Текст книги "Философия преступления и наказания"

Всякая цель вообще субъективна, ибо формируется (определяется) людьми, выражается в законодательстве и реализуется субъективной деятельностью людей. В то же время цель по необходимости всегда реализуется в той или иной материально или духовно ощутимой форме, которая представляет собой результат реализации потребности. Гегель писал: «Цель есть ближайшим образом нечто сущее внутри меня, субъективное, но она должна стать также и объективной, сбросить с себя свой недостаток, перестать быть только субъективной»[262]262
  Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. VII. С. 39.


[Закрыть].

Следует особо подчеркнуть, что наказание, в принципе, не преследует каких-либо целей, тем более, невозможно перед ним ставить какую-то цель, ибо цели могут быть поставлены обществом, то есть субъектом, с учетом объективных возможностей наказания, закрепив это в законе. Следовательно, наказание следует рассматривать как средство достижения цели. При этом очень важно, чтобы цель была реальной и вытекала из сущности наказания, иначе она будет носить чисто декларативный и бессмысленный характер, не имеющий к наказанию прямого отношения.

Разумеется, государство для достижения поставленной цели может использовать другие средства и возможности. Но они будут поручены уже не наказанию, а другим субъектам. Под целями в уголовно-правовой науке понимается тот идеальный желаемый результат, к которому стремится государство, применяя наказание. Какие же цели ставит перед собой государство, используя уголовное наказание в качестве специфического средства для их достижения?

Пожалуй, самым спорным здесь является вопрос относительно возмездия и кары. Распространено мнение о том, что возмездие – цель наказания. Во-первых, как мы уже отмечали, наказание никаких целей не преследует. Во-вторых, само государство перед собой цель возмездия не может ставить. Возмездие есть явление, лежащее в объективной природе наказания. Оно характеризует, как отмечено ранее, сущность наказания и реализуется в процессе использования государством этого средства для достижения поставленной им же цели. Отказ от возмездия означает отказ от наказания вообще, что вряд ли представляется возможным в современных условиях. Не может возмездие выступать одновременно и целью, и сущностью наказания.

То же самое относится и к каре, которая характеризует содержание наказания и не может выступать в качестве цели общества. Что касается цели исправления, то государство такую цель перед собой, естественно, ставит. Однако наказание в качестве средства достижения этой цели играет вспомогательную роль, ибо в самом содержании наказания нет элементов воспитания, посредством которых можно оказать какое-либо воспитательное воздействие на человека. Поэтому государство для достижения этой цели использует другие средства и методы, которые находятся за пределами наказания.

По вопросу о специальном (частном) предупреждении в литературе существуют две точки зрения. Одни авторы считают, что задача частного предупреждения предполагает создание особых условий во время отбывания наказания, исключающих совершение осужденными новых преступлений, воспитание у них такого сознания, которое исключало бы мысль о возможности совершить новое преступление[263]263
  Ефимов М.А. Лишение свободы как вид уголовного наказания // Сборник ученых трудов. Вып. 1. Свердловск, 1964. С. 200.


[Закрыть]. Это означает, что цель исправления охватывается задачей специального предупреждения и ее упоминание в законе лишь поддерживает необходимость воспитательного воздействия на осужденного.

Другие авторы полагают, что такое расширительное толкование понятия специального предупреждения неоправданно, ибо им поглощается цель исправления осужденных. Под специальным предупреждением они понимают только создание условий, устраняющих возможность совершить преступление во время отбывания наказания[264]264
  Беляев Н.А. Цели наказания и средства… С. 21.


[Закрыть].

Совершая преступление, лицо «самозаявляет» о своей опасности для общества. Отсюда, как отмечает А.С. Червоткин, одним из проявлений специального предупреждения преступлений как цели наказания является воспрепятствование совершению осужденным нового преступления не путем переделки личности или ее устранения, а посредством устранения возможностей, условий, при наличии которых новое преступление может быть совершено, посредством создания условий, препятствующих его совершению[265]265
  Червоткин А.С. Цель специального предупреждения преступлений и средства ее достижения при применении уголовного наказания // Актуальные вопросы борьбы с преступностью. Томск, 1984. С. 156.


[Закрыть].

