Текст книги "Мироходцы. Пустота снаружи"

Благодаря магии от тяжелой травмы осталась лишь едва заметная хромота, но потеря пса не прошла даром, нового щенка Руот брать не стал. Вместе с Рарогом из жизни всадника ушли упоение свищущим ветром и ритмом бега, боевой задор и чувство безопасности. Вместе они забирались в самые темные дебри горных лесов, скитались по долинам и мчались по заливным лугам… а ныне человек чувствовал себя ополовиненным и больше ничего этого не желал.

Руот попросил командование определить его на «доживальную» должность и был поставлен агцаром Синетравного.

– Только что прискакал посланец от кицара Муга, – доложил вошедший под свод шатра солдат, протягивая старшему офицеру клочок пергамента.

Агцар поморщился. Он умел читать, но не любил этого, считая, как и многие другие ретрограды, что письмо расхолаживает разум, ослабляет память. А без хорошей памяти в горах можно найти только верную смерть. Зато Муг страшно гордился своим знанием письменных загогулин и не ленился тратить на них время.

– Муг напал на след Гезора в Поргиданских лесах, на участке, прежде исследованном кицаром Эшке. Что ж, хорошо, что хоть кто-то их нашел.

Под взглядом агцара присутствовавшая Эшке съежилась и попыталась провалиться сквозь землю.

– След ведет дальше в горы, судя по всему, Гезор повел свою банду на плато Мителун. Между ним и нами сутки пути, может, двое суток. Немедленно послать Мугу быстрого всадника с приказом ожидать подкрепление.

Посланец покинул шатер.

– Собирайте своих людей, – тем временем приказал агцар, – и по собакам. Мне не нужно напоминать вам, насколько опасен этот преступник и какую осторожность вам следует проявить.

Общее молчание было ему ответом.

– На его совести уже десятеро наших братьев, – все же напомнил агцар. – Но это не должно дурманить ваши умы жаждой возмездия. Королевские ордалы считают, что Гезор должен быть пойман живьем, осужден по закону и трансформирован в назидание прочим. А я считаю, что мои люди должны вернуться как можно более живыми и невредимыми. С головой Гезора, отделенной от тела. Но это только мое мнение, и уж конечно никакой не приказ. Ступайте.

Офицеры поднялись и со скупыми поклонами покинули шатер.

Лагерь немедля оживился, солдаты седлали собак и проводили переклички, пока их командиры уточняли план движения.

– Жаль, что я не художник, – усмехался Шам. – Когда Так узнает, что пропустил, я не смогу зарисовать его лицо.

– Выбрось из головы глупости, иначе я оставлю тебя здесь, – сказала Эшке.

Шам прикусил язык. Его командир была сильно не в духе и, даже не будучи злобливой по жизни, могла сгоряча кому угодно настроение испортить.

Вскоре собачьи всадники покинули лагерь и устремились к месту, где, исходя из послания, их ждал Муг. Впереди неслась малая свора самых стремительных псов – разведчики; другая прикрывала тылы. Уже к концу дня они встретились со сворой удачливого кицара и встали лагерем у подножия скалы Плачущая Нэл.

Собравшись вместе, офицеры скоординировали план действий, решили, что следующим утром самые лучшие следопыты отправятся вперед. Они должны будут отыскать Гезора и привести основную свору к преступнику, ища и устраняя ловушки, которые могут оказаться на пути. С ними вперед отправится Клогель, один из нескольких сотен веларсийских магов, приставленных короной к горному дозору.

Клогель был ровесником агцара Руота, но выглядел моложе лет на десять. Как и все маги Синей школы, он наголо брил голову, носил синий плащ с высоким воротником и татуировку в виде звезды на лбу. В середине же звезды поблескивал маленький кристалл элиния – самого дорогого вещества в мире.

Передовая свора выехала из лагеря перед рассветом: шесть всадников на быстрых и выносливых псах, следом за которыми летел по воздуху маг. Вместе они поднялись на плато, лишь иногда останавливаясь и проверяя дороги. Надо было торопиться, пока след не испортился, ведь собиралась горная гроза, которая не только спрячет беглецов, сбросит со склонов смертоносные сели, но и может разбудить тех, кто спит на высоких пиках.

