Текст книги "Российская дань классике. Роль московской школы в развитии отечественного зодчества и ваяния второй половины XVIII – начала XIX века"

Архитектура Нового времени знает две главные системы поэтажного построения объемов на основе ордера. Одна из них предполагает обособление каждого этажа с помощью горизонтальных тяг и нередко сопровождается применением малого ордера почти во всех этажах здания (палаццо Канчеллерия в Риме, палаццо Ручеллаи во Флоренции). Вторая система предусматривает объединение двух этажей (в многоэтажном сооружении двух главных этажей) большим ордером и отказ от тяги, разделяющей эти этажи. Такой прием характерен, например, для дворца Сенаторов на площади Капитолия в Риме и лоджии дель-Капитанио в Виченце.

Почти во всех общественных зданиях раннего классицизма использована вторая система построения объемов. Иногда к ней обращаются сразу, в других случаях – на заключительном этапе проектирования. Так произошло, например, с Академией художеств, где во внешних корпусах изначально предусматривалось применение второй системы, а корпус, обрамляющий круглый двор, предполагалось, судя по модели, расчленить на этажи, выделенные малым ордером. Благодаря этому возникала некоторая иллюзия Колизея, только обращенного фасадом не наружу, а внутрь здания, в его круглый двор. Лишь позже, к 1767 году, эта часть сооружения также получила построение по второй системе[121]121
  Новый облик круглого двора Академии художеств запечатлен на одном из листов «Перспективного плана Сент-Илера-Горихвостова-Соколова», датированном А. Крашенинниковым 1767 годом (Архитектурное наследство. 1955. № 7. Л. С. 131, 138, прим. 22).


[Закрыть]. Последняя характерна для Воспитательного дома (по первоначальному проекту), Сената, Кригскомиссариата в Москве, проектов Университета работы В.И. Баженова и М.Ф. Казакова, Гостиного двора, Новой Голландии, Старого Арсенала и Тучкова буяна в Петербурге, тверских Провиантских складов, сооружений тверского, калужского, ярославского, тульского административных комплексов и многих других построек. Проще назвать редкие исключения, в которых применялась первая система. Таковы Воспитательный дом в Петербурге, все четыре этажа которого отчеркнуты горизонтальными тягами, и двухэтажные Присутственные места в Балахне с их объемом, разделенным «полочкой» на верхнюю и нижнюю половины[122]122
  См.: РГИА. Ф. 1399. Оп. 1. Ед. хр. 520. Л. 16.


[Закрыть].

Н. Легран. Проект здания Кригскомиссариата в Москве. 1776–1782/84 Фасад со стороны Москвы-реки. Копия начала XIX в.

Н. Легран. Здание Кригскомиссариата в Москве 1776–1782/84

Некоторые провинциальные здания, где использованы сразу две системы, выглядят как несомненный пережиток барочных представлений. Таковы построенные по типовому проекту присутственные места уездных городов Калужской, Тульской и Ярославской губерний.

Разумеется, безраздельное господство второй системы весьма показательно. Однако стоит детализировать этот вывод, рассмотрев конкретные примеры ее применения. Обратимся сначала к постройкам, превышающим два этажа. Так, весь объем Училища для мещанских девушек в Петербурге слагается из верхней несомой и нижней несущей частей, как принято в ордерной архитектуре. Колонны и пилястры большого ордера выделяют наиболее важную часть, объединяя два главных верхних этажа, ибо по законам античной и ренессансной архитектуры не могут охватывать более[123]123
  В раннем классицизме от этого правила отступает лишь комплекс Фонтанной площади в Твери, где пилястры охватывают три этажа. Подобное нарушение соседствует здесь с другими, столь же архаичными признаками.


[Закрыть]. Первый этаж и погреба составляют нижний компонент, или «слой» объема, воспринимающийся как постамент ордера, и цоколь всего сооружения. Его мощь, устойчивость и прочность подчеркиваются разного рода рустовкой, отделкой естественным камнем или иным образом. Двухэтажный цоколь Училища для мещанских девушек возносит высоко над землей его парадную часть. Это накладывает существенный отпечаток на облик здания. Оно обретает торжественность и обособленность от обыденной жизни. То же в большей или меньшей степени характерно для московского Воспитательного дома (первоначалный проект), Старого Арсенала в Петербурге, Народного училища в Калуге и остальных трех– и четырехэтажных общественных зданий раннего классицизма.

