Текст книги "Сказкотерапия и метафора. Искусство трансформации"

Люди второй группы (авторы жалоб) используют гораздо меньше метафор жизнеописания. Их жизнь описывается как отрывочный, закольцованный путь, на котором их ждут ошибки и опасности. На этом пути нет борьбы или работы, нет и успехов. Сама жизнь похожа на смерть, а самого себя человек отождествляет с неодушевленным предметом или со смертью. Эмоции сравниваются со стихийными бедствиями, которым невозможно противостоять. Свои качества авторы жалоб рассматривают как телесные мучения, болезни, которым они пытаются безуспешно противостоять. Энергия отсутствует, не регулируется, не осознается. В метафорах отношений присутствуют разрушенные здания, разорванные связи, дисгармоничная музыка, неудавшийся разговор, и в целом эти метафоры видятся как жесткие конструкции. Метафоры характеризуются общей экстернальностью и зависимостью[137]137
  Там же. С. 165–166.


[Закрыть].

Бочавер сделала общие выводы о сходствах и различиях успешных и неуспешных людей. Метафоры успешных людей и авторов психологических жалоб различаются. Метафоры историй об успешной жизни более многочисленны и вариативны, в жалобах они относительно малочисленны и менее разнообразны. Метафоры успешных людей более субъектны, неуспешных – более объектны, пассивны. В историях и жалобах присутствует метафора смерти, которая является важным дифференцирующим признаком. Таким признаком для историй успешных людей является метафора жизненного пути как путешествия. Переход от одного к другому можно рассматривать как маркер личностного роста, изменения. Как в историях успеха, так и в психологических жалобах практически не представлена метафора жизни как игры[138]138
  Там же. С. 166.


[Закрыть].

Т. А. Липская убедительно доказывает, что метафора может выступать «замечательным средством исследования страхов детей младшего школьного возраста»[139]139
  Липская Т. А. Ресурсы метафоры в изучении школьных страхов младших школьников. М.: Флинта: Наука, 2014. С. 14.


[Закрыть]. Она указывает на такие свойства метафоры, как обобщенность, синкретичность (способность совмещать несочетаемое), большая информационная емкость.

Т. А. Липская обращает внимание на то, что обработка сообщений метафорического типа происходит в правом полушарии мозга, что делает метафору эффективной для исследования иррационального содержания нашей психики, в том числе школьных страхов. Метафора способствует установлению хорошего эмоционального контакта с исследуемыми, не «включает» их сопротивление, по мироощущению особенно близка детям, отличающимся чувственным, эмоциональным восприятием мира. Метафора выступает одновременно средством и психодиагностики, и психокоррекции. Т. А. Липской была разработана специальная методика изучения школьных страхов детей. Были сформированы специальные «зачины» (начала сказочных историй), которые предъявлялись школьникам для того, чтобы те их продолжили. Продолжения изучались методом контент-анализа. Было установлено, что с возрастом в школьных страхах увеличивается доля страхов социальных, сюжеты становятся более разнообразными, также становятся более разнообразными способы активной саморегуляции страха. Содержание страхов в начальной школе оказалось тесно связанным с режимом обучения. Во втором классе преобладают страхи учебного взаимодействия и отношений со взрослыми референтными лицами. К окончанию начальной школы преобладают страхи взаимодействия со сверстниками, получения низкой оценки, несоответствия ожиданиям окружающих. Выявлено половое различие в распределении страхов: количество страхов больше у девочек, у мальчиков более выражены страхи, связанные с режимом (страх не успеть в школу, опоздать на урок, нехватки времени на работу в классе) и школьным пространством (страх школьных помещений – лестницы, библиотеки, туалета и др.), у девочек – страх взаимодействия со сверстниками, страх недостижения успеха, несоответствия ожиданиям, страх неуспеваемости.

Для того чтобы понять, каким образом психолог-практик может использовать метафору, обратимся к ее психолингвистическим особенностям.

Когда мы употребляем названия животных не по отношению к самим животным, а переносим их, например, на человека, то это можно считать метафорой. Скажем, фразы о каком-то человеке «Ох, она и лиса!» или «Настоящая акула бизнеса», конечно же, являются метафорическими. В расширительном смысле термин «метафора» относят также к другим видам переносного значения слова.