Подъем завершился благополучно, и даже поиск врага вскоре увенчался успехом. Эшке, находившаяся среди разведчиков, еще подумала, что Гезор должен был отдалиться от края плато на более заметное расстояние, но нет, вон он, бандитский бивак. Никаких признаков жизни, даже дозорных не видать.

– Начнем? – спросил Клогель.

– Можно, – решил возглавлявший группу Муг. – Только ты туда и обратно, ага? Чтобы без задержек.

– Да уж ясное дело.

– Не хочется тащить назад хладный труп, да и от женки твоей меня жуть берет, не хочу с нею объясняться.

– Постараюсь не утруждать тебя такой скорбной миссией, – хмыкнул Клогель. – Начинаю.

Маг улегся наземь, подложив под голову валик ткани, закрыл глаза и сложил руки на груди. Элиний во лбу сверкнул, татуировка стала быстро пульсировать, засветилась ровной синевой, а затем вновь стала вспыхивать и угасать, все медленнее и медленнее. Внимательно следившие за процессом горцы сидели вокруг, не шевелясь, словно каменные. Через несколько минут Муг наклонился к груди Клогеля.

– Живой.

Сердце мага билось всего три раза в минуту, точно в такт вспыхиванию татуировки. Дыхание почти исчезло, он был в крошечном шажке от смерти тела. Но дух веларсийца тем временем плавно скользил к лагерю Гезора, время от времени проходя сквозь деревья и кустарники. Совсем недавно он покинул материальную оболочку через призму элиния, словно вылез из дома через маленькое слуховое окошко. Процесс сопровождался чтением про себя соответствующего заклинания, которое продолжало звучать эхом в мозгу, и пока дух Клогеля его слышал, он мог вернуться обратно.

Как всегда, сразу после освобождения от плоти взор мага затуманился, и ему было сложно различать очертания материальных объектов, но, приблизившись к лагерю, незримый для живых, он уже смог сосредоточиться и внимательно оглядел обстановку.

– М-да… – Этот растерянный возглас потонул в плотной, словно вата, тишине.

Дыхание стало учащаться, татуировка на лбу запульсировала чаще, веки мага дрогнули, к бледным губам приложили фляжку с водой.

– Мы уж думали, что ты все.

– Что «все»? Обгадился, что ли? – уточнил Клогель слабым голосом.

– Помер.

– Я вас всех переживу.

– Довольно пустой болтовни, – процедила Эшке. – Сколько их?

– Полагаю, десятка три наберется.

– Сколько у них оружия? Какое, технологичное? Где расположились дозорные?

– Много ненужных вопросов, кицар. Они все мертвы.

Периметр лагеря составляли выстроенные кругом железные фургоны, которые производились на фабриках Кородара. У них были гусеницы, хорошо защищенные кузова и кабины с установленными турелями. Техника выглядела очень старой, металл повсеместно украшали следы ржавчины, вмятины и уродливые рисунки, призванные, видимо, устрашать. Что ж, с потеками более-менее свежей крови тут и там эта техника действительно немного устрашала.

Трупы валялись повсюду – рядом с транспортом, у кострищ и временных палаток, кто-то погиб с оружием в руках, других застали врасплох. Убийца не пощадил даже двух псов, служивших в отряде Гезора разведчиками. Сам главарь нашелся небыстро и не полностью. Ноги его оказались вполне целы, но остальные части разбросало на треть лагеря. Опознать убийцу и контрабандиста удалось по фрагменту клановой татуировки.

– Выстрел из бомбарды с близкого расстояния, – озвучил очевидное Муг. – А этих посекли из пулемета. Судя по расположению тел, убийца шел вон от той палатки.

Из указанной палатки вышел Шам.

– Эй, кицар, тебе стоит поглядеть на это!

– Что там? – крикнула Эшке.

– Труп!

– Здесь везде трупы!

– Этот труп тебе надо увидеть! Хотя бы чтобы я знал, что головой не повредился!