Помимо общих черт существуют некоторые особенности, присущие лишь группам построек. Прежде всего это разные отношения цокольной и основной (несущей и несомой) частей. В Училище для мещанских девушек и ряде других зданий использован эффект динамичного равновесия двух сил: тяжести массивного верха противопоставлено уверенное сопротивление мощного низа. Каждое из усилий не подавляет противоположное, их столкновение лишено драматизма и в соответствии с идеалами классицизма гармонизируется всемогущим разумом.

Ощущение динамического равновесия между давлением верха и прочностью низа возникает в тех сооружениях, где высота основной части больше высоты цоколя в полтора-два раза. Так, это превышение в Училище для мещанских девушек равно 1,55 раза, а в других многоэтажных зданиях, производящих сходное впечатление, колеблется в узких пределах – от 1,5 до 2. Иногда взаимодействие между основной и цокольной частями особенно гармонично и пропорции приближаются к отношению золотого сечения (1,618). В Академии художеств оно составляет 1,68. В московском Сенате соотношение найдено Казаковым не сразу. В первоначальном варианте оно равнялось двум и лишь в окончательном проекте было доведено до 1,64.

Наряду с этим в многоэтажных зданиях раннего классицизма встречается другой тип пропорционирования, при котором цоколь и основная часть одинаковы (Тучков буян) или почти равны по высоте (Университет по проекту В.И. Баженова и московский Воспитательный дом по первоначальному проекту). В таких случаях гармонизация противоборствующих сил выявляется очень слабо или вообще не видна. Здесь в большей или меньшей степени заметно некое однообразие, обусловленное сопоставлением почти идентичных по высоте частей. Это не способствует полному выражению тектоничности – важнейшего свойства ордерной архитектуры.

Существенное значение имеет порядок чередования более высоких и менее высоких этажей, особенно в четырехэтажных постройках, подобных Училищу для мещанских девушек. Его «большие» (более высокие) этажи располагаются в средней части объема, а «малые» как бы окаймляют их сверху и снизу. В итоге возникает симметрия, а система членений обретает законченность – качество, столь созвучное эстетическим устремлениям раннего классицизма. Видимо, не случайно именно такой прием употребляется в наиболее совершенных зданиях той эпохи – в Академии художеств и Сенате.

В.И. Баженов. Проект дворца (Проект Университета? Смольного института?) Фасад (фрагмент), план главного этажа. 1760-е

Но существовал еще один тип чередования «больших» и «малых» этажей. В Тучковом буяне и баженовском проекте университета в цокольной и основной частях повторяется одинаковое звено, состоящее из «большого» и «малого» этажей: «большой» – «малый» и снова «большой» – «малый». Известная механистичность такой последовательности влечет за собой монотонность, мало благоприятствующую общему облику зданий.

Словом, специфика объема многоэтажного общественного здания раннего классицизма зависит не только от пропорций основных частей, но и от порядка чередования этажей. Причем эти свойства оказываются связанными: отношения, близкие к единице, неизменно сочетаются с расположением этажей по схеме «большой» – «малый» и «большой» – «малый», в то время как отношениям, равным 1,5 или 2, сопутствовала совсем иная последовательность. Интересно, что оба варианта встречаются в постройках независимо от их назначения: одинаковый пропорциональный строй и идентичная последовательность этажей присущи университету Баженова и Тучкову буяну, Академии художеств и Сенату, и, наоборот, разные приемы наблюдаются в зданиях, сооруженных для сходных целей, например в Училище для мещанских девушек и московском Воспитательном доме (первоначальный проект). Такие сопоставления наводят на мысль, что различные отношения цоколя и основной части, как и способы достижения этого, в большей степени отражают художественные приверженности, нежели функциональные требования.

