывающе красива, красива какой-то недоступной кинематографической красотой. Я бы, конечно, никогда не решился заговорить с такой красоткой. А он без тени смущения подошел к парочке и, сияя своей ослепительной улыбкой, обратился к девушке в красном:

– Извините, девушка, вы не знаете, до какого времени работает пляж?

– По-моему, круглосуточно. А что, вам не хватает дневного времени? Или вы предпочитаете загорать ночью?

– Нам не до загара. Мы здесь при исполнении служебных обязанностей.

– И какие же обязанности исполняют на пляже атлетичные блондины в очках и плавках? Вы спасатели, что ли?

– Ну что вы! Все намного серьезнее. Разрешите представиться: тайная полиция нравов. Только вам, и совершенно конфиденциально, могу сообщить: сегодня на пляже проводится секретная операция. По проверке нравственности у отдыхающего контингента.

– Интересно! А где же ваша форма, фуражки, портупеи?

– Мы здесь инкогнито. Маскируемся под местное население.

– С помощью очков и плавок?

– Да. И не имеем права снимать их в самых опасных ситуациях.

– Очки или плавки?

– Очки, конечно. Но мне нравится ход ваших мыслей.

– Однако это не то, о чем вы подумали.

– Жаль. Были очень забавные случаи. Когда снимали не то…

– А вот эти подробности нас не интересуют. А почему вы решили начать с нас? Чем мы привлекли ваше особое внимание?

– Ну что вы, сударыня! Никаких подозрений. Но смею заметить, что вряд ли на этом пляже найдется мужчина, не обративший на вас внимания. А мы здесь работаем с самого утра, и уже почти весь пляж проверили. Даже устали.

– Глядя на вас, этого не скажешь. И каковы результаты?

– Они поистине удручающи.

– Странно. Вроде бы вокруг вполне приличные люди. Если не считать вон ту шумную компанию…

– А это как раз единственное светлое пятно. Все остальные безнадежно добропорядочны. Воистину унылая картина.

– Ах, вот вы в каком смысле! И вы надеетесь найти здесь нечто противоположное? Тогда вы не по адресу. Вряд ли мы оправдаем ваши ожидания.

– Помилуйте, сударыня! Вы нас не так поняли. И в мыслях не было ничего такого, платонического…

– Кроме того, здесь есть кому позаботиться о нашей нравственности. Вон идут наши парни. Знакомиться будете? А, может, заодно и у них нравственность проверите?

– Ну что вы! В этом нет никакой необходимости. И без того понятно, что здесь нравственность просто зашкаливает.

– Так и запишите.

– О чем речь! Если понадобится справка, обращайтесь в любое время. Желаем приятного отдыха.

– А вам успехов в вашей трудной и опасной службе.

Завершив изысканную беседу благородным кивком головы, он встал и неспешно направился к озеру. Я поплелся за ним. Некоторое время он молча шел вдоль кромки воды, оглядывая пляж, изредка наклоняясь и подбирая мелкие камешки. «Ага! Не все коту масленица. И на старуху бывает проруха» – со злорадством думал я. Словно угадав мои мысли, он спокойно сказал:

– Обыкновенная история. Бывает.

– А, по-моему, это было похоже на другой роман того же автора. Под названием «Облом». И последовавший за ним «Обрыв». Читал?

– Не стоит драматизировать ситуацию. Никакого облома не было. И обрыва мы не допустим. Еще не вечер…

– Но понятно.

– Я вижу, ты в этих делах легко сливаешь воду. И зря. Запомни, студент: победители отличаются от проигравших умением держать удар. Неудачи закаляют сильных и ломают слабых. Ну что же, начнем воспитывать в тебе психологию победителя. Итак, делаем красивый вираж и заходим на следующую цель…

– Надеюсь, уже без проверки нравственности?

– Не в этом дело! Была нормальная импровизация. Просто дамочки уже укомплектованы, поэтому решили показать девичью гордость. А холостой выстрел был потому, что не заметили рядом с ними мужскую одежду. Ну и что? Здесь есть и другие объекты, достойные внимания. Правда, с блондинками, похоже, сегодня не везет. Придется сменить козырную масть. Как тебе вон та парочка брюнеток, возле грибка?

– А повод придумал?

– Да вот этих камешков достаточно!

Он прикрыл камешки рукой и слегка встряхнул. Послышался сухой звук. Удовлетворенно кивнув, он пересыпал их мне в ладони:

– Твоя задача потряхивать эти камешки, остальное за мной. Вперёд, на абордаж!