В литературе высказана и иная, отличная от других, позиция, согласно которой специально-предупредительная ориентация уголовного закона сама по себе не обеспечивает эффективного механизма уголовно-правового контроля. Она не поддается диагностике, и надо обладать богатой фантазией, чтобы полагать, что, например, человек, отбывший пять лет лишения свободы, становится лучше или полезнее для общества, «поскольку средства, которые в настоящее время используются в исправительных целях, крайне несовершенны»[266]266
  Коробеев А.И., Усс А.В., Голик Ю.В. Уголовно-правовая политика: тенденции и перспективы. Красноярск, 1991. С. 139–141.


[Закрыть].

Мы исходим из того, что понятие специального предупреждения относится к области исполнения наказания. Если считать, что цель специально-предупредительного воздействия в период исполнения наказания – не допустить совершения новых преступлений со стороны осужденного в течение периода отбывания наказания, то следует признать, что специальное предупреждение – это только создание соответствующих специфических условий с целью предупреждения преступлений в процессе исполнения наказания.

Данная форма предупреждения является частью общего предупреждения преступлений. Поэтому так называемое «специальное предупреждение» – это всего-навсего условие для достижения наказанием основной и единственной цели – предупреждения преступлений. Исходя из этого, представляется правильным вместо понятия «специальное предупреждение» использовать выражение «специфические условия для предупреждения преступлений».

Современное уголовное законодательство постсоветских государств в качестве одной из целей наказания называет, прежде всего, восстановление социальной справедливости, а уже затем остальные цели.

В.Д. Филимонов в основу цели «восстановления социальной справедливости» ставит «модификацию цели кары»[267]267
  См.: Новое уголовное право России. Общая часть. М., 1996. С. 96.


[Закрыть]. Такого же мнения придерживается и В.К. Дуюнов, отмечая, что «провозглашение цели “восстановление социальной справедливости” в законодательстве является официальным признанием законодателем кары в качестве одной из целей уголовного наказания, хотя и в такой завуалированной и облагороженной форме»[268]268
  Дуюнов В.К. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть].

Следует отметить, что еще в 60-х годах профессор Н.А. Беляев писал о восстановлении социальной справедливости как цели уголовного наказания. Представляется, что такая позиция законодателя не может быть поддержана по следующим основаниям.

Во-первых, социальная справедливость – это не правовая, не юридическая, а философская, этическая категория. Поэтому провозглашение ее в законе носит только декларативный характер, а значит, лишено определенности. Почему бы тогда в законе не предусмотреть, что одной из целей общества является ликвидация преступности?

Во-вторых, уголовное законодательство не раскрывает само понятие «восстановление социальной справедливости». Оно носит оценочный характер.

В-третьих, достижение цели восстановления социальной справедливости возможно не через уголовное наказание, а посредством социальной политики государства. Проблема социальной справедливости выходит далеко за пределы уголовного наказания. Если законодатель под социальной справедливостью наказания понимает назначение лицу, совершившему преступление, соответствующего справедливого наказания с учетом тяжести преступления, обстоятельств его совершения и личности виновного, то лучше всего использовать понятие «справедливое возмездие».

Хотя справедливость оценивается и понимается как этическая категория, в роли понятия «справедливое возмездие» она может рассматриваться и характеризоваться юридически, и, более того, ее признаки и критерии должны носить уголовно-правовой характер. Такие категории, как «справедливость», «гуманизм», должны использоваться законодателем в качестве принципов построения и назначения наказания, а не цели уголовного наказания.

Итак, государство стремится предупредить преступные проявления. Для достижения этой цели оно использует различные формы, методы, способы и средства, одним из которых является уголовное наказание. В какой же форме это происходит? Иначе говоря, каким образом государство как субъект права наказания использует это специфическое средство для достижения поставленной цели?

Весь этот процесс можно разделить на три взаимосвязанных и взаимозависимых этапа: определение и принятие отдельных наказаний и системы наказаний в целом, назначение наказания за конкретные преступления и исполнение наказания. Таким образом, наказание как средство предупредительного воздействия проявляется в двух направлениях, хотя и состоит из трех этапов. Оно используется для общего влияния на сознание населения, действуя как мера предупреждения и устрашения, и в то же время по отношению к конкретному лицу оно служит предостережением, удерживающим его от новых преступлений. Это означает, что предупреждение преступлений посредством наказания возможно как в форме психологического противодействия преступлению, так и в форме физического удержания от преступной деятельности на определенный период времени.