Представление о двухэтажных общественных зданиях может дать калужский административный комплекс. Вторая система построения объемов применена в нем иначе, нежели в многоэтажных сооружениях, и сообщает его облику некоторые особые свойства. Так, выделяя два этажа в основную часть объема с помощью большого ордера, архитектор, по существу, зрительно лишает сооружение цоколя. Основная часть оказывается стоящей почти на земле, отделяясь от нее лишь низким стилобатом. Здесь высота главного компонента значительно больше высоты его подножия. Их отношение в таких зданиях раннего классицизма колеблется от 4,3 до 18,2. Благодаря этому парадные этажи как бы спускаются с пьедестала и встречают посетителя у самого порога. Создается художественный эффект доступности здания, его меньшей отрешенности от будничного и повседневного; своего рода «демократизм» смягчает ту модификацию величавости и торжественности, которая присуща трех– и четырехэтажным зданиям, основанным на второй системе построения объемов. То же характерно для других двухэтажных общественных сооружений раннего классицизма – Гостиного двора в Петербурге, Благородного собрания в Москве, Провиантских складов в Твери, ансамблей Тулы, Вятки[124]124
  См.: РГИА. Ф. 1399. Оп. 1. Ед. хр. 329. Л. 1 (Вятка).


[Закрыть], Симбирска, Уфы.

М.Ф. Казаков. Дом «Благородного собрания» в Москве. 1780-е. Фасад и план второго этажа. Чертеж из Альбомов партикулярных строений М.Ф. Казакова. ГНИМА

Иногда варианты применения второй системы можно наблюдать даже в пределах одного и того же здания, отдельные части которого обладают различной этажностью. Например, высокий административный корпус московского Кригскомиссариата решен так, как характерно для зданий, имеющих более двух этажей: два верхних (второй и третий) этажа сгруппированы вместе, а нижний превращен в цоколь. В то же время более низкие склады, составляющие одно целое с административным корпусом, наделены такими особенностями, которые вытекают из использования этой системы в двухэтажных постройках. Оба этажа объединены и поставлены уже не на цоколь, а на очень низкий стилобат. В результате один и тот же первый этаж в центре здания трактуется как цоколь, а в крыльях входит в основную часть объема вместе со вторым этажом. Благодаря этому Кригскомиссариат не имеет ни общего цокольного этажа, ни общего стилобата или постамента, которые обычно связывают все сооружение. Основные этажи подняты вверх в одних и опущены до земли в других частях этой постройки.

Такую несогласованность, нарушающую целостность образного строя, можно было легко устранить, выделив нижний этаж в качестве цоколя не только в центре, но и в боковых частях здания. Тогда оно получило бы единое основание. Однако это означало бы замену в боковых частях второй системы на первую, а следовательно, построение одного и того же сооружения по совершенно разным принципам, один из которых к тому же не был принят в раннем классицизме. Видимо, стремясь не допустить такого противоречия, мастера идут даже на известные несовершенства композиции. Подтверждением могут служить другие здания с трех– и двухэтажными частями, обладающие совершенно аналогичными свойствами, в частности Дом призрения в Ярославле.

Обратимся теперь к зданиям раннего классицизма, не имеющим общественного назначения, чтобы проверить, насколько характерны для них выявленные черты.

И.П. Тоскани. Симбирск. Фасады лавок и двух корпусов Присутственных мест Проект. 1783–1793. НИМ РАХ

Когда вспоминаешь жилые дома в Москве, Петербурге или провинциальных городах, усадьбы в любой из губерний или дворцы эпохи раннего классицизма, всякий раз в памяти возникает целостный объем. Дома Хлебниковой, Демидовой и Епанешникова в Москве, дома на Дворцовой площади работы Ю.М. Фельтена, здания перед Адмиралтейством в Петербурге (проект И.Е. Сатарова), архиерейские дома в Костроме и Плесе, тверские постройки и десятки других сооружений производят впечатление единых массивов.

