Текст книги "Мечи свою молнию даже в смерть"

– А… а он казнил художника, да?

– Нет. Он просто сжал кулаки. Сам же художник, не проронив ни слова, проследовал к высокой двери в задней части мастерской. И, когда он отворил ее, к ногам Сына Неба хлынула целая река – тысячи и тысячи бумажных рыб.

– Ой!

– Что такое?

– Ну… это так красиво, что вы рассказали. А… ну, а как это… что это, то есть, значит?

– Это значит, милейшая Людмила, только одно, что в своем познании мира ограниченный человек видит лишь результат, конечную цель, а настоящий мыслитель видит только точку Начала Пути, основу Дао… бесконечный процесс, ведущий к совершенству. Ординарный донжуан, видя красивую женщину… кстати, вы бесподобно, просто божественно грациозно едите, должен вам сказать! Да, это такие воздушные движения!.. Так вот, донжуан желает обладать ею, а человек одухотворенный способен просто находиться рядом и наслаждаться симфонией ее красоты, слышимой лишь немногими.

На поверхности моря плавала только щепа и несколько корабельных крыс. Все было кончено. Алел закат, в зарево которого уходил безжалостный пиратский бриг, и так же алели уши, щеки и даже голые пятки Людочки, сидевшей за столиком. А мороженое таяло в вазочке.

Ее новый знакомый порассуждал за один присест о многих вещах: о том, что Симорон – особая форма сознания; о хрупкости ветки саксаула, которая так походит на пальцы Людочкиных рук и ног; о лире, на которой играл Орфей; о пищевых добавках; о генофонде России; о палочных наказаниях в британской армии во времена Киплинга и о солнечном ветре. Все это он умудрился разместить в пределы одной темы.

– Симорон, – со знанием дела говорил Дмитрий, сменив ногу для покачивания, – это неуклонная энтропия собственной вчувствованности в мир, слияния с ним в божественном экстазе. Обычные люди отрывают для себя частичку мира, как отщипывают хлеб, а надо его принять целиком, таким, какой он есть, и тогда мир примет тебя. Собственно, это ведь не новая идея – похожие вещи говорил португалец Себастьян ди Минейра, основавший первую колонию «солнечных людей» в индийском Гоа…

Время остановилось, а точнее, оно обтекало их справа и слева, не касаясь, не стуча в сердце будильничком. И в один момент вдруг напомнило о себе: Дмитрия тронула за плечо наманикюренными пальцами некая девица, сидевшая за столиком позади. Точнее, там сидели две девицы – голопупые, в туфлях на огромной платформе, с веревочками, вонзившимися в их полные икры, как вонзаются путы в тюки поклажи на спине верблюда из бедуинского каравана. Острые, будто наточенные ноготки ущипнули Термометра за пиджачок, раздавив под ним пустоту, и поинтересовались:

– Мужчина, вы не дадите телефончик звякнуть? Я вам заплачу за минуту.

– Простите, я не имею сотового. Он мне не нужен, – холодно бросил в ее сторону Термометр.

Это был ЖЕСТ! Именно он и добил Людочку. Под ее Принцем возник белый конь, моментально возвысивший его и над реальностью, и над всеми червяками-человечками. Он был чужд грязи и пошлости, был отстранен от этих игр с крутыми и не очень электронными коробочками. В этом веке отринуть мобильный телефон, как хорошо понимала Людочка, означало отвергнуть всю мирскую суету, вместе с ее богатствами и роскошью, как поступил когда-то Диоген, попросивший Македонского удалиться и не загораживать ему солнце.

Она влюбилась.

И, комкая оказавшуюся на столике салфетку в своих худых пальцах хоть и с ровными, аккуратными ногтями, но безо всякого маникюра, Людочка пробормотала:

– Дмитрий… скажите, а вы сегодня вечером что делаете? Может… может, на выставку сходим? Тут, в Доме Ученых…

…Через полчаса Людочка бежала домой. Вприпрыжку, как девочка. Бежала по теплым дорожкам и даже по участку щебенки, не чувствуя, как камешки пытаются ужалить ее босые ступни и обиженно разлетаются, не сумев этого сделать. На вахте общежития ее поймала одна из дежурных – высокая строгая старуха Александра Тимофеевна.