Психологическое воздействие метафоры чрезвычайно активно используется в художественной литературе. Однако не следует думать, что ее роль ограничивается «украшательством» текста. Эстетика метафоры – лишь одна из ее сторон, можно сказать, ее «внешность», заставляющая обратить на нее внимание и восхититься ее красотой (в особенности если метафора неожиданна, нестандартна). За внешней формой очень часто скрываются разнообразные смысловые содержания, которые могут быть настолько богаты, что, метафорически говоря, не всякому удается «забрать и унести» все.

Кроме того, метафора оказывается инструментом, с помощью которого расширяется круг возможностей для перевода содержания одного понятийного поля в другое. Опыт любого человека, связанный с познанием собственного внутреннего мира, составляет основу для огромного разнообразия метафор, в котором психические феномены могут трактоваться как некие сущности или предметы, обладающие свойствами, близкими и понятными для нас. Скажем, мы, общаясь с другими людьми, часто говорим, не замечая используемых метафор: «у него мягкий характер», или «эта мысль глубокая и яркая», или «меня восхищает твоя смелая идея».

Сталкиваясь с метафорой (в письменном тексте или в устной речи – неважно), человек не просто осуществляет акт познания; разворачивается процесс осознавания, в котором слиты многоаспектные процессы понимания и интерпретации. Ситуация особенно осложняется, если встает задача передачи усвоенного материала другому, т. е. возникает необходимость объяснения.

Известный специалист в области психологической герменевтики А. А. Брудный[140]140
  Брудный А. А. Психологическая герменевтика. М.: Лабиринт, 2005.


[Закрыть] указывает, ссылаясь на Ирвинга Дж. Ли, семь значений слова «понимание».

Понимание 1 – следование заданному или избранному направлению (понимание железнодорожного расписания, выполнение приказа и т. п.).

Понимание 2 – способность прогнозировать. Предположение о том, какие последствия повлекут намерения, высказанные кем-то.

Понимание 3 – способность дать словесный эквивалент.

Понимание 4 – согласование программ деятельности.

Понимание 5 – решение проблем.

Понимание 6 – способность осуществить приемлемую реакцию (собеседники достигают некоторого единого уровня постижения сущности обсуждаемого текста).

Понимание 7 – реализованная способность правильно провести рассуждение, то есть дифференцировать ситуацию от похожих, но имеющих свою специфику.

А. А. Брудный делает важное для нашей работы замечание: «Метафорическое видение мира и соответствующее его понимание современные психологи (в частности, представляющие такие направления, как глубинная и радикальная психология) склонны связывать с генезисом человека и соответственно[141]141
  Радикальная психология – направление психологических исследований, сложившееся во второй половине XX веке под влиянием Ж. Лакана, П. Бурдье, Ж. Деррида и радикальной герменевтики Дж. Кэпатоу (прим. автора).


[Закрыть] – с человеческой культурой»[142]142
  Там же. С. 30.


[Закрыть].

В отечественной науке понимание оказывалось в центре внимания таких исследователей, как А. А. Потебня[143]143
  Потебня А. А. Мысль и язык. Киев: СИНТО, 1993.


[Закрыть], П. П. Блонский[144]144
  Блонский П. П. Память и мышление. СПб.: Питер, 2001.


[Закрыть], Н. А. Рубакин[145]145
  Рубакин Н. А. Психология читателя и книги. М.: Всесоюзная книжная палата, 1977.


[Закрыть], М. М. Бахтин[146]146
  Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. Киев, 1994.


[Закрыть], а позже – М. С. Роговин[147]147
  Роговин М. С. Психологическое исследование. Ярославль: ЯрГУ, 1979.


[Закрыть], Г. И. Рузавин[148]148
  Рузавин Г. И. Основы логики и аргументации. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2017.


[Закрыть], В. А. Лекторский[149]149
  Лекторский В. А. Трансформации рациональности в современной культуре». М., 2005.


[Закрыть] и др. При этом во многих концепциях осуществляются попытки интеграции лингвистических, семантических, логико-познавательных и коммуникативных аспектов проблемы понимания.