То же характерно для дворцов: таких гигантов, как Кремлевский (проект В.И. Баженова), меньших по размерам, как Екатерининский в Лефортове (первоначальный проект), и совсем небольших строений, вроде путевых дворцов, возведенных по типовым проектам в Новгороде, Смоленске и Харькове[125]125
  См.: РГИА. Ф. 1399. Оп. 1. Ед. хр. 541. Л. 2 (дворец в Новгороде); Ед. хр. 759 (дворец в Смоленске, проект 1765 г.). Ед. хр. 832. Л. 1, 2 (дворец в Харькове).


[Закрыть].

Более того, эта особенность распространяется даже на усадебное строительство. Таковы, в частности, дача Строганова на Петергофской дороге, представляющая собой одно из самых первых произведений раннего классицизма, дома в усадьбах Белкино и Прыски Калужской губернии или Мерчик Харьковской губернии[126]126
  Подробнее о даче А.С. Строганова и усадьбе Белкино см.: Рязанцев И.В. Основные черты архитектуры раннего классицизма в России. Дис…. кандидата искусствоведения. М., 1968. С. 406–416.


[Закрыть].

В крошечном «кубике» усадебного дома в Кунцеве под Москвой (ныне в Москве), в крупном массиве прославленного Мраморного дворца, в суховатой полосе домов «сплошной фасады» на волжской набережной в Твери и небольшом элегантном блоке баженовского дома Л.И. Долгова на 1-й Мещанской улице в Москве – во всех столь непохожих постройках впечатление монолитности достигается, как и в общественных зданиях, равновы-сотностью основного объема, туго «схваченного» непрерывной полосой антаблемента. По нашему подсчету, среди городских домов подобных построек в тринадцать, среди дворцов – в одиннадцать, а среди усадеб – в четыре раза больше, чем сооружений, не обладающих этим свойством.

Обобщенность и преобладание горизонталей также чрезвычайно характерны для очертаний подавляющего большинства дворцов, городских и усадебных домов и везде достигаются сходными приемами. Прежде всего это – умение сделать возможно менее заметным трапециевидный абрис кровли. Четыре пятых исследованных нами сооружений имеют угол наклона крыши меньше 25°, причем чаще всего встречаются постройки, где этот угол не превышает 20°.

Добиваясь строгой горизонтальности завершения, зодчие иногда делают кровлю столь пологой, что она вообще скрывается за аттиками, как в проекте дома М.И. Воронцова работы В.И. Баженова или в проекте Екатерининского дворца в Лефортове. В тех исключительных случаях, когда все-таки используется высокая кровля, ей часто сопутствуют архаические приемы, элементы и детали (тверской Путевой дворец).

М.Ф. Казаков. Дом А.Ф. Хлебниковой. Фасад, план второго этажа. Чертеж из Альбомов партикулярных строений М.Ф. Казакова. ГНИМА

В.И. Баженов. Дом Л.И.Долгова на 1-й Мещанской. 1770-е. Фасад и разрез. Чертеж из Альбомов партикулярных строений М.Ф. Казакова. ГНИМА

Как и в общественных зданиях, снижение высоты кровель сопровождается стремлением свести их очертания к непрерывной горизонтали. По обыкновению этому способствует применение постропильных крыш, единых для всего сооружения. Кроме того, кровлю стремятся заслонить разными горизонтально ориентированными элементами: аттиками, явно предпочитаемыми фронтонам, балюстрадами и решетками. Дома Барша в Вологде, Прозоровского на Тверской, Разумовского на Воздвиженке, Оболенского на Новинском бульваре, Гендрикова на Садовой-Спасской, П.Е. Пашкова на Моховой в Москве, усадьбы Богородицк, Сиворицы, Тайцы, Мерчик, Кунцево, дворец Екатерины II в Коломенском (проект), дворцы в Смоленске, Харькове, Кремлевский и Екатерининский дворец в Лефортове – таков далеко не полный перечень зданий, где использован этот прием[127]127
  В некоторых зданиях аттики, балюстрады и решетки были утрачены со временем, а в других не применялись по соображениям экономии, особенно в небогатых жилых домах. Данные о дворце в Коломенском (1766) хранятся в РГАДА. Ф. 14. Ед. хр. 51. Ч. 1. Л. 94,100,105-107 об.


[Закрыть].

