Текст книги "Где кот идет 3. Упругая вселенная"

Из станции «Карибус», замаскированной под старый грот на берегу острова Пуэрто-Рико, они выехали на двух автомобилях. На этот раз Кари разрешил Белову взять внедорожник «тойота» ярко красного цвета. Гарун выбрал для Зои кадиллак цвета морской волны, который так шел к зелёным глазам девушки. Обогнув скалу, прикрывавшую со стороны моря выход из станции, они выехали на дорогу, ведущую из Сан-Хуана в Аресибо. На перекрестке водители, обменявшись сигналами, повернули направо, оставив позади мыс Эскамарон.

Гладкое шоссе, повторявшее изгибы обрывистого берега, с мягким шорохом ложилось под патентованную резину колес. Теплый ветер с Атлантики, который здесь называют северным, развевал пышные волосы девушки. Посигналив еще раз, автомобили резко прибавили скорость и помчались на запад. Им понадобилось менее часа, чтобы попасть в местечко Аресибо, где не так давно завершилось строительство гигантского радиотелескопа. По внутреннему склону древней долины была проложена кольцевая дорога для автотуристов, которые часто заезжали сюда, чтобы поглазеть на самое большое в мире радиотехническое сооружение.

Оставив для отвода чужих глаз кадиллак с романтической парочкой у развилки, Кари и Белов объехали на «тойоте» вокруг долины. В трех местах внедорожник останавливался. Кари неторопливо выносил штатив с профессиональной фотокамерой. Пока он делал вид, что снимает виды долины на фоне ажурных сплетений металлоконструкций, Белов приоткрывал заднюю дверцу и незаметно опускал на обочину электронный блок, замаскированный под обломок песчаника. Активировав блок нажатием кнопки, замаскированной под старую ракушку, он негромко покашливал. Услышав сигнал, Кари складывал штатив и возвращался в машину. Подъехав к развилке, откуда хорошо просматривалось здание электрической подстанции, Белов установил на обочине блок управления с антенной в виде зонтика, который он тщательно нацелил на большой матовый шар, смонтированный на крыше подстанции.

Посмотрев из-под руки на солнце, подбиравшееся к зениту, Гарун нажал кнопку на приборной панели авто, чтобы определить международное время.

– По Гринвичу уже девятнадцать сорок шесть, – доложил он. – Сеанс связи с «Джотто» начнется минут через десять.

– С кем будет связь? – спросила Зоя, стряхивая пыль с шелкового платья, облегавшего ее стройную фигуру.

– Не с кем, а с чем, – поправил Гарун, протягивая девушке стаканчик с мороженым. – Связь будет установлена с космическим сателлитом, который находится очень далеко отсюда.

– Дальше, чем Тимешин? – спросила Зоя.

– Это вряд ли.

– Тогда это не очень далеко, – успокоилась девушка и принялась за мороженное.

Над долиной прокатился предупреждающий вой сирены. Фигурки людей в серых комбинезонах забегали по территории, прячась в производственных корпусах. Охранники в камуфляжной форме укрылись в домике контрольно-пропускного пункта. На окнах опустились металлические жалюзи.

– Быстро все в «тойоту», – приказал Кари. Бросившись к машине, он размотал цепь, прикрепленную к заднему бамперу, и сбросил на землю.

– Мы не учли, что радиоволнам потребуется время, чтобы долететь до «Джотто». Радиотелескоп начнет свою работу на восемь минут раньше, чем мы предполагали!

– Почему в джип? – запротестовала Зоя. – В нем жарко. Гарун, попроси Карика. Ведь у нас свой самоход имеется, с холодильником и с телевизором.

– Без возражений, пожалуйста! – Гарун решительно усадил девушку на заднее сиденье «тойоты». – Понимать надо, что у джипа крыша железная, а у кадиллака – брезентовая. Вот облысеешь от радиации, будешь знать! – припугнул он, поднимая боковые стекла. На приборной панели зеленый огонек уже сменился красным.