Пробурчав себе под нос пару недобрых слов, Эшке заглянула в палатку и замерла. Но не жутковатая сцена удивила ее, а этой сцены главный элемент.

– Что думаешь, кицар? Может, близнецы?

– Может, может. Только что-то не верится. Бери труп, покажем магу, а потом повезем обратно. И быстро!

Владимир

Боль в заднице.

Да.

Именно это и остается в итоге после нескольких дней пути в горах у неподготовленного человека, которому приходится ехать верхом. Если же ему приходится идти на своих двоих, дело ограничивается кровавыми мозолями и волдырями на ступнях. Потому что неподготовленный человек не озаботился приобрести походную обувь, в точности подходящую ему размером. Чуть больше или чуть меньше – ад на земле гарантирован.

Впрочем, Скала, как Владимир привык про себя называть здоровяка, был весьма неглуп и в первую же ночевку дал ему жестяную банку с какой-то дурно пахнущей субстанцией. Художник еще удивился бы тому, что видит сосуд из тонкого металла такой правильной формы в этом «фэнтезивековье» и откуда на дне такой четкий, словно с заводского конвейера оттиск, но уж слишком увлекательно здоровяк пытался жестами объяснить, для чего нужна субстанция. Вскоре содержимого в жестянке поубавилось, а боль в пораженном органе утихла.

В общем и целом путешествовать со Скалой оказалось не так уж и плохо, за исключением тех частей путешествия, в которых приходилось собственно путешествовать. Здоровяк был спокойным и уравновешенным человеком, который совершенно точно знал, что делает. С таким можно и в горы, и в лес, и не страшны никакие тебе волки, медведи, росомахи и прочие… лоси. Вообще-то у Владимира сложилось впечатление, что, когда Скала и его пес входили в лес, вся эта пушистая шушера старалась побыстрее выйти с другой стороны и не возвращалась домой, пока гости не уберутся подальше.

Зато люди его любили. Оказалось, в этих краях обитает довольно много народу, и все при виде собачьего всадника становятся весьма дружелюбными, и все машут Скале руками, и со всеми он горазд переброситься парой фраз.

Встречались и другие люди верхом на огромных собаках, но, как понял землянин, пес в этих краях был зверем статусным, на нем ездили либо военные, либо знать. Отличить последних от простолюдинов оказалось просто – более красивая одежда, дорогое оружие и манера держаться так, словно все вокруг тебя оскорбляет и утомляет, но ты милостиво прощаешь это все. Однако и знатные выказывали Скале знаки уважения.

Селились местные горцы эдакими аулами – и всегда близ каких-нибудь естественных пещер. Для них это, похоже, было важно. Поселения, как правило, прилегали к скалам и большим каменным холмам и спускались по их склонам волнистыми ярусами, поделенными на отдельные подворья. Те, что побогаче, были обнесены высокими каменными стенами, те, что попроще, – ограничивали длинные плетневые заборы. Каждые ворота венчал деревянный щиток с какой-нибудь загогулиной – видимо, местные гербы или номера.

Зато самые сливки общества были натуральными троглодитами – обитали непосредственно в пещерах, внутри скал. Эта элитная жилплощадь имела ворота, обитые железом, и вырезанный прямо в камне над ними большой «герб». Что-то вроде местного эквивалента за́мков.

Скала опускался в долины и взбирался на холмы, пересекал реки и леса, ехал по ущельям, всюду встречая людей различных кланов, беспрепятственно минуя охраняемые территории. Он явно пользовался особым статусом.

Чем ниже спускались они, тем больше становились аулы и сильнее они изменялись. В предгорьях люди жили более свободно, исчезала жесткая привязка к пещерам, стирались границы поселений, превращавшихся в маленькие городки, а порой даже дозорных постов было не видно. Выше в горах эти посты имел каждый аул – три длинных жерди, связанных ближе к верхушке, а на них эдакое небольшое гнездо для одинокого наблюдателя. В общем, у нижних горцев чувствовалось более легкое отношение к жизни.