П. Штелин. Вид дачи А.С. Строганова на Петергофской дороге. Гравюра. 1768

Дом К.Г. Разумовского на Воздвиженке. После 1778. План. Чертеж из Альбомов партикулярных строений М.Ф. Казакова. ГНИМА

В городских жилых домах и усадьбах тенденция к прямолинейности завершения иногда сказывается в перенесении чердачных окон в аттик или антаблемент (дом Вольфа на Большой Полянке в Москве, дом в усадьбе Мерчик). В отличие от общественных сооружений здесь бывает и так, что места окон обозначаются нишами, и тогда конструктивный прием заменяется его декоративным «пересказом», как это сделано в усадьбах Кунцево и Вяземы Московской губернии. Случается и обратное, когда архитектор, подхватывая установившуюся композиционную особенность, устраивает второй свет или даже дополнительный жилой полуэтаж, выводя его окна в аттик или антаблемент (проект домов на площади перед Адмиралтейством в Петербурге, московские дома Хлебникова на Маросейке и Епанишникова на Моховой).

И.Е. Старов. Вид дома в усадьбе А.Г. Бобринского. Богородицк Тульской губернии Проект 1771. Снимок из журнала «Старые годы» (июль-сентябрь 1910 г.)

План и фасад Дворца в Смоленске Чертеж. 1765

Говоря о венчающих элементах – куполах, бельведерах и ступенчатых завершениях, надо заметить, что они встречаются преимущественно в усадьбах и лишь в нескольких городских домах. В большинстве же своем городские дома и дворцы вообще лишены таких компонентов. Последние весьма разнообразны, далеко не равноценны по своим художественным качествам и не одинаковы по назначению. В одних случаях это смотровые площадки, в других – световые «фонари» над центральными залами. Однако все они теснейшим образом связаны с основным телом здания, а иногда даже подчеркивают лапидарность его силуэта, вливаясь в общий строй горизонтально ориентированных венчающих частей. Это свойственно даче Строганова на Петергофской дороге, где завершение ступенями поднимается над карнизом и аттиком. То же характерно для главных корпусов усадеб Богородицк и Сиворицы, из основных массивов которых «вырастают» плоские, почти с прямоугольным силуэтом бельведеры.

Монолитность объемов жилых домов, дворцов и усадеб часто акцентируется особой формой углов – закругленных, вогнутых или уступчатых, играющих ту же роль, что и в общественных зданиях.

Объемы культовых построек эпохи раннего классицизма чрезвычайно своеобразны. Основная масса храмов с крупными куполами или пятиглавием лишена главного – равновысотности, а вместе с нею и некоторых других качеств этого этапа стиля. Его «норме» вполне соответствуют лишь несколько работ Ю.М. Фельтена и М.Ф. Казакова – церкви Анны на Фурштадтской, Екатерины на Большом проспекте Васильевского острова, Армянская церковь на Невском проспекте в Петербурге, церковь Филиппа Митрополита в Москве. По свойствам своих объемов – протяженных или компактных, равновысотных со строго прямолинейным завершением и небольшими, скорее похожими на бельведеры, главами – они легко сопоставимы с общественными, дворцовыми, усадебными зданиями и городскими жилыми домами.

Анализ десятков различных сооружений раннего классизизма показывает, что в подавляющем большинстве случаев в них используется вторая система построения объема. Она характерна для трех четвертей всех жилых домов и дворцов, для четырех пятых усадеб и для всех привлекаемых церквей, кроме одной. В отличие от большинства общественных зданий построение по второй системе здесь не всегда выражается с помощью колонн или пилястр, более того, в жилых домах и усадьбах такие элементы часто опускаются. Однако использование большого ордера в подобных случаях не вызывает сомнений и сказывается в отделке лопатками и филенками, охватывающими два этажа, в венчающих их крупных антаблементах, в пропорциональном строе и других менее существенных, но явных особенностях. Нередко, главным образом в церквах, таким способом объединяются не реальные этажи, а окна двусветных помещений. Эти частные моменты вносят некоторую специфику в построение объема по второй системе, но не меняют существа дела.

