Текст книги "Упрямое время"

Это и в самом деле была зима, февраль двухтысячного. Несколько минут нашей с Радиком потасовки обернулись полуторагодичным провалом в прошлое. Никогда прежде я не двигался во времени с такой скоростью. Почему хронобраслет так сработал? Падение в воду подействовало в качестве ускорителя? Радик какую-то неизвестную комбинацию кнопок нажал? Объяснений у меня не было, и, по всей видимости, не будет. Я застрял в этом настоящем навсегда. Отсюда мне предстояло брать старт новой жизни, вести свою «мировую линию». Завадский на это и рассчитывал. А я…

Полтора года – нормальная пауза. Достаточная, чтобы обдумать случившееся. А потом опять наступит первое июля две тысячи первого. И у меня будет ещё одна попытка. Последняя. О том, что стану делать дальше, я не думал. Если получится – это не так важно. Если нет… совсем не важно.

В одном Радислав был прав. Пока что мне следовало убираться подальше от родных мест. Один Геннадий Карташов сейчас был рядом с дочерью, ему ещё отмеряют полтора года счастливой жизни. Второй не имел права мешать.

Радик позаботился, чтобы Карташов-нынешний исчез хотя бы формально. Я стал Семашко Андреем Валентиновичем, одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения. Пока что без определённого места жительства. Впрочем, с местом жительства проблем не предвиделось, передо мной лежала вся страна. Пачки долларов из майорской сумки не могли помочь путешествию во времени, но в пространстве – запросто. А так как предпочтений у меня не имелось никаких, то я решил – приеду на вокзал и куплю билет в первый отбывающий поезд.

Первым оказался поезд на Симферополь.

Оседать в большом городе не хотелось. Раз уж занесла судьба в Крым, то стоит этим воспользоваться. Тем более, не бывал здесь прежде, как-то не сложилось. Приазовье исследовал вдоль и поперёк, от Таганрога до Геническа. В Одессе гостить доводилось, даже в Сочи – когда-то в молодости. А вот в Крыму – ни разу. Я ехал в автобусе, смотрел в окно. И с каждым оставшимся позади километром, с каждым новым поворотом всё яснее и яснее понимал – если существует рай на земле, то он наверняка где-то рядом. Справа поднимались горы, бело-зелёные от снега и хвойных лесов на склонах. Не суровые, не давящие громадностью и монументальностью, а уютные, близкие, будто виденные много раз. Слева синело море. Сейчас оно было холодное, студёное, но я почему-то не мог поверить в это. Море казалось мне тёплым. И безысходная тоска последних дней переплавлялась от этого тепла в тихую грусть. Слишком поздно открывался мне этот рай, видно, не заслужил я права жить в нём. Но право умереть в раю – тоже немало.

Не знаю, почему я вышел именно на этой остановке – «пос. Малый Утёс». Билет у меня был до конечной, до Ялты, но я не доехал. Название посёлка понравилось? Или что-то особенно замечательное в глаза бросилось? Не знаю. Поднялся с кресла, попросил остановить, и когда автобус укатил, выпустив облачко дизельной гари, когда пересёк я пустынную трассу и начал спускаться по выщербленному асфальту поселкового серпантина, когда вдохнул сочный прохладный воздух, понял – оно. Последняя моя пристань в этой жизни.

Посёлок оказался новостроем. Большая часть домов – панельные девятиэтажки, этакие серые бетонные сталагмиты, выросшие на склонах горы. Три узкие улицы, причудливыми зигзагами сбегающие к морю, переплетённые лабиринтом переулков, пешеходных дорожек и тропинок. Набор соцкультбыта конца «эпохи застоя»: школа, детсад, больница, кинотеатр, библиотека. Исполком с обязательным сквериком перед входом. И конечно же магазины – старые, советские, хиреющие, доживающие последние дни, и новые, частные, только начинающие отвоёвывать территорию. Впрочем, частники сейчас, в межсезонье, были в большинстве своём закрыты.