С психолого-педагогических позиций понимание метафоры, по нашему мнению, продуктивно рассматривать, опираясь на труды С. Л. Рубинштейна[150]150
  Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб.: Питер, 2007. 713 с.


[Закрыть], который считал понимание специфической способностью процесса мышления субъекта. Рубинштейновская трактовка понимания, раскрываемая в свете предложенного им принципа имплицитного и эксплицитного, представляется чрезвычайно эвристичной для анализа восприятия метафоры. Переход от непонимания к пониманию метафоры предполагает совершенно особую форму мыслительной работы субъекта – ведь в метафоре семантические элементы даны в таком качестве, в котором они не прямо входят в образующий контекст. Здесь нет подобия или тем более изоморфизма: ситуация требует от читателя преобразования, реконструкции текста. С. Л. Рубинштейн указывает, что для понимания текста необходимо повернуть все элементы такой стороной, чтобы они выступили в том качестве, которым они включаются в данный контекст, в образующие его связи. Тут правомерно вспомнить идею А. А. Потебни о неисчерпаемости содержания произведения, открывающейся контекстом читателя, тогда как само произведение должно представлять собой законченное в себе целое[151]151
  Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. 614 с.


[Закрыть].

Перейдем к вопросу о понимании и трактовке метафор.

Н. Оуэн пишет по этому поводу: «Если мы используем метафору, которая выражает какое-то понятие, мы сделаем возможным различные способы понимания. Такое изменение перспективы ведет нас к большему разнообразию выборов, в пределах которых мы действуем и постигаем мир… Эта новая рамка предполагает, что мы переоцениваем привычное понимание изначального понятия. Наша способность думать о собственных мыслях позволяет занять метапозицию, а значит, рассмотреть оригинальную ситуацию «сверху», в перспективе, более ясно и мудро»[152]152
  Оуэн Н. Магические метафоры. 77 историй для учителей, терапевтов и думающих людей. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. С. 17–18.


[Закрыть].

Вообще проблема соотношения понимания и объяснения в науке весьма запутанна. Как известно, по В. Дильтею, именно эти категории обусловливают разделение психологии на гуманитарно ориентированный и естественно-научный подходы[153]153
  Дильтей, В. Описательная психология / Перевод с немецкого Е. Д. Зайцевой под ред. Г. Г. Шпета. СПб.: Алетейя, 1996. 160 с.


[Закрыть]. При этом в понимании более важным является механизм переживания и ценностное отношение, а в объяснении – рационализация и выделение общих законов.

В герменевтике, педагогике, психологии категории понимания, интерпретации и объяснения трактуются столь разнообразно, что прежде, чем описать некоторые особенности осмысления метафоры, следует хотя бы кратко проанализировать соотношение указанных категорий, исходя из субъектной парадигмы.

Герменевтический подход содержит в себе достаточно противоречивые взгляды на соотношение понимания, интерпретации и объяснения. В одних случаях (Э. В. Ильенков) понимание рассматривается как процесс проникновения в причины явлений, а интерпретация – как выведение следствий такого проникновения[154]154
  Ильенков Э. В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. М.: Политиздат, 1974. 271 с.


[Закрыть]. В других (Г. Фреге) – критерии разграничения этих понятий связаны с объективностью-субъективностью: понимание трактуется как рациональный процесс, а интерпретация – как субъективный процесс произвольного толкования[155]155
  Фреге Готлоб. Избранные работы: [Пер. с нем.] / Сост. В. В. Анашвили, А. Л. Никифоров. М.: Дом интеллектуал. кн.: Анашвили, 1997. – 159 с.


[Закрыть]. Довольно часто интерпретацию считают средством понимания (правда, при этом содержательно интерпретация и объяснение фактически оказываются совпадающими).

Однако что представляет собой в целом активность субъекта при столкновении с метафорой?

Следует заметить, что, согласно Рубинштейну, деятельность – это не единственная форма активности. Кроме познания, раскрывающего сущность объектов, и деятельности, преобразующей эти объекты, можно и нужно учитывать еще одну форму активности, о которой писал С. Л. Рубинштейн, – созерцание, благодаря которому субъект особым образом относится к бытию[156]156
  Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб.: Питер, 2007. 713 с.