Порождая отмеченный выше художественный эффект, вторая система используется в целом ряде двухэтажных или двусветных построек (дома Штегельмана в Петербурге и А.И. Долгова на Большой Ордынке в Москве, усадьба Волынщина и Преображенская церковь в Пехре-Яковлевском Московской губернии) и в трех-, четырехэтажных зданиях (дома Гендрикова в Москве и Чернышева в Петербурге, Малый Эрмитаж, усадьба Белкино Калужской губернии, трехсветный Воскресенский собор в Шуе).

Специфика взаимодействия цокольного этажа или стилобата с основной частью объема здесь та же, что и в общественных постройках, и способствует созданию сходного впечатления. В многоэтажных сооружениях наиболее часто встречаются отношения высот этих компонентов, колеблющиеся в пределах от 1,4 до 2,4 (дом Бекетова на Тверской в Москве, Архиерейское подворье в Костроме, дача Строганова на Петергофской дороге, Спасская церковь в Рай-Семеновском) и гораздо реже пропорции близкие к единице (Кремлевский дворец В.И. Баженова, Малый Зимний дворец в Петербурге). Соответственно большее распространение получает и тот тип чередования этажей, который сопутствует господствующим отношениям высот нижней и основной частей объема (Мраморный дворец, Малый и Старый Эрмитажи в Петербурге, проект дворца Екатерины II в Коломенском).

Дом Бекетова на Тверской. После 1781. Фасад и разрез. Чертеж из Альбомов партикулярных строений М.Ф. Казакова. ГНИМА

Таким образом, самые разные сооружения обладают общими чертами. Это прежде всего монолитность, достигающаяся сходными приемами – равновысотностью, специфическим силуэтом и своеобразными угловыми частями, а также построением объемов по второй системе и особенностями ее применения в двух-, трех– или четырехэтажных зданиях. Все перечисленные качества проявляются индивидуально в постройках разного назначения, однако в принципе идентичны чертам, характерным для общественных зданий, и потому принадлежат всей архитектуре раннего классицизма.

Насколько же специфичны эти черты? Начнем с рассмотрения объемов. Их общая форма заметно различается в барокко, раннем и строгом классицизме прежде всего потому, что основывается на очень непохожих планах. Как известно, зодчие барокко возводят здания на базе усложненных планов. На замысловатой крестообразной схеме вырастает геометрическое тело с угловыми частями, диагонально выдвинутыми в окружающее пространство (павильон Эрмитаж в Царском Селе); на основе каре с причудливо изогнутым абрисом поднимается объем, грани которого усложнены многочисленными отступами, десятками больших и малых ризалитов (Зимний дворец в Петербурге).

Ф.-Б. Растрелли. Эрмитаж. Царское Село. Середина XVIII в.

Равновысотность завершения, а следовательно, и целостная горизонталь антаблемента также нетипичны для барокко, где зданий с неодинаковыми по высоте объемами почти в три раза больше, чем сооружений противоположного типа. Коробка стен барочных зданий не обладает единой высотой прежде всего потому, что и «ризалитные блоки» особняков, и корпуса общественных зданий, и большие дворцы, построенные по типу «блок-каре», как правило, украшены мезонинами. Иногда они отмечают только центр, в других случаях и боковые части (дворец в Покровском, дома Бестужева-Рюмина и Демидова в Москве, дом М.И. Воронцова в Петербурге, дворцы в Руентале, Митаве, Глухове, проект «Мастерского двора» Канцелярии от строений, «Фонтанный» дом Шереметевых в Петербурге, госпиталь в Кронштадте по проекту СИ. Чевакинского).

Неравновысотность явственно ощутима и в дворцах типа «блок-галерея». Особенно это ощущается в Большом Петергофском дворце, меньше – в Большом Царскосельском. Верхняя кромка стен последнего поднимается и опускается ненамного – всего на высоту антаблемента. Однако и такого перепада высот достаточно, чтобы вместе с выступами и отступами фасадных стен создать впечатление составленности сооружения из нескольких объемов, соединенных галереями. Даже Зимний дворец, несмотря на одинаковый уровень «коробки» стен, не воспринимается равновысотным объемом, чему мешает специфическая форма кровли. Раздробленная на отдельные, перекрывающие каждый свою часть здания, компоненты, то более высокие, то более низкие, она зрительно не образует единого силуэта. Подобный прием типичен для барокко и придает особенность абрису зданий. Зодчие не стремятся спрямить и обобщить контур верхней границы здания, умалить его значение, вписав в ряд прочих горизонталей (карниза, аттика и т. д.). Наоборот, роль аттика и его верхней части для барокко весьма существенна.