Скала не очень любил останавливаться в поселениях – к сожалению Владимира, он старался ночевать под открытым небом. Несколько дней назад, когда разразилась жуткая гроза, им пришлось ложиться спать под собачьим боком, укрывшись вместе с теплым псом двумя слоями шерстяных одеял.

Но один раз они остановились на ночь в таком месте, от которого у Владимира челюсть отвисла. То был равносторонний треугольник с длиной сторон по тысяче метров, наверное, состоявший из глыб желтого камня; двумерная пирамида, сложенная посреди гор над огромным озером хрустально-чистой воды. В середине треугольника имелось отверстие идеально круглой формы, в коем разместилось бы два футбольных поля, и сквозь него в озеро водопадом рушилась река. Владимир попытался было спросить, кто или что могло построить такой громадный памятник, и Скала даже понял его вопрос, но ответил коротко и явно неопределенно. Он этого не знал.

На берегу озера менгирами был выложен большой круг, в котором собирались путники с пролегавшей рядом дороги. В середине имелось огромное кострище, а в сторонке кто-то огородил плетнем загон для форорахов. Кстати о них – ни одной лошадки Владимир на своем пути так и не встретил, зато вдоволь насмотрелся на этих огромных нелетающих птиц, которых местные, не имевшие чести ездить на собаках, использовали в качестве вьючного и гужевого транспорта.

Подле озера они провели одну из ночей своего путешествия. Звучала музыка, кто-то играл на камыле[8]8
  Камыл – адыгский музыкальный инструмент, продольная флейта, сделанная из металлической трубки (чаще всего – из ружейного ствола). Изначально, возможно, делалась из тростника.


[Закрыть], потом были разговоры, а затем, как понял землянин из тона говоривших, – рассказы. Один древний дед с бородой до пояса, одетый в какую-то старую бурку, вещал, задумчиво глядя в жаркое пламя, и все внимали ему как какому-то пророку. Видимо, главным атрибутом, вызывавшим почтение, была борода.

Спуск с гор на равнины занял неполных шесть дней, и вот пес уже трусит по ровной лесной дороге в сторону поднимавшихся над елями струек дыма. Землянин видел первое равнинное поселение издали, еще со склонов, так что не смог его особо разглядеть, и оттого весьма удивился, когда по сторонам от дороги появились… натурально аккуратные подмосковные дачки. Ну или, по крайней мере, что-то очень похожее.

Не считая мощенной булыжником дороги, по которой ездили запряженные форорахами повозки, он словно попал в аккуратный дачный поселок под Москвой, где за деревянными заборчиками стояли приятные глазу домики с верандами, белыми рамами, местами резными наличниками и коньками. Всюду цвела окультуренная зелень, цветы в клумбах и палисадниках, фруктовые деревья неизвестных видов, все чисто и благолепно. Разве что линий электропередачи с их столбами, проводами и трансформаторами не хватало для полного сходства.

Второй раз шаблон разорвался, когда впереди раздался рев и из-за поворота вывернул грузовик, настоящая железная машина размером с самосвал, но общими очертаниями напоминающая старинный «студебеккер» времен войны. Выдыхая дым, машина промчалась в противоположную сторону и вскоре скрылась из виду. У Владимира образовалась уйма вопросов, которые некому было задать.

Они остановились на одной из улиц городка возле зеленых ворот, на которых висела какая-то табличка. Скала прошел во двор, увитый виноградом, а Владимир постарался аккуратно слезть с седла и не упасть – пес терпел его на себе только вместе с хозяином, но если здоровяк отлучался, зверюга начинала глухо рычать.

Скала поднялся на крылечко, замер, пригляделся к вывешенной на двери табличке и пошел обратно. Ни слова не говоря, он отправился дальше по улице. Подразумевалось, что пес и художник последуют за ним. И они последовали.

Вскоре путники вышли на небольшую площадь, где в самой середине стоял фонтан с памятником какому-то бородатому мужчине с закрученными усами. Два здания на площади не опознал бы только слепой – ратуша и таверна. Аккуратное белое здание с часовой башней Скалу не заинтересовало, и он сразу двинулся к приземистому дому с двускатной крышей и выставленными перед входом столами. Указав землянину на свободный, горец отвел скакуна в местный эквивалент конюшни, после чего зашел внутрь заведения.