Сирена смолкла. Стеклянный шар на крыше подстанции налился алым цветом. В застывшем синем небе зазвенели стеклянные колокольчики. Сухая трава на обочине зашевелилась и вдруг встала дыбом.

Красный огонек на панели мигнул в последний раз и погас. Из нацеленной на подстанцию зонтичной антенны вылетел тонкий белый луч и ударил в алый шар на крыше. Внутри подстанции послышался громкий треск, как при коротком замыкании. Из окон помещения потёк густой дым. Луч исчез. Зонтик антенны щёлкнул, сложился и ушёл вглубь корпуса блока.

– There is a short circuit at power station![13]13
  На подстанции короткое замыкание! (англ.)


[Закрыть] – проревел над территорией усиленный динамиками голос. – Mister Burtcley, you have two minutes to repair it up![14]14
  Мистер Берткли, вам дают две минуты на ремонт! (англ.)


[Закрыть]

Из административного корпуса выскочили двое в противогазах и с чемоданчиками в руках. Зачем-то пригибаясь, они устремились к воротам подстанции, из которой все еще шел белый дым. Поправив противогазы, ремонтники скрылись внутри подстанции.

Гарун посмотрел на часы. Хронометр показывал: [1986.03.14], «19:52» (по Гринвичу).

Ремонтникам потребовалось три минуты, чтобы отключить защиту подстанции и заменить сгоревший предохранительный блок. В 19 часов 55 минут главный радиотелескоп закончил навигационный разворот и нацелился на сползающий с зенита солнечный диск. Громко взвыла сирена. Над долиной пронесся металлический звон, словно миллионы песчинок ударили разом в огромный бронзовый гонг. Зазевавшийся в небе ястреб сарыч в долю секунды превратился в кучку обгоревших костей и просыпался на землю черным пеплом. Мощный электромагнитный импульс пронзил земную атмосферу и устремился через космическое пространство к пылающему светилу.

В 20 часов 03 минуты космический аппарат «Джотто», приняв корректирующий сигнал из Аресибо, приблизился к узловой точке и пересек границу пылевого облака вокруг кометы Хэлли, которая пересекала плоскость земной орбиты со скоростью шестьдесят километров в секунду. Опоздавший на минуту «Джотто» пролетел в плоскости эклиптики почти на две тысячи километров выше границы снежных облаков, после чего безнадежно отстал от ядра кометы. Комета Галлея, с замороженной биологической бомбой внутри, уже пересекла к тому времени плоскость земной орбиты и понеслась по вытянутой траектории к точке афелия за орбиту Нептуна, чтобы вернуться к Солнцу через семьдесят шесть лет.

Американский сателлит «ИКЭ», пролетавший двадцать пятого марта на расстоянии тридцати миллионов километров от кометы, передал в Пасадину последнее изображение ядра кометы, наблюдаемое как туманное пятнышко неправильной формы. Доктор Ньюберн продемонстрировал полученный фотоснимок на итоговом совещании рабочей группы Запада и выразил сожаление по поводу неудачи, постигшей их европейских коллег. Закрывая заседание научного совета, он высказал надежду, что учёным XXI века повезёт больше и они смогут исследовать более явным способом объект «Э-1», открытый их коллегами из Старого Света.

Часть 3

В дверь энергично стукнули. Вошел Мамаев. В руке он держал пластиковый пакет с рекламой сигарет «Донской табак». Из пакета торчали горлышки бутылок.

– Ты один? – подозрительно спросил он. – В коридоре я заметил двух странных типов. Мне показалось, что они вышли от тебя и двинулись в первый отдел.

– Какой еще первый отдел? – поморщился я, откладывая рукопись, – Тебе только показалось. Могу объяснить: когда ты заходишь в комнату, часто кажется, что кто-то вышел. Это действие принципа Паули, не более того.

