Текст книги "«СЭкс» в большом спорте. Правда о «Спорт-Экспрессе» от топ-журналистов двух поколений"

Чемпионаты по понятиям

После футбола в Швеции российский чемпионат показался не просто еще ужасней, чем он выглядел весной, – это были как два разных вида спорта, по какому-то недоразумению получившие общие правила. Особую карикатурность этому зрелищу добавляли тренеры поднявшихся в ранге команд – люди, десятилетиями бороздившие просторы второй лиги, которых объединял любимый тост: «Ну, чтоб не перепахали футбольные поля и не остались мы без работы!» Эти фельетонные типажи невозможно было воспринимать всерьез: «Да что вы все за «Спартак» да за «Динамо»?! Да дайте мне такой состав, как у Романцева с Газзаевым – я за первый круг чемпионом стану, а во время второго буду набирать очки на будущий год!» Мысль о том, что для начала надо стать Романцевым или Газзаевым, чтобы возглавить соответствующие команды, эти головы никогда не посещала.

А какие владельцы команд экзотические попадались! Взять, например, гражданина Ирака, господина Хуссама Аль-Халиди, хозяина команды «Асмарал». На конференции ПФЛ, где переизбирали Толстых, он выступал категорически против – потому что Николай Александрович уже три года стоит во главе организации, а его «Динамо» ни разу за это время не было чемпионом – и вы что, хотите опять видеть нашим начальником человека, который так бездарно распоряжается данной ему властью?! Выберите лучше меня – и вы увидите, что можно делать на этом посту. Он не шутил, нет, но хотя бы называл Толстых его именем-отчеством, а не Иосифом Виссарионовичем, как сочинский тренер Найденов…

Но и с этими персонажами как-то нужно было работать – и на трудовой фронт бросили отряд юнкоров, зародившийся при «Спорт-Экспрессе». В этот отряд зачислялись наиболее отличившиеся при походах за напитками и закусками для старших товарищей юные дарования, у которых к тому же обнаруживались некоторые способности к написанию заметок. Именно в данной последовательности, ибо нас так когда-то учили наши старшие товарищи. Это как в футбольной команде – поле, может, ты и видишь, но какой же ты без скорости игрок… А вот если ты в игре понимаешь и по заданию ходок, то мы твои корявенькие предложения поначалу поправим, а там постепенно, глядишь, и сам научишься.

Я не утрирую, как кому-то может показаться, – если посыльный не проявлял смекалки при походе в магазин, это каралось жестче загубленного задания по номеру. Однажды некий юноша, к которому только начинали присматриваться, был снаряжен за провизией на полдник. (Сам вот сейчас вспоминаю и удивляюсь: а чего ж мы так редко ходили столоваться у гендиректора-то?..) Задание давал я, и было оно, по-моему, предельно понятным: «Купи то, что мы любим, и рядом, в булочной, каких-нибудь ватрушек. Только быстро». – «А сколько ватрушек?» – «На все – сдачи не надо». Гонец обернулся быстрее, чем можно было ожидать, и вручил мне огромный, с него самого ростом, бумажный пакет с хлебобулочными изделиями. «Это что?» – «Ватрушки – как вы сказали. А в том магазине завоза сегодня не было…» Дня три, не меньше, вся контора давилась этими ватрушками и смехом. (Но предприятие наше все же было спасено: Россошик, вспомнивши со злости молодость, лично пошел на свидание с водочными бабушками у метро.)

А юноша, столь оглушительно неудачно дебютировавший, так в «Спорт-Экспресс» и не пробился – его после того раза все вдруг перестали воспринимать всерьез. Нет-нет, не печальтесь, он вполне нашел себя в профессии, голос Коли Саприна вы достаточно часто можете слышать по телевидению-радио, и очень он там все толково излагает, но стоит кому-то – из знающих в любом кривом пересказе эту историю – встретить меня, как в человеке непременно просыпается желание блеснуть своими знаниями: слыхал, как этот вчера комментировал – ну которого ты тогда за ватрушками посылал… Не будешь же всем каждый раз объяснять, что посылал-то ты его на самом деле совсем за другим…

