Электронная библиотека » Ильдар Абузяров » » онлайн чтение - страница 23

Текст книги "Мутабор"


  • Текст добавлен: 14 января 2014, 00:06


Автор книги: Ильдар Абузяров


Жанр: Современные детективы, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 32 страниц)

Шрифт:
- 100% +
4

Со студенческой скамьи Омар знал, что люди, как и приматы, в закрытом обществе достигают своего положения благодаря высокой конфликтности и наглости. А здесь, в тюрьме, – где те, кто не смирился со своим положением в обществе, наплевал на нормы общежития, бьются острыми плавниками за глоток воздуха, как сельдь в бочке, – иерархия сложилась куда более жесткая и агрессивная.

Вот они, грабители и налетчики, медвежатники и щипачи. Цвет воровского мира, возжелавший, рискуя своей свободой и жизнью, подняться и разбогатеть. Многие – сильные и нестандартные личности. Яркие представители своего народа, которые с большой решимостью, упорством и удовольствием занимаются внутригрупповой и внутривидовой борьбой. Для них процесс конфликта – ни с чем не сравнимый кайф, и потому он давно уже стал самоцелью.

Вступать в психологическую перепалку, а тем более борьбу за место под солнцем с отъявленными бандитами Омару не было никакого смысла. Он по природе был уступчив и мягок. Прямые столкновения ему претили, а значит, он рано или поздно проиграет. Уголовники сразу его раскусят. Прощупают на прочность, попрессуют и начнут давить. И он не выдержит, сорвется, сломается и опустит, на радость извергам, глаза. А у человека, как и у обезьян, это верный признак подчинения.

Лучше сразу закрыть глаза и уйти от конфликта. Но как уйти в закрытом помещении? Правильно, прикинуться больным и даже не открывать глаз. Падалью и трупами настоящие львы не питаются.

«Главное – не оказаться хуже их, – крепился Омар, пока Саур то затягивал на шее Чилима веревку до потемнения сознания, то ослаблял узел, – не плакаться, не стонать, не обделаться в штаны. Я тоже должен быть готовым заплатить собственной жизнью за право хотя бы не опускаться ниже моего нынешнего социального положения. Главное – сохранять молчаливое достоинство, не унижаться и не просить, иначе точно окажешься под нарами у параши».

5

– Что ты раскис? – удивился Ширхан-эфенди. – Почему не сопротивляешься, как пацан?

– А что я могу сделать? – прохрипел Омар, душимый гориллой, как будто мог думать о куске пищи с перетянутым горлом. – Я уже несколько дней не ел, и у меня нет сил!

– Ты можешь сделать свою встречную ставку! Сыграть с нами в нарды на что-нибудь ценное!

– Но у меня ничего нет за душой! – прохрипел Омар.

– А душа? Пока ты играешь, пока ты ставишь и блефуешь, ты интересен окружающим, то есть нам. А значит, до тех пор твоя жизнь хоть чего-то стоит. Отпусти его, Саур.

– И души у меня нет! – хрипя и кашляя, выдавил из себя все, что у него было внутри, Омар. А сам, глядя на кровяные следы на ладони, подумал: «Надо же, любое общество, как и человек, состоит из двух сторон-половинок – лицевой и теневой, светлой и темной. А линия раздела между ними проходит по сердцу».

– Тогда играй на свое будущее. На свою будущую жизнь. Ставь все или ничего. Ну давай, давай, решайся! В конце концов, ты можешь поставить обещание сделать для нас все, что мы пожелаем.

– Кто берет обещания с умирающего? – намекнул на свое полуобморочное состояние Омар.

– Не прибедняйся, – пригласил Омара жестом к игровому столу Ширхан-эфенди. – Если выиграешь у меня в нарды, то выбираешь любое кушанье. Мы организуем тебе, как ты привык у себя на родине, шведский стол. А если я, то каждый мой выигрыш – камень из тех, дорогу к которым знаешь только ты.