– Ну? – сурово сказала она, показывая черным пальцем на телефон. – Звони, стал-быть!

– Куда? – опешила девушка.

– В институт свой. Два раза уже спрашивали. Вон, номер на газете записала… Т-ш-ш, тихо ты! Семенна тут!!!

В трубке Людочка узнала журчащий голос завхоза. Он истекал елеем прямо в аппарат.

– Людмила Васильна… Такое дело тут. Послезавтра вам на работу надо выйти. К девяти утра. Уж как-нибудь… Самое лучшее наденьте, красивенькое. И обуйтесь, конечно.

– А что? А зачем? Что-то случилось?

– Нет, Людмилвасильна, иностранец к нам приезжает. Очень известный археолог. Крой… Краун… тьфу, Кроу. Из Англии. На четвертом этаже, в буфете академическом, ужин торжественный будет – вот там надо официанткой поработать. Немного. Авансик я вам уже выписал, зайдете в кассу! – торопливо присовокупил завхоз.

– Хорошо. Я буду.

Положив трубку, Людочка вспомнила, как она сегодня, гуляя по Морскому, дарила каждому встречному грибы. Белобокие, крепенькие. Ведь если даришь, то и получаешь. А ей хотелось почему-то сегодня с утра грибного супа. Дарила она их, заглядывая с улыбкой в проплывающие мимо глаза, и каждого прохожего мысленно просила сварить ей супчик. Грибной. А чего – вот вам и гриб. И морковка для супа…

Любовь-морковь… И то случалось, и это.

Интересно, а на банкете будут подавать этому Кроу грибной суп?

Новости

«…в Москве еще нет магазина Gap, но прежняя гламурная истерия уступает дорогу новой – анти-гламурной. Даже Валентин Юдашкин, сотворивший сенсацию, когда нарядил своих моделей в костюмы, стилизованные под роскошные изделия Фаберже, сегодня в прямом смысле слова перешел на другую дорожку: подиум в московском Golden Empire этим летом был засыпан пылью, лоскутами бумаги и окурками сигарет. По этому апофеозу уличной грязи, которую можно наблюдать на московских площадях после рок-концертов, вышагивали босыми ногами стройные модели агентства Red Stars, без смущения демонстрируя публике свои черные пятки… Джинса и лохмотья изысканных тканей, стразы на болтающихся тесемках и двадцатикаратные бриллианты на пальцах босых ног – вот новый облик русского анти-гламура. Русским удалось разуть даже знаменитого двойника Пэрис Хилтон – русскую диву Ксюшу Собчак, которая в таком виде, в компании призера конкурса Евровидения певца Билана, танцевала на элитной вечеринке по случаю закрытия шоу. Сумма драгоценностей, которыми были буквально увешаны ее босые ноги, по самым приблизительным оценкам доходила до пятисот тысяч долларов…»

Ансельм Гордон. «Анти-гламур: новая религия»

Berliner Zeitung, Берлин, Германия

Лабораторная работа-2
«ANдреналин». Ритуал РАЗ-морочек

Происшествие с похищенной, а затем вовсе исчезнувшей девушкой, погоня и страшный ее итог совершенно выбили Медного из колеи. В этой суматохе он совсем забыл о запропастившейся куда-то Тяте-Тяте. Впрочем, Иван сказал, что вроде как та звонила Олесе и говорила, что поедет в деревню, к своим. Забыл Медный и о том иностранце, который предлагал провести семинар в Египте. Поэтому, когда ему позвонили домой, и мелодичный, но с жестяным скрежетом безупречно-делового английского голосок представился секретаршей мистера Лукаса из Дубая, он не сразу сообразил, чего от него хотят. В итоге секретарша, назвавшаяся мисс Валисджанс, долго втолковывала ему, что мистер Лукас готов взять на себя организацию поездки в Египет для пятнадцати человек, остальные же могут ехать по цене, назначенной мистером Эндрю – то есть им, Медным. Секретарша объяснила, что мистер Эндрю имеет право на двадцать процентов комиссии с каждого посетителя, и если мистер Эндрю будет готов в течение недели дать ответ и прислать хотя бы предполагаемую программу семинара, то мистер Лукас забронирует хороший отель. Какие условия для этого отеля выдвигает мистер Эндрю? Нужны ли турецкая баня и теннисный корт? Бассейн должен быть закрытым или открытым?