Среди юнкоров со временем объявился и мой давний знакомец Игорь Рабинер. Поскольку первый тест на чистописание он успешно прошел еще тогда, в «Советском спорте» (если его заметку о женском хоккее с мячом не опубликовали в центральной спортивной газете страны, то это совсем не означало, что она была бездарно исполнена), я попросил всех больше его не проверять, то есть не давать парню нелепых заданий. (Помню, как возник у нас на помойке небесталанный юноша, биржевой брокер Веня Литман – люди с подобными фамилиями почему-то обязательно хотели понравиться Лене Трахтенбергу. Пару раз Веня напечатался, а потом сказал своему куратору, что отбывает на время отдыхать в Эстонию. «Зря ты так, старик: только к своей фамилии людей приучать начал – и сейчас исчезнешь». – «Да я, Леонид Федорыч, совсем ненадолго, и потом – могу об эстонском футболе материал собрать. Могу даже оттуда передать – к какому числу нужно?» – «Ну, если ты на таких темах специализироваться собрался – тогда, старик, спешить не стоит. Уверяю тебя – с такой заметкой тебя точно никто не опередит. Серега, ты слышал: мало нам нового российского футбола, юноша предлагает еще и эстонский прорекламировать». – «Так, может, они там чудеса творят – просто этого, кроме них самих, никто еще не видел?» – «Ну, знаешь, у меня в соседнем дворе ребята с люберецкой мебельной фабрики тоже погонять мяч по воскресеньям выходят, я даже иногда останавливаюсь и смотрю. Но ни разу почему-то не подумал о них написать». – «А они знают – кто ты?» – «По крайней мере, здороваются. А это ведь и называется славой – когда тебя начинают приветствовать незнакомые люди…» Так Веня и не написал ничего про эстонский футбол, и вообще скоро рванул в Америку, где осел в Питтсбурге, начав новую жизнь развозчиком пиццы, а потом его следы для меня затерялись – хотя у него сегодня, может, и собственная биржа где-нибудь имеется.)

Рабинер и компания поехали осваивать новые футбольные земли – их там принимали по-королевски. Прихожу как-то на работу – Гескин с восторгом рассказывает, как Мишку Пукшанского в Камышине встретили на «Чайке». Это потому, что он из «Спорт-Экспресса»! Моисеичу трудно было отказать в логике – если бы Мишка сам по себе приехал город посмотреть, на «Чайку» он мог бы не рассчитывать – такая машина в городе имелась лишь одна. Так происходила «смычка города и деревни» – руководители провинциальных команд находили свежие уши, на которые могли вешать любую лапшу. Для ребят это стало отличной школой, хотя все они, конечно, на том этапе поймали свою звезду – и Рабинер, и Пукшанский, и Леха Андронов, и Макс Квятковский. Через это проходит, по сути, каждый, но не все, однако, могут безболезненно опуститься потом на грешную землю и ходить по ней пешком после «Чайки».

Поэтому приятно было смотреть со стороны, как юные коллеги постепенно начинали с юмором относиться к рассказам своих собеседников, особенно тех, кто умел обходиться в своей работе минимумом слов. Однажды я специально сел за скамейкой одного из, как их принялись называть, «тренеров-организаторов». Игру своей команды он организовывал так: когда мяч оказывался у его игроков, орал: «Щуке, Щуке!!!», показывая для убедительности на диспетчера пальцем. А когда мяч доходил до Щуки, текст становился таким: «Давай, Щука, давай, сука!!!» Но Щука, похоже, не слишком знал, куда давать, да и вообще технически оснащен парень был под вторую лигу, к тому же медленный. «Веди игру!!!» – не отставал от него тренер, который явно не придумал «плана Б». Еще он разговаривал с судьями – если свисток звучал не в пользу его команды, вскидывался: «Вы что, издеваетесь надо мной, вашу мать?!» Но соперники были не лучше – разве что тренер помолчаливее. Скатали по нулям. Нет, в Швеции мы точно какую-то другую игру видели.