С момента вступления в силу закона начинается процесс реализации предупредительно-устрашительного воздействия наказания. Оно уже «находится в работе», выполняет то, что от него требуется. Поэтому мы не можем согласиться с мнением, согласно которому наказание в начале, то есть после его принятия, работает как безликая угроза[269]269
  См.: Коробеев А.И., Усс А.В., Голик Ю.В. Уголовно-правовая политика. С. 157.


[Закрыть].

Предупредительно-устрашительное воздействие наказания обнаруживается в двух направлениях. Оно оказывает общее влияние на сознание населения, действуя как мера профилактики, то есть наказание как бы напоминает людям о своем существовании, о своей «работе», но в достаточно мягкой форме. В то же время оно информирует население о том, что ему грозит в случае непослушания и совершения преступлений. Это есть реализация устрашительного воздействия наказания, которая объективна, независимо от желания государства. В данном случае устрашение осуществляется в форме психологического противодействия преступлению, а не физического удержания от преступного намерения.

С помощью предупредительных свойств наказание действует на интеллектуальную сферу человека, на укрепившиеся в его сознании ассоциации, создавая постоянную связь между идеей преступления и наказания. Устрашением же наказание воздействует на психику человека, то есть возбуждает в нем чувство страха, заставляя его сообразовывать свое поведение с установленными требованиями. В этом смысле уголовное наказание предполагает психологическое воздействие на население. Но на какую часть общества? По теории Фейербаха оно направлено не на общество в целом, а на возможного, потенциального преступника, принуждая его как опасного индивида к более осмотрительному образу действий или к сознательному отказу от преступлений. Но как определить возможного преступника? Если бы имелась такая возможность, то его можно было изолировать от общества до совершения преступления.

Угроза наказанием направлена на все общество в целом, с целью предупреждения преступлений. Существует мнение, что устрашение наказанием развращает людей, будто бы чувство животного страха играет главенствующую роль среди удерживающих мотивов наказания. Может быть и так, но пока лучшего средства удержания, к сожалению, не придумано.

В основе устрашительного, репрессивного психологического воздействия угрозы наказанием лежит страх перед физическим и нравственным страданием. Поэтому логически смягчение наказаний, то есть уменьшение «дозы» кары в содержании наказаний, а также сокращение наказаний с большей «дозой» карательных элементов, должны привести к усилению нравственных, а не физических страданий. Но, как свидетельствует практика, сегодня, наоборот, исчезает чувство стыда перед общественным осуждением, то есть люди не считают позорным быть осужденными. Поэтому и нравственное страдание также не является уже основой репрессивной, предупредительной силы угрозы наказанием. Само собой разумеется, что психологическое действие угрозы наказанием тем значительнее, чем более оно согласуется с нравственными воззрениями общества. Чем выше общий уровень развития нации, гражданского общества и культуры, чем более развито личное самоуважение, тем эффективнее предупредительная сила наказания. Поэтому при повышении уровня развития нации в широком смысле центр тяжести психологического воздействия наказания перемещается с устрашения на нравственное давление.

Остается открытым вопрос, в какой мере наказание оказывает воздействие на население, но в том, что это воздействие является значительным или может быть таковым, вряд ли следует сомневаться. Поэтому обществу остается только правильно и разумно использовать наказание в достижении поставленной цели.

Устрашением наказание фактически противостоит тем качествам, потребностям, желаниям, которые толкают человека на совершение преступления, предупреждая его о невыгодных последствиях. «Мысль о наказании, – отмечает Б.С. Волков, – если даже не уничтожает намерение совершить преступление, во всех случаях играет роль противодействующего стимула, на фоне которого более отчетливо проявляется стойкость и активность антиобщественной установки, сила и стремительность господствующих побуждений»[270]270
  Волков Б.С. Мотивы преступлений. Казань, 1982. С. 119.


[Закрыть].

Посредством своих предупредительно-устрашительных свойств наказание выражает требование должного поведения. Поэтому сознание наказуемости поступка является важнейшей частью психологического содержания волевого процесса и выступает контрмотивом антиобщественного поведения. А из этого следует, что представление о строгости наказания, то есть о силе устрашения, имеет немаловажное значение в создании эффекта торможения при совершении преступления, а значит, входит в число факторов, оказывающих во многих случаях влияние на выбор вариантов поведения.