– Открытым, – буркнул Медный по-английски, с трудом вспоминая недоученное в институте, – с пальмами… Мисс Валисджанс, я отвечу факсом. Через пару дней. Вас устроит?

Секретарша разочарованно согласилась. Медному показалось, что она пробормотала «O, shit!»[11]11
  O, shit! – Вот дерьмо! (англ.).


[Закрыть], и на этом дело кончилось. У Андрея не было настроения не только куда-нибудь ехать, но и выходить из дома.

Он расстроился, как старый рояль. Клавиши души тренькали вразнобой. Идею очередного семинара выдвинул даже не он, а Камилла. Ей давно хотелось отличиться на этой ниве и затмить Лис с Соней.

Камилла с Олесей недавно пошли в модный салон очков, и по дороге они везде усиленно искали восьмерки. Надо было собрать восемь или восемьдесят восемь восьмерок, но в номерах автомобилей и в вывесках их уже скоро стало больше восьмидесяти восьми, а до трех восьмерок сумма никак не дотягивала. Тогда девушки решили благоразумно отказаться от посещения магазина, раз Симорон не благоволил, и пошли пить коктейли в клуб «Три восьмерки», расположенный в общежитии напротив технического университета. Там как раз шел последний день танцевального марафона.

Обе девушки взяли себе по две «отвертки», забросили под стол каблуки и стали отплясывать на танцполе, стуча голыми пятками о старые доски покрытия. Как только они отправились к киоску за сигаретами, чтобы не переплачивать в баре, то обнаружили, что в этой суете и веселом угаре одну босоножку Камиллы кто-то раздавил в прах, а туфли Олеси просто стащили. Тогда девушки взяли еще по одной «отвертке». А потом к ним подсел какой-то пьяненький мужик и поделился своей «заморочкой» – жена уехала, а одному ночевать стремно, мол, надо насчет картошки дров поджарить… Этот фразеологизм был моментально и безошибочно переведен девушками, как тривиальное: «А не устроить ли нам сегодня ночью маленькую оргию?»

И тут Камиллу осенило.

– Слышь, мужик, – заговорщическим голосом сказала она, улыбаясь своей бархатноглазой улыбкой, – у тебя заморочка, так? Хочешь, мы тебе подарим РАЗморочку?

– Как это? – ошалел тот от вящей простоты решения.

– Ну, так… ТАК! Раз – и нету морочки. То есть заморочки.

– Не по-онял… – протянул он, но и от сделки, похоже, не отказался.

– А надо понимать… У тебя очки есть, темные? Давай…

Тот безропотно отдал ей висевшие в вырезе футболки темные очки. Камилла подпорхнула к стойке и попросила бармена:

– Малыш, положи в микроволновку на полминуты, на РАЗМОРОЗКУ.

Бармен дико посмотрел на нее, но Камилла, сидя в почти прозрачном серебристом топике и в короткой юбке на одном высоком стульчике и положив роскошные ноги на другой, всего лишь игриво пошевелила пальчиками с ногтями, крашенными оранжевым лаком, и бармен сдался. Через тридцать секунд микроволновка издала музыкальный звон, Камилле вернули очки, и она отнесла их мужику. Он взял их в руки и тупо стал протирать салфеткой. В этот момент над ухом у него загрохотал орудийный залп:

– Так и знала! Стоит мне за дверь, он в кабак – бухать!!!

Тот выпучил глаза. Необъятных размеров дама в красном платье и с туристской сумкой на плече нависала над ним угрожающей скалой.

– Не по-онял… – просипел еще более ошарашенный искатель приключений. – Ты ж в Дубае должна быть?!

– В х…е! – внятно сказала дама. – Вылет завтра. Не мог в билеты хорошо посмотреть, слепошарый?! Ну-ка, пойдем отсюдова!

И, одним движением выдрав довольно хлипкого мужичонку из-за столика, дама утащила его за собой, как буксир уводит корабль из дока. На столе остались поблескивать черными линзами пафосные очки. Камилла хмыкнула, примерила их и внезапно залилась смехом:

– Олеська, смотри! Ритуал РАЗМОРОЧЕК. Чтобы ликвидировать ЗАморочку. Надо просто подарить кому-нибудь РАЗМОРОЧКУ. Ну, тому, у которого замороченность имеется… Раз-мо-рОЧКУ. Очки подарить, а на них… ну, написать что-нибудь.