Так, в 1730-е годы – период раннего барокко – фигурные кровли и крыши с «переломом» (мансардные кровли), высоко поднятые и создающие сложный выразительный силуэт, встречаются в большинстве случаев. В зрелом барокко середины столетия такой тип завершения используется очень редко. Однако двускатные кровли того времени также достаточно сложны по своему абрису и значительно превосходят по высоте аналогичные элементы раннего классицизма (в первом случае угол превышает 26°, во втором оказывается меньше 20°).

Кроме того, кровли в зрелом барокко украшаются нарядными окнами чердаков, флоральных форм вазами, фигурными печными трубами, поставленными на самом коньке кровли и усложняющими силуэт здания. Разорванные фронтоны, аттики и балюстрады с выступами тумб также не способствуют лаконичности контура верхней части сооружения, составляя «ломкую» линию, то опускающуюся вниз, то взлетающую вверх затейливыми завитками ваз и статуй. Эти узорные элементы, как пляшущие языки пламени, вздымаются над зданиями барокко, словно через них вырывается в пространство энергия, бушующая внутри объемов, заставляющая волноваться и трепетать гигантские фасады, разрывающая фронтоны и наличники, изгибающая мощные тяги многослойных карнизов и выбрасывающая на стены фантастические заросли орнаментов.

В строгом классицизме середины 1780-1790-х годов тип объема, характерный для предшествующего периода, утрачивает свое безраздельное господство. Примерно в половине всех зданий применяется излюбленная тогда пространственно развитая композиция, слагающаяся из самостоятельных, самоценных в своей завершенности трех или более компартиментов, связанных более низкими соединительными частями (проект здания Кабинета работы Н.А. Львова, Военный госпиталь, Голицынская больница, Слободской дворец в Москве, дворцы в Павловске, Екатерино-славе, Пелле, Таврический дворец, дома Тутолмина, Меншикова, Кирьякова в Москве, Юсуповых в Петербурге, усадьбы Ляличи, Елизаветино, Ивановское, Вороново, церковь в Ляличах и многие другие постройки). В таких сооружениях верхняя кромка не может составить сплошной горизонтали и образует некую ступенчатую линию, в общем снижающуюся от центра к краям постройки. Поэтому здесь нет неразорванного антаблемента, охватывающего все здание, так же как и единой нерасчлененной кровли.

М.Ф. Казаков. Голицынская больница в Москве. 1796–1801 Фото начала ХХ в.

Дж. Кваренги. Ассигнационный банк в Петербурге. 1783–1790. Фасад по Садовой улице и генеральный план. Б., тушь, акв, кисть, перо. Гос. Музей истории Санкт-Петербурга

Словом, торжествуют новые идеалы, в частности иное представление о целостности объема, которая уже видится архитекторам не в монолитности раннеклассицистического массива, а в ясной взаимосвязанности самостоятельных частей в пределах одной системы. Учитывая это, нетрудно объяснить новые взаимоотношения основного объема здания и венчающих его частей, характерные для архитектуры середины 1780-1790-х годов. Купола и бельведеры не только не объединены здесь с основным телом сооружения, но, кажется, сознательно обособляются от него. Во всяком случае, в тот период почти не применяются выкружки и фигурные постаменты, смягчающие переходы к завершающим элементам. Все «стыки» словно обнажаются, резкие горизонтали «отрезают», «отчеркивают» один компонент от другого. Купол «отрывается» от кровли, высоко поднимаясь над нею на простом, ясно обрисованном цилиндре барабана. Самоопределяются и полусферы куполов, очищенные от разного рода профилей, ступеней и полочек, с помощью которых когда-то вливались в общий массив сооружения. Теперь они приобретают нарочито геометризованную, порою суховатую форму. Более возвышенной и энергичной становится кривая куполов, мощно вздымающихся вверх. Рост самоценности отдельных элементов, усиление роли каждого из них в общем ансамбле ощущается и в том, с какой охотой мастера строгого классицизма используют фронтоны, предпочитая их аттикам, излюбленным в 1760-х – начале 1780-х годов. Большая величина и остроугольный абрис фронтонов позволяют им вырваться из плена горизонталей и внести собственную ноту в общий строй сооружения. Эти особенности венчающих элементов присущи лучшим зданиям периода строгого классицизма, таким, как Таврический дворец, Голицынская больница, Ассигнационный банк, здание Кабинета по проекту Н.А. Львова, усадьба Ляличи и Павловский дворец.