[Закрыть].

Детская фантазия, философские построения, математическое оперирование идеальными объектами, художественное творчество – это всего лишь различные методы созерцания, имеющего активный характер. Модели отношений действительности, отражаемые в метафорах, служат средствами более глубокого раскрытия сложных связей, существующих между различными объектами. Метафора как способ обозначения одного через другое, переноса свойств одних предметов на другие является продуктом характерного для созерцания способа фиксации человеком своей особой субъективной реальности. «Метафоричность высказывания, создаваемая за счет использования житейских (в терминах Л. С. Выготского) понятий, имеющих большое число семантических признаков, семантических полей, чем конкретно-научные понятия, создает широкий простор для возможной конкретизации, раскрытия концептуального содержания»[157]157
  Петренко В. Ф. Основы психосемантики. Смоленск: Изд-во СГУ. 1997. С. 142–143


[Закрыть].

Встречаясь с метафорой, субъект соотносит полученную информацию, осмысленное содержание с конструктами своего сознания; он как бы размещает новое знание в сформированной у него к настоящему моменту когнитивной системе. А интерпретируя метафору, он осуществляет выработку собственного – личного – отношения к воспринятым смыслам.

Когда же субъект воспроизводит смысловое содержание текста для другого лица, следует говорить об объяснении. Однако заметим, что при этом правомерно говорить о двух типах объяснения: в случае передачи смыслов исходного текста происходит объяснение понятого, в случае изложения собственной точки зрения на метафору – объяснение своей интерпретации. Можно, по-видимому, считать эти два типа разноуровневыми, поскольку второй случай подразумевает более высокую степень мыслительной деятельности, включающей и понимание, и нечто большее – новое, субъективное выявление смыслов текста и эксплицирование осознанного для другого субъекта, требующее учета контекстов воспринимающего.

Интерпретация метафоры представляет собой сложное сочетание когнитивного и оценочно-смыслового процессов, имеющее ярко выраженный индивидуально-специфический характер. Одни субъекты при интерпретации ориентируются в большей степени на раскрытие смысла, вложенного в метафору автором, другие – на те смыслы, которые связаны с контекстом и не слишком очевидно представлены в тексте, третьи – на смыслы, проецируемые на текст ими самими, четвертые – на оценку автора и его позиции и т. д.

Интересен тот факт, что интерпретация сказочной метафоры, раскрытие ее смыслов далеко не всегда оказываются легким занятием, поскольку читатель сказки порой сталкивается с тем, что выглядит просто абсурдом, каким-то шутовством или даже глупостью. На эту тему О. В. Защиринская говорит: «Абсурд как изыск интеллекта является мощнейшим мотиватором к самоизучению и психокоррекции. Сказка ведет нас к человеческим ценностям, разуму от обратного, предъявляемого в гротескной форме. Давайте ужаснемся и сразу начнем думать в пользу позитивного самоизменения. Сказка – целитель сознания человека, затерявшегося в хаосе безумия и абсурда повседневности. Простота героя-дурака придает нам чувство веры в постижение возможностей собственной воли, интеллекта и могущества. Каждый – творец своей судьбы в этнокультурном контексте!»[158]158
  Защиринская О. В. Сказкотерапия в работе психолога: учебно-методическое пособие. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского гос. ун-та, cop. 2016. С. 49.


[Закрыть]

2.3. Особенности психотерапевтической метафоры

Дэвид Гордон приводит следующие особенности психотерапевтической метафоры: 1) точность формулировки, выражающейся в точности передачи проблемы клиента; 2) изоморфизм, обозначающий эквивалентность участников и событий в метафоре участникам и событиям в ситуации клиента, служащий цели сыграть значимую репрезентацию проблемы клиента[159]159
  Гордон Д. Терапевтические метафоры. М.: Белый кролик, 1995. С. 22.


[Закрыть].

Психотерапевтическая метафора содержит три компонента: исходную (проблемную) ситуацию, ситуацию исхода (приемлемого для клиента выхода) и решение, в котором ситуация меняется от проблемной до ситуации исхода. Как правило, для клиента не составляет труда принять метафору проблемной ситуации и даже самому найти приемлемый исход. Сложность составляет найти связующую стратегию, дающую путь от одного к другому.