– Классно, – одобрила Олеся. – В принципе, мужик разморочился – ночь у него теперь будет явно бурная. А у нас с тобой и вообще заморочек не было. Босиком в метро с прошлого года пускают, так что мы домой попадем… Да и очки наморочились. Слушай, а тебе идут! Прикинь, как классно! И в салон за ними не надо ходить.

– Нехорошо, – засомневалась Камилла. – Чужие…

– Симорон дал, возьмет… и еще даст! – беспечно перебила Олеся. – Забудь. Если ему сегодня глаза не повыкалывают, он о них не вспомнит. Пошли танцевать лучше.

Так родился ритуал; обсудили они его в пустом полуночном вагоне метро, хулигански расположившись на сиденьях с ногами, разбросав на красном кожзаме грязные пятки – все равно эти сиденья мыть будут в депо. У Олеси нашлись знакомые, которые могли выделить на благое дело пару десятков некондиционных, бракованных оправ еще советских времен, а Камилла должна была подумать над рисунком. Ну, а творческое исполнение ложилось на «Лабораторию». Девушки не сомневались – за этим дело не станет.

Медный выслушал воркующую Камиллу без особого энтузиазма. Она предложила собраться у него дома, чтобы обсудить детали предполагаемого семинара. Принимать гостей, даже в той необязательной форме, когда «вода в чайнике, пельмени в холодильнике!», не хотелось. Но он согласился.

Из головы не шел загадочный мистер Лукас. «Лукас Кранах», – пробормотал Медный неожиданно пришедшее на ум имя голландского, кажется, художника и поморщился – вспомнил про воду, про то, что с утра так и не принял душ, что-то помешало. С одиннадцати – отключение холодной воды, эдакая иезуитская пытка, регулярно устраиваемая гражданам Горводоканалом: не горячей водицы отключение, а именно холодной, без которой и суп не сварить, и чай не подогреть, и не помыться. Принять холодный душ – не проблема. Но не будешь же стоять под кипятком!

Медный пошел в ванную, открыл кран, исторгший возмущенное шипение и ржавый плевок, и долго сидел на ее краю. Лукас Кранах. Воды в КРАНАХ не было. Наверно, он зря ничего не ответил этой мисс «Дилижанс». В прежние времена он бы ухватился за этот каламбур: тут же накидал кучу идей, за полчаса сделал план… Еще бы – провести семинар в Египте! А сейчас он ощущал какое-то неясное предчувствие беды, затонувшее в нем, как Атлантида, не дающее ходу наверх даже самой пустячной инициативе.

…Через полчаса объявились девчонки – обе в коротких джинсах и топиках, а Олеся еще и босая, с целыми двумя бисерно-жемчужными фенечками на тонких голых щиколотках. Ногти на ее маленьких ступнях, так задевших сердце Медного тогда, в автобусе, были накрашены, как у Лис, в несколько радужных цветов. Олеся постояла на ковре, пошевелив пальцами ног – для демонстрации.

– Стоило нам с Лис по Красному прогуляться, – сообщила она, – полгорода так теперь ходит. Что ни девка в открытых босоножках – разноцветная! Ладно, я ноги мыть.

Пока она плескалась в ванной, Медный рассказал о звонке из Дубая и о мистере Лукасе, а также о своей ассоциации с краном. Камилла пошла немедленно сообщить об этом Олесе, и когда та появилась из ванной, блестя капельками воды на этих самых разноцветных ноготках, то рецепт решения проблемы уже был готов.

– Надо просто позвонить ему, – затараторила она, плюхаясь в кресла, – а перед этим собраться всем по квартирам и открыть воду в кранах. Горячую.

– Кстати, – с любопытством усмехнулся Медный, – а как ты ноги помыла? Там же китяток, нам горячую на сутки отрубили.

Олеся растерянно захлопала длинными черными ресницами.

– Кипяток? А я и не заметила. Да я так, немного. Все равно мне до следующей зарплаты так без туфель и рассекать. Ничего дома нет приличного, кроме кед.

Она хотела что-то сказать еще, но в прихожей раздался звонок: это пришли Иван, рыжий Юрий и черноголовый Диман. Кворум «Лаборатории» состоялся.

* * *

На следующий день на городской набережной, вытянувшейся гранитным парапетом от Речного вокзала до кромки железнодорожного моста, появились две девушки. Обе были одеты, как профессиональные красотки с телеэкрана, рекламирующие отбеливающую жевательную резинку. Девушки толкали перед собой тележку, в которой стоял сверкающий алюминиевый бак, накрытый белоснежным, хрустким на сгибах полотенцем. Казалось, что в этот безоблачный день, пышущий жарой с неба, как из духовки, на улицах вот-вот начнется бесплатная раздача мороженого… На боку бака красовалась наклейка: «ГЛАВДОБРОПРОДУКТ. РАЗДАЧА РАЗМОРОЧЕК НАСЕЛЕНИЮ». Охрану мероприятия обеспечивали Медный и Диман, для мобильности взгромоздившийся на горный велосипед. Охрана была необходима на случай вмешательства милиционеров с их каверзными вопросами о праве на торговлю. В том, что это могло быть единственной, хотя и нелепой претензией, Медный не сомневался. Иван и Юрий помогли подготовить матчасть Семинара – бак и белые халаты из преподавательской мединститута.

Издали Медный любовался Олесей – белый халатик, едва прикрывавший загорелые коленочки, настолько шел ей, что Медному хотелось стать тем самым асфальтом, по которому легко порхали ее босые ножки. Черные волосы девушки слегка выбивались из-под белой шапочки. Вообще, Олеся настолько инициативно взялась за дело, что этим снова смазала успех Камиллы, и, глядя на обеих девушек, Медный подумал, что Олеся, пожалуй, боевое крещение в «Лаборатории» прошла, став своей. Он снова вспомнил тлеющую сигарету, вжимаемую в нежную ткань голой подошвы, и содрогнулся. Как она тогда боялась прыгать с «тарзанки»! Он вспомнил ее обнаженное тело, куколкой падавшее на руки ребят, когда она летела с камня, и сердце Медного учащенно забилось. Шкипер, который сегодня копал картошку где-то в Линево, сказал бы: «Песдеспропал!»

Задачей шедших было встречать людей с «заморочками» и дарить им разморОЧКИ. На первую такую пару они наткнулись сразу же: двое стояли у чугунной ограды парапета и громко ссорились.

– А я не пойду! – звонко пищала маленькая обесцвеченная девчушка, сжимая от злости кулачки, терзая ладони вонзаемыми в них длинными ногтями. – Не пойду я к ним с этим дерьмом! Вся туса прикалывать будет… Мой телефон надо уже на свалку выбросить! Вот сам и иди, раз такой умный…

Парень, тоже невысокий, угловатый, как старинный шкафчик, и багроволицый (видимо, от напряжения), одетый в черную джинсу, по виду – небогатый студент колледжа-техникума, хмурил лоб. Покупка нового телефона для любимой явно не входила в планы его ухаживаний. Да и если бы входила, то пробивала бы в финансовом плане нелатаемую брешь.

– Молодые люди, можно вмешаться? – звонким голосом вступила в игру Олеся. – У вас, я вижу, типа заморочка…

От неожиданности девушка умолкла, широко открытыми глазами глядя на парочку в белых халатах, а парень хмуро процедил:

– Да лана. Все нарма-альна у нас…

– Неправда! – Олеся кинула в него ослепительной улыбкой, как мячом. – Вы ж так кричите, что вся набережная уже в курсе. Давайте, мы вам поможем. Бесплатно.

Парень снова буркнул что-то раздраженное, но обесцвеченная девушка воодушевилась:

– Давайте! А вы из какой-то фирмы, да?

– Не-а, – загадочно проговорила Камилла, снимая белое полотенце с бака. – Мы из Симорона. Раздаем разморОЧКИ. Дарим, то есть… Какие вам нравятся?

И она показала рукой на гору оправ, заполнявших бак. Это были ветхозаветные «черепаховые» очки родом из семидесятых, оставшиеся сейчас разве что на носах пенсионеров. Они смотрелись диковато и в то же время необычно, ибо ни таких форм, ни такого материала современные молодые люди просто не знали.

– Ой! – взвизгнула девчонка, выхватив из кучи какие-то огромные роговые очки. – Ни фига себе! Вот прикольно, да?

Она нацепила их на нос. Очки без стекол.