Поиграв бровями, Мамаев опустился на соседний стол.

– Илья, я толстею, – проскрипел он вместо стола. – Вчера специально взвешивался возле пельменной на Пушкинской. И что ты думаешь? Сто сорок три кило без одежды.

– Бить тревогу пока рано, – успокоил я Мамочку. – Три кило можно смело скинуть на пельмени. Остаётся всего сто сорок. Но почему без одежды? Ты раздевался прямо у памятника великому поэту?

– Что тут такого, – Мамаев пожал плечами. – Весы были медицинские. Разве ты не раздеваешься на приеме у сексопатолога? Кстати, к вопросу о здоровье. Я тут немного еды притаранил. Чтобы твой ишиас не усложнился глубокой дистрофией.

Расстелив на столе салфетку, Мамочка начал доставать из пакета свежий белый хлеб, сыр, копченую колбасу и другие продукты, которыми обычно питаются люди.

– Ма… Руслан, ты знаешь, как это называется? – запротестовал я, увидев появившийся на свет порядочный кусок лососины, отливающей розовым жемчугом.

– Знаю, – подтвердил Мамочка, ставя на стол две бутылки пива «Экспресс». – Дача взятки должностному лицу. Только учти, сейчас половина первого и ты, можно сказать, уже не при исполнении. Не волнуйся, все в порядке, – успокоил он, открывая пиво. – Я командировочные получил. Завтра повезу учебную группу на практику. Договор уже подписан, но ребят еще надо разместить. Прикрепить к столовой, раскидать по наставникам и все такое. Дело хлопотное. Обратно смогу выбраться через неделю, не раньше. Вот Сергею передачу собрал. Он вишневого компоту просил. Заодно и нам харч прихватил. Давно мы с тобой не сидели, как белые люди.

– Ты даже в больницу успел слетать? – удивился я. – Как он там?

– Нормально, – сказал Мамочка, ловко нарезая колбасу. – Гипс уже сняли, но ходит пока с тростью. Волнуется, конечно, но виду не подает. Он тебя сразу вспомнил.

– Вот как? – удивился я.

– Точно, – заверил меня Мамаев. – Память у него, как у слона. На работе у себя Сергей любую методику измерений выдает, как из пушки. Ходячий руководящий документ. Испытатели с ним кучу времени экономят. К примеру, раньше, на испытаниях новой техники, силовые цилиндры переключали вручную, а для памяти ставили галочки. Представляешь, каково было оператору целую смену щелкать тумблером и считать циклы? А он за два дня слепил в коробке из-под сгоревшего тестера программирующий пульт, причем со счетчиком. Теперь цилиндры переключаются сами, а счетчик показывает, сколько циклов наработано. Автоматика, святое дело. Ну-c, приступим, пожалуй! Поначалу – пивка для рывка?

– Погоди, – взмолился я. – Дай хотя бы руки помыть.

– Больше грязи – толще морда, – назидательно поднял палец Мамаев. – Не геолог, сразу видно. Ладно уж, иди, – сжалился он.

Это были его последние слова. Я вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Направо в конце коридора находился мужской туалет, прокуренный до кирпичей не одни поколением газетчиков. Во время обеденного перерыва он обычно пустовал. Но сегодня здесь обитали два незнакомца явно не местного вида. Один из них, высокий загорелый брюнет лет двадцати пяти, курил импортную сигарету с угольным фильтром и смотрел в окно, прислушиваясь к неторопливой речи коренастого седеющего шатена с профессорской бородой на бледном лице.

– Как вы не понимаете, – рокотал, упирая на «а», бородач хорошо поставленным баритоном, – Что сезон охоты на уток пока еще не открыт. Это вам, Гарри Иосифович, не Кавказ.

– При чем тут Кавказ? – возразил брюнет, в голосе которого проскальзывал слабый южный акцент, полустёртый постоянным пребыванием в России. – Вы, Алексей Алексеевич, что-то путаете. Утка птица болотная, а в горах болот не бывает.

Москвичи, подумал я. Приехали в командировку. Ну-ну. Взяв кусок мыла, я начал сосредоточенно мыть руки. Брюнет загасил сигарету под краном и забросил окурок в мусорный бачок. Москвичи деликатно отошли в сторону.

– Я бы не утверждал так категорично, – продолжил Алексей Алексеевич. – Взять хотя бы Урал. Горы, но и болот там предостаточно. А где болота, там и утки.

– Какие же это горы? – обиделся кавказец. – Одно название. Да по этим горам любой из диверов без страховки пройдет. И уток заодно настреляет.

Дались им эти утки, подумал я, вытирая руки полотенцем. Стоят, лясы точат. Перекурили, могли бы и делом заняться. Кто такие «диверы»? Где-то я уже слышал это слово. Или дайверы?

– Не торопитесь с выводами, коллега, – засмеялся бородач. – На Урале есть такие пики, что даже ваши индейцы не рискнут лезть без снаряжения. Вот, Пётр Евгеньевич не даст соврать. В прошлом году он все дикие места на Урале объездил.

Я насторожился. Так вот для чего эти типы ходили в первый отдел. Наводили справки обо мне. А зачем? У нас вроде бы уже гласность и прочая демократия. Кто они такие и что им нужно от меня?

– Господин Белов, прошу прощения, – наклонил голову бородач. – Официально мы не знакомы. Хотя заочно кое-что мы уже знаем друг о друге. Разрешите представиться: Алексей Алексеевич, профессор теоретической физики, – он снял шляпу и поклонился.

«Господин», мелькнуло у меня в голове. Значит, он не из органов. Чекист не стал бы так выражаться. Тогда откуда ему известно моё отчество?

– Очень приятно, – сдержанно сказал я. – Гарри Иосифович, вы тоже физик?

– Бывший, – сверкнул зубами кавказец. – Как и вы, уважаемый Пётр Евгеньевич, как и вы. Шляпу примерить не хотите? – он снял с подоконника прозрачную круглую коробку с упакованной внутри широкополой черной шляпой, как у артиста Михаила Боярского. Вчера в центральном универмаге я отстоял больше часа за такой же, но когда подошла моя очередь, остался только 55-й размер. Интересно, какой размер головы у менеджера универмага по ассортименту? Наверное, еще меньше.

– Не волнуйтесь, – сказал Гарри. – Размер ваш, 59-й.

– О времена, о нравы, – с чувством сказал я, надевая шляпу. – Чем только в наши дни не занимаются бывшие физики. Сколько?

– О цене не беспокойтесь, – подмигнул кавказец. – Договоримся.

– Немного тяжеловата, – сказал я, глядя на себя в зеркало.

– Обижаете, коллега, – засмеялся он. – Это улучшенная модель. Прототип весил в два раза больше, можете мне поверить. Хотите сигару?

Гарри достал из кармана длинный портсигар и раскрыл его. Внутри в мягких карманчиках были уложены четыре коричневые сигары толщиной не меньше дюйма. В воздухе повеяло тонким ароматом далекого тропического острова. Наверно кубинские, подумал я.

– Вообще-то я бросил курить, – признался я. – Точнее, бросаю. Но от такой сигары отказываться просто неприлично.

– Вы абсолютно правы, – подтвердил он. – Сигара с острова Свободы, это как глоток свободы, которой нам всем не хватает. А главное, сигара прекрасно дополняет ваш головной убор. Сигара и шляпа составляют, так сказать, единый комплекс. Дуализм материи, как говорил великий физик Луи де Бройль, который не имел никакого отношения к цыплятам бройлерам. Разрешите предложить огоньку?

Он поднес к моему носу золотую зажигалку, усыпанную самоцветами. Я обратил внимание на отшлифованный в виде линзы красный камень, вставленный в крышку.

Рубиновый кабюшон, подумал я. Если камень настоящий, то этой безделушке цены нет. Неужели в органах платят такие деньги? Не может быть. Скорее, конфисковал у какого-то иностранца. Попросту, отобрал.

– Вижу, вам понравился рубин? – сказал Гарри. – О, это особенный самоцвет. Глядите, я нажимаю кнопку, а из него сейчас вылетит птичка!

Вежливо улыбнувшись шутке, я наклонился над зажигалкой. Гарри нажал кнопку. Рубин ударил в глаза ослепительной вспышкой. Я мгновенно ослеп. К горлу подкатил комок, как на самолете, падающем в воздушную яму. Последнее, что промелькнуло в голове, было воспоминание о куске лососины от Мамаева. Хорошо, что не успел отведать красной рыбки. Было бы жалко её выблевать, подумал я и потерял сознание.

Очнувшись, я обнаружил, что сижу на подоконнике, опираясь спиной на большой саквояж. Кавказец стоял возле умывальника и развлекался тем, что пускал дым кольцами, нанизывая их на пустой крючок для полотенца. Профессора нигде не было видно. Заметив, что я пришел в себя, Гарри сказал «пардон» и выбросил окурок. Затем он снял с меня шляпу и упаковал обратно в коробку.

– Что случилось? – спросил я, потирая затылок. – Сколько времени я был без сознания?

– Очень недолго, – весело сообщил он. – Секунда на раскачку, секунда на фильтрацию плюс три секунды на адаптацию. В общем, всего ничего. Обычное время для снятия дублера.

– Какого еще дублера? – насторожился я. – Ничего не понимаю.

– Э, дорогой, – протянул кавказец, глядя мне в глаза. – Всё-то ты понимаешь. Только признаться боишься. «Качалку» сам надел, да? «Фильтр» сам курил, да? В «адаптер» сам глядел, да? Вот видишь! А сейчас говоришь, мол, я не я и шляпа не моя. Нет, дорогой, так не пойдет. Если ты не тот, кого мы разыскиваем почти миллион лет, разве ты смог бы надеть шляпу? Мы советских газет не читаем, уважаемый господин Белов, нам лапшу на уши вешать не надо!

Ах, Павел Евгеньевич, если б ты знал, – доверительно наклонился он, – Сколько жуликов пыталось к нам проникнуть. Это уму непостижимо! Каких людей мы только не фильтровали: артистов, бизнесменов, политиков. Особо хотел один президент из центральной Африки. Он съел всех своих министров и остался без правящего аппарата. Представляете, думал переждать у нас революцию. Но всего больше было от ваших олигархов. Они не хотели помочь родине в трудную минуту. Нет, им была нужна другая страна, без киллеров и налогов. Ну и ехали бы, господа хорошие, в Коста-Рику, футбол развивать. Нет, только один нефтяник в Британию уехал. Остальные к нам ломанули. Ходзорский буквально любые деньги предлагал. Наивный человек! Разве можно подкупить прибор? А какие женщины к нам стремились, Павел Евгеньевич, – закатил глаза кавказец. – Ах, какие женщины!

– Позвольте, – запротестовал я, пытаясь встать. – Я не Павел, вы меня с кем то путаете. Я – Пётр Белов!

– Вы так уверены?

Входная дверь бесшумно открылась. В помещение вошел молодой человек среднего роста, одетый в серые брюки и рубашку песочного цвета, с живыми проницательными глазами. Посмотрев в зеркало, незнакомец подошел к окну и встал напротив меня, засунув руки в карманы.

Вы кто? – хотел спросить я, но голос куда-то пропал. На меня смотрел я сам, точнее, я смотрел на себя самого, каким я был лет пятнадцать назад, когда ещё не курил. Не может быть, подумал я. Вот что бывает, когда в первый раз закуришь контрабандную кубинскую сигару.