Еще интересно было наблюдать взаимоотношения юнкоров с руководством. Как я уже говорил, в начальники в газете записалось народу больше, чем в корреспонденты, и им всем следовало как-то оправдывать свое присутствие на службе. (Это вообще было характерно для эпохи раннего российского капитализма – все, кто считал себя недооцененными советской властью, бросились присваивать всевозможные титулы. Так в журнале «Спортклуб» в середине девяностых образовалась анекдотическая ситуация, когда пятеро начальников помыкали единственным рядовым сотрудником, давая ему взаимоисключающие задания. Но тот это испытание выдержал и сам выбился в люди – Саша Зильберт дорос до зама главного в «Совспорте».)

Поэтому заметки юношей выхватывались у них из рук… а дальше требовалось показать, что материал никуда не годится и все надо переписывать. Говорить так было легко, а вот с тем, чтобы еще и объяснить, как это сделать, – уже начинались сложности. Для молодняка авторитетом являлись не те, кто состоял при должностях, а те, на чьих заметках они учились читать. Я тогда вывел для себя правило, что если тебе пытаются подражать, значит, тебе присущ какой-то стиль. А вот если человеку, годами писавшему банальщину, приносили такой же незатейливый по сути текст, он чувствовал, что это теперь не годится, но, как подать материал по-другому, и сам не знал. Назвались же «Экспрессом», все надо делать быстро. Люди до сих пор спрашивают, почему Кучмий, имея под рукой такую газету, сам ничего в ней не написал, только повторяя в годовщины свое знаменитое послание читателям из первого номера. Да видели бы вы, сколько чужих текстов Михалыч переписал! И взорваться мог, когда некоторые авторы оказывались недовольны гонораром.

А я тогда еще плотней подсяду на хоккей, только уже не наш. Напровожавшись за лето друзей-приятелей за океан, найду время и возможность посмотреть, как они там приживаются. И впечатление от близкого, пусть и по пиратской тарелке, знакомства с НХЛ окажется ошеломляющим. Но дело будет даже не в моем невежестве: просто сезон 1992–1993 выдастся в Лиге каким-то умопомрачительным, такого не было до этого и не случилось пока после – когда свыше десяти человек забросят больше пятидесяти шайб, двадцать с лишним уйдут за сотню очков. При этом впервые в полный голос заявят о себе наши: свои невероятные семьдесят шесть шайб, еще и пропустив несколько матчей из-за травмы, накидает Могильный, шестьдесят забросит, «раздевая» вратарей, как на тренировках, Буре, а из игроков последней волны отъезда сезон лучше других удастся Леше Житнику – его «Лос-Анджелес» во главе с Гретцки будет играть в финале Кубка Стэнли, где, правда, проиграет в пяти матчах «Монреалю».

Серию эту я посмотрю в Москве, валяясь на диване с порванными связками после одного не слишком удачного выхода на футбольное поле, но обсуждать ее мы с Лешей станем уже летом в его родном Киеве. Три поздних завтрака в моей любимой гостинице «Спорт» – дай бог здоровья ее вечному директору Борису Михайловичу Воскресенскому – и получи, дорогая редакция, три куска о «Сезоне вместе с Гретцки»; Гескин остановился на таком заголовке, и это, между прочим, оказался первый случай в истории «Спорт-Экспресса», когда материал публиковался в трех подряд номерах. У меня, правда, идея заголовка была чуть похулиганистей, и вот почему. Леха, которого с детства прозвали «Слоном» за мощные, не по годам, ноги, рассказал, как однажды на выезде они с таким же молодым, как он, канадцем, сидели поздно вечером где-то в баре и уже собирались уходить, как вдруг в заведение вошли Гретцки и вратарь Келли Хруди. Ветераны подсели к молодым, те остались и просидели все в итоге до утра.

А в раздевалке перед игрой Хруди спросил Житника с партнером: ну как, понравилось вчера? Те сказали, что все было просто супер. А теперь слушайте: если в вашу смену до меня хоть одна шайба долетит… И вышли мы, говорил Леша, готовые ловить ее, родимую, зубами. Я и предложил: «После бара».

Провожая однажды Житника, я столкнулся на пороге гостиницы с Леонидом Ткаченко (а на следующий день – с Ахриком Цвейбой, и с ним мы тоже плотно пообщались: и за столом, и для печати), который в первом чемпионате Украины тренировал вовсе не «Металлист», а «Темп» из так не полюбившейся Бышовцу Шепетовки. Мы познакомились, пообедали, потом поужинали, и Леонид Иванович пригласил меня в Харьков, где в сентябре «Темпу» предстояло играть с «Металлистом». Вообще-то он тогда так, для проформы приглашал, но обещал скандал, а я такие варианты всегда любил отслеживать – и к означенному числу подъехал, причем без звонка. И пока ждал в баре гостиницы возвращения «Темпа» с тренировки, ко мне подошел какой-то серьезный человек, поздоровался, назвав меня по имени, и отрекомендовался хоккейным болельщиком.

– Очень приятно – чем обязан?

– Да вот хочу вас поблагодарить за то, что ситуацию с НХЛ прояснили.

– Это когда же было, не напомните?

– А в интервью с Житником. Я и раньше догадывался, что у них там все по понятиям организовано, но некоторые мне не верили. А после той статьи до них, наконец, дошло.

– Что – дошло?

– Это вы сейчас проверяете, понял я или нет, что Гретцки там в авторитете, а Хруди – смотрящим? В таких делах я, поверьте, не ошибаюсь.

– Очень за вас рад. Честно говоря, когда писал – не думал, что эту ситуацию под таким углом зрения рассматривать можно.

– А под каким же еще?! Скажите, а с самим Гретцки вы, случайно, не общались?

– К сожалению, нет – Леша рассказывал, что Уэйн эксклюзивных интервью вообще не дает, только время от времени пресс-конференции собирает.

– Ну и правильно! Так и положено – а вы что, хотели, чтобы авторитет выступал часто и для кого-то одного?

– Нет-нет, я не настаиваю…

– Но если Гретцки когда-нибудь вас пригласит на сходку – напишете?..

Вечером того памятного дня, когда я буду в гостях у Ткаченко и на лестничной клетке друзья футбольного клуба «Металлист» устроят небольшой пожар, как указание тренеру на желанный для них результат завтрашнего матча, я пожалею, что не взял телефон у авторитетного поклонника Гретцки, а ведь он предлагал – «на случай, если в нашем городе у вас вдруг возникнут проблемы». Но у Леонида Ивановича и своих связей в харьковской криминальной среде окажется достаточно – угрозы прекратятся, едва начавшись. А сыграют 1:1 – с кучей карточек и треском костей. Что ж, каждый чемпионат в каждой стране действительно проходит по своим понятиям…

Система своих «понятий» тем временем начала выстраиваться и у нас в редакции. Возвращаясь из командировок, чтобы отписаться и опять куда-нибудь уехать, я начал замечать, как преданно стали заглядывать в глаза Рубину И.Г. некоторые высокопоставленные сотрудники. Как-то раз организовали незатейливый, на скорую руку, стол – и вдруг кто-то говорит: а у Ивана разрешения спросили?

Я удивился вслух – а мы что, на его деньги перезакусить собираемся? Да нет, отвечают, но вдруг он обидится, что его не позвали, да и вообще спокойней, если мероприятие согласовано… В другой раз «мероприятие» было уже более официальным – год и сколько-то месяцев газете – гендиректор заставил слегка себя подождать, а когда все же появился, Вова Гескин тут же предложил тост: «За Ивана Георгиевича, великого человека, без которого не было бы этой газеты!» Рубин молчаливой улыбкой разрешил за себя выпить. Мне пришлось парировать: «Ну, тогда за Леонида Федорыча, дважды великого, без которого точно не было бы этой газеты, поскольку он сначала придумал ее название, а потом, чтоб самому не управлять, привел великого, как выяснилось, человека». К моему легкому удивлению, смешков почти не последовало: после некоторой паузы у меня было начальственно спрошено: а что, разве сегодня у Трахтенберга день рождения?