– А зачем это?

– Нравятся?!

– Ну, приколоться можно… – растерянно протянула она.

Парень с сомнением следил за происходящим.

– Момент! – Камилла ловко сняла с носика девушки очки и вставила в правую очковину белый картонный кусок. Фломастером быстро вывела на нем три буквы – «ПКМ» – и показала девчушке, пояснив:

– Это Привычная Картина Мира. Мы ее вам закрываем. А сейчас сделаем ВКМ, то есть Волшебную Картину Мира.

Второй кружок лег в очки. Он был из золотистого картона, и на нем уже стояла надпись – «ВКМ».

– Восьмерка! – радостно сказала Олеся. – Очки – это восьмерка, которая в Китае считается счастливым числом. А теперь надевайте и идите… по набережной.

– Как? – Девушка совсем была сбита с толку. – Ниче ж не видно!

– А вас молодой человек проводит! – сверкнула зубками Олеся. – Правда, друг? Вам нужно пройти всего… всего пятьсот метров, и ваша заморочка исчезнет. Рассосется. Ведь у вас на носу – размороОЧКА. А если не будет так, как мы говорим, – подойдете… мы тут курсируем. Ладно?

Та фыркнула, но очки нацепила и требовательно протянула маленькую ладошку кавалеру.

– Веди! А то совсем обижусь!

Тот хмуро взял ее за руку.

– Эй! – заметила Камилла. – Надо сказать: «ТАК!» И щелкнуть пальцами, как мы: «ТАК!»

– ТАК!!! – выкрикнула Олеся.

– Так… – вяло отозвалась парочка и пошла. Со стороны это выглядело комично, так как девушка нащупывала дорогу огромными платформами на маленьких ногах.

– Упадут! – вздохнула Камилла. – Я тоже с платформ всегда падаю.

– Не упадут. Ровная ведь дорога. Пошли.

* * *

Тем временем, в совершенно противоположной стороне Новосибирска, в зеленых кущах Академгородка, происходили другие события. Менее радостные, о чем пока еще не догадывались их непосредственные участники.

Людочка взахлеб рассказывала Ирке о Термометре. То есть о Дмитрии. Слова, характеризующие его как принца, закончились быстро, и она только повторяла:

– Он такой!.. Такой!!! Ты себе не представляешь! Мы на выставку Пилюоко ходили. Это новозеландский художник, травой рисует…

– Ну.

– Потом он меня провожал… А на Золотодолинской новый асфальт кладут, там все битумом залили. Так вот, чтобы я ноги не испачкала, он меня на руках перенес.

– До дома? – уточнила Ирка, усмехнувшись.

– Нет, зачем до дома? Через дорогу.

– Маладэц! Настояш-ший пионер.

Подруга хмыкнула, затушила окурок о край стального прилавка и резюмировала:

– Ну, вот сейчас придет, и посмотрим – какой. А чего он тебе свидание на рынке назначил?

Они стояли на небольшом рыночке, спрятавшемся за зеленым сквером напротив здания Президиума. Из дверей мясного павильона тянуло тяжелым кровяным духом, за их спинами высились горки из картошки и помидор. От них пахло не более ароматно: сырой землей и немного – навозом. Грустный и сонный старик продавал лохматые, неприбранные гладиолусы – дороже, чем в цветочном магазине. Невдалеке щелкал окошечком пивной киоск, в котором страждущие с утра опохмелялись стаканчиком плодово-ягодного вина «Рубиновая гроздь». На сияющее лицо Людочки внезапно набежала какая-то тень, и она, запинаясь, проговорила:

– Только… эта… Ириш… ты не обижайся, но… но, может…

Ирка пытливо посмотрела в глаза Людочки – те побледнели больше обычного, и зрачки превратились в колющие острия иголок. Подруга все поняла и, усмехаясь, протянула:

– Во-от оно как… Мать, ты серьезно думаешь, что я его у тебя отобью? Все, ухожу, Ваше Высочество, ухожу… Я в сортир зайду, так что в случае чего – свистните.

За рынком располагался кирпичный квадрат известного всему Городку общественного туалета, сравнительно чистый; и Ирка, махнув рукой, направилась туда. Людочка проводила ее растерянным взглядом. Сама она была в том самом «коктейльном» платье, подаренном Иркой, и даже с педикюром на ногах – достижение последнего дня. И хотя девушка понимала, что выглядит гораздо эротичней и эффектней, чем подруга, одетая в ординарный серый костюм – пиджак с юбкой – и закрытые туфли, она все равно БОЯЛАСЬ. Чисто женское чувство соперничества и боязнь удара из-за угла проснулись в ее худом теле, наполнили его звенящей силой.

Она не видела, как в это время к тому же самому туалету из сосен подходил усатый, смуглый человек кавказкой внешности. Один их двух Одинаковых.

Стоял час дня с минутами, и Дмитрий явно опаздывал на свидание.

* * *

– Все равно, основные девять процентов – проблемы денежные, – рассуждала Олеся, катя тележку. – Счастье рядом, денег только нет…

Подкатил Диман на велосипеде, зашипел тормозами и поинтересовался:

– Ну, все нормально? Жалобы, просьбы, пожелания?

– Димка-а! – протянула девушка. – За водичкой бы слетал на Речной вокзал или еще лучше – за квасом разливным!

Дима кивнул, и его велосипед бодро рванул с места.

Потом подошел Медный. Он прогуливался шагах в пятидесяти впереди девчонок, примечая людей, которым могли бы понадобиться «разморОЧКИ». Он улыбнулся Олесе, на маленьком лобике которой выступил пот усталости, и кивнул на ряды скамеек:

– Вон, еще одна барышня сидит. У нее заморочка – ой-ой!

– Так! Пойдем…

– Сейчас, я ее подготовлю.

На скамейке сидела очень полная девушка в шерстяной кофте, совсем не подходящей к нынешней омертвляющей жаре, сковавшей окружающее пространство. На плоском носу сидели очки с мощными линзами. Судя по количеству книг, разложенных перед девушкой, она явно попыталась соединить приятное с полезным: на свежем воздухе подготовиться к сдаче какого-то экзамена. Ее отстраненный взгляд, упершийся в курчавые очертания левого берега Оби, и горестно положенный на кулачки пухлый подбородок говорили о том, что первое условие выполнено, а второе – никак. Когда Олеся и Камилла подкатили к ней со своей тележкой, Медный уже сидел на той же скамейке, сдвинув груду книжек вбок, и втолковывал девушке:

– …понимаете, Машенька, на самом деле только двадцать процентов первых усилий дают восемьдесят процентов итогового результата. Это если по Зеланду брать… А остальные восемьдесят процентов затрачиваются впустую. Вам до двадцати процентов осталось всего ничего – попробовать. Даже если вы в это не верите, вам это ничего стоить не будет, даже душевного напряжения. Симорон мудр: всем сестрам – по серьгам, а брату – по бОлту… То, что вы не можете написать курсовую, которую надо сдавать завтра, и не можете найти материал по ранним произведениям Батюшкова в Интернете, – это не проблема. Проблема в том, что решение рядом, и оно вас ждет, но вы не можете найти короткий путь к нему. А самый короткий путь – это волшебство.

– Привет! – жизнерадостно провозгласила Олеся, подкатывая тележку к самой скамейке. – Ну, как успехи?

Девушка подняла на них усталые глаза, улыбнулась смущенно и грустно.

– Ну… так, ничего.

– Ничего – значит, ничего и не будет! – объявила Камилла. – Давайте мы вам очки поменяем. Чтобы было не «ничего», а все.

– У меня же есть… уже… – растерялась девушка Маша, но покорно сняла свои толстокорые линзы и отдала их внезапно появившейся парочке в белых халатах классических работников прилавка.

Олеся ловко начертала троебуквия «ВКМ» и «ПКМ» на картонных кружочках.

– Держите! Одним картоном мы блокировали ваш ПКМ. Второй открывает ваш ВКМ. Видите, он серебряный, магический.

– И что… что с этим делать? – спросила Маша неуверенно, все же примеряя оправу на нос. – Я же ничего…

– А и не надо! Посидите так минут пятнадцать! Потом скажите: «ТАК!» – и откройте левую часть. ВКМ. Тогда у вас будет курсовая. Попробуем?

– Попробуем! – согласилась та с надеждой.

Когда они оставили Машу сидеть на скамейке и двинулись дальше по набережной, на которую, впрочем, уже легла тень наползающих откуда-то с левого берега туч, Медный забеспокоился.

– Черт, сигареты где-то вывалил, только что ведь были!

– Сходи вон на автовокзал, к киоскам, – посоветовала Олеся.

– А ничего, если я вас оставлю?

– Ой! Не смеши. Что нас, съедят вместе с оправами?

Медный ушел. Камилла вздохнула, утерла пот со лба и предложила:

– Духота какая… дождь будет. Давай присядем, покурим?

– Ага.

– А ты кому все время СМС-ки отправляешь?

– Да так, – усмехнулась Олеся, – человеку одному… дорогому. Чтоб не забывал.

* * *

Людочка не устала ждать – она устала терпеть. Дмитрий не появлялся, а пример Ирки вдохновлял. Поэтому она подумала и решительно направилась к кирпичному сарайчику.

Она прошла мимо грузина, индифферентно стоявшего у входа, и даже не обратила внимания на его слова. Нужен был ей этот грузин! А тот, прижав к уху коробочку мобильного, прохрипел:

– Э, Резо! Тавай сута. Бистро! Она зашол.

Ирка между тем сотворила хитрые женские дела, вымыла руки в предбаннике туалета – зальце с раковиной и потемневшим от старости зеркалом – потом немного навела марафет на лице и, повернувшись на каблуках, уже направилась к выходу, чтобы подняться по лестнице на свежий воздух из воняющего хлоркой подземелья, как вдруг нос к носу столкнулась с подругой.

– Оба-на! И ты туда же? – иронически обронила Ирка. – Герой-любовник опаздывает на сцену?

Вместо ответа Людочка вдруг подскочила, головой ударила ее в бровь, отчего у той посыпались искры из глаз, и даже брызнуло несколько капелек крови. Ирка полетела на кафельный скользкий пол, грохнулась затылком о раковину и простонала, едва не теряя сознание:

– М-м-ммм-мать, ты че…

Когда она оклемалась и все-таки неуклюже встала, отметив, что ее серая юбка измазана в хлорной грязи, то перед ней стояла уже не Людочка, а плотный, волосатый амбал – один из двух Одинаковых, который и толкнул Людочку мощным кулаком в спину. Грузин – Вано или Резо – полыхнул изо рта золотым пламенем и прорычал:

– Э, сук! Взад рос давай!

– Т-ты…

Он ее не ударил. Просто протянул свою липкую ладонь и ею, большой, цепкой, залепил Иркино лицо, как скотчем. Он толкнул ее в угол. С хрустом сломался каблук. Ирка снова приземлилась на кафель, в лужу, рядом в жалобно скулящей Людочкой. На голую ногу Людочки капнула ее кровь – очевидно, из рассеченной брови.

– Дэнгы или рос! – добавил появившийся из-за спины первого второй Одинаковый.

Сумочка Ирки уже находилась в руках Резо. Он демонстративно разорвал на ней молнию, вывалил на кафель пола помаду, тени, платочек, ключи и мелочь и, не найдя, собственно, ДЕНЕГ, осклабился. Ногой в огромной кроссовке он с хрустом раздавил косметику, размазал ее по полу. Получилось черно-красное пятно, в тон кафелю.

Деньги у Ирки были, три с лишним тысячи на взятку за устройство обоих башибузуков в подготовительный класс хорошей школы. Но они лежали в известном потайном месте большинства женщин – за резинкой трусов. И расстаться с ними без потерь для женской чести Ирка не могла.

Резо вытащил руку из кармана. В этой цепкой руке холодно и страшно блеснул нож.

– Э, растивайса, сук! – негромко приказал он. – Сичас дэньгэ искать будим.

* * *

Примерно в это же самое время Камилла и Олеся встали со скамейки, затушив окурки в урне, и уже хотели было покатить тележку дальше, как услышали:

– Погодите! Она исполнилась… эта морочка!

Девушки оглянулись. От зеленого лабиринта, которым была изрезана часть набережной, стремглав неслись двое: тот самый парень и обесцвеченная. Своими неуклюжими платформами она уже размахивала, держа их в руках!

Они подбежали. Девушка, задыхаясь, гордо сжимала в маленькой руке какую-то бело-серебряную льдинку с желтыми прожилками.

– Си-менс-с, – придушенным голосом выдавила она. – Super DS 600! Последняя…