Связующая стратегия является экспериментальным поведенческим мостом. Как правило, проблема имеет периодичный характер, т. е. повторяется определенная конфигурация событий, продуцируя один и тот же набор нежелательного опыта. Другими словами, требуется калибровка строго определенных событий и порядка их происхождения для того, чтобы проблемная ситуация наступила. Одним из способов выработки связующей стратегии является рекалибровка, предполагающая: 1) наделение клиента способностью осознавать пропорцию и последовательность наступления событий, когда они становятся проблемными; 2) обеспечение клиента средствами, при помощи которых он сможет менять эту пропорцию и последовательность. Рекалибровка выражается в том, что в метафору вводится такой персонаж (эквивалентный клиенту), который тем или иным способом нарушает старый шаблон, в результате чего оказывается способен эффективно менять ситуацию. На следующем этапе персонаж должен иметь понимание калибровки, приводящей к проблеме, а также рекалибровки как способа, которым эта проблема может быть решена.

Следующий способ составления связующей стратегии – переформатирование[160]160
  Там же. С. 24.


[Закрыть]. Для переформатирования нужно взять прежнее нежелательное или болезненное поведение или опыт и перекомбинировать его так, чтобы он оказался потенциально полезным, ценным.

Связующая стратегия обычно либо скрыто присутствует в описании динамики проблемы клиента, либо является частью отношений «проблема – желаемый исход». Хороший способ получить связующую стратегию от самого клиента – попросить его описать, как именно он пытался решить эту проблему раньше. Клиент будет в деталях описывать свои ошибки, что даст возможность понять, какие действия предпринять для решения проблемы. Другой способ получения связующей стратегии – спросить у клиента, что именно удерживает его от решения.

Терапевтическая метафора должна иметь определенные черты. Она призвана запускать процесс трансдеривационного поиска, т. е. процесс поиска способов выражения своего опыта через личные модели мира. Терапевтическая метафора не должна содержать слова, имеющие референтный индекс, т. е. такие существительные, которые специфически именуют что-либо в опыте клиента (например: красный автомобиль марки «Volvo»). Метафора должна использовать неспецифированные глаголы, т. е. такие глаголы, которые позволяют клиенту трактовать действие по-своему («огорчает», «мешает получать удовольствие»), наполняя его собственными образами и смыслом. Метафора должна содержать номинализацию, т. е. фиксирование в существительных процессуальных слов (превращение процесса в явление: решать – решение, выбирать – выбор). Номинализация скрывает детали процесса, позволяя достраивать их клиенту, запуская его трансдеривационный поиск в отношении зафиксированного процесса. Терапевтическая метафора должна содержать вставленные команды и маркировку. Скажем, психолог может произнести фразу: «Что может помочь вам принять решение прямо сейчас?» Такие команды клиентом могут быть восприняты как непосредственное побуждение к действиям и изменениям, являясь, по сути, внушениями. Маркировкой является совмещение с особо важной частью метафоры обозначения определенной эмоции («Итак, уже при начале разговора с руководителем вы чувствуете страх и «трясучку»).

Метафоры широко используются практически во всех психотерапевтических направлениях. Исследования, посвященные психологическим аспектам метафорических высказываний, наиболее широко стали проводиться в последней четвери XX столетия в связи с тем, что в это время была по-настоящему осознана возможность метафоры служить приемом психотерапии.

В своей книге «Образы и метафоры в интегративной гипнотерапии» психотерапевт Леонид Кроль пишет: «Терапевтическая метафора – это не столько сравнение, сколько искра, возникающая от удара двух реальностей друг о друга. Она, как вспышка, освещает соответствие двух сфер: словесного и невыразимого, реального и воображаемого, сознательного и бессознательного. Так высекается искра смысла, искра понимания…»[161]161
  Кроль Л. Образы и метафоры в интегративной гипнотерапии. М.: Независимая фирма «Класс», 1999. С. 28.


[Закрыть].