При упоминании о камнях Омар нервно рассмеялся. Поистине, слухи в Кашеваре размножаются быстрее кроликов и разлетаются стремительнее летучих мышей. А уж в тюрьме, с ее тайной системой оповещения, всем давно было известно, что удачливый иностранец всех ближе подобрался к сокровищам Балыка-Малика и Кош-муллы.

– Но я не знаю никакой дороги, – нервно улыбался Омар, – и камней никаких не знаю.

– Ну так скоро узнаешь, – прокашлялся Ширхан-эфенди. – Всем в Кашеваре известно, что камни достанутся иностранцу, прошедшему путем суфия наоборот. Сначала безмятежность счастья, любовь к миру и единение с ним. Затем сомнения, бегство и изгнание.

Потом жесткие, как в тюрьме или келье, ограничения всего и вся. И, наконец, полная потеря рассудка и воли. От человека без нафса до безумия зверя.

– Безумия еще не было! – ухватился за спасительную ниточку Омар.

– Кто знает, кто знает, – хитро ухмыльнулся Ширхан-эфенди.

6

Верзила Саур не только снял с шеи бичуры Омара бечеву, но и помог ему подняться на ноги, проводил к столу и даже подоткнул под задницу табурет.

– Ну давай же, не жмись, сыграй на сокровища! – подначивали скопившиеся вокруг Омара урки во главе с Хайсамом. – Чего тебе терять?

Точно так однажды уговаривали его сыграть в наперстки на Невском собравшиеся в кучу подельники. Три стаканчика и один камешек. «Кручу-верчу, обмануть хочу». Только начав играть, он понял, что они зажимали шарик в ладони и выиграть у них было невозможно. Так почему не сыграть с Ширханом-эфенди по законам наперсточников? Ведь камней у него все равно нет.

– Ну хорошо, – вдруг пошел на безумный шаг Омар, – я буду ставить на кон по камню. А если я выиграю хоть раз, то ты скажешь, кто похитил лебедя из пруда Балыка-Малика. Ведь, по слухам, ты теневой правитель Кашевара и знаешь про все, что прячется в тени от прочих глаз и ушей.

– Ты, иностранец, и правда наслышан о моем могуществе? – засветился от удовольствия и вышел на мгновение из тени Ширхан.

– У тебя под контролем все убийцы и воры преступного мира. А главное, в твоих руках героиновый путь, через который в иной мир идут не только караваны наркотиков, но и караваны людей. Скажи, зачем тебе камни, когда ты владеешь порошком, что делает тебя богаче и сильнее любого каменщика?

– Вот именно, форель, – приблизился вплотную к уху Омара Ширхан, – но я хочу безраздельной власти. А сейчас мне приходится делиться и отдавать все большую и большую долю. А иначе что я делаю в этой камере? Я играю и делюсь, и тебе придется играть и делиться. Иначе ты труп.

7

– На, возьми зары и бросай их. Тебе, как гостю, я дарю право первого хода.

Игра в плясавшие по столу и под столом кости началась. Омар взял дрожащими руками кубики и бросил, затем протянул их Ширхану-эфенди.

– Кидай ты, – издеваясь, ухмыльнулся Ширхан, – я лишь буду ходить. Сначала за себя, но не успеешь оглянуться – и за тебя. Потому что у тебя не будет другого выбора, как ходить только по предоставленным мной полям.

Омар догадывался, что по воровским законам в блатные нарды на просто так не играют. Поставишь жизнь – придется ее отдать, даже если она никому и задаром не нужна.

– Нарды богоугоднее шахмат, – успокаивал Ширхан-эфенди Омара по мере того, как тот проигрывал камень за камнем, – ибо в шахматах человек надеется на свой ум, а значит, на гордыню, а в нардах вся надежда только на случай, а значит, на провидение Аллаха. Гордыня – самообман, она ведет к погибели.

– Выходит, из-за своей наивности и веры в чудо на зонах так любят нарды? – нервно засмеялся Омар после того, как успел проиграть полтаблицы Менделеева. Опал, аметист, агат… Почти весь алхимический состав. А сам подумал: «Только чудо и провидение могут спасти эту страну от полной деградации и разрушения, а меня – от смерти».

– Многие играют потому, что ловкость рук и сила воли помогают выбрасывать нужное число. А многие – потому что и в жизни, как предписано по игре, мечтают первыми пройти свой круг, раньше вернуться в свой дом и быстрее выброситься за борта доски. То есть откинуться.

– Они мечтают освободиться и для этого снова играют и мухлюют? – с каждым ходом Омар нервничал все больше и обращался к иронии все чаще.

– Они не зря мечтают о лучшей доле, разбрасывая кости, – снисходительно улыбнулся Ширхан. – В момент своего рождения эта игра имела большое мистическое и символическое значение. В зависимости от итога партий персидские цари начинали и заканчивали войны за влияния и богатства, а их астрологи предсказывали будущие события и судьбы владык мира.

– Неужели, – ухмыльнулся Омар, – значит, мы сейчас играем на будущее мира?

– А по-другому и не бывает на великой нардовой доске. Ибо поле для игры можно сравнить с небом, а движение фишек по кругу уподобить ходу звезд. Каждая половина доски не случайно состоит из двенадцати отметок для фишек, а само поле не случайно поделено на четыре части. Так, двадцать четыре пункта означали двадцать четыре часа в сутках, а тридцать шашек – число лунных и безлунных дней месяца, если играть в полные нарды, заполняя все три дома и четыре стороны света. В шахматах игрок стремится зашаховать и задушить противника, а в нардах – занять райское поле. Ты как иностранец, посланный Балыком-Маликом спасти эту страну, тоже должен захватить сначала королевское, а потом райское поле. Вот мы и посмотрим, какова твоя сила и везение.

– А ты, – спросил Омар, – ты поднялся благодаря случаю и провидению или благодаря уму?

– Я – благодаря характеру. Если хочешь, мы можем сыграть в орла и решку, – предложил Ширхан, – но учти: в игре в орла мне нет равных. Если мне будет нужно, чтобы монета встала на ребро, она на ребро и встанет. А если захочу под ребро, то и так она тоже встанет.

8

У Омара был единственный шанс выжить – использовать свой мистический ореол и шлейф. Но чем больше было на кону, тем плотнее становилась стена вокруг. Как рой пчел, сподручные Ширхана нависли над изумрудными, рубиновыми, сапфировыми, гагатовыми цветами из рая в надежде, что им перепадет хотя бы пыльца от трения таких сокровищ…

– Что же ты! – театрально возмущался Ширхан. – Белые вроде начинают, продолжают и выигрывают. А еще сами же и задирают, как в трех последних войнах в Ираке, Афганистане и Ливии!

Омар вспотевшей спиной чувствовал, что дружки готовы атаковать его по первому сигналу Ширхана-эфенди, как пчелы-разведчики, в самые уязвимые части тела. То есть забить его заточками после того, как он укажет, где камни. Пот выступил сверкающими каплями на лбу и шее Омара.

– Ты на мед налегай! Очень полезно и калорийно, – усмехаясь, указывал на выставленную на столе между кружками с чифиром пиалу меда Ширхан, – так быстрее прогонишь пот, вылечишься и избавишься от своей испарины.

«Они здесь как в улье! – думал Омар. – Температура тридцать семь и пять – идеальная для строительства сот, словно у них есть железы, перерабатывающие мед в воск. Даже дерьмо в параше становится липким, как патока».

– Без потогонного меда у нас не выжить, так что когда к тебе придут твои сторонники, проси их принести мед и насвай – лучшее средство от жары! – продолжал глумиться и куражиться Ширхан-эфенди. – Тебе, кстати, еще повезло, что ты попал не в красную зону и что тебя не женили на «Черном лебеде». Вот если тебя после суда не повесят, а отправят в самую жесткую тюрьму мира – Гуантанамо, то там тебе точно не выжить. Ибо, как я посмотрю, Балык-Малик тебе совсем не помогает.

«Да и здесь я вряд ли выживу», – зашевелились волосы на голове у Омара, так как обстановка накалялась, а вибрация нарастала. На уши давил усиливавшийся гул. Еще немного – и он готов был бы сорваться и потребовать, чтобы от него отошли подальше. Но тут в камеру ворвались охранники и стали лупить и разгонять всех порядочных граждан теневого мира дубинками. В неразберихе крепко досталось по голове и Омару.

Глава 3
Мощноногий мерин
1

За Адмиралтейством, у вставшего на дыбы памятника Петру, меня нагнала девочка лет тринадцати на мощноногом мохнатом мерине.

– Дяденька, не поможете Принцу? – просит она. – Ему нечего есть!

Я вспомнил Элиота, которого забыл покормить, поднял глаза и посмотрел на девочку. Было видно, что она чем-то расстроена. Тушь под глазами ее растеклась и размазалась, как само небо.

Потешные войска… главная задача которых – каждый день сдавать не меньше энной суммы. Но сегодня, в первый по-настоящему холодный вечер, девчушке не удалось хорошо отработать, и она плачет. А хозяева сидят в заоблачных офисах и сальными руками подсчитывают прибыль от любви ребенка к большой теплой лошади.

– У вас что-то случилось? – мне очень захотелось помочь ей словом.

– Говорю же, Принцу нечего есть, – она ехала за мной на понуром мерине, не отставая ни на шаг.

– Дайте триста рублей, и я прокачу с таким ветерком, что вы сможете почувствовать себя Петром Первым.

«Первым? Заманчивое, конечно, предложение», – думал я, идя своей дорогой. Но принца на белом коне из меня не получится. Потому что я сам давно уже мерин, да и из Принца принц никудышный. В лучшем случае мы будем хилой пародией на Николая Третьего, что раньше стоял у Московского вокзала, а теперь стоит во дворе Мраморного дворца.

– Ну так будете кататься или нет? – почти перешла на крик девушка. Такой агрессии я от нее не ожидал.

– У меня нет денег. – Мое сердце, сразу мимикрируя под гранитно-мраморный город, равнодушно игнорировало все намеки-упреки.

– Ну тогда иди на хер! – зло выкрикнула девушка. Резко развернув Принца, она поскакала прочь, обложив меня крепкими матюгами. Задние копыта мерина, словно мотыги, вырвали с корнем и подбросили в воздух куски дерна.

И я пошел под этот салют. А что мне еще оставалось делать? Пошел мимо своры собак, лежавших вперемешку с мусором. Одна из псин держала в зубах ведро с котенком, выклянчивая подаяние. Рядом стоял ветеран последней чеченской кампании, который и был истинным просителем. Но никто не спешил подавать бедным тварям. Гораздо приятнее попасть монеткой в лоб жестяному истукану на Садовой.

Кругом фарисейство и лицедейство. Нет ничего подлинного и настоящего.

– А есть ли вообще человек? Или человек – идеальное животное для мимикрирования? Оборотень-хамелеон? Жестяной истукан?

2

Порядком устав от «цирка Чинизелли», я пошел назад в квартиру Грегора Стюарта. Мне было плевать на то, что там меня поджидали кашеварцы в масках. Шахмат у меня все равно уже не было. А если меня ждет смерть, то уж пусть это случится скорее, и я избавлюсь от мук, что душили меня. Где-то в глубине души я мечтал умереть, надорваться и сдохнуть, как лошадь.

Но у дверей моего дома меня ждали вовсе не кашеварцы, а женщина лет пятидесяти. Она сидела на раскладном стульчике, который принесла с собой.

– Грегор Стюарт! – бросилась она тут же ко мне. Вблизи я увидел, что глаза у нее красные, заплаканные.

Я хотел было сразу сказать, что я вовсе не Грегор Стюарт, но женщина, представившаяся как Валентина Юрьевна, не дала мне вымолвить и слова. Она тут же начала излагать цель своего визита. Оказывается, ее дочь была невестой Стюарта. Она чем-то смертельно заболела и в данный момент лежит в коме в больнице.

Она до сих пор любит его, и не мог бы он (то есть я) в столь тяжелую минуту побыть рядом. Поддержать.

– Я знаю, – скороговоркой шептала Валентина Юрьевна, – это странная просьба и бредовая идея. Вы вроде уже расстались. Но все же – вдруг одно ваше присутствие поможет Тасе справиться с недугом? Ведь вы тоже несете ответственность за ее болезнь. Потому что именно вы были с ней рядом в то утро, когда она заразилась рабиесом.

Глаза Валентины Юрьевны были полны печали и отчаянья, она чуть ли не стояла на коленях, взывая о помощи. Объяснять ей сейчас, что я вовсе не Грегор Стюарт, было бы бесчеловечно.

– Хорошо, если ваша дочь в коме, я посижу с ней рядом.

Мне очень не хотелось в эти часы оставаться одному. Меня сильно угнетали муки совести и любовные страдания. И хотя мозг мой тоже отказывался воспринимать бред окружающего, я очень хорошо понимал ту девочку, брошенную возлюбленным.

Ну и скотина, однако, этот Грегор Стюарт! Но мне за что вернулось причиненное им зло? И почему я должен исправлять его огрехи и платить по его счетам?

3

Назвался груздем – полезай в кузов, даже если это кузов такси, на котором мы помчались в больницу. Машина, преодолев пробки, встала в тупике, а мы, миновав КПП, оказались в серых бесконечных коридорах серого здания-лабиринта.

Но прежде на меня, словно намордник, нацепили респираторную маску и надели халат. Видимо, чтобы никакая инфекция не попала в палату.

– Вот, – указала Валентина Юрьевна, еле сдерживая слезы, на девочку, покрытую простыней, – видите, в каком она ужасном состоянии?

– Да! – я не понимал, что я здесь делаю и кто эта красавица.

– Прошу вас, возьмите ее за руку! – попросила несчастная мать.

– Хорошо. Как скажете, – взял я Тасю за руку.

– Как долго вы можете побыть с ней рядом?

– А сколько нужно?

– Я бы хотела, чтобы это было как можно дольше.

– Я постараюсь.

– Возможно, это ее последние часы, – не сдержала слез женщина. – И мне бы хотелось, чтобы она в этот момент была в окружении людей, которых она любит и которые любят ее. Скажите, вы ведь любили мою девочку?

– Да, – соврал я, глядя на слезы женщины.

– Тогда не буду мешать вашему общению.

Я сел подле кровати на раскладной стульчик, а Валентина Юрьевна сообщила, что сейчас уйдет к врачу.

– Вы с ней поговорите о чем-нибудь, – остановилась у порога палаты женщина. – Я верю, она все слышит и понимает. Нас в институте учили разговаривать с попавшими в катастрофу, чтобы они не теряли связи с этим миром.

4

Поговорить, но о чем? Как только Валентина Юрьевна закрыла дверь, я встал и обошел кровать.

– Что они от меня хотят?! – схватился я за голову. Передо мной, как перед Всевышним в момент сотворения, лежала голая, без духа, плоть. И в эту плоть я, по мысли Валентины Юрьевны, должен был каким-то образом вдохнуть жизнь. Но как мне спасти эту девушку, как одухотворить, если я сам ничего из себя не представляю? – Зачем они вообще сюда меня вызвали? Чтобы оживить это бревно? – нервно расхаживал я по комнате.

Единственное, что я могу, – это раздеться и лечь рядом. И лежать таким же голым и беспомощным.

Они же меня совсем не знают. Они не понимают, что я не Грегор Стюарт и что у меня за душой ничего нет. Ни одной оригинальной мысли, ни одного геройского поступка.

Я ведь ровным счетом ничего из себя не представляю. Одно пустое место. Чтобы что-то из себя представлять, надо столько учиться, столько знать и уметь. Но теперь уже поздно. Единственное, что я еще смогу, – это прожить жизнь, как все. Квартира, машина, семья – к чему еще стремиться? Успеть бы скопировать других.