Владимиру ничего не оставалось, кроме как сесть и осмотреться. Погода стояла прекрасная. Пока в горах можно было отморозить себе все отмораживаемое, внизу царило лето – яркое, словно написанное маслом.

За соседними столами сидела разнообразная публика, все – люди. Скорее всего. Вполне нормальные обыватели выпивали и обедали рядом с персонажами довольно экзотичными. Например, внимание привлекал смуглый качок в красной жилетке на голое тело и с ярко-красным «рогом» волос, торчащим на выбритом скальпе; его лоб украшала татуировка в виде красной звезды. Рядом с ним сидела худая девица, у которой была выбрита передняя часть головы, а на лбу имелась аналогичная татуировка синего цвета.

Справа раздался заливистый смех. За соседним столом отдыхал улыбчивый тип, в одной руке сжимавший графин, а другой гладивший талию забавной лопоухой подавальщицы. Каждый раз, когда он тянулся к ее розовому уху и что-то бормотал, ту начинало потряхивать от рвущегося наружу хохота, а от пылающего румянца все ее веснушки казались белыми. Интересная была пара, он – весьма приятной наружности мужчина с волосами цвета сусального золота, в ушах золотые серьги, на пальцах – перстни, улыбка сверкала белизной; она… милая, но несколько необычная, совершенно плоская спереди, но, как заметил сторонний наблюдатель, весьма одаренная с другой стороны.

Взяв поднос, подавальщица направилась ко входу в таверну, покачивая мощным тылом. Следивший за этим удалением златовласый заметил, что Владимир следит за ним, улыбнулся шире и бросил несколько слов.

– Мм… я по-вашему не ферштейн, простите.

Незнакомец нахмурился, пожевал губами, после чего выдал:

– Я сказал, что такие богини рождаются не каждое тысячелетие. Удивительно, что эта красавица прозябает в таком захолустье. Там, откуда я родом, перед дверьми ее дома уже выстроилась бы очередь состоятельных женихов.

Разумеется, изъяснялся он на чистом русском.

– Ам… как вы…

– Эдвард Д. Аволик, к вашим услугам! – Златовласый без спросу пересел за стол Владимира и пожал ему руку. Художнику показалось на миг, что ладонь угодила в тиски. – Великий оборотник Оборотной Империи, лорд-инвестициарий. А вы…

– Я… Владимир Ничалин, фрилансер… в смысле художник.

– Правда? Слуга искусства? – обрадовался Аволик. – Обожаю искусство! Оно пользуется стабильным спросом! За это надо выпить!

Богиня Красоты, как именовал подавальщицу новый знакомец, быстренько принесла стакан и пару кувшинов, подарила ему многообещающий взгляд и удалилась.

– Понимаю ваш несколько растерянный взгляд. Идеалы красоты у вазари несколько смещены.

– Меня больше удивляет русскоговорящий человек в этом… месте. Вы ведь человек?

– Большей частью. Что же до языка, я владею тысячами их – издержки профессии. Хотя, скажу прямо, встреча с… Так, скажите, ваша родная страна большая?

– Ну, когда-то была одной шестой частью всей суши, да и сейчас самая обширная в мире.

– Понятно. Государственный строй? Форма правления?

– Демократия. Президентская республика.

– Основная религия, случаем, не православное христианство?

– Оно самое.

– Время мирное или военное?

– Холодная война.

– Понятно, понятно. Значит, Земля, Российская Федерация, век двадцатый… нет, двадцать первый. Союз уже закончился, а Орхаров еще не появился.

– Остап Тарасович Орхаров родится только в две тысячи двадцатом, – кивнул Владимир, чем вызвал удивление собеседника.

– А вы, значит, осведомлены о будущем своего мира?

– Имею некоторое представление, это же мой родной мир. Но откуда осведомлены о нем вы?

– Специфика работы. Я путешествую не только в пространстве, но иногда и во времени. Только тсс – никому!

– Вы, типа, попаданец?

– Что-что?

Владимир как мог объяснил.

– О нет, я никуда случайно не проваливаюсь. Как правило. Я же не идиот. – Владимир быстро кивнул, хотя уши у него покраснели. – Нет, я путешествую между мирами с целью осуществить оборот товаров и услуг. Вот в Лаисенд я заглядываю, как правило, в надежде урвать унцию-другую элиния. Или, например, приобрести несколько магических эликсиров. Они здесь, знаете ли, на редкость мощные получаются. Думаю, дело все в том же элинии.

– Магические эликсиры, – повторил землянин. – Значит, здесь все же есть магия.

– Конечно. Видите ту яркую парочку? Он – маг Красной школы, она – как нетрудно догадаться, Синей. Есть еще Зеленая, а вместе они образуют магический орден Веларсийского королевства, известный как Триго́н. Или Трилистник, если по-русски.

Владимир по-новому посмотрел на Единорога и Самурайку, как он их до этого про себя обозвал. В голову пришла мысль, что рядом внезапно оказался кто-то, разбирающийся в ситуации, и кто, чем черт не шутит, мог бы помочь залетевшему по пьяни в чужое мироздание землянину. Но почему-то следующим его вопросом был:

– Я тут недавно грузовик видел, он тоже на магии работает?

– О нет. – Аволик хлебнул эля. – Обычная машина с двигателем внутреннего сгорания. Довольно примитивным, правда. Выпускается на заводах Кородара тысячами. Кородар, если желаете знать, это второе сверхгосударство на континенте. Расположено за Гурхарадским хребтом.

Владимир проследил за взглядом собеседника, указывавшим на горы, с которых он недавно спустился.

Богиня красоты принесла несколько мисочек с разнообразной закуской и удалилась к другим столам под ласковым взглядом оборотника.

– Мм… простите, господин Аволик, я вроде как не в самом простом положении сейчас.

Эдвард умел слушать еще лучше, чем говорить. Он словно превращался в одно сплошное ухо, обращая на собеседника все свое внимание и вытягивая слова, лишь изредка выдавая что-то вроде: «Да неужели?», «И что дальше?» Через десять минут он знал всю историю неудачливого попаданца – Владимир назвал себя именно так – с Земли.

– Могу лишь посочувствовать вашей беде, господин Ничалин. Посочувствовать и порадоваться за вас, ибо для большинства, как вы их называете, «попаданцев» первое же попадание оказалось бы попаданием в могилу. Слепое блуждание по Метавселенной, знаете ли…

– Вы уверены, что это все, что можно сделать? Посочувствовать и порадоваться, в смысле? Я, конечно, сильно наглею, но просить о помощи мне больше не у кого.

– И как же я могу вам помочь? – искренне удивился Аволик.

– Ну, я подумал, что раз вы здесь проездом, то, может, вы могли бы прихватить меня с собой, когда покинете этот мир? Я, правда, не один, со мной был друг и, вероятно…

– Остановлю вас на подходах, дружище, это не сработает, – перебил златовласый. – Оборотная Империя против любых хищений.

– В смысле? – не понял Владимир.

– Оборотники не воруют. А помочь вам сбежать фактически было бы эквивалентом кражи, ибо в этом мире пока что никто не слышал ни о каких неотъемлемых правах личности на свободу воли, и соответствующие законы здесь не работают. Насколько я понял, сейчас вы находитесь в ведении гурхарадских следопытов, а значит, принадлежите им, и забрать вас у них я мог бы, лишь купив. Но! Этот славный детина, ваш сопровождающий, никогда и ни за что вас не продаст, да и я сомневаюсь, что смог бы потом куда-то вас деть. Просто так разбрасываться ресурсами я тоже не имею права, понимаете?

Владимир и рад был бы ответить, что понимает, но никаких слов не нашлось. Он поднес ко рту кружку с кислым элем и попытался запить горечь. Эдвард Д. Аволик тем временем смотрел на землянина, и в золотистых глазах его поблескивали искры. Длинные пальцы оборотника шевелились, словно сплетая сложную паутину.