Для законодателя очень важно помнить следующее принципиальное положение: чтобы наказание могло создать эффект торможения, сдерживающий человека от совершения преступления, оно, с одной стороны, не должно быть чрезмерно жестоким, а с другой, – учитывая уровень развития населения, должно производить впечатляющее действие путем необходимых для этого способов устрашения.

Например, если исторический опыт человечества показывает, что бороться с умышленным убийством жестокими наказаниями в виде смертной казни или пожизненного заключения бессмысленно, то это вовсе не означает, что следует бросаться в другую крайность, полагая, что наказание за это преступление должно быть неосновательно мягким. Наказание по своей сути должно быть разумным и целесообразным.

В последние годы периодически появляются публикации о негативном, отрицательном характере устрашения наказанием, поскольку для цивилизованного государства оно безнравственно, неэффективно, и поэтому пора освободить наказание от «ежовых рукавиц» и перестать держать общество в страхе. Следует отметить, что эти замечания не новы, они высказывались всегда. Так, например, еще Г Ашаффенберг писал: «Мы должны ограничиться той мыслью, что устрашающее действие наказания не настолько сильно, чтобы с успехом противостоять растущей социальной опасности»[271]271
  Ашаффенберг Г. Преступление и борьба с ним. М., 2010. С. 204.


[Закрыть].

На это замечание хотелось бы ответить словами Ч. Беккариа: «Сила, подобная тяжести, заставляющая нас стремиться к личному благополучию, сдерживается только противоположными ей препятствиями. Эта сила проявляется в сложном ряде человеческих действий, и наказания, которые я назвал бы политическими препятствиями, предотвращают возможные вредные последствия от взаимного столкновения этих действий, не уничтожая порождающей их причины, то есть неизменно присущей человеку чувствительности. Действуя так, законодатель поступает подобно искусному зодчему, обязанность которого – устранить вредное влияние силы тяжести и использовать ее там, где это способствует прочности здания»[272]272
  Беккариа Ч. Указ. соч. С. 95.


[Закрыть].

Роль и значение уголовного наказания абсолютно нельзя понимать таким образом, будто устрашающее воздействие содействует всеобщему благу за счет интересов отдельных индивидов. Поэтому совершенно неправильно утверждение о том, что наказание, по соображениям общего удержания, несправедливо по своему существу, ибо если человека наказывают для того, чтобы побудить других избегать совершения преступных деяний, то наказываемый страдает не за то, что он сделал, а из-за склонности других людей поступать подобным образом [273]273
  См.: Buttur and Platt. The Meaning of Punishment // Issues in Criminology. 1966. N 2. P. 79, 93.


[Закрыть].

Общество часто обращается с людьми таким образом, чтобы это содействовало всеобщему благу за счет интересов отдельных индивидов. Это возможно при стихийных бедствиях, в ситуациях чрезвычайного положения и т. д. Однако недопустимо, чтобы общество использовало лицо, совершившее преступление, для уменьшения преступности, исходя из того, что оно находится в распоряжении государства.

Мы не подвергаем сомнению утверждение о том, что самые драконовские законы – казни огнем и мечом, колесование и виселица – не уничтожили преступность. Но мы считаем, что, возникая в сознании, вслед за идеей совершения преступления, мысль о наказании способна предотвращать, уничтожать или парализовывать стремление к противоправному деянию. Само собой разумеется, что наказание на 100 % этого достичь не в состоянии. Но совершенно ясно, что оно способно с помощью устрашения оказать определенное противодействие.

Как справедливо отмечает И. Анденес, «еще меньше нам известно о том, сколько людей совершили бы преступление, не будь угрозы наказания»[274]274
  Анденес И. Наказание и предупреждение преступлений. М., 1979. С. 31.


[Закрыть].

Конечно, хотелось бы жить в обществе, где отсутствует наказание, но, по словам польского общественного деятеля А.Ф. Моджевского, «человеческая испорченность так велика, люди до такой степени бесстыдны и склонны совершать преступления, что необходимы самые суровые законы, которые помешали бы злобе, поставили препятствия своеволию и положили узду на бесчеловечность. Поскольку дела имеют такой вид, из этого вытекает следующее: многочисленные и суровые законы служат наглядным доказательством того, что в данном государстве люди получили плохое воспитание, обладают несчастным характером и с каждым днем все больше и больше обнаруживают свои дурные свойства. Если правители стремятся воспрепятствовать этому, то им необходимо издавать все более тщательно составленные законы и устанавливать все более строгие наказания»[275]275
  См.: Правовая мысль: Антология. С. 133.