И он решительно направился к грибку. Одна из девушек загорала, прикрыв лицо широкополой шляпой из золотистой соломки, другая лежала в тени, подпирая голову рукой, и читала журнал «Юность». И прической, и алой лентой в черных волосах она очень напоминала актрису Наталью Варлей. Все с той же голливудской улыбкой он присел на корточки и обратился к девушке с журналом:

– Скажите, пожалуйста, здесь не пробегала белая собачка?

– Нет, мы не замечали.

– Жаль. О, я вижу у вас четвертый номер? Там интересный рассказ Арканова в конце. Еще не дочитали? А сейчас что читаете? Викторию Токареву? Мне очень понравилось.

– Мне тоже. А что это ваш приятель трясет в руках?

– А это он ритм отбивает, тренируется. Он ударник в нашей бит-группе. Мы сейчас готовим новую концертную программу и собираемся в круиз по черноморскому побережью. Да ладно, брось ты эти камешки. А я вижу, у вас красивый загар, крымский. Если не секрет, где отдыхали?

– Угадали, в Крыму. В Ливадии, недалеко от Ялты. Приходилось бывать?

– Нет, в Ливадии не был. Но теперь точно побываю. Значит, понравилось? Ну, вам можно только позавидовать.

– Это вам можно позавидовать. У вас море еще впереди.

– А ваша подруга, кажется, спит? Мы ей не мешаем?

– Ну, присаживайтесь, если уж разбудили…

Подруга, явно прислушивавшаяся к разговору, сделала вид, что проснулась, красиво повернулась, убрала с лица шляпу и с интересом взглянула на нас. Она тоже была брюнеткой, но более плотного телосложения, из тех ладных девушек, которых называют аппетитными. Знакомство состоялось без какой-либо заминки, мы разговорились, и даже придуманная им дурацкая собачка и несуществующая бит-группа уже никого не интересовали.

Общение было оживленным, и отношения развивались наилучшим образом, как вдруг громкий и какой-то жуткий женский крик разорвал благостную атмосферу воскресного пляжа. Разговор прервался, все оглянулись в сторону крика. Метрах в ста от нас, у края воды, происходило какое-то нехорошее мельтешение, слышались выкрики, невнятные ругательства и неприятные шлепки. Группа людей, рассыпаясь и вновь схлестываясь, вертелась в бешеной пляске. Так и есть – драка. Ее неуместность и ненужность мгновенно испортила всем настроение. Солнечный день словно померк, а на лица девушек набежала тень досады и тревоги. Вновь послышался женский крик: «Он его топит! Мужчины! Помогите кто-нибудь!». Мы увидели, как метрах в десяти от берега толстый верзила, ухватив за волосы какого-то парня, окунал его голову в воду. Происходило что-то немыслимое: человека топили прямо на глазах у множества людей. Страшнее всего было то, что обессилевший парень уже не мог ни сопротивляться, ни просить о помощи, лишь судорожно хватал воздух, когда его голова появлялась над водой. «Топи его, топи!» – орал с берега кто-то из компании толстяка. Дикость происходящего была ирреальной. Тишину застывшего пляжа нарушали только отвратительные звуки продолжавшейся драки. Снова раздался женский крик. Где-то заплакал испуганный ребенок. В группе дерущихся одна из сторон имела явный перевес. Трое худощавых парней, стоя спиной друг к другу, с трудом отбивались от наседавших на них противников, один из которых, мелкий, как шавка, вертелся вокруг, тоже пытаясь кого-нибудь ударить. Иногда он отскакивал к воде и снова орал толстяку: «Топи его, топи!». Яркое солнце на голубом небе, плеск воды у берега и безмятежная атмосфера городского пляжа превращали мерзкую картину драки в кошмарный сон, от которого невозможно было очнуться. Девушки вопросительно-испуганно взглянули на нас. Глаза Сергея наполнились стальной синевой, и он выдавил сквозь зубы: «Вот гады! Испортили отдых. Однако денек теряет свою безмятежность». Я пробормотал что-то вроде: «Лучше не вмешиваться. Неизвестно, кто из них прав, кто виноват». Снова послышались женские крики: «Милиция! Человека убивают! Помогите же кто-нибудь!». Но желающих ввязываться в драку не было. Мужская часть пляжа была безучастным фоном происходящих событий. Некоторых удерживали женщины. Наконец совершенно обессилевший парень рухнул в воду, а верзила отшвырнул его и, матерясь, бросился на берег. Его вмешательство резко изменило соотношение сил в драке: один из отбивавшихся парней упал на песок с окровавленным лицом, а двое других бросились бежать. Один из них, за которым гнались двое, зигзагами бежал от берега в нашу сторону, на ходу перепрыгивая через препятствия. Сергей с досадой поморщился: «Дурачок! Чтобы кто-то вмешался, их нужно зацепить», и негромко добавил: «Собери вещи и жди меня возле крайней раздевалки. Давай, быстро!».