Вирджиния Сатир выделила несколько стилей коммуникации: 1) угодник – говорит, как бы заискивая, все время пытается благодарить, не выражает несогласия; 2) обвинитель – диктатор, хозяин, находящий ошибки. Дыхание при таком стиле коммуникации задерживается, мышцы горла стиснуты; 3) компьютер – он очень разумен, корректен, безэмоционален. Голос – монотонен, невыразителен, глух; 4) дистрактор – человек, никогда не говорящий по делу или по существу. Он игнорирует задаваемые ему вопросы или отвечает не по существу. Если клиент в своей проблемной ситуации действует в рамках строго одного стиля, то при конструировании терапевтической метафоры необходимо наделить его противоположным поведением[162]162
  Сатир В. Семейная терапия. Практическое руководство. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2008.


[Закрыть].

При конструировании метафоры необходимо учитывать ведущую перцептивную систему клиента (зрительную, слуховую или кинестетическую). Описательная часть метафоры должна начинаться от этой ведущей модальности. Описание должно расширяться задействованием субмодальностей. Так, при описании образов определенного места нужно дополнять это описание описанием звуков, затем телесных ощущений.

Метафора играет важную роль в гипнотерапии и представляет собой особый вид косвенного внушения[163]163
  Гинзбург М. Р., Яковлева Е. Л. Эриксоновский гипноз: систематический курс. М.: Московский психолого-социальный институт, 2008. С. 110.


[Закрыть]. В таком качестве метафора позволяет передать некий смысл в обход защиты, сопротивления клиента. Смыслы, переносимые метафорой, задействуют ассоциативные цепочки, и начинается внутренняя работа по поиску решения (трансдеривационный поиск, по Д. Гордону). Очень важно, чтобы решение, которое приходит, приходило изнутри, от самого клиента, и не было навязано терапевтом.

Метафора переносит множество смыслов, но клиент берет из них только те, что важны и необходимы ему сейчас, игнорируя остальное. Метафора – долгоиграющий инструмент, она может сработать через некоторое время или не сработать вовсе.

Психотерапевтическая метафора, по мнению М. Р. Гинзбурга и Е. Л. Яковлевой, должна обладать следующими особенностями: 1) в ней не должно быть безысходности, но обязательно должен быть выход; 2) метафора доносит до клиента некоторое определенное послание, и психотерапевт должен четко себе представлять, какое именно; 3) в метафоре должно содержаться некоторое предложение, которое можно принять, а можно от него отказаться; 4) метафору лучше всего создавать на материале клиента, связывать ее с опытом клиента с обязательным учетом его ресурсов, т. е. того, что ему удается, в чем он силен, что у него хорошо получается[164]164
  Там же.


[Закрыть]. Метафора никак не комментируется, и содержание ее никак дополнительно не раскрывается, иначе теряются практически все преимущества метафоры.

В семейной психотерапии метафора проявляется в качестве словесного описания семейной системы («ячейка общества», «банка с червями»)[165]165
  Кутергина И. Г. Использование метафор в семейной терапии // Размышления о… Выпуск 2. Философский альманах. М.: Диалог-МГУ, 1999.


[Закрыть]. Члены семьи имеют разные картины мира и представляют в метафорах свои реальные ценности, характеры, картины мира, ход мыслей и чувств. При представлении желаемых результатов семейной терапии клиенты номинализуют эти картины мира в метафорах, и одна из задач терапии – раскодировать их и «привести к общему знаменателю».

И. Г. Кутергина предлагает специальные метафорические приемы: «семейная скульптура» и «метафорический предмет». В первом приеме каждый член семьи осуществляет пространственные расстановки всей семьи, во втором любой предмет, по выбору клиента, встраивается им в некоторый контекст и историю его использования. Использование метафор и метафорических приемов в семейной психотерапии в целом позволяет точнее проводить диагностику, коррекцию, легче отслеживать динамику качеств и процессов, давать заключительные рекомендации[166]166
  Там же.


[Закрыть].

В типологии методов практической психологической работы и психотерапии нами выделяется метод символического самовыражения[167]167
  Вачков И. В. Методы имаготерапии при оказании помощи в экстремальных ситуациях // Психологическая наука и образование. 2012. № 3. С. 5–9.