Мы, люди, как вирусы, снимаем с себя копии и занимаем чужое место. С самого начала, с появления на этот свет у меня было такое чувство, что я занимаюсь постоянным обманом. Дурачу себя и близких мыслью, что у меня получится сделать что-то великое, а сам постепенно, тихой-тихой сапой старею, разрушаюсь и занимаю место своего отца.

Бог создал Адама, чтобы тот жил вечно и счастливо и не имел детей. Но Адам совершил первородный грех и был изгнан из рая, и стал смертным. А после смерти Адама мы, его дети, занимаем не предназначенное ему место.

Какой у меня, одного из миллиона сперматозоидов, был шанс оказаться в яйцеклетке? А в квартире Грегора Стюарта? Но я подсуетился и выиграл. Вот такой я подлый и хитрый малый.

Но что теперь? А главное, почему, чего ради я должен вообще коптеть над этим беспомощным телом? Зачем я должен поклониться и упасть в ноги этому несовершенному человеку? Этому куску мяса, который Бог отказался есть и пользовать и вдохнул в него живой дух.

А я-то тут при чем? Я, посланный подражать попугаю и обезьяне? Я всего лишь зверь в наморднике-маске, перед которым, как падаль, лежало брошенное на растерзание белое тело.

Поистине, любить ближнего как самого себя невозможно. С какого перепугу я вдруг должен полюбить этого чужого мне человека, когда у меня есть Катя? Почему я вообще должен испытывать чувства и попытаться спасти девушку Грегора Сюарта, по сути, моего соперника и врага?

Вспомнились слова старухи о том, что из нас двоих жить подлинной жизнью будет лишь тот, чья любовь сохранится и не умрет. Так чего ради я должен коптеть? Пусть умирает любовь Грегора Стюарта и он вместе с ней.

5

Валентина Юрьевна долго не возвращалась, а когда волна самоуничижения схлынула с меня, я вдруг поймал себя на мысли, что девушка под простыней, возможно, совсем голая. Ткань охватывала полушария грудей, соски рельефно проступали через нее.

Я почувствовал, как похоть от паха подбирается к глотке. Затем я не выдержал и приблизился поближе. Так близко, что ощутил жар своего дыхания и биение своего сердца. Я был наедине с девушкой Грегора Стюарта, я потянул одеяло на себя.

Трясущимися руками я поднял край простыни и взглянул на соблазнительное тело. Ноги слегка раздвинуты и согнуты. На бедрах аппетитная корочка целлюлита. Округлая грудь. Большой рыжий сосок.

Рядом, на столике, крем для массажа, чтобы мышцы не атрофировались. Я потянул простыню вниз, обнажая покрытый волосами пах. Теперь и возлюбленная Леонардо принадлежала мне. Какая-то ненависть ко всем женщинам, в первую очередь к Кэт, охватила меня. Напряжение требовало выхода.

Чему быть, того не миновать. Я взял крем и выдавил большую порцию на палец. Другой рукой я спешно расстегивал штаны.

Так вот что представляет из себя человек без божественный искры сознания и духа! Вот его настоящее лицо. Передо мной, ровно дыша, лежала соблазнительная, сверкающая чистотой плоть, в которой я, как в речном отражении, увидел склонившегося над куском мяса дикого зверя.

Мое падение продолжалось. Я разглядывал Таисию, сам пребывая в некоем помутнении рассудка.

Той рукой, что еще не была измазана кремом, я дотронулся до груди девушки. Обхватил полушарие и крепко сжал. Вторую руку я положил ей на лобок и начал делать массирующие движения. А губами я нежно коснулся сухих треснувших губ.

И тут Тая открыла глаза, словно собиралась поймать меня с поличным.

В ужасе я отпрянул, застуканный за неприличным занятием, накинул на нее простыню, натянул штаны и выбежал в коридор.

– Что случилось?! – испуганно вскочила с кресла седая женщина.

– Ваша дочь, кажется, пришла в себя!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации