Текст книги "Философия преступления и наказания"

Г.В. Мальцев полагает, что возмездие есть удовлетворение пострадавшего субъекта посредством кары тому, кто причинил ему страдание[210]210
  Мальцев Г.В. Месть и возмездие в древнем праве. С. 228.


[Закрыть].

Согласно определению Н.С. Тимашова, возмездие – это воспоследование за поступком, представляющимся положительным или отрицательным с точки зрения какой-либо системы норм, такой судьбы для совершившего поступок, которая является эквивалентом внутреннего достоинства поступка[211]211
  Тимашов Н.С. Условное осуждение. СПб., 1914. С. 303–304.


[Закрыть].

Если говорить простым житейским языком, возмездие есть воздаяние, возвращение, возмещение добра или зла тому, кто совершил хороший или плохой поступок. Используя философские категории, возмездие можно определить как путь и способ достижения справедливости. Поэтому неэквивалентное возмездие – несправедливость. Откуда появилось возмездие?

М. де Монтень писал: «Жажда мщения – страсть в высшей степени сладостная, ей свойственно некоторое величие, и она вполне естественна»[212]212
  О природе человека: Монтень, Ларошфуко, Паскаль. М., 2009. С. 151.


[Закрыть]. Представляется, что эта страсть связана с потребностью уравнивания, ибо человеку свойственно желать, чтобы учинившему зло всегда воздавалось бы зло. Поэтому мы и сейчас относимся к возмездию с чувством удовлетворения и считаем его чем-то должным. Конечно же, речь идет о возмездии, воздаянии справедливом. Вообще, кровная месть изначально представляла собой древнейшую идею, относящуюся к категории ретрибутивной справедливости, в той ее части, которая требует установления соразмерности между дурным, злым поступком и ответным действием, несущим возмездие для него[213]213
  См.: Мальцев Г.В. Указ. соч. С. 129.


[Закрыть].

Согласно достаточно распространенному мнению, первым выражением идеи наказания – возмездия у всех народов была частная кровная месть, а потом уже появился обычай выкупать у обиженного свою вину. Этот процесс заканчивался тогда, когда государство присвоило право возмездия себе.

Приведем в качестве примера мнения некоторых достаточно известных авторов. Так, А.М. Богдановский пишет: «Везде первой формой, в которую выливается понятие о наказании, как о возмездии за зло, является так называемая месть, в обширном значении этого слова – самоуправство. Рано или поздно эта форма сменяется другою, более правильною, менее неопределенною, так называемою системою выкупов. Идея наказания в этой форме живет обыкновенно в народном праве чрезвычайно долго, и только тогда является в новой форме, когда является в народе сознание о государстве, как об едином живом организме, и о преступлении, как действии, во всяком случае, враждебном этому организму. С этого времени начинает развиваться и высшее понятие о наказании, как истинном воздаянии за преступление, за оскорбление идеи права, которого самим целостным органом выражения служит государство» [214]214
  Богдановский А.М. Развитие понятий о преступлении и наказании в русском праве до Петра Великого. М., 1857. С. 5–6.


[Закрыть].

По мнению И.Я. Фойницкого, на первоначальных ступенях истории наказания карательная деятельность принадлежала частным лицам, потерпевшим от преступных деяний. Наказания не существует, его заменяет месть. Постепенно общественные кружки сосредоточивают власть наказания всецело в своих руках и сами расправляются с обидчиками. Личная месть и личность потерпевшего, таким образом, более отодвигаются на задний план. В современном правовом строе цивилизованных народов, считает автор, объединение общественных кружков привело к тому, что право наказания принадлежит единственно и исключительно государству как его субъекту[215]215
  Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889. С. 18.


[Закрыть].

Э. Ферри утверждает, что наказание, начиная от возникновения до настоящего времени, прошло четыре фазы в своей эволюции: от элементарной, то есть оборонительной и мстительной реакции, оно перешло к фазе религиозной (божеского воздействия), затем к фазе этической (средневекового искупления) и, наконец, к фазе юридической. В настоящее время, полагает он, необходимо начать и осуществить социальную фазу, при которой, благодаря новейшим данным антропологии и уголовной статистики о происхождении преступления, наказание перестает уже быть соразмерным воздаянием за нравственную вину (фаза этико-юридическая), но является совокупностью превентивных и репрессивных социальных мер; последние, отвечая природе и происхождению преступления, гораздо лучше и в то же время гораздо гуманнее обезопасят общество от преступных посягательств[216]216
  См.: Ферри Э. Указ. соч. С. 363–364.


[Закрыть]. Таким образом, превращение частной мести в публичное уголовное наказание следует связывать со временем возникновения государства. Об этом также писал Гегель[217]217
  См.: Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1953. С. 146.


[Закрыть].

Идея о том, что именно частная кровная месть является источником публичного наказания, основана на предположении о причинах реакции человека – потерпевшего – на ранних ступенях человеческого развития к таким вредным и опасным деяниям, как убийство, грабеж, разбой и т. д. Эта реакция человека – потерпевшего соответствовала обычаю кровной мести и имела частный характер.

Иными словами, сущность мести состояла в том, что за зло, причиненное кому-либо тем или другим действием, должно быть непременно воздано также злом, что за всякой обидой должно следовать возмездие, отмщение. Если эта обида кровная, как, например, убийство, то месть обязательно должна быть кровной: кровь за кровь. В этом заключалось не только возмездие, но и долг, святая обязанность, право, наконец, удовлетворение чувства собственности. В связи с этим следует особо отметить, что именно в мести человек обнаруживает свое право, то есть осознает не только то, что другой причинил ему физическую, телесную боль или материальную потерю, но самое главное он понимает и осознает, что унижен и оскорблен.

Следовательно, только через кровную месть можно смыть это унижение и, соответственно, удовлетворить свое внутреннее чувство справедливости. Нельзя забывать также, что месть, какой бы она дикой ни была, все-таки имела определенное предупредительное значение. Но можно ли говорить и утверждать, что частная кровная месть является социальной причиной возникновения наказания: разве до частной мести люди не подвергались наказанию за опасные для общины, племени, группы деяния?

А.Ф. Кистяковский совершенно правильно подметил, что «прежде чем в человеке блеснула первая искра уразумения, почему и для чего существует наказание, оно давно уже существовало и действовало»[218]218
  Кистяковский А.Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Киев, 1890. С. 764.


[Закрыть]. И первые зародыши того, что мы сейчас называем наказанием, следует искать в явлениях социальных и природных – в реакции людей, служащей основой самосохранения, во внешних опасностях для существования общины.

Известно, что во всех первобытных обществах, даже в самых диких племенах, люди наказывались за такие деяния, которые никакого отношения к частной мести не имели: измена общине, святотатство, чародейство и т. д. Можно ли реакцию общины за измену рассматривать как частную месть, если наказание за это рассматривалось как организованное выражение общественного недовольства, как всеобщее негодование, но не всеобщая месть? Это ведь есть общественное наказание, ибо измена была одним из таких преступлений, которое чувствуется каждым членом общины.

Самым распространенным из всех первобытных общественно опасных деяний было чародейство, то есть вера в способность отдельных членов общины управлять сверхъестественными силами. Если какой-нибудь колдун мешал бы выпадению дождя, он являлся злейшим врагом общины и обязательно подлежал наказанию, потому что представлял опасность для остальных, для общества. Эта была не частная кровная месть, а предупреждение, предотвращение большой общественной опасности. Другое дело, когда убийство совершено физическими способами, то есть когда член общины убивает другого члена общины. В таком случае общество не вмешивается в эти отношения, ибо это не предмет публичного интереса, а дело частного характера. Это уже личная кровная месть.

Итак, если предположить, что история наказания начинается с личной частной мести, то тогда следует признать, что реакция общества на те деяния, о которых идет речь, не является наказанием, а сами эти деяния не считаются общественно опасными.

Первобытное наказание не преследовало цели отомстить изменнику, чародею, колдуну. Оно назначалось для искупления, но не ради самого преступника, а для общества, чтобы предотвратить месть со стороны сверхъестественного существа, направленную всему обществу. Поэтому это наказание, скорее всего, следует рассматривать не как возмездие, а как жертвоприношение. Следовательно, можно сказать, что источник наказания непосредственно связан с уяснением вопроса о происхождении и развитии понятия преступления.