Вы, кстати, никогда не замечали, что отсутствие чувства юмора точно так же сводит людей, как и его наличие? Вовчик Титоренко, которого Мишка Дмитриев, как вы помните, сразу прозвал Пуделем, был у нас известен как буйнопомешанный на НБА – за возможность наблюдать эту лигу поближе, он, по-моему, согласился бы даже родиться негром, то есть стать черным Пуделем. И вот просиживая сутки напролет – Вовчик свято верил, что начальство когда-нибудь это оценит, и, как выяснилось, верил не зря – на московской помойке, он ухитрялся при этом существовать внутри американского баскетбола. Приходим мы как-то с Трахтенбергом со вкусного, не у Рубина, обеда, а Вовчик нам с порога: «Мужики, а вот угадайте, какая в НБА самая распространенная фамилия?» Версия Лени была – Федорчук, моя – Абрамзон. «Да вы че, вы – серьезно?!» – Вовчик глядел на нас округлившимися глазами. «Конечно, кто ж такими вещами шутит!» – «Ну вы даете! Да Джонсон же, мужики!!!» – «Не может такого быть – позвони им туда и проверь». – «Да куда звонить, если у них там сейчас ночь?! Точно вам говорю – Джонсон! Нет, вы что, правда в эту сторону даже не подумали?!» Когда ты всегда зверино серьезен, а твое прозвище само подразумевает преданность хозяину, то хозяин должен же когда-то будет вознаградить тебя не на шутку.

Но я, даже если бы и захотел вдруг поучаствовать в создании культа Ивана Рубина, не так часто с ним встречался. Да и с остальными коллегами, надо признать, тоже – даже за стол перед Новым годом три раза подряд не мог ни с кем из них присесть: все это время хоккейное «Динамо» становилось чемпионом (со второго раза – уже без Шанцева), и трижды меня ждал сказочно-рождественский Дюссельдорф. Жаль только, что сам Кубок Европы не удалось зацепить ни разу – тут и ежегодные массовые отъезды в НХЛ, и совпадения по срокам с молодежным чемпионатом мира, и невезение какое-то фатальное.

Зато я познакомился с замечательными ребятами, братьями Фуксами – родившиеся в Усть-Каменогорске и начавшие играть в хоккей в тамошнем «Торпедо», они как этнические немцы перебрались, едва стало можно, в Германию и выступали за клуб из Ратингена, пригорода Дюссельдорфа. И 93-й год я встречал по-семейному у них дома – уже мог позволить себе поехать за границу вместе с женой. Незадолго до этого в «Ратингене», шедшем в хвосте таблицы, сменился тренер, и новый, чех Олейник, решил для взбадривания коллектива назначить тренировку на 1 января – спасибо, что хоть не на утро, иначе бы съеденные манты и выпитая водка заставили бы моих друзей кататься, исключительно опираясь на клюшку. Но и так зрелище было на любителя, благо наблюдал за тем, как тяжело передвигаются по льду два десятка человек (половина из них – бывшие граждане СССР), во всем дворце спорта я один. Не мог ребят бросить – вместе ж режим нарушали (причем не только с Фуксами – ночь-то выдалась длинная, ведь началась она с проводов Старого года по казахстанскому времени).

Сижу, короче, никого не трогаю – и тут на арену вплывает зритель № 2, почти что трезвый, и прямиком направляется ко мне. Снимает, обнажая лысину, шапку и вопрошает по-русски: «Это ж получается, что Сергей Микулик к нам приехал, я ведь не ошибся?» – «Ошиблись – я не к вам приехал», – включаюсь в игру, параллельно прикидывая, кого это мои друзья ко мне решили подослать. «Вы можете не поверить, но я же вырос в одном дворе с Леней Трахтенбергом…» Я поверил – когда с тобой здороваются незнакомые люди и заводят разговор о Лене, тебе ведь тоже что-то обламывается от его славы. Леня, кстати, при передаче привета на раз его вспомнил: «А, Юрка, ювелир! И как он там?» – «Знаешь, у него теперь свой, отдельный двор, но мне показалось, что без тебя Новый год ему было встречать скучно». – «Так пусть он или приглашение высылает – или возвращается! Вспомним молодость: как говорил Валерка Харламов, когда после банкета на «Призе Известий» Мартинец с Бублой намекали на продолжение: поехали ко мне в Тушино – баб не обещаю, но выпить найду!»

Частые мои заграничные отлучки некоторыми людьми в дружном коллективе «Спорт-Экспресса» воспринимались с чувством бессильной, но вполне объяснимой – для меня – зависти. Ну ладно, когда тебя по миру возит футбольное или хоккейное «Динамо», я через переживание за физкультурников в бело-голубой форме и в профессию пришел, но вот собирается, к примеру, «Спартак» в Барселону ехать – так из турагентства звонят мне домой и говорят, что готовы предложить бартер: они меня везут за рекламное место под каждой из моих публикаций.

Я для начала интересуюсь: а с чего вы взяли, что заметок должно быть много, когда матч один? Отвечают: так мы вас готовы в Испанию как минимум на неделю отправить. Кучмию (но не остальным, они-то считали, что сами могли бы не грязный снег начала марта на помойке созерцать, а любоваться Барселоной, но бартерное соглашение почему-то касалось конкретной персоны) этот вариант понравится, он предложит: а давай – по заметке в день, мы так и анонсируем: читайте ежедневные репортажи… Я возражать не стану, еще не представляя, с какими сложностями придется столкнуться.

При сдаче документов я встретил Жору, весьма серьезного околофутбольного деятеля, который в компании почему-то величал меня «мафиози», хотя правильней было бы наоборот. Он с прискорбием сообщил, что сам поехать никак не сможет – ну понимаешь, дела – но отдает под мое кураторство целую делегацию лучших жителей его родного южного города во главе с директором местного винзавода. Отказать столь уважаемому человеку в присмотре за его друзьями было бы как минимум невежливо. Тогда же я встретил и Максимку Квятковского – не помню уж, к какому ведомству он был тогда приписан, и он захотел жить со мной в одном номере. Ему я тоже не отказал.

Директор и его свита разместились от нас через балкон, чтобы недалеко было ходить в гости. В первый же день мы, поселенные в Льорет-дель-Мар – курортники обязаны знать, где это – рванули в саму Барселону, на матч с «Атлетико». И попали на настоящую феерию – хозяева выиграли 5:3, а Стоичков пнул ногой зайца, выбежавшего на поле – после матча врачи констатировали смерть четвероного, что было, конечно, ужасно – и здесь я вовсе не шучу. Мои новые друзья с соседнего балкона прослушали с утра передачу в номер отчета об игре и сказали, что ощущение такое, как будто сами на ней побывали – на самом-то деле они в Барселону выбрались в первый и последний раз ровно в тот день, когда инрал «Спартак». Еще меня спросили, о чем я завтра буду рассказывать – сегодня-то вроде матчей нет.

Я предложил им завтра выйти на балкон в это же время и послушать. А вечером того дня мы присели познакомиться поосновательней. И познакомились… Я же не знал, что они привезли с собой столько образцов продукции родного завода. Душевно так посидели – до рассвета. А дальше – читайте моего соавтора. У него (со слов Квятковского) все, как бы сказал Анатолий Владимирович Тарасов, честно написано. Спасибо Максу, что дверь открыл. Но вот что меня всегда удивляло – это изумление других, когда я по звонку из конторы оказывался готов к работе – в любом состоянии. Без каких-либо шпаргалок – все свои экзамены я давно сдал.

Как это мне удавалось? Давайте для примера разберем хотя бы тот подбарселонский вариант. Моя договоренность с Кучмием была – передать атмосферу, в которой «Спартак» готовился к такой знаковой для себя игре. А пресс-атташе «Спартака» к тому времени стал не кто иной, как Леонид Федорович Трахтенберг. Леня мог часами говорить о футболе, глядя в глухую стену – а если между ним и этой стеной проходил Романцев, или там, Карпин, Леню было вообще не остановить. И перед тем как присесть с винзаводчиками, мы с Леней плотно пообщались.