Приобрести жильё в посёлке оказалось нетрудно – в двухтысячном бум недвижимости ещё не начался, и майорские сбережения выглядели весьма внушительно. Да я сильно и не привередничал, однокомнатная квартира в девятиэтажке меня вполне устроила. До моря далеко? Чуть ли не полчаса ходьбы до поселкового пляжа? Зато лес – вот он, рядом. Когда я вышел на балкон и увидел в тридцати шагах сидящую на сосне белку – это решило всё. Вернулся в комнату, подмигнул приехавшей из Ялты риэлторше: «Если квартира идёт в комплекте с белками, то беру однозначно!», – и через несколько дней стал официальным, законным крымчанином.

Остывшее за зиму море ошпаривало, что твой кипяток. Духу хватало самое большее на десять гребков – и сразу на берег, закутываться в полотенце. Но всё равно я чувствовал себя героем – других дураков купаться в восьмиградусной воде не наблюдалось.

Я выглядел странным в глазах местных жителей. Взялся неизвестно откуда, ни с кем не общается, живёт бирюком. В моём таком «сегодня» и я смотрел бы на подобного типа с подозрением. Но это было не моё «сегодня». Я жил в параллельном мире, очень похожем на мой, до того похожем, что я не мог найти отличия, но не в моём. Я знал всё о его будущем… и вместе с тем – ничего не знал. Будущего ведь тоже не существует, как и прошлого. Я всего лишь помню, какой узор сложило однажды Время. Но кто поручится, что узор повторится? Да меня и не интересовало, что будет за чертой, которую я для себя провёл. Потому не то, что близких, – никаких друзей не заводил. Перекинешься парой фраз с соседями, поздороваешься с примелькавшимися продавщицами в магазине, и всё общение.

Мне начинало нравиться жить в одиночестве. Остатков майорских денег хватало, чтобы не заботиться о пропитании на ближайшие полтора года. Я был совершенно свободен. Мог сколько угодно купаться в холодном море, гулять по окрестностям посёлка, изредка выбираться на ближайшую яйлу. И часами сидеть на балконе, наблюдая за белками. Наверное, путешествие в прошлое изменило меня сильнее, чем всё, что случалось прежде, отрезало от остальных людей. Теперь я понимал собачью тоску в глазах Радислава, когда он проговорился: «меня ведь никто, нигде, ни в одном времени не помнит». Но в отличие от него, меня такое положение вполне устраивало. Не собирался я оставлять след в этом мире. Просто жил. Вернее, наново учился жить в «правильном» времени. Где на смену зиме обязательно приходит весна, за мартом следует апрель, и между ночью и днём всегда бывает утро.

Весна в Крыму окончательно подтвердила мою догадку – именно здесь и находится рай. Мир вокруг меня зацвёл, заблагоухал сотнями запахов, украсился тысячами оттенков. Он не только существовал – он жил, он изменялся, подчиняясь своим законам. И один из законов этих был: не позволять никому оставаться сторонним наблюдателем. Укоренять всё, случайно внесённое на его берег, делать частью себя. Этот мир старался укоренить и меня.

Он начал с проверенного манёвра – время стало течь медленно. Неожиданно оказалось, что его очень много. Больше, чем я способен заполнить прогулками, купанием, чтением взятых в библиотеке книг. А телевизор, самый эффективный из придуманных людьми убийц времени, вызывал раздражение. Это настоящее слишком походило на моё прошлое, я не мог в нём найти ничего интересного, ничего, что меня удивило бы. Мир готовил мне испытание скукой.

Я не стал биться с ним. Сделал вид, что уступаю, становлюсь его частью. Я подыскал для себя работу, не напрягающую ни мозги, ни мускулы. Изымающую часть моего лишнего времени, создающую иллюзию принадлежности этому миру. Я устроился охранником на турбазе. Зимой – сторож, летом – вахтёр, отличная работа на свежем воздухе. И от дома каких-то полчаса ходьбы. Это если по улице, а если тропинкой, по лесу, то и вообще пятнадцать минут.

А затем подоспело лето две тысячи первого.

Билет на поезд я отправился покупать загодя. Сезон только начинался – турбаза моя заполнилась чуть больше, чем наполовину, – и народ двигал по направлению к югу, а никак не в обратную сторону. Но я не хотел неожиданностей, слишком хорошо помнил, как изворачивался серый монстр, стараясь не подпустить меня к Ксюше. Понятное дело, билет на руках ничего не гарантировал, но на душе становилось спокойнее.

Симферополь встретил меня начинающейся сутолокой лета, многолюдьем курортного сезона. Конечно, это было не то человеческое половодье, что хлынет недельки через две-три в переполненных вагонах, зальёт перрон и зал ожидания, вздыбится горами чемоданов, рюкзаков, дорожных сумок, выхлестнет на привокзальную площадь, и дальше – мощными потоками автобусов, троллейбусов, маршруток, такси – к морю!

Пока что очереди к кассам были короткохвостые, потому купейный – ещё одна предосторожность – билет мне достался легко, без всяких происшествий. Сунул я его в паспорт, паспорт – в нагрудный карман рубахи, карман застегнул на пуговичку. И лишь после этого вздохнул облегчённо.

Иных дел в Симферополе у меня не было, но и спешить домой без надобности. На смену заступать завтра утром, так что оставшаяся половина дня была полностью в моём распоряжении. А так как выдался он по настоящему летним, жарким, то заполнять эту половину я начал бокальчиком холодного пива.

Заведение, куда я зашёл, оказалось самой натуральной «забегаловкой» – табачный дым коромыслом, облупившиеся стены, замусоленные столы. Но пиво наливали вполне приличное, водой если и разбавляли – а как иначе в родной стране? – то без злоупотребления. Наверное, поэтому пользовалось заведение спросом, народ толпился, несмотря на середину рабочего дня. Я взял свой бокальчик, отхлебнул для порядка. И поспешил к крайнему столику, не дожидаясь, пока девушка-официантка освободит его от пустых бокалов моих предшественников. Поставил пиво чуть ли не в центре столика, утверждая свою временную власть над ним, отвернулся к окну. Не то, чтобы мне любопытно было наблюдать за происходящим на улице. Но происходящее за соседними столами интересовало ещё меньше.

Не успел я и половину бокала опорожнить, как за плечом кашлянули.

– Извиняюсь… можно присоседиться?

Я мотнул головой – то ли «да», то ли «нет». Пусть понимает, как хочет. Я предпочёл бы обойтись без соседей, да народу полным-полно, занимать в одиночку целый столик не получится.

Мужик решил, что я кивнул утвердительно. Звякнул по столу бокалом, стал напротив.

– Упарился, однако. Вчера из дому выезжал – у нас дождик крапал, прохладненько. А у вас тут пекло. Сразу видно, юга.

Я покосился на добротный пиджак. Да уж, можно посочувствовать. Я в одной рубашке, и то вспотел, а ему каково?

Мужик движение моей головы истолковал, как приглашение продолжать разговор:

– Иду, потом обливаюсь, глядь, а тут пивко. Дай, думаю, возьму бокальчик, охолону, – бокал оторвался от столешницы, ушёл вверх. И мой взгляд – вслед за ним непроизвольно. – Добренько.

Рука у меня так дёрнулась, что я пиво едва не расплескал. «Добренько»! Меня будто током шибануло. Стоял и таращился на соседа. А тот высушил половину бокала одним медленным, длинным глотком. Затем опустил бокал на столешницу, облизнул с губы пену. И стало окончательно ясно – передо мной Мишаня собственной персоной.

Меня начало знобить. Не мог понять, чего хочется больше: развернуться и дать стрекача, бежать, куда глаза глядят, лишь подальше от этого… Или засадить бокалом прямо в нос, отчего-то не сизый сегодня. Хотя, мужик-то чем виноват, если разобраться?

Верно, в лице моём что-то нехорошее промелькнуло. Потому как Мишаня стушевался, промямлил опасливо:

– А что? Не так что-то сказал?

Я отвёл взгляд, постарался ответить нормальным голосом. Нормальным не получалось, горло судорога перехватила:

– Нет, ничего. Как пиво? – и сам поспешно хлебнул. Горло промочить, чтобы не сипело.

– Пивко хорошее, холодное. Сразу полегчало. А то иду, и думаю, чего…

– …душа просит? – подсказал я, не знаю, зачем.

Мишаня хитро прищурился, подмигнул.

– Для души чего другого надо бы… Однако жарко сегодня. И нельзя мне! Я же не просто так, я к дочке в гости приехал. Понимаешь, какая оказия – дедом стал. Внучка у меня, завтра месяц исполнится. Вот, приехал посмотреть. Гостинцы, опять же.

– Внучка? Хорошее дело.

– Дык, а как же. Эх, оно и надо бы обмыть… Даже не знаю.

– А ты что же один приехал, без супруги?

– Так она тут почитай два месяца жила, дочке помогала. Знаешь, хитрости там всякие бабские. Как к родам готовиться, и с младенчиком как обращаться. А теперь жена домой – у нас там двое малых – а я ей на смену. Оно бы и Кольку с Юлькой привезти следовало, пусть на племяшку посмотрят. Но это Вере лишние хлопоты. И квартирка у них маленькая, одна комната. Где разместиться?

Мишаня увлёкся рассказом о своей семье. Но что-то в его словах не совпадало с прежними нашими беседами. Я никак не мог понять – что. Не мог прорваться сквозь его болтовню. А потом спохватился:

– Постой, так что, у тебя трое детей?

– Дык, а что тут такого? Трое. Две дочки и сын. Младшие при нас, школьники, а старшая тут. Техникум закончила, замуж вышла.

– Так она жива осталась… Не сварили её в роддоме?

Он пивом поперхнулся от моих слов.

– Ты что городишь?! Типун тебе на язык!

– Извини. Это я так… о своём. Я хотел сказать – крепко ты верующий, троих детей себе вымолил.

Мишаня хмыкнул.

– Оно надо бы, конечно, – я о вере говорю. Сейчас снова бога вспомнили, церкви строят, по телевизору батюшков показывают. Наверное, правильно это. Только нас по-другому воспитали, пионерами да комсомольцами. Ты ж одногодок мой? – Родился Мишаня наверняка лет на десять раньше меня, но теперь мы были ровесники, он не ошибся. – Помнишь, как на Паску вокруг церкви дружинники ходили? Любопытных вылавливали, чтоб ни приведи господи! А что мы тогда о нём знали? Яйца крашенные, и то втихаря ели.

Он допил своё пиво, крякнул удовлетворённо. Поинтересовался:

– А у тебя детки есть?

– Дочка.

– Одна? Маловато. Отлынивал, небось?

– Так получилось.

– Нехорошо когда одна. И ей скучно без братика или сестрички, и родителям тревожно. Вот, не дай бог, случится с ней чего? Как и жить тогда?

Пришла моя очередь поперхнуться пивом. Поставил я бокал на столешницу, сжал кулаки. Мишаня мой жест заметил, струхнул.

– Ты чего это? Я ж так, к примеру.

– Засунь свои примеры знаешь куда? Ничего с моей дочкой не случится, понял?

– Дык, ясное дело, не случится. Одна, так одна, что тут плохого? Да и не старый ты, ещё деток завести можешь. Супруге твоей сколько лет? – Ответа он не дождался, стал суетливо прощаться: – Ну, пора мне. Верка уже ждёт, поди. Думает – где там папаня запропастился? А я тут пивком балуюсь. Пойду. Спасибо за компанию, уважаемый.

Он повернулся было уходить, но остановился, хлопнул себя ладонью по лбу. Пошарил во внутреннем кармане пиджака, вынул какую-то бумажку, положил на стол.

– Вот дурья башка, я же спросить хотел. Тут супруга адрес дочки написала, и как проехать. А я не соображу, в какую сторону мне сейчас идти. Не подскажешь?

С минуту я тупо таращился в бумажку. Потом покачал головой.

– Да я тоже не совсем местный. В смысле, редко в Симферополь наведываюсь.

– Аааа… – с сожалением протянул Мишаня. Сгрёб бумажку. – Ничего, у другого кого спрошу.

– Постой! – подался я к нему с неожиданно вспыхнувшей глупой надеждой. – А ты надолго приехал? Когда назад собираешься?

Он удивлённо уставился на меня.

– Недельку погощу. А что?

– Что так мало-то?

– Дык, честь знать нужно. Чего молодым мешать зазря? Да и с младенчиком в одной комнате тяжко.

– А может, потом у меня погостишь? – принялся уговаривать я. Понимал, что несу чушь, но остановиться не мог. Почему-то казалось – задержу Мишаню в Крыму, не будет его в городе первого июля, и всё получится. Ничто не помешает Ксюшу уберечь. – Квартира у меня, считай, на берегу моря. А прямо под балконом – лес, белки по деревьям скачут. Красота! И воздух! Ты такого и не нюхал никогда.

Он крякнул, почесал затылок обескуражено.

– Спасибо конечно. Но никак не могу. У меня жена дома, дети, делов полно. А я тут отдыхать затеюсь с бухты-барахты. – Он помолчал. Добавил нерешительно: – Но если ты квартиру недорого сдаёшь, адресок оставь. Может, когда и приедем всей семьёй.

Появление Мишани выбило меня из колеи надолго. Его давно и след простыл, а я всё стоял и думал, к чему бы это? Пришлось второй бокальчик взять, чтобы остудить бушующую внутри горячку. А за ним и ещё один. Потягивал пиво и думал – неспроста эта встреча. Не зря Время мне его подсовывает. Человек один и тот же, а разговор у нас с ним каждый раз иной выходит. Будто намёк какой-то хитрый. А на что намекают – не могу понять, хоть тресни! Каверза какая-то очередная, не иначе. Опять же, зачем он о Ксюше спросил? И сказал нехорошо так: «…не дай бог, случится с ней что…» Ох, надо было ему кружкой въехать по носу с самого начала! Или сбежать.

В общем, размышлял я так, размышлял, а пришёл к одному – не к добру эта встреча. Вновь Время упрямое меня в оборот брать начинает. Закончилась передышка. Отныне ухо в остро держать надо, неприятности так и посыплются!

Оказалось – как в воду глядел. Неприятности начались даже раньше, чем я ожидал. Не успел от пивной до троллейбусной остановки дойти, как у меня кошелёк попёрли. Да ловко так – даже не заметил, когда успели. Обычно я содержимое задних карманов контролирую, задницей, можно сказать, чую. А тут будто ветром выдуло. Специалисты, мать их!

Кошелёк не жалко, дешёвка и потёртый весь, по швам разлезается. Давно собирался новый приобрести. И внутри ничего ценного не лежало, только деньги, гривен тридцать от силы. Не велика потеря, одним словом! Но вы попробуйте в чужом городе, где у вас ни родственников, ни знакомых нет, без копейки остаться. Что делать? Хоть за Мишаней беги – адрес дочки его я запомнил. Или ещё один вариант – идти в кассу, билет сдавать. Вдруг на это и рассчитывал тот, кто со мной в игры играет? Но если так, то зря. Я уж лучше пешком пошёл бы по трассе, чем билет сдавать.

Разумеется, ни Мишаню искать, ни пешком идти не пришлось. Нашёл я, как несколько гривен на проезд заработать. Но вылилось это в целую эпопею. Так что до родной квартиры добрался я уже в сумерках.

Выключатель у меня в коридоре чертовски неудобно присобачен. Чтобы до него дотянуться, надо от входной двери два шага сделать. Когда возвращаешься по тёмному, то либо дверь за собой не захлопывай, чтобы с площадки лампочка светила, либо на ощупь входи. А сегодня, как назло, и на площадке лампочка перегорела.

Захлопнул я дверь за собой, ключ в замке провернул. Шагнул к выключателю, руку вытянул…

– Не надо свет включать. И стой, где стоишь.

Я замер. Не столько из-за приказа, сколько от неожиданности. И страх внутри колыхнулся. А вслед за ним – злость, как положено.

– А ты кто такой, чтобы распоряжаться?

– Стой и слушай меня внимательно, – вопрос незнакомец проигнорировал. – Завтра, в семь утра, ты должен быть на пляже. Не просто на пляже, а на Бараньем Лбу.

Он говорил, а я отчаянно пытался понять, кто же это? То, что не домушник, уразумел я по первым же фразам. Тут что-то серьёзное, очень серьёзное. И голос человека казался знакомым. Но как я ни напрягался, вспомнить, где его слышал, не мог. И чем дольше пытался вспомнить, тем хреновей мне становилось. Всё тело испариной покрылось, в висках стучать начало.

– Слушай, не отвлекайся! – неизвестный будто в мысли мои заглянул. – Следи за тем, что на берегу происходить будет, и действуй по обстоятельствам. Понял? Это очень важно.

– Понял, понял. Но ты кто такой, чёрт тебя побери?

– Повтори, – кажется, каждая новая фраза давалась моему незваному гостю всё с большим трудом. – Повтори, что я сказал.

– Да не забуд…

– Повтори!

– Ладно. Завтра утром, в семь, быть на Бараньем Лбу. Следить за происходящим, действовать по обстоятельствам. – Злость окончательно задавила страх. Теперь я непременно хотел узнать, кто мне распоряжения даёт: – Э, друг! Тут проблемка есть. Мне завтра утром на дежурство заступать. Не люблю опаздывать, понимаешь ли.

– Успеешь… Не надо!

Столько боли было в этом крике, что, верно, я отдёрнул бы руку от выключателя. Если бы успел…

У открытой балконной двери стоял я. В тех же джинсах, кроссовках, что были на мне сейчас. Лишь вместо рубахи – тенниска с застиранным, едва заметным пятнышком на кармане.

Двойник зажмурился, вскинул руку к глазам. Будто в лицо ему ударил мощный прожектор, а не зажглась шестидесятиваттная лампочка в коридоре. Несколько секунд мы стояли неподвижно. Он – зажмурившись, я – таращась на него во все глаза. А затем мой желудок подпрыгнул, выворачиваясь наизнанку, пытаясь упасть куда-то вверх, в бесконечность. Ноги перестали чувствовать опору. Невесомость. Странное, незнакомое ощущение небытия. И серые жгуты межвременья проступили в углах комнаты, рванули ко мне.

Двойник захрипел. Развернулся, с трудом устояв на ногах, вывалился на балкон. А через несколько секунд вся одурь, что на меня навалилась, прошла, будто не было. Показалось, что я сознание потерял на миг, так резко отступили тошнота и наваждение. Но на ногах устоял!

Я перевёл дыхание. В голове не стучало, в глазах не плыло, лишь испарина такая, что рубаха прилипла к спине. Минута понадобилась, чтобы очухаться, шагнуть в комнату.

На балконе было пусто, под балконом – темно. Да и глупости это – не мог же он с восьмого этажа сигануть? Я всё же вышел на улицу, обошёл вокруг дома. Ясное дело, никто с балкона не прыгал. Если летать не умел.

Ночь прошла без сна. Да какой сон, в самом деле! В том, что ночной гость – вправду я, а не какой-то двойник, сомнений не возникало. И дело не во внешности, не в голосе – голос свой я тоже узнал, просто не часто его со стороны слышать приходилось. Главное – ощущения, появившиеся, едва в квартиру вошёл, и захлестнувшие с головой, чуть не утопившие, когда свет вспыхнул, когда увиделись лицо в лицо, глаза в глаза. Ощущения были те самые, прекрасно запомнившиеся. Только усиленные десятикратно.

Но если он – это я, снова путешествующий во времени, то что получается? В той части моего пути, который я уже прожил, этой встречи не было. Значит, приходил я-завтрашний, так сказать. Значит, не кончилось ничего? И первым июля не кончится! Проснётся у Радика совесть, найдёт он меня снова, вернёт хронобраслет.

И когда я до этого места додумал, хорошо мне стало. Легко на душе. Снова цель в жизни появилась. Нет, я и до этого отступать не собирался. Но одна попытка – слишком мало, коль в противниках у тебя само Время.

Лишь когда за окном рассвет забрезжил, задумался я, зачем, собственно, Карташов-завтрашний приходил. Предупредить о чём-то хотел? Быть на пляже в семь утра, действовать по обстоятельствам… Чушь какая-то!

Но на пляж, конечно же, я пошёл.