В принципе, не только история появления наказания, но и все фундаментальные вопросы института уголовного наказания невозможно объяснить, понять в отрыве от понятия преступления и его причин. Какой бы вопрос уголовного наказания мы ни затронули, обязательно сталкиваемся с проблемами преступления. Поэтому, чтобы докопаться до источника наказания, необходимо проследить процесс образования понятия преступления. Ведь известно, что до появления этих понятий существовали деяния людей, которые действительно или по существующим в известную эпоху взглядам ставили общество в опасность. Обществу же приходилось реагировать на это соответствующим образом.

Г. Оппенгеймер полагает, например, что преступлениями, караемыми в примитивных обществах, или же деяниями, считающимися, по мнению сообществ, племен и т. д., опасными для их существования и, соответственно, приводящими к необходимой реакции за это, являются следующие: чародейство, противоестественные пороки, измена, святотатство, разнообразные преступления[219]219
  Оппенгеймер Г. Историческое исследование о происхождении наказания. М., 2012. С. 6.


[Закрыть].

Итак, наказание появилось не с личной частной местью, а тогда, когда первобытное общество начало чувствовать опасность со стороны сверхъестественных существ, которая могла бы быть причиной поведения одного из членов общины. Чтобы предотвратить месть со стороны этого сверхъестественного существа, необходимо было изъять из общества того, кто являлся источником опасности, пока он оставался в среде людей. Поэтому Г. Оппенгеймер совершенно прав в том, что «идея публичного правонарушения зародилась в кругу магических и религиозных понятий»[220]220
  Там же. С. 29.


[Закрыть].

Наказание появилось тогда, когда за публичные правонарушения организованная власть общины, племени, группы и т. д. назначала подлинные публичные наказания в виде смертной казни и ссылки. Именно эти наказания, на самом деле, являлись способами освобождения общин от источника опасности.

Однако действительным началом принципа возмездия можно считать идею кровной мести. Первобытная практика наглядно и убедительно связала осуществление мести с понятием возмездия. Кровная месть в настоящее время существует у тех народов, где семья и родовые связи не утратили традиционных черт, а также в тех странах, где государственная власть никогда не пользовалась доверием населения. Кстати, у некоторых племен, в частности у тлиннитов Аляски, вообще не существовало механизма кровной мести за убийства там, где убитый и убийца принадлежат к одному и тому же роду внутри племени. Следует особо подчеркнуть, что кровную месть нельзя считать прообразом смертной казни.

Итак, кровная месть – изначальная форма возвращения эффекта действия, которое человек совершил или совершает в отношении других, то есть возмездия, которое со временем теряет свое значение, уступив место системе денежных выплат. Надо полагать, это было связано с появлением денег в социальной жизни людей. Существуют разные формы эквивалентного возмездия. Самый простой из них – талион («воздавай тем же за то же и в той же мере»).

Классическая формула талиона содержится в Священных книгах – Библии и Коране. «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Исх. 21, 23–25). «И предписали Мы им в ней, что душа – за душу, и око – за око, и нос – за нос, и ухо – за ухо, и зуб – за зуб, и раны – отмщение» (Коран. Сура 45). В этих Божественных указаниях талион проникнут духом устрашения, то есть Бог именно посредством талиона желает предотвратить агрессивность людей и покончить с насилием, что может привести в перспективе к истреблению целых родов. Принцип талиона был также предусмотрен в римских Законах XII таблиц (451–450 гг. до н. э.), где говорится: «Если причинить членовредительства и не помириться с потерпевшим, то пусть и ему самому будет причинено то же самое».

Со временем талион усложнился, изменился до неузнаваемости, переродился в систему принципов возмездия, которые положены в основу уголовной политики современных государств. На самом деле, люди посредством принципа талиона хотели ограничить кровную месть, ибо вполне сознавали опасность кровопролития. Поэтому талион, в общем-то, явился приближением к институту наказания. Смысл талиона заключается в том, чтобы дать людям почувствовать, испытать на себе, что такое зло, насильственный акт, на который они идут. Иначе говоря, талион был промежуточным звеном между кровной местью и уголовным наказанием, то есть введение талиона в практику кровной мести было началом процесса превращения огульной кары в наказание за преступления.

Практически не вызывает сомнений то, что талион порожден практикой кровной мести и уже оттуда был после некоторой эволюции перенесен в уголовное право ранних государств. «Завуалированное родство современного права с талионом, – отмечает Г.В. Мальцев, – обнаруживается всякий раз, когда мы доискиваемся до логических и исторических корней системы наказаний за преступления или обсуждаем вопрос о правомерности лишения человека свободы и смертной казни»[221]221
  Мальцев Г.В. Указ. соч. С. 249.


[Закрыть]. Такова теория воздаяния как единственное основание и суть уголовного наказания. Законное наказание – возмездие – вместе с тем, и самое целесообразное. Но для этого оно должно быть, прежде всего, действительным возмездием, то есть справедливым злом, причинять страдания как плату за причиненное преступное зло. Справедливость есть нравственное начало сущности наказания – возмездия.

Итак, внутреннее содержание наказания, его сущность, выраженные в уголовном праве, позволяют заметить, что отличительной чертой института наказания, по сравнению с другими правовыми мерами, является присущий ему элемент возмездия. При этом следует особо подчеркнуть, что возмездие не есть изобретение законодателя и элемент, который не сегодня, так завтра или вообще когда-нибудь может быть изъят по желанию кого-либо из наказания. Возмездие есть явление, лежащее в объективной природе наказания. Мы понимаем возмездие не как цель наказания, а как момент, характеризующий саму суть наказания. Невозможно представить себе наказание без этого момента. Возмездие покоится на чувстве возмущения, которое возникает по поводу совершения преступления. Вот почему возмездие является средством удовлетворения чувства социальной справедливости в обществе.

Общество откажется от возмездия тогда, когда исчезнет необходимость в наказании, ибо возмездие суть наказания. Теория возмездия как сущности наказания всегда подвергалась серьезным возражениям. Она категорически не принималась известными учеными. Социалистическая революция вообще от нее отказалась. Поэтому в условиях коммунистической идеологии эта проблема не стала объектом серьезных исследований и дискуссий. Существующие в литературе возражения против возмездия как сути наказания представляются весьма разнообразными по своим исходным точкам зрения.

Известный русский философ В. Соловьев в работе «Оправдание добра» (1897 г.) показывает внутреннюю бессмысленность доктрины возмездия, или «мстительной справедливости», следующей из того, что месть и устрашение есть смягченные остатки «зверочеловечества», устремляющегося исторически к состоянию «богочеловечества». В другой своей работе автор пишет, что уголовно-правовая доктрина возмездия, совершенно лишенная и логического и нравственного смысла, есть лишь пережиток дикого состояния, и уголовные наказания, ныне еще употребительные, поскольку в них намеренное причинение преступнику физических страданий или лишений ставится целью реакции на преступление, представляет собой лишь историческую трансформацию первобытного начала кровной мести.

Указывается также на безнравственный характер возмездия. Так, С.В. Познышев замечает, что подсказываемая животным чувством мести эта идея (то есть идея возмездия) безнравственна.

Ряд авторов указывают на неудовлетворительность теорий возмездия потому, что они лишены определенного устойчивого критерия для указания меры наказания.

Во-первых, когда утверждается, что сущность наказания – возмездие, имеется в виду только справедливое возмездие (воздаяние). Если возмездие превышает деяние, неравномерно содеянному, то это уже не наказание, а репрессия, ибо нарушен принцип справедливости.

Если же возмездие (воздаяние) слишком мягкое по сравнению с деянием, то это также уже не наказание, а безнаказанность. Поэтому наказанием считается лишь то средство против преступления, суть которого справедливое возмездие (воздаяние).

Во-вторых, не следует открещиваться от слова «возмездие» (воздаяние), ибо оно уже не выражает той отрицательной реакции, которая вызывалась сильными эмоциями. Понятие возмездия с эпохи Просвещения претерпело значительные изменения. Теперь наказание представляет собой лишь ответ на совершенное преступление лицом по собственной воле, в соответствии с принципом воздающей справедливости.

Возмездие, бесспорно, лежит в основании мести, как лежит оно в основании наказания, но это не подрывает все-таки значения возмездия как сущности наказания. Общность оснований мести и наказания еще сама по себе не может дискредитировать взгляда, признающего возмездие сущностью наказания.

Идея возмездия не есть идея талиона, формального, качественного или только количественного равенства. Она не является местью, которая характеризуется грубостью, инстинктивностью, безмерной и бессмысленной реакцией потерпевшего. Она не означает и удовлетворения последнего, заглаживания вреда, и, вместе с тем, нераспознаваемого человеческим глазом морального возмездия. Она есть идея о том, что преступление как нарушение общественного порядка должно в жизни вызывать к себе отношение, соответствующее его отрицательной оценке. Оно есть суть наказания.

II. Нравственные начала сущности наказания. И. Канту принадлежат бессмертные слова: «Если исчезнет справедливость, жизнь на земле уже не будет иметь никакой цены». Проблема наказания – это, прежде всего, нравственная проблема. Поэтому человечество уже очень давно задается вопросом: нравственно ли наказывать, если речь идет о смертной казни и длительных сроках лишения свободы? И сегодня перед нами стоит тот же вопрос: можно ли в XXI веке продолжать обрекать преступников на страдания посредством уголовного наказания, которое, как утверждают многие, не достигает поставленной обществом цели предупреждения преступлений, и взамен ему найти столь же эффективное некарательное воздействие, отличающееся гуманным содержанием?

Ясно одно: идет ли речь о правотворчестве или же об установлении соразмерности наказания и преступления в конкретных случаях, игнорировать требования справедливости и гуманизма невозможно – современное цивилизованное общество не имеет на это права. Люди всегда и во все времена хотят справедливого наказания. Поэтому мудрый законодатель в нормальном гражданском правовом государстве, понимая это обстоятельство, старается в своей деятельности опираться на нравственные начала наказания, а судьи отыскивают в самом преступлении те критерии, элементы, которые могли бы служить измерителями тяжести совершенного преступления, а следовательно, и тяжести наказания.

Г Мейер указывал, что «не только в частных отношениях, но также и для законодательства возникает вопрос, не слишком ли мало или много выпадает на долю отдельной личности или отдельного отношения, о коих идет речь, точно ли индивид несет и получает то, что надлежит ему»[222]222
  Die Cerechtigkeit imstrafzecht”. Cerichtesaae. B. XXXIII. S. 101 и etс.


[Закрыть]. Но возможно ли это?

Этот вопрос существует с того момента, когда человек начал понимать значение и смысл наказания и вредную, злую сущность преступления. Для себя лично вопрос о справедливости человек решает, опираясь на те нравственные нормы, которые ему подсказывает совесть. Разумеется, это его субъективная оценка справедливости. Так, например, он считает, что отмена смертной казни несправедлива, ибо в данном случае законодатель исходил, скорее, из политических соображений, игнорируя при этом интересы потерпевшего, а также правосознание народа, которое как раз и совпадает с его личным мнением. С ним можно поспорить, но не считаться с его доводами нельзя, так как, на самом деле, такого же мнения придерживается достаточно большое количество членов общества.

Вместе с тем существуют те нравственные нормы, которые пользуются, возможно, более широким признанием, и отрицать их не решится любой здравомыслящий человек. Поэтому, когда мы хотим убедить сторонников смертной казни в справедливости отмены этого наказания, обязательно должны, наряду с другими аргументами, ссылаться на принцип гуманизма, обеспечивающий справедливость.

Следовательно, законодатель при определении вида и размера наказания за те или иные деяния в законе обязательно должен опираться именно на те нормы нравственности, которые получили общее признание в обществе, даже если они противоречат его (законодателя) пониманию справедливости. Иначе общество на практике, в реальной жизни столкнется с несправедливым наказанием, с соответствующими отрицательными последствиями. Если признать, что справедливым может быть только Бог, которому доступно познать сокровенные помыслы человека, внутренние мотивы и причины всякого человеческого поведения, – что, разумеется, сегодня мы не в состоянии постигнуть, – значит, законодатель не в состоянии определить идеальное справедливое наказание, так как не имеет дара, подобного Всевышнему. Поэтому между наказанием и преступлением совершенного идеального равенства быть не может. Это невозможно в принципе ни в нравственном, ни в юридическом (правовом) отношении.

Однако это абсолютно не означает, что государство в лице законодателя в состоянии нарушать всякую справедливость при избрании вида и размера наказания для достижения своих политических целей, что встречается в истории многих государств. Справедливое возмездие, то есть зримое равенство между преступлением и наказанием, должно быть как бы границей, чертой, которую законодатель не имеет права пересекать. Так, если государственная власть устанавливает уголовное наказание за несанкционированное проведение пикетов, митингов, собраний, то это, без сомнения, как раз нарушение той границы справедливости между деянием и наказанием, ибо решение законодателя не имеет в основании определенную и опирающуюся на твердо установленный нравственный критерий оценку степени общественной опасности правонарушения.

Принимая то или иное решение о наказании за определенные деяния, законодатель понимает, что в случае нарушения закона лицу придется претерпеть известные страдания или нравственное лишение, ограничение как необходимое и разумное последствие. Законодатель поступает безнравственно, если заранее знает, что эти страдания не соответствуют содеянному и, значит, воздаяние не служит идее права и справедливости. Очевидно и бесспорно, что чем важнее закон, а точнее, объект охраны, который нарушается преступлением, тем важнее и само преступление. Важность, ценность объекта посягательства определяет степень тяжести наказания. Но какой объект важнее?

Это понятие относительное, поскольку является прерогативой самой государственной власти, то есть это индивидуальный взгляд каждого государства. И это вполне справедливо и правильно, ибо у каждого народа есть свои критерии оценки нравственных ценностей и свое понятие о важности тех или иных ценностей. Следовательно, у каждого народа – разный взгляд на степень тяжести того или иного преступления. А значит, и наказания за одно и то же преступление у разных народов, как правило, различны. Конечно, совершенно бессмысленным, несправедливым и безнравственным было установление смертной казни за хищение государственного и общественного имущества в период Советской власти. В данном случае государство, устанавливая эту меру наказания, исходило не из норм нравственности, принципов гуманизма и идеи справедливости, а из идеологических соображений и ложных представлений относительно уголовной политики в борьбе с преступностью. Степень важности деяния определяется в каждую данную эпоху законодателем с учетом интересов господствующей власти, в соответствии с местом личности в обществе и ее интересами. Поэтому построение системы наказаний, предназначенной для всех времен и народов, невозможно так же, как и невозможно считать те или иные действия преступными в различные периоды истории у разных народов. Следовательно, создание идеальной системы наказания, а также идеальных конкретных наказаний, как по форме, так и по содержанию, невозможно. Виды и размеры наказаний постепенно подвергаются изменениям, ибо каждая эпоха выдвигает свои критерии оценки значимости преступных деяний. Так, например, сегодня наказания средневековой эпохи нами отвергаются и представляются несовместимыми с принципами гуманизма, хотя они считались целесообразными с точки зрения законодателей того времени. И в этом нет ничего удивительного и странного, ибо каждая эпоха вырабатывает свои наказания, свои меры воздействия на преступные проявления, которые для другой, последующей эпохи могут оказаться неудовлетворительными, нецелесообразными.

Что же такое справедливость? Какое значение она имеет для наказания?

Идея справедливости, как одно из выражений нравственного сознания и социальной сущности человека, возникла на определенной ступени развития человеческого общества и, следовательно, носит исторический характер. З.А. Беребешкина отмечает: «…справедливость как ценность, идея, эталон, норма, имеющие конкретно-историческую характеристику, возникла на определенной ступени развития человеческого общества»[223]223
  Беребешкина З.А. Справедливость как социально-философская категория. М., 1983. С. 30.


[Закрыть].

Удивительно, что и сегодня вокруг понятия справедливости не утихают споры, хотя эта этическая категория имеет очень давнюю историю. «Человек естественной простоты, – писал И. Кант, – очень рано обретает чувство справедливости, но очень поздно и вообще никогда не обретает понятие справедливости»[224]224
  Кант И. Соч. М.: Наука, 1964. Т. 2. С. 196.


[Закрыть]. Однако это никогда не было препятствием для того, чтобы отличать справедливое от несправедливого. Шведский юрист-теоретик Экелоф сказал: «Общая концепция справедливости аналогична представлению о Господе Боге – все о нем говорят, но никто не знает, что это такое»[225]225
  См.: Бондесон У. Концепция справедливости в представлениях населения и судей // Криминология и уголовная политика. М., 1985. С. 44.


[Закрыть].

Справедливость, являясь категорией морали, в целом, как и мораль, находит свое применение во всех без исключения сферах общественной жизни. В истории этических учений справедливость чаще всего рассматривалась в качестве меры нравственного сознания и требования.

В принципе, такое понимание верно. Недаром символическим изображением справедливости являются весы. П. Лафарг отмечал: «Удар за удар, возмещение, равное причиненному ущербу, равные доли при распределении продовольствия и земли – таковы были единственные понятия справедливости, доступные первым людям, – понятия, которые пифагорейцы выражали в аксиоме не нарушать равновесие весов»[226]226
  Лафарг П. Соч. Т. III. М.; Л., 1931. С. 82.


[Закрыть].

Испокон веков понятие о правде связывалось с началом равенства. Справедливым считалось то, что одинаково прилагается ко всем. Это начало вытекает из самой природы и сущности человеческой личности: «Все люди суть разумно свободные существа, все созданы по образу и подобию Божьему и, как таковые, равны между собою. Признание этого коренного равенства составляет высшее требование правды, которая, с этой точки зрения, носит название правды уравнивающей» [227]227
  Чичерин Б.Н. Философия права. С. 96.


[Закрыть].

Философы, ученые всех времен, начиная с Конфуция, Платона, Аристотеля, римских юристов и заканчивая современными учеными, сущность феномена справедливости рассматривают в философско-правовом контексте, куда включают: а) равенство всех в одинаковых условиях; б) взаимосвязь содеянного и расплаты; в) равновесие между утратой и приобретением. Все признают справедливость основанием и руководящим принципом права и видят ее сущность в «воздаянии каждому должного». Это означает, что наказание за содеянное преступление должно соответствовать принципам справедливости как на уровне уголовного закона, то есть в уголовно-правовой санкции, так и в правоприменительной деятельности при назначении наказания. В Книге Притчей Соломоновых говорится: «Неодинаковые весы, неодинаковая мера, то и другое – мерзость перед Господом».

По словам Аристотеля, справедливое – это, прежде всего, то, что соответствует законам. Ну а если сам закон несправедлив? Ведь законодатель может по своему усмотрению, в своих целях установить любое наказание за любые деяния. Например, в период Советской власти, как уже отмечалось, во всех кодексах республик за хищение более 10 тыс. рублей было установлено наказание, предусматривающее смертную казнь. Вряд ли можно сказать, что этот закон был справедливым. Поэтому нельзя согласиться с Т Гоббсом в том, что единственным мерилом справедливости является сам закон и какую бы норму он ни предписал, она будет справедливой.

Древних греков отличало чувство морального долга повиноваться государственному закону, даже когда они считали его неправильным или аморальным. Как известно, Сократ добровольно принял яд, хотя и сознавал несправедливость приговора: повиновение законам государства он считал нравственной обязанностью гражданина. «Справедливость заключается в том, чтобы не нарушать законы государства, в котором состоит гражданином»[228]228
  См.: Правовая мысль: Антология. С. 75.


[Закрыть], – говорил древнегреческий философ Антифонт. Древние евреи, напротив, свято верили в необходимость повиноваться законам государства только тогда, когда они не противоречат Божественному праву. У кавказцев особую роль играли обычаи. Поэтому очень часто народы следовали не законам, а обычаям. Понятно, что закон не может быть абсолютно справедливым, ибо справедливость требует максимально индивидуального подхода к человеку, а закон не может учесть всех личных факторов, значимых для нравственно должного отношения [229]229
  См.: Романец Ю.В. Указ. соч. С. 237.


[Закрыть].

В каждом обществе свой уровень жизни, который считается нормой, и свой предел, за которым начинается недопустимая крайность. Значит, и законы в каждом обществе отличаются по существу и принимаются как соответствующие принципам справедливости.

Понятие о справедливости наказания складывалось в зависимости от исторического развития того или иного народа, обычаев, традиций и т. д.

Древнекитайский философ Мо-Цзы писал: «В древности, когда только появились люди, не было наказаний и, в то же время, у каждого было свое понимание справедливости. У одного – одно, у двоих – два, у десяти – десять представлений о справедливости. Чем больше нарождалось людей, тем больше становилось различных представлений о справедливости. Каждый считал правильным свой взгляд и отвергал взгляды других людей, в результате, между людьми царила сильная вражда»[230]230
  См.: Правовая мысль: Антология. С. 44.


[Закрыть]. В то же время человечество всегда стремилось дать общепринятое понятие справедливости. Разумеется, что такую задачу пытались решить всегда, в первую очередь философы.