Дж. Кваренги. Усадьба П.В. Завадовского «Ляличи» на Черниговщине. 1780-е гг. Снимо из журнала «Старые годы» (июль – сентябрь 1910 г.)

Как же обстоит дело с поэтажным построением? Уже отмечалось, что его специфичность заключается главным образом в применении одной из двух систем, характерных для европейского зодчества Нового времени. Не меньшее значение имеют и постоянство в использовании данной системы, и полнота ее осуществления. Поэтому сначала надо выяснить, является ли господство второй системы типичным только для раннего классицизма или оно характерно и для барокко и строгого классицизма.

Многократные сопоставления показывают, что в 30-е годы XVIII века доминирует первая система построения объемов (поэтажное членение, основанное на малом ордере). Таковы, в частности, многие жилые дома на Миллионной улице в Петербурге, большинство «образцовых» проектов Комиссии от строений 1737 года, собор Свенского монастыря в Брянской губернии, церковь Параскевы Пятницы на Пятницкой улице в Москве, третий Зимний дворец в Петербурге, усадьба Глинки Московской губернии, воеводская канцелярия в Твери по проекту И. Ф. Мичурина и другие постройки.

Зодчие эпохи зрелого барокко 1740-1750-х годов также охотнее используют первую систему. В частности, она применяется во дворце в третьем Летнем саду, Гостином дворе на Невском проспекте (проект Ф.-Б. Растрелли), кельях, соборе и боковых церквах Смольного монастыря, даче Сиверса, архиерейском доме Александро-Невской лавры в Петербурге, усадьбе Нескучное Трубецкого, в церкви папы Климента, домах Шаховских на Маросейке и в Арбатской части в Москве, в тульском доме Ливенцова, корпусе Антониева монастыря в Новгороде.

Помимо того, в небольшой группе барочных построек одновременно используются обе системы (дворцы в Руентале и Митаве, Аничков дворец и дом М.И. Воронцова в Петербурге, Царскосельский дворец по модели А.В. Квасова, Покровский дворец в Москве). Показательно, что первая всегда присутствует во второстепенных, а вторая, основанная на большом ордере, используется в главных частях. По всей вероятности, это связано с тем, что первая система сообщает объему некоторую дробность, в то время как вторая укрупняет его масштаб, придавая особую торжественность. В целом, построение объема, основанное на первой системе или на совмещении двух систем, в России встречается в 75 % зданий барокко, что абсолютно не совпадает с принятым в раннем классицизме.

Столь же ощутимо различие раннего и строгого этапов классицизма. В строгом классицизме появляется и начинает главенствовать своеобразнейшее сочетание двух систем. Таковы Смольный и Екатерининский институты в Петербурге, дворец в Павловске, Английский дворец в Петергофе, Голицынская больница, дома Козицкой и Губина в Москве и большинство других сооружений городов и усадеб. Правда, такой прием не похож на использовавшийся в барокко. Все здания разделяются здесь тягами, как предписывается первой системой, в то время как большой ордер объединяет два главных этажа центрального ризалита в соответствии со второй системой. Причем на гладком фоне поверхности боковых частей фасадов междуэтажные тяги обретают особую выразительность и оказываются не менее важными в общем облике, чем колонны или пилястры. Добавим, что «отчеркнутый» нижней тягой первый этаж традиционно трактуется как цоколь.