Хлопнула внутренняя дверь туалета, в курилке появился Алексей Алексеевич. Увидев меня сидящим на подоконнике перед моим двойником, он радостно потер руки.

– Ага, – воскликнул профессор. – Вы уже вместе? Приятно видеть воссоединение семьи. Павел Евгеньевич, – обратился он ко мне, – Прошу любить и жаловать: Пётр Евгеньевич Белов, ваш брат – близнец. Вы, Павел Евгеньевич, не представляете, как мы рады, что нашли вас. Вы нам очень нужны.

– Я не Павел! – ко мне, наконец, вернулся прежний голос. – В самом деле, сколько раз надо повторять?

– Слушай, не Павел! – мой двойник, наклонившись, заглянул мне в глаза. – Ты родился 15 апреля 1949 года?

– Тоже мне, секрет попугая, – фыркнул я. – В отделе кадров побывал?

– Нет, ты все-таки непробиваемый тупица, – рассердился мой двойник, которого профессор назвал Петром. – Даже не верится, что ты мой родственник. Тогда скажи, брат, почему в сорок лет ты выглядишь на двадцать восемь?

– Ну, – замялся я, – Такое иногда бывает. Человек не стареет, не стареет, а потом – ап! И сразу шестьдесят.

– О пенсии мечтаешь? – засмеялся Гарри. – Погоди, Пётр, с ним надо по-другому. Пора вызывать Эрцеха. Алексей Алексеевич, вы согласны?

– Действительно, пора, – согласился профессор. – Думаю, артропод готов.

– Разрешите! – Кавказец протянул руку и ловко выхватил из-под меня саквояж.

– Полегче, приятель, – я на всякий случай спрыгнул с подоконника.

– Господин Эрцех! – Гарри постучал зажигалкой по замку саквояжа. – Ваш выход! – Он открыл саквояж и выключил свет в помещении.

Возмутиться по поводу чужого самоуправства я не успел. Из саквояжа выплыл полупрозрачный, размером с баскетбольный мяч, сплюснутый шар-овоид, который завис под потолком. Китайский фонарик, что ли, подумал я. Как же он висит, если не горит? Свечу забыли зажечь? Зачем тогда свет выключать, если фитиль всё равно не горит? Я подошел поближе и увидел внутри овоида огромного краба величиной с блюдо для рыбного пирога тёти Лиры. Членистоногое существо, вцепившись всеми клешнями в стенки овоида, выставило из головы два узловатых стебелька с большими глазами, которые смотрели на меня с нескрываемым интересом. Голодный он, что ли, подумал я. Членистоногое по латыни звучит как «артропод».

– Артропод Эрцех! – я помахал рукой пилоту летательного аппарата. – Вы есть хотите?

Аппарат ответил короткой красной вспышкой. Неизвестно откуда, но я знал, что красный цвет означает отрицание.

Овоид спланировал вниз и завис предо мной, мерцая успокаивающим зеленым светом. Я без опасения взял аппарат в руки. Аппарат был похож на большой мотоциклетный шлем новейшей модели и я надел его. Теплая волна пробежала по вдоль спины от затылка до пяток, заставив полностью расслабиться. Когда я открыл глаза, на внутренней поверхности шлема вспыхнуло клочковатое оранжевое пятно странно знакомой формы, пронизанное зелеными и синими нитями.

– Крабовидная туманность, – вспомнил я. – «Краб», как говорят астрономы. Какой великолепный снимок. Откуда?

В ответ на риторический вопрос краб Эрцех, как каракатица во время брачного сезона, начал мигать всеми цветами радуги, переходя от бархатно черного оттенка вплоть до пронзительно фиолетового цвета. Это был настоящий язык красок, который я прекрасно понимал. Через минуту мне стало известно, кто я есть на самом деле и зачем меня ищут по всей Вселенной, от которой осталось уже всего ничего.