– Ну не вешайте нос! Вы мне сугубо симпатичны, дружище, и, быть может, я смогу вам помочь на свой, оборотнический лад. Как вы на это смотрите?

– Как приговоренный к электрическому стулу смотрит на телефон. Хотя вы, наверное, не поняли отсылочку.

Эдвард Д. Аволик улыбнулся – он прекрасно понял отсылочку. Затем оборотник порылся в кожаной сумке, что лежала на соседнем стуле, и вынул оттуда небольшую восьмигранную пластинку, в которой Владимир инстинктивно опознал нечто очень отдаленно родственное смартфону.

– Этот кусочек развитых технологий может вывести вас к ближайшим межмировым вратам из любой точки планеты. Заряжается от солнечной энергии большинства известных типов солнц, а также от тепла ладони, заряда хватает на месяц беспрерывной эксплуатации, имеет доступную для пополнения базу данных со всеми адресами миров, в которые вы попадаете. Адрес Земли уже вбит в поисковик, и при включении прибор будет указывать на ближайшие ворота, с которых этот адрес можно набрать. Инструкция на русском языке прилагается. Это называется «межмировой навигатор».

Блестящий восьмиугольник манил темной гладью той своей части, которая, скорее всего, была сенсорным экраном.

– И сколько стоит эта штука?

– Учитывая, что этот товар является частью технологий Первых людей и, как следствие, владение им может доставить уйму проблем с Безмолвными Археологами Кетера, я вас только что предупредил, – всего лишь пятьдесят гларков.

– Ага. И сколько это… в рублях?

– В двадцать первом веке вы, земляне, уже используете цифры с семьюдесятью нолями при наличных расчетах? Я не уверен, но, кажется, еще нет.

– Забыл упомянуть, что, проваливаясь в другой мир, не прихватил кошелек, – сказал Владимир, – у меня в наличии нет… наличности.

– Тогда бартер? – предложил оборотник.

– У меня вообще ничего нет.

– У вас при себе руки и глаза, если мои мне не изменяют.

Услышав это заявление, землянин стал таким белым, что смог бы исчезнуть на фоне свежепобеленной стены.

Аволик красиво и заливисто расхохотался.

– О, Выгода, прости меня, дурака! Я всего лишь хотел указать на то, что ваши художественные таланты при вас! – Оборотник придвинул стул ближе. – Давайте так, господин Ничалин, вы нарисуете для меня две картинки, ничего сложного, уголь по бумаге, графика, цвета не нужны. Одна будет портретом вот этой прелестницы, что пчелкой трудится, разнося заказы, а вторая – что угодно, на ваш выбор. Если мне понравится, получите навигатор, если не понравится – увы вам. А? Как, по рукам? Вы ведь ничего не теряете.

Унизанная украшениями узкая ладонь была протянута художнику.

– Ничего не теряю. Но, наверное, сейчас придет Скала… то есть мой конвоир, и он…

– Горца я беру на себя, не извольте волноваться.

Рукопожатие состоялось, но прежде чем отпустить, Аволик положил на ладонь землянина свою левую руку, и на ней – Владимир был в этом уверен – проявилось нечто вроде «световой татуировки». Кажется, она изображала писчее перо.

– Сделка заключена.

На стол легло несколько листков плотной типографской бумаги для черчения формата А3 и упаковка рисовального угля. Разносчицу попросили переместиться в место с наилучшим освещением и стать вполоборота – златовласый желал, чтобы все ее формы были отражены на бумаге.

В это время появился наконец Скала, который добрых полчаса провел внутри таверны, не допуская даже мысли о том, что его подопечный куда-нибудь исчезнет. А даже если и исчезнет, то ненадолго, потому что запах его никуда не денется, а собаке большего и не нужно.

Стоило здоровяку появиться, как Аволик взял его в словесный оборот, и, возможно, это было одной из причин, по которой его называли оборотником. Речь Эдварда была сродни магии, которая собеседника уже заставляла отдавать все свое внимание. Она зачаровывала, лилась в уши медом и, казалось, самим подтекстом за основным массивом слов напевала тоненьким голоском: «Ты будешь слушать меня бесконечно». На время Скала выпал из реальности, позволяя художнику работать.

Первый портрет был закончен и передан заказчику, который, полюбовавшись, бережно спрятал лист в сумку и продолжил говорить. Со второй работой пришлось повозиться. Надо было дать свободу воображению, так сказать, но именно это и трудно в стрессовой ситуации. Ни ориентиров, ни хотя бы примерного понимания желаний заказчика. Владимира то и дело била дрожь, несколько раз он просто скомкал бумагу и начал заново, боясь подумать, что будет, если он упустит шанс. Но все же художник собрался и вскоре отложил укоротившийся уголек.

– Вот, пожалуйста.

Эдвард Д. Аволик окинул работу критическим взором.

– Что это?

– Экспромт.

– Замечательно. Однако хотелось бы знать – что автор хотел изобразить?

– Это… это… короче, это инопланетная амазонка – вот, видите, у нее антенки из шевелюры растут, – которая нагишом восседает на железном носороге, летящем в открытом космосе. Как видите, правая рука героини заменена на металлический протез, сжимающий стреляющий болтер, а в левой она держит окровавленный топор. Как-то так, в общем.

– Хм.

Художник нервно потирал измазанные черным пальцы. Ему часто приходилось общаться с заказчиками, и он знал, насколько несносными некоторые из них могут быть. Еще никогда ему не хотелось так сильно, чтобы заказчик просто отказался бы от идеи внести свои «бесценные» правки. Нет, конечно, клиент всегда прав, но от конкретно этого клиента зависело слишком уж многое.

– Шикарно, – заключил Аволик, ухватывая листок изъятым из кармана золотым пинцетом и помещая в подходящий стеклянный футлярчик. – Навигатор ваш. Сделка закрыта.

– Э? Точно?

Рисунок исчез в сумке.

– Я же сказал, сделка закрыта. – Рука оборотника сжала испачканную ладонь словно стальными тисками. – Ну что ж, мне пора. Приятно было иметь с вами дело, господин Ничалин, надеюсь, вам и впредь удастся заключать сделки с обоюдной выгодой и что навигатор вам пригодится. Извольте получить инструкцию. Удачи.

На стол легла книга и несколько местных монет. По пути прочь златовласый прильнул к своей любимице, поцеловал ее на прощанье и вскоре растворился в ярком летнем дне.

Скала, сидевший рядом, нахмурился, часто заморгал, потер виски и огляделся, словно не понимал, как он тут оказался. Наведенные чары его отпустили, и теперь горец серьезно насторожился. Впрочем, подопечный смирно сидел рядом, ничего предосудительного не происходило.

Вскоре они вернулись на ту улицу, к дому с зелеными воротами.

На этот раз Владимир тоже вошел в маленький уютный дворик, где был каркасный навес для виноградных лоз, ухоженные клумбы. Слева от крыльца во двор выходило большое застекленное окно, над которым нависал красивый балкон с резными перилами, справа – веранда; из зеленой черепичной крыши росла белая труба дымохода, а флюгер был исполнен в виде летучей мыши.

Скала аккуратно постучал в дверь, отчего из крошечной будочки возле клумбы раздалось тявканье. Землянин собирался было отступить на улицу, не желая, чтобы его покусала собака, но запоздало вспомнил, что за время своего визита не видел ни одной псины, которая бы уступала размерами коню.

Из будки выкатился некий шарообразный предмет. Он стукнулся о нижнюю ступеньку крыльца и превратился в нечто вроде девятипоясного броненосца, только с шестью лапками вместо четырех, зеленой хитиновой броней, сверкающей как тело каллифори́ды[9]9
  Падальная муха.


[Закрыть], и головой, похожей на одну мощную клешню с глазками.

Поняв, что здоровяка не пугают издаваемые звуки, существо обратило внимание на Владимира. Замерев на миг, словно в задумчивости, оно вновь свернулось шариком и покатилось прямо на него. Землянин бросился наутек. Догонялки по двору оборвались минутой позже, когда он оказался на дереве, а преследователя, кружившего внизу, отозвал хозяин. Вернее, хозяйка.