[Закрыть]. Сущность этого метода определяется использованием спонтанно рождающихся у клиентов образов, символов, метафор для оказания психологической помощи в разрешении проблем, снятии эмоционального напряжения и расширении репертуара поведения. Большое количество техник и упражнений, включающихся в поле этого метода, имеет такую сходную черту, как нацеленность на проектирование и моделирование в психологическом пространстве нового видения мира, видения самого себя и других. При этом важнейшей формой в этих техниках выступает символизация. Примерами реализации метода символического самовыражения являются в первую очередь медитации-визуализации, приемы активного воображения и техники имаготерапии и имагогики, а также проективные рисунки, написание сказок, многие упражнения нейролингвистического программирования, создание изделий из песка, глины, пластилина, бумаги или ткани, некоторые методики развития социальной перцепции и еще множество других. Особенностью всех этих техник является то, что они создают условия для проявления индивидуальной творческой активности участников в ситуации, когда никто, кроме них, до определенного момента (а такой момент может не наступить вовсе) не может воспринять продукт их творчества. Иными словами, актуализация будущего происходит только в психологическом пространстве. Если эти продукты (рисунки, сказки, поделки, образы, возникшие перед внутренним взором) будут вынесены на обсуждение других людей или смоделированы в физическом пространстве, то это уже будет переходом в другую реальность и превращением в иной вид психологической работы, что потребует от психолога использования других методов.

Одним из важнейших принципов, на которые следует опираться практическому психологу – и в особенности при реализации метода символического самовыражения, – является принцип метафоризации. Реализуя свои скрытые до сего момента потенциалы в создании нового продукта, а значит, осуществляя творческий акт, клиент (подросток ли, взрослый ли) не просто создает нечто субъективно новое – он конструирует событие, направленное в будущее. Он творит символ – тот знак, который позволяет ему расширить свои возможности по отношению к миру и ощутить свое единство с миром. Терапия творческим самовыражением (термин М. Е. Бурно[168]168
  Бурно М. Е. Терапия творческим самовыражением: (отечественный клинический психотерапевтический метод). М.: Альма Матер: Академический Проект, 2012. 487 с.


[Закрыть]), которая фактически происходит при реализации рассматриваемого психологического метода, обладает колоссальными ресурсами для развития человека. Это имеет особое значение для рискоопасных видов деятельности, а также для экстремальных ситуаций, когда необходимо срочно оказать людям психологическую помощь.

Поиск адекватных современному уровню развития науки психологических технологий, позволяющих раскрыть эти ресурсы, в рамках метода символического самовыражения ориентирует на предпочтение такого материала, который оказался бы наиболее тесно связан с содержанием внутреннего мира, которое подлежит преобразованию в целях изменения эмоционального состояния и снятия последствий психологической травмы.

Такую возможность изменения видения мира и самого себя предоставляет, например, использование средств имаготерапии. Для реализации приемов, способствующих символизации различных аспектов внутреннего мира, в психологической практике можно использовать качественно новые средства имагинативного (от imago – образ, представление) характера – специальную работу с образами, рождающимися в фантазии клиента.

Под имаготерапией мы понимаем такую разновидность метода символического самовыражения, которая рассматривает образы воображения, возникающие в процессе специально организованного взаимодействия клиента и психолога как своеобразный символический язык, а само это взаимодействие – как способ оказания психологический помощи клиенту через его контакт с этими образами.

Довольно часто, с легкой руки А. Менегетти[169]169
  Менегетти А. Мир образов. СПб.: Онтопсихология, 2005.


[Закрыть], вместо термина «имаготерапия» используется термин «имагогика»: тем самым подчеркивается, что применяемые приемы имеют отношение к практической психологии (и даже педагогике), а не к медицинской психотерапии. Думается, что со стороны психологов в этом есть некоторое лукавство и профессиональная робость. Говорим же мы, что применяем гештальттерапию или сказкотерапию в своей работе, вовсе не претендуя на осуществление лечения. Тем более что слово «терапия» может быть переведено с греческого и как «забота» или «уход», что вполне согласуется с трактовкой некоторых сфер психологической практики как деятельности в рамках психологической модели психотерапии.

Пожалуй, важнейшим научным источником современных направлений имаготерапии можно считать работу Карла Густава Юнга с активным воображением, которое, по его мнению, позволяет организовать контакт Эго с бессознательным[170]170
  Юнг К. Г. Воспоминания, сновидения размышления. – М.: АСТ, 1998.