Так если я не записывал за Бесковым и Севидовым с Бышовцом, Тарасовым и Тихоновым с Юрзиновым, Карполем и двумя Гомельскими – я что, за Леней должен был начать записывать? Или не смог бы вдруг утром вспомнить, что он мне вчера вечером рассказывал? Да он, если бы о такой деградации узнал, выхлопотал бы мне место у тачки в цеху «Московского комсомольца»! Что же до «атмосферы» – вот она, за окном, и ходить никуда не надо. В это время на балкон справа от нас подчиненные вынесли продышаться директора – и не сразу поверили, что это я не бредить начал, а работать продолжаю. «Вот бы нам такого начальника – чтобы вечером пить за всех мог, а с утра – работать!» – произнес в невольном восхищении один из них, пользуясь временно беспомощным положением непосредственного руководителя. Я жестом погасил аплодисменты и пошел досыпать. С чистейшей, доложу вам, совестью.

Тогда же, помню, Макс спросил у меня совета: как вести себя по возвращении, чтобы на работе завидовать не начали. Я ответил, что завидовать, если ты, кроме своего цветущего вида, никому ничего не привезешь, станут по-любому, но ты, давай, рассказывай, что от работы голову некогда поднять было, а когда все же поднимал, то лучше бы этого не делал – настолько все кругом оказалось не так, как себе представлял. Оставь маловыездным людям такую мечту, Макс… Но Максимка мудрому совету не последовал – нет, не в тот раз, а когда, пожив какое-то время в Израиле, вернулся в Москву и заговорщицки сообщил женскому персоналу «Спорт-Экспресса», что узнал там, куда отъезжал, чем кончится «Санта-Барбара», которой у нас еще полагалось идти года два. «Ну, и…» – затаили дыхание сотрудницы. И Максик вместо того, чтоб сохранить интригу на долгие месяцы, раскололся за минуту. Итог: его тут же возненавидели все, кого он заманил и не женился, и ненавидели, за разрушение мечты, до самого конца показа. Ну разве этому учил я тебя под Барселоной, Максим…

А после одной моей поездки вошли мы с Кучмием и Рубиным просто-таки в клинч. Пригласил меня Николай Василич Карполь посетить город Сан-Паулу по причине участия там команды «Уралочка» в клубном чемпионате мира. Я пошел к Кучмию, сказал, что попутно сделаю серию, как он любил, материалов о бразильском футболе и попытаюсь зацепить кого-нибудь из великих чемпионов прошлого – подобных интервью я не читал в российской прессе никогда, а в советской – только в книгах Игоря Фесуненко. Михалыч план одобрил, снял трубку, зашел Рубин, спросил что почем, я хотел пятьсот долларов на десять дней, он готов был расстаться с тремя сотнями, сошлись на четырех – обычный наш торг того времени, так сказать, внутригазетный бизнес.

В Бразилии я выловлю Жилмара – если кто не знает или забыл, вратаря легендарной сборной, выигравшей чемпионаты мира в 58-м и 62-м. И вывалю на него кучу вопросов, которые жили во мне со дня прочтения фесуненковской «Чаши Мараканы», то есть с десяти лет. Маэстро настолько удивится моей погруженности в тему, что на пару дней забросит свой салон подержанных машин, но так и не сможет мне объяснить, в чем состоял феномен Пеле. «Вроде смотришь на остальных в сборной – классные ведь ребята. Но стоит только Пеле получить мяч – и все рядом с ним превращаются в обычных футболистов, которых можно заменить любым из тех, кто гоняет мяч на пляже. Я сам спрашивал у него – как это у тебя получается. А он отвечал: да брось ты, я сегодня всю двусторонку бил мимо ворот…»

Интервью мне и самому понравится, возращение мое совпадет с какой-то редакционной наливайкой, которую посетят, что случалось редко, одновременно и Кучмий, и Рубин. И Михалыч тогда скажет: вот же классная работа, какую могли исполнить только в «Спорт-Экспрессе» и нигде больше. И Рубин подключится: да-да, конечно, только у нас – ведь как все было организовано! Но я испорчу им банкет, напомнив, что это Карполь приглашал меня с собой на чемпионат Европы, когда мы вместе – ну только что без Рубина – работали в «Совспорте», на чемпионат мира, когда мы были порознь, и вот теперь – на еще один чемпионат, когда мы снова вместе. И кто это, интересно, сейчас, кроме администратора «Уралочки», что-то организовывал? Может, кто-то позвонил отсюда Жилмару, чтобы он меня встретил на старом, но самом длинном в Сан-Паулу «Кадиллаке»? По-моему, это я сам некоторым образом подсуетился – разве не так? Рубин, как обычно, резко обидится и молча уйдет. Кучмий опять выговорит мне по поводу Ивана, который «все в общий дом», а ты с ним при всех вот так – зачем, ну зачем ты на ровном месте раскачиваешь лодку?

Да затем, что я с некоторых пор перестал понимать, кто в ней на самом деле капитан. А точнее – догадался, почему их должно быть двое. Все-таки игру в двух полицейских придумал кто-то очень умный. И тем, кому выпало наблюдать за ней достаточно долго, будет чего-то недоставать, если кто-то из тандема окажется потом в одиночестве, неважно, добрый или злой. А тандем Кудрявцев – Кучмий за годы сформировал у некой группы людей строго определенный тип поведения. И когда Кучмий остался один, они на время почувствовали себя почти брошенными. Но стоило появиться Рубину – и все для них вошло в норму. А я, видимо, просто успел соскочить с тех сеансов гипноза, не пройдя весь курс до конца.

Так, Бразилия с «Уралочкой» и Жилмаром – это зима 93/94. Хоккейный чемпионат мира 93-го – тот самый, где наши победят – я из-за больной ноги пропущу, но на следующий поеду. Бригадир грузчиков в «Шеремке», Андрюха, сдаст меня с рук на руки главному диспетчеру Алексеичу, а тот определит в бизнес-класс, благо места до Милана были. И соседом моим окажется Валентин Лукич Сыч, недавно избранный президентом Федерации хоккея. «Ну что, обличитель, настало время познакомиться поближе?» – «Извините, что не захватил с собой ту газету, с Блохиным…» – «Ладно, я ж выяснил, что ты без заказа действовал. Кстати, кроме того места, про меня, интересно ведь читать было…»

Тут понесут напитки, а встречать Сыча – а теперь уже и меня тоже – будет представительское авто с баром, и мы с ветерком доберемся до Больцано, но там у Валентина Лукича случится легкий такой облом. Дело в том, что в пику чиновнику Сычу хоккеисты из своей среды избрали как бы альтернативного президента – знаменитого хоккеиста Владимира Петрова. И тогда как раз в разгаре был судебный процесс, имеющий целью выяснить, какой же из двух президентов легитимнее. И вот приезжаем мы заселяться в отель, помощник Сыча, Серега Самойлов, объявляет, что прибыл господин президент Федерации хоккея России, портье улыбается, но через «уно моменто» все с той же улыбкой сообщает – президент всего российского хоккея у них, оказывается, уже проживает, только вот фамилия его – Петров. Мне даже неудобно стало – на мой-то номер в отеле никто не претендовал.

Тот чемпионат мы будем работать с еще одним потрясным фотографом, Сашкой Федорцом. (Мой друг Федоров, когда у него вдруг появился конкурент с фамилией Федорец, слегка расстроился: «Многие считают, что это я псевдоним себе такой взял – у меня что, на большее мозгов бы не хватило?!») А из Питера подтянется Сергей Борисович Струнин по прозвищу «Гескин в старости» – они (с поправкой на разницу в возрасте) в самом деле настолько похожи, что когда я увижу слегка постаревшего Геса на похоронах Кучмия, то сначала подумаю, что это Борисыч подъехал.