[Закрыть].

Оценивая устрашительную силу наказания, Фейербах отмечал: «Я хочу посредством закона сделать невозможным воровство, то есть, я верю в возможность противоположности воровства, верю, что воровство случайно, что вор свободен и может с одинаковой легкостью не украсть, как украсть. Именно поэтому закон в своей низменной вере во всесилие своего желания и не требует от вора ничего большего, кроме сознания запретности воровства, чтобы присудить его тотчас же к виселице»[276]276
  См.: Там же. С. 277.


[Закрыть].

Государство установило определенные правила нашего поведения, то есть запретило совершение действий, противоречащих интересам общества и отдельных личностей. Запрет есть начало взаимодействия человека с наказанием. Поэтому в системе «человек – угроза наказанием» особое место принадлежит оценке способности человека к усвоению, восприятию самого запрета, ибо для признания его способным к ответу (наказанию) за нарушение запрета, то есть установленного обществом порядка, необходимо выяснить, насколько он вообще способен понимать регулирующую роль базовых ценностей и норм общества. А для этого он должен иметь возможность доступа к информации о них, должен понимать, что разрешено, а что запрещено. И только после этого человек способен учитывать их наличие и находить соответствующее решение: принимать к руководству или отвергать в ситуации выбора.

Иначе говоря, лицо, желающее или намеревающееся совершить противоправное деяние, должно уяснить запреты, а также уметь оценить само действие и его последствия. При этом достаточно оценить способность к усвоению норм и ценностей, регулирующих поведение в уголовно-релевантных ситуациях, и учитывать их при выборе варианта поведения. Поэтому для наступления ответственности вполне достаточно того, что субъект осознает вред своего деяния и его последствия для других, нарушение им установленных уголовно-правовых норм[277]277
  Ситковская О.Д. Психология уголовной ответственности. М., 1998. С. 84.


[Закрыть].

Осознание вредности последствий в случае посягательств на блага другой личности или на интересы общества имеет место и при относительно невысоком уровне развития интеллекта. В связи с этим представляет интерес позиция Гегеля, полагающего достаточной для наказания способности предвидеть необходимые последствия избирательного варианта поведения, так как только их «ведение» можно вменить в вину. Причем, надо осознать «всеобщее качество» поступка, то есть уметь соотносить его с задаваемыми обществом ориентирами, о которых также должно быть «ведомо»[278]278
  Пионтковский А.А. Учение Гегеля о праве и государстве и его уголовноправовая теория. М., 1993. С. 245–249.


[Закрыть].

Правовая наука традиционно исходит из того, что наказание предполагает осознание как фактических, так и юридических признаков уголовно наказуемого деяния. Такой подход соответствует и общетеоретической характеристике права как инструмента регулирования общественных отношений, который должен проходить через сознание и волю людей. Удачной представляется мысль В.П. Сальникова о том, что достаточно ориентироваться на нравственные нормы, лежащие в основе принципов права, в частности, на основные юридические понятия, такие, например, как «преступление», выражающие эти принципы[279]279
  Сальников В.П. Социалистическая правовая культура. Саратов, 1989. С. 46–47.


[Закрыть].

Это и дает возможность принять решение о правомерном и неправомерном поведении в условиях отсутствия информации о конкретной правовой норме, основываясь на понимании общей направленности законодательства, его функций, выражения в нем нравственных требований. За словами запрета следуют слова, устанавливающие наказание. Что это означает, понимает каждый нормальный человек. В то время как запрет позволяет пробудиться желанию, слова о наказании должны пробудить ужасающие представления.

Согласно религиозной философии существенным фактором и мотивом, поддерживающим Божественно освященные устои официального порядка, был страх перед наказанием при жизни или неминуемо после смерти за те или иные прегрешения либо проступки. Этот страх успешнее всего культивировался там, где опирался на стойкую веру в бессмертие души и загробный суд богов. «Дикарь, – пишет Б. Малиновский, – соблюдает свои табу не из-за страха перед общественным наказанием и порицанием. Он воздерживается от их нарушения отчасти потому, что боится дурных последствий, непосредственно проистекающих из божественной воли или действия священных сил, но, главным образом, потому, что его личная ответственность и совесть не позволяют ему делать это»[280]280
  Малиновский Б. Магия, наука и религия. URL: http://malinovskii-magia. ofilosofii.ru


[Закрыть].

Это же подтверждает З. Фрейд: «Табу возникли каким-то образом и должны соблюдаться вследствие непреодолимого страха. Внешняя угроза наказанием не нужна, потому что имеется внутренняя уверенность (совесть), что нарушение приведет к невыносимому бедствию»[281]281
  Фрейд З.


[Закрыть].

«И заповедовал Господь Бог человеку… а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Бытие 2: 16–17). Совершая грех, Адам понимал, что он нарушает запрет, то есть «Божий Закон», и что за это будет наказан. Тем не менее он не смог себя удержать. С одной стороны, запрет пробуждает в нем желание, а с другой – страшит, поскольку запрет пробуждает в нем возможность свободы. Вот почему природу первородного греха следует объяснять через категорию страха, который является содержанием любого наказания. Угроза воздействия на людей порождает у них страх перед наказанием и, тем самым, уберегает во многих случаях от совершения преступлений. Этот страх возникает еще до наступления последствий от противоправных деяний, в результате которых может наступить наказание.

Профессор Гарвардского университета В. Кеннон еще в 1927 г., исследуя физиологию эмоций, пришел к выводу, что «страх, ярость, боль и муки голода представляют собой элементарные чувства, которые, с полным правом, относятся к наиболее могучим факторам, определяющим поведение человека и животных» [282]282
  Кеннон В. Физиология эмоций: телесные изменения при боли, голоде, страхе и ярости. Л., 1927. С. 15.


[Закрыть].

Страх возникает еще в момент пробуждения желания совершить преступление, ибо именно с этого момента появляется инстинкт самосохранения, на который опирается страх. Иными словами, страх – внутреннее состояние, обусловленное грозящим реальным или предполагаемым бедствием. Как говорят психологи, страх – это желание того, чего страшишься, это симпатическая антипатия. Человек нарушает закон, желая этого, но, одновременно, боится, ибо помнит о том, что за это предусмотрено наказание.

Страх – это чуждая сила, которая захватывает индивида, и он не может освободиться от нее, да и не хочет, так как страшится, но страшится того, чего желает. Вот почему всем потенциальным преступникам свойственно чувство страха. Это относится и к лицам, неоднократно совершавшим преступления, – к рецидивистам. Поэтому утверждение о том, что «психология так называемых рецидивистов и профессионалов-преступников общеизвестна: полная недейственность для них угрозы репрессии является фактом установленным»[283]283
  Крыленко Н.В. Суд и право в СССР. М., 1930. Т. 3. С. 68.


[Закрыть], абсолютно несостоятельно и необоснованно. Эту позицию поддерживал А.Ф. Зелинский, полагая, что одной из предпосылок рецидива преступлений выступает эмоциональная глухота не только по отношению к другим людям, но и к собственной судьбе, что делает рецидивистов равнодушными к угрозе наказания[284]284
  Зелинский А.Ф. Рецидив преступлений (структура, связи, прогнозирование). Харьков, 1980. С. 44.


[Закрыть].

Речь может идти только о степени страха. Чувство страха имеет инстинктивно-биологические основы и присуще не только людям, но и животным. То, что бывают люди, которые вообще не ощущают никакого страха, следует понимать в том смысле, что и Адам никогда не почувствовал бы страха, нарушая запрет, если оставался он просто животным. Поэтому неспособность страшиться является доказательством, что данный индивид – либо животное, либо ангел, – а они оба, также в соответствии с Божьими писаниями, менее совершенны, чем человек. Следовательно, страх выступает выражением совершенства человеческой природы.

У рецидивистов чувство страха притупленное, но оно существует. Вот почему совершение очередного преступления для них не представляет большого труда, ибо угроза наказания не оказывает на рецидивистов достаточного сдерживающего воздействия. И, наоборот, человек, впервые совершающий преступление, испытывает глубокий страх, что может оттолкнуть его от преступного намерения. Если это произойдет, то можно считать, что это результат воздействия уголовного наказания.

Всем известно, что женщины, по сравнению с мужским населением, совершают преступлений гораздо меньше. В Азербайджане в среднем это 10 % от всех преступлений. Одна из главных причин этого заключается в том, что страх свойствен женщине в большей степени, чем мужчине, ибо женщина чувственнее мужчины и несет в себе больше страха уголовного наказания. Поэтому, чем глубже человек пребывает в страхе, тем более велик этот человек, хотя и не в том смысле, в каком люди это обычно понимают, когда страх наступает из-за чего-то, что лежит за пределами человека. Нет, это понимается в том смысле, что человек сам создает страх. И этот страх сохраняет его от совершения противоправного деяния.

Анализируя состояния страха и его причины, психологи выделяют четыре вида страха: биологический, социальный, моральный, дезинтеграционный. Данная классификация исходит из особенностей ситуации, вызвавшей страх. Ситуации, связанные с непосредственной угрозой жизни, вызывают биологический страх, который является первичной формой страха, возникающего в случае депривации первичных, жизненных потребностей. Состояние кислородного голодания (например, при сердечной недостаточности) вызывает острое чувство страха. Социальный страх развивается в случае нарушения взаимодействия с ближайшим социумом (страх быть отвергнутым близкими, страх наказания, страх учителя и т. д.).

Страх перед уголовным наказанием, исходя из этого положения психологии, появляется в результате нарушения человеком соответствующих правил общежития. При этом, естественно, лицо знает, что за это поведение оно должно будет нести соответствующую ответственность. Появляется ощущение страха перед наказанием, сопровождающееся интенсивными проявлениями со стороны показателей физиологической реактивности, такими как тревога, дрожь, сердцебиение и т. д.

Страх влияет на протекание психических процессов, в частности, наблюдается плохая осознанность восприятия, имеются трудности сосредоточения. На мышление страх влияет по-разному. У одних повышается сообразительность; они концентрируются на поисках выхода. В этом случае человеку, намеревавшемуся совершить преступление, легче принять то или иное решение, то есть, взвесив все варианты, определить целесообразность преступного поведения. У других ухудшается продуктивность мышления, то есть они не в полной мере осознают последствия преступления. Поэтому угроза наказания на них действует слабо. По данным А.В. Наумова, на вопрос: «Почему, по Вашему мнению, люди не совершают преступлений?» из 400 респондентов 17, 4 % ответили: «Из-за страха перед наказанием»[285]285
  См.: НаумовА.В. Реализация уголовного права. Волгоград, 1983. С. 28.


[Закрыть].

Некоторые авторы, полностью не отрицая устрашения наказанием, не надеются на спасительное влияние страха. Так, например, Д.А. Дриль писал: «Страх не действует и не может действовать постоянно. У дурных натур легко возникают увлечения, вытекающие из особенностей их существа, и наступают моменты забвения, когда представления опасности и чувство страха отпадают и не говорят в них, и тогда они все снова и снова впадают в преступление. Необходимо, чтобы в самом человеке существовали внутренние задерживающие моменты» [286]286
  Дриль Д.А. Указ. соч. С. 75.


[Закрыть].

Воздействие страха наказания отрицает также Б.М. Бехтерев, полагая, что страх уже потому не может воздействовать на сокращение преступлений, что человек, совершающий преступление по расчету, прежде всего, обдумывает меры к тому, чтобы ускользнуть от правосудия[287]287
  Бехтерев Б.М. Указ. соч. С. 716.


[Закрыть].

Однако ясно одно: пока существует уголовное право как отражение условий общественного развития, сохранится страх перед наказанием, который хотя и не единственный компонент общепредупредительного воздействия, но обязательно ему присущий.

В буддистском джагаке 44 «О моските» повествуется, что «лучше умный враг, чем друг, обделенный умишком, ибо умный враг, страшась наказания, не совершил бы человекоубийство».

В системе «человек – угроза наказания» риск играет особую, специфическую роль. В лингвистике риск определяется как «действие наудачу в надежде на счастливый исход»[288]288
  Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1988. С. 848.


[Закрыть].

В психологии наиболее распространенной является трактовка риска как ситуативной характеристики, состоящей в неопределенности ее исхода и возможности неблагоприятных последствий неуспеха. Риск является решающим фактором с сохранением эффектов угрозы, принимаемых в расчет потенциальным преступником, ибо многие люди не преступают закон потому, что их удерживает от этого преувеличенное представление о риске. Как отмечает И. Анденес, «даже простой здравый смысл подсказывает, что степень риска быть разоблаченным и осужденным имеет первостепенное значение для предупредительного воздействия уголовного наказания»[289]289
  Анденес И. Наказание и предупреждение преступлений. М., 1979. С. 69.


[Закрыть].