[Закрыть], хотя некоторые авторы среди первооткрывателей этого подхода называют Френсиса Гальтона и Пьера Жане (еще чаще – Зигмунда Фрейда). Однако собственно психотерапевтические переговорные техники, реализуемые в интерактивном процессе взаимодействия с символическим миром, первым, видимо, начал применять все-таки Юнг, рассматривая их как способы контакта с различными архетипами.

В настоящее время существует несколько основных подходов внутри имаготерапии:

1) Архетипическая психология Д. Хиллмана[171]171
  Хиллман Д. Архетипическая психология. М.: Когито-Центр, 2006.


[Закрыть];

2) Психоаналитически ориентированная символдрама Г. К. Лейнера[172]172
  Лёйнер Х. Кататимное переживание образов / Пер. с нем. Я. Л. Обухова. М.: Эйдос, 1996.


[Закрыть];

3) Метод управляемых сновидений Р. Дезуаля[173]173
  Desoille R. Le Reve eveille en psychotehrapie. Paris, Les Presses Universitaires, 1945.


[Закрыть];

4) Работа с интерактивным направленным воображением М. Россмана[174]174
  Rossman M. Healing Yorself: A Step By Step Program For Better Health Through Imagery. Mill Valley, California, 1996.


[Закрыть].

Этот список нельзя считать исчерпывающим, поскольку постоянно появляются новые школы и направления, использующие в качестве основных приемов активную работу со спонтанными образами фантазии. Так, ряд исследователей предлагает рассматривать и такое направление, как психодинамическая образная психотерапия, которая понимается как результат критического переосмысления и развития кататимно-имагинативной психотерапии (см., например, работу Е. В. Садальской[175]175
  Садальская Е. В. Перспективы развития кататимно-имагинативной психотерапии: от сновидений наяву к психодинамической образной психотерапии // Кататимно-имагинативная психотерапия как психодинамическая образная психотерапия: Сборник статей / Под ред. Садальской Е. В. Вып. 1. М.: Издательский дом «Атмосфера», 2008. С. 10–25.


[Закрыть]).

В России, видимо, наиболее известным из имаготерапевтических подходов стала символдрама Лейнера, которую можно считать наиболее алгоритмизированной и операционализированной технологией работы с образами или, как их называет Лейнер, «мотивами» – весьма конкретными и задаваемыми клиенту психотерапевтом (психологом). Во многом популяризацией этого подхода мы обязаны Я. Л. Обухову, разрабатывающему новые варианты символдрамы, в частности – кататимно-имагинативную психотерапию детей и подростков[176]176
  Обухов Я. Л. Символдрама: Кататимно-имагинативная психотерапия детей и подростков. М., 1997.


[Закрыть]. Однако сводить имаготерапию к символдраме, на наш взгляд, не вполне правомерно, поскольку, как указано выше, существует немалое число школ, использующих приемы интерактивной работы в поле символических образов.

В чем же состоит сущность путешествия по имагомирам? Как конкретно проходят сеансы имаготерапии?

Если говорить просто, то суть этой работы состоит в том, что клиент дает волю своей фантазии, позволяя образам спонтанно возникать в его воображении, но это путешествие по имагомиру (миру воображения) он осуществляет направленно, в постоянном диалоге с ведущим, хорошо знающим правила взаимодействия с появляющимися образами. Влияние образов, возникающих в воображении человека, на его поведение, на его жизненные ситуации, и обратное влияние особенностей жизни человека на спонтанно возникающие образы – тема чрезвычайно увлекательная, порождающая сама по себе массу образов и ассоциаций. Такая работа исходит из важнейшей идеи: имагомир, будучи относительно независимым от внешней реальности, всегда взаимосвязан с поведением и психофизиологическими параметрами человека[177]177
  Лебедев В. Б., Биньковская Н. В. Миры воображения: Руководство по интерактивной имагогике. М., 2002.


[Закрыть]. В основе технологии имаготерапии, которую, как представляется, следует рассматривать в рамках метода символического самовыражения, лежит еще несколько основополагающих идей: