Текст книги "Белое пламя дракона"

Человек не дышал, и, отметив это, Тобиус разразился чередой резких команд. Получив указания, Эмма крепко обняла служанку и принялась произносить нужные слова, пока Тобиус растирал ладони одна о другую, образуя на них электрический разряд достаточной силы, чтобы перезапустить сердце. Когда разряд прошил организм, заставив его выгнуться мостом, волшебник внедрил в ткани поток живительной энергии, который обновил все успевшие отмереть клетки. Особенно сильно он волновался о состоянии мозга. Остальные органы – ахог с ними, можно вырастить, можно вылечить, но мозг есть материя слишком деликатная и тонкая.

Сердце заработало, легкие с хрипом начали качать воздух. Далеко не сразу человек открыл глаза и после еще некоторого промедления истошно заверещал. Приступ запоздалого страха тоже быстро прошел, и он предпринял первые попытки говорить. Сестра бросилась к своему непутевому брату под облегченные вздохи собравшихся, а Тобиус, покачиваясь от одолевавшей его слабости, вернулся в кладовку.

– Что же все-таки это такое? Новые происки недруга?

– Сомнительно, сир. Это мимик, существо, способное принимать формы различных неодушевленных предметов и нападать на своих жертв из засады. Ведущие бестиологи мира до сих пор не могут сойтись во мнении, являются ли мимики продуктом генной инженерии… то бишь…

– Созданы ли они искусственно, я понял.

– Да, простите. Или же эти существа всегда жили в дикой природе… – Волшебник привалился плечом к печально скрипнувшей полке и принялся вяло вытряхивать из трубки остатки выгоревших трав. – Вполне вероятно, что он пылится здесь уже много лет. Эти существа мало изучены, но точно известно, что они живут очень долго. Хм. Прикажи́те запереть кладовку, я займусь им позже, когда переведу дух.

Он второй раз ступил туда, куда ни один волшебник не ступал и единого раза за последние тысячелетия. Только это уж точно был сон. Астрал открылся перед ним бесконечной тьмой, в которой мерцали «созвездия» разноцветных сгустков энергии, окутанные световыми дорогами немыслимой красоты и сложности.

Бесплотный и безвольный Тобиус парил в бесконечности имматериума, подхватываемый вихрями свободной магической силы, которые гуляли по этой вселенной, бездомные и неустанные, не знающие и не желающие покоя. Будто сорванный с ветки лист, он кружился в абсолютом ничто, не имеющий воли или желания прекратить это странное бессмысленное путешествие.

Наконец оно завершилось само собой, оставив его астральную проекцию на одной из «звездных дорог». На той единственной из мириад прочих, по которой скакал всадник на кошмарном коне. За его спиной развевался рваный плащ, на ржавых доспехах еле-еле поблескивали крупицы позолоты, а расколотый трещиной череп скрепляла черная корона. Конь, чьи голые кости белели, проглядывая сквозь латы и рваную черную попону, мчался на Тобиуса, роняя кровавую пену сквозь оголенные передние зубы. Всадник выхватил меч из ножен, занес его для удара, оказавшись над самим волшебником, и рубанул по темени.

Все померкло, обратилось непроглядной темнотой, и лишь тот путь, который проделал меч, остался алеть кровоточащим шрамом на ее теле. Тобиус впервые испугался, узнав в том шраме красного червя, ползущего по ночному небосводу.

– Грядут времена больших перемен. Темные времена.

Он вынырнул из сна с воплем, и ложе его было пропитано по́том так обильно, что какое-то время серый маг не мог понять – не обмочился ли он, часом? Оказалось, что нет, и Тобиус быстро забыл об этом, посмотрев в сторону ближайшего окна, за которым белый свет луны разбавляло красное свечение кометы.

Он вышел на балкон и взглянул туда, где черное небо подкрашивал этот угнетающий красный свет, черно-розовые облака расступились, давая еще далекому, но такому яркому космическому червю явить себя во всей красе. Не стоило сомневаться, что в эту ночь тысячи и тысячи астрономов и астрологов прильнули к своим телескопам.

Внизу тревожно завыл сонм собачьих голосов. Тобиус убрал со лба слипшиеся мокрые волосы, вернулся в комнату, посмотрел на омерзительную влажную постель и поморщился. Слабость еще дурманила его голову, пахло книжной пылью, чернилами, реагентами и травами. Запах лаборатории мага. Он все еще хотел спать, но не на этой теплой мокрой постели. Поэтому волшебник стянул одеяло на пол и лег на него, без подушки и ничем не укрываясь. Несмотря на дурное самочувствие, заснул он скоро и остаток ночи проспал без снов.

Пробуждение далось тяжким трудом. Кое-как приведя себя в порядок, маг спустился, громко топая по ступенькам на этаже Эммы. Ученица была безжалостно и грубо разбужена, невзирая на сопротивление и мольбы. Тобиус не любил сонь – его самого всю жизнь будили до рассвета, и долгое лежание по утрам он считал позволительным только в случае болезни или тяжелейшего переутомления.

– Сегодня мы снова идем к реке.

– Зачем? – Еще теплая постель манила Эмму обратно в свои нежные объятия, и одевалась стальная дева медленно, неуклюже, с тоской посматривая на любимую подушку.

– Нужно набрать глины для лепки големов.

Тобиус был рад тому, что его надолго обеспечили работой, – это помогало не думать о Дикой Охоте и о вестнице бед, ползущей по небу. Он вышел на стены замка, из которых, отдельно от прочих башен, росла его собственная, огляделся с высоты на окрестности и повернулся к двери, чтобы подстегнуть Эмму, когда заметил незваного гостя. Гостью. Он узнал ее сразу, хотя прежде видел мельком и при довольно напряженных обстоятельствах. Служанка Клохинда без предупреждения и разрешения обняла его и поблагодарила за брата. Когда Эмма наконец показалась, служанка шептала волшебнику на ухо.

– Нет, спасибо, – вежливо отстранил ее Тобиус, – в этом я потребности не имею и пока что справляюсь сам.

– Но как же, чар магик, разве хорошо мужчине самому таким заниматься?

– Я самодостаточен, добрая женщина, но за предложение благодарен.

– Если что, только дайте знать, – хихикнула Клохинда, уходя.

Возмущению Эммы не было предела, она покраснела до корней волос и принялась широко раскрывать и закрывать рот, не находя слов. Тобиус усмехнулся: она стала похожа на карпа.

– Да как она посмела?! – взорвалась наконец стальная дева. – Необразованная челядинка думает, что достойна настоящего мага! Это как вообще?!

– Она предложила быть моей личной прачкой.

– Совсем стыд потеряла, гулена недотра… Что?

– Клохинда работает в замковой прачечной и хотела бы отблагодарить меня в меру сил.

– Ах… э-э…

– Воистину каждый рассуждает в меру собственной испорченности, – бросил Тобиус и зашагал по стене, слушая возмущенные возгласы Эммы.

На завтрак маг с ученицей не пошли, а отправились на кухню, где Тобиус запросил у мэтра Шовиньоля трапезу на вынос. Поблагодарив его, маг через Джаспера оставил обитателям замка послание о том, что он отправляется по делам.

Пережевывая хлеб с мясом и маринованными огурцами, волшебник шагал к кузнице. Ворота были открыты, но, судя по температуре, горн только начинал раскаляться. Поприветствовав кузнеца, Тобиус показал ему нож, взятый у Грега, и осведомился об его происхождении. Мартел сказал, что нож ковал он, ковал из найденных кусков железной руды. Это полностью удовлетворило Тобиуса, он уверился, что в земле баронства есть сырье для начала металлургического производства.

– Так вы за этими камнями ходите по утрам?

– За ними, ага. С той поры как наша торговля пожухла, с сырьем совсем худо стало, а мне не раз подворачивались вот такие вот ржавые камни, то бишь куски рудных пород, кои на поверхность вышли. Может, дожди те места вымыли, не ведаю. Самое удачное место для моей поживы в полутора днях пути отседова, но теперича не в масть мне лесные ночевки устраивать, вот и брожу, бывает, окрест, к скалам хожу.

Покинув Под-Замок, к речке они отправились быстрым шагом, распугав стаю деловито разгуливавших по дороге гусей.

– Куда мы сегодня?

– Помнишь, что говорил волк из долины златосерда?

– Он много о чем говорил, я не слушала.

– Надо быть внимательнее, ученица! Один дневной переход вниз по реке – и болото с обитателями. Если с ними удастся договориться, то, возможно, мы получим глину.

– На болоте? А та, что нашу принцесску чуть не сожрала, чем плоха?

– Амгарская глина послужит лишь магическим катализатором, лепить целиком из нее было бы кощунственным расточительством.

Волшебник создал у берега просторную льдину и вместе с Эммой, как на плоту, пустился на ней вниз по течению. Берега, сначала пологие и низкие, укрытые песком и галькой, некоторое время волновались высокими обрывами, река немного пропетляла в оврагах, потом расширилась и стала обрастать густыми плавнями. Сплавлялись довольно долго, река не спешила, и можно было насладиться свежим воздухом.

– Учитель, там что-то промелькнуло внизу.

– Хм? Что промелькнуло?

– Что-то темное в воде… Берегись!

Удар пришел снизу, сильный и быстрый. Под грохот расколовшейся льдины Тобиуса высоко подбросило, и он упал. Упал неудачно, сначала ударившись затылком о воду, а потом еще обо что-то твердое под ней. В глазах потемнело, легкие непроизвольно сжались, выпуская остатки воздуха, и волшебник медленно пошел на дно. Вокруг было достаточно светло, чтобы он видел массивный темный силуэт, проплывший на грани поля зрения, и Тобиус понял, что тонет. Надо было что-то сделать, но ничего не шло в голову, он не смог вспомнить ни одного заклинания, ни единой словоформулы из сотен зазубренных до абсолютного идеала. Удар в затылочную область будто выбил из него накрепко заученные слова, и это было страшно, потому что без слов волшебник терял власть над волшебством.

Он едва не запаниковал от боли и страха, легкие горели огнем, зрение затуманивалось. Из последних сил Тобиус боролся с паникующим организмом, инстинкты которого требовали сделать вдох, невзирая на враждебное окружение. Плевать, что этот вдох станет последним, спинной мозг не вникает в такие подробности, он просто должен заставить тело дышать, потому что дыхание – это жизнь! И жизнь попыталась хлынуть в глотку волшебника, когда течение вдруг ударило его о дно, несильно, но достаточно, чтобы он выплюнул облако пузырей и втянул в себя реку.

Вода, заполнявшая полости, которые не предназначались для этого, причиняла острую жгучую боль и давила изнутри… но только сначала. Тобиус, несомый потоком, знал, что должно произойти вскоре – он потеряет сознание от недостатка кислорода, и через некоторое время его мозг умрет, отравленный углекислотой. Однако тот крошечный отрезок времени, что остался ему, маг употребил для размышлений. Ведь кроме определения асфиксии он также знал, что его тело на девять десятых состоит из воды. Это не только кровь, но и прочие телесные жидкости. Теперь воды в его теле стало несколько больше, но тело не пасовало, это было живучее тело ривенского мага, прошедшее через направленную мутацию. Гораздо важнее было то, что происходило с его астральным телом, то, как речная вода, несшая в себе энергию первостихии, стала отдавать эту энергию астральному телу. Это происходило легко и естественно, ибо из всех стихий Тобиус всегда хорошо чувствовал воду. Но вот недавно он познал огонь, а теперь пришло время познать воду получше. Река была внутри и снаружи него, он сам был рекой, а потому, когда он захотел подняться наверх, туда, где воздух, вода, бывшая им, толкнула его наверх.

Поток плавно вынес его на берег, пригнув стебли камыша, где Тобиус смог нетвердо встать на ноги. Сначала на четвереньки, если быть точным. Вода текла изо рта и ноздрей, текла по подбородку, перемешанная со слюной, вырываясь струями, когда он кашлял. Серый маг обернулся к реке, дрожа всем телом и нигде не видя Эммы, от попытки выкрикнуть ее имя заболела гортань, а шелестящий высокой травой ветерок обдал холодом. Тобиус протянул руки к воде и развел их – по реке пробежала рябь, но о том, чтобы поток разошелся, обнажив дно, не шло и речи. Он бил по воздуху руками, мучительно старался возродить в голове словоформулы заклинаний, но ничего не получалось, магия оставалась глуха и безразлична.

Раздался громкий плеск, нечто поднялось из воды и медленно зашагало к камышам. Высокое, широкое, массивное… это была антропоморфная… черепаха. Очень крупная, прямоходящая рептилия, которая несла в руках тело. Волшебник бросился навстречу. Он не ощутил угрозы и, протянув руки, получил Эмму. Вскоре она лежала на берегу, а он искал и не находил повреждения. Эмма была очень холодна, ее сердце не билось, и она не дышала. Маг приложил ладонь к груди стальной девы и повел ее вверх, после чего изо рта и носа оной побежали ручейки. Затем, зажав Эмме ноздри, Тобиус вдохнул в ее легкие воздух и три раза надавил на грудную клетку. Спустя несколько повторов морф закашлялась и захрипела, вновь начав дышать.

– На всю жизнь…

– Что?

– На всю жизнь воды напилась!

Тобиус с облегчением выдохнул, но его радость была мимолетной. Гигантская прямоходящая черепаха торчала у берега, внимательно следя за людьми, и уходить не собиралась. У нее были могучие руки, толстая кожа и панцирь, а у Тобиуса были только его жезл да ритуальный нож, что само по себе немало, но против такой громадины… Существо не проявляло агрессии, даже наоборот, но Тобиуса сызмальства учили готовиться к худшему, а его голова все еще была пуста.

Черепаха двинулась к берегу, волшебник положил руку на рукоять зачарованного ножа, который мог с легкостью вспарывать сталь, но обнажить его не решился. Он не ощущал злых намерений, но это ничего не значило – возможно, предчувствие тоже потухло после удара, возможно, он не мог ощутить угрозы, исходящей от настолько невиданной твари. Как бы то ни было, вопреки всем заветам наставников, серый маг предпочел ожидание упреждающему удару. Черепаха выбралась на берег и спокойно прошла мимо, скрывшись за ближайшими деревьями.

– Фух… это был напряженный момент. Эмма, что ты делаешь?

– Все мокрое, надо просушить, или заболеем! Ты тоже скидывай свои лохмотья.

– Для той, кто едва не погиб, ты отошла очень быстро.

– Это ты едва не погиб, а я просто заснула. У меня всегда так – если легкие заполнены жидкостью, я засыпаю.

Конечно, Эмма не могла утонуть, не сразу по крайней мере, – ведь нахождение в питательной жидкости есть одно из обычных состояний псевдоантропоморфа.

Черепаха вернулась на берег, неся в руках охапку веток. Она бросила хворост на траву и посмотрела на Тобиуса.

– Что?

Черепаха сжала и разжала короткие толстые пальцы, будто давая понять, что огнива нет, а сами собой деревяшки не загорятся. Тобиус собрал на лбу все доступные по молодости морщины, пытаясь вспомнить хотя бы одно простейшее заклятие, не смог, протянул руку и швырнул на хворост яркую искру. Капля огненной гурханы мгновенно вгрызлась в древесину, и сразу же яркий горячий огонь занялся как следует. Выпрямившись, Тобиус увидел только блестящий панцирь, скрывающийся в воде. Рептилия вернулась очень быстро, неся три еще живые форели. Волшебник с некоторой неприязнью принял свою скользкую и извивающуюся долю. Черепаха насадила рыбину на палку и протянула к огню, Эмма, бесстыдно нагая, сделала то же самое. Тобиус поворчал немного, выпотрошил угощение, соскоблил чешую и тоже подсел поближе к костру.

В процессе готовки и последующей трапезы они молчали, только гигантская рептилия не переставая гудела и слегка раскачивалась взад-вперед. Звук шел откуда-то из груди на уровне основания шеи, где кожа над костяным «воротничком» грудной брони была особенно морщинистой и мягкой. Наконец, доев рыбу и закусив палкой, гигант поднялся и вошел в реку. Через некоторое время стало понятно, что он больше не вернется, так как в полной мере извинился за происшедшее. Это ведь об его панцирь раскололась льдина.

– Странная и в высшей степени любопытная встреча получилась, – задумчиво сказал волшебник. – Особенно если представить, сколько еще такого можно встретить в Дикой земле. Хм, жаль, не удалось расспросить его как-нибудь.

– А чего его расспрашивать? – легкомысленно отмахнулась стальная дева. – Сам все выложил! Болтун такой!

Тобиус понимающе кивнул, улыбнулся, глядя в сторону, и ничего не сказал. Эмма тем не менее заметила, как сжался его кулак и как побелели костяшки.

– Да ты просто в бешенстве, учитель, – хмыкнула она. – Неужели не понял, что все это время черепах с нами разговаривал? Я вот все поняла и думала, что ты тоже… ты глядел на него такими понимающими глазами.

Тобиус посмотрел на ученицу своими понимающими глазами, и та невольно отшатнулась.

– Успокойся! – Морф сжалась в комок и боязливо подтянула колени к подбородку. – Его звали…

Его звали Ун-Рей. Ун-Рей из народа тестудинов, который живет и благоденствует в городе Корс, что стоит на и в озере Фарсал в землях более южных. Ун-Рей был военным, точнее, молодым разведчиком, он оказался хорошим пловцом и имел задатки солдата, благодаря чему его часто отправляли исследовать речные территории вдали от озерного города.

– Разведчик. – Серый маг с сомнением помял влажную ткань полумантии. – Разведчик из него никакой, первым же встречным все выболтал. Что он еще сказал?

– Ничего.

– Как-то маловато. Он довольно долго гудел.

– Он черепаха, – хихикнула Эмма, – как быстро, по-твоему, он мог говорить? – Она подняла голову и принюхалась. – Чуешь?

– Болотом тянет. Собирайся, ученица, возвращаемся.

– Э?

– Я хорошенько приложился головой и не могу вспомнить ни одного заклинания. Думаю, скоро это пройдет, а пока соваться в неизвестность в надежде, что нам окажут радушный прием, глупо.

– Но у тебя же есть книга…

– Представь, как самой приходится махать мечом, не отрывая глаз от учебника по фехтованию, и устыдись своей глупости! Все, идем домой!

Они двинулись вдоль берега знакомой им реки, чье более мелкое и узкое ответвление стремилось на юго-восток. Им предстоял тяжелый путь по камышовым зарослям до вершины ближайшего оврага, откуда Тобиус собирался взлететь. Но не на Крыльях Орла, а с помощью телекинеза.

– Ой!

Эмма дернулась и резко вырвала из шеи попавшую в нее иглу. Мгновением позже точно такая же вонзилась Тобиусу в плечо.

– Костяная…

Еще две стрелы попали в Эмму, после чего она качнулась и рухнула. Тобиус, чувствуя, как и к его разуму подкрадывается тьма, с рыком выплюнул струю ревучего огня. Вся растительность вокруг воспламенилась, туман, отброшенный взрывной волной, пугливо затаился на дне неглубоких оврагов, в ужасе бежали лягушки и комарье. В груди Тобиуса засели еще три костяные иглы. Будь он обычным человеком – потерял бы сознание уже после первой, но его печень и почки противостояли яду стоически. После еще двух игл волшебник все же упал навзничь, ударившись головой, и последним, что он увидел, были взрывы индальских фейерверков во мраке.

Тобиус всегда боялся высоты, беспокойников, драконов, демонов Пекла и много чего еще, но большинство своих страхов он обязан был перебороть, ибо маг не имеет права отдаваться им, поскольку это мешает концентрации. Поэтому все свои страхи он переборол во время обучения, но страх высоты всегда был самым назойливым.

Открыв глаза и увидев умопомрачительную панораму мира с ужасной высоты балкона, на котором он стоял, Тобиус не испытал никакого страха, и это было первым признаком того, что он спит.

Исполинская горная цепь закрывала собой половину мира, расходясь влево и вправо до самого горизонта, и пронзала снежными вершинами мягкую зыбь облаков. Вторую половину мира занимало небо. В Валемаре было лишь одно естественное горное образование такой высоты и длины – Драконий Хребет, неповторимый и грандиозный в своем природном великолепии массив, разделявший континент пополам с севера на юг.

Тобиус стоял на просторном полукруглом балконе, выступавшем из тела сверкающей на солнце алебастровой башни. Под балконом, очень далеко внизу, куда он бесстрашно взглянул, раскинулись ярусы великолепного белого города, сплошь одетого в тот же алебастр и белый мрамор, сверкающего золотыми шпилями тысяч малых башен, ажурной вязью улиц, изумрудной зеленью парков и садов и богатством роскошных дворцов. По небу без зримой опоры кружили огромные острова белого камня, на которых тоже зиждились дворцы, башни и сады восхитительной красоты. Гораздо ниже балкона из тела башни в сторону гор отходил подвешенный на немыслимой высоте мост, который оканчивался посреди пустоты, и обрыв его венчала арка грандиозного стационарного портала. Поток людей и нелюдей в пестрых одеждах беспрерывно тек по правой половине моста в арку, а по левой двигались те, кто пришел с обратной стороны портала.

Серый волшебник знал лишь одно подобное сооружение, подробно описанное в книгах, и он вновь уверился в том, что спит.

Тобиус прошел с балкона и оказался в очень светлой продолговатой зале. Он остановился, бесстрастно разглядывая стены, отделанные теплым желтым мрамором и ляпис-лазурью, колонны белого гранита, обвитые вырезанными на них драконами, чьи раскрытые крылья образовывали межколонные арки, а из пастей било яркое белое пламя, бесчисленные полки с книгами, уходящие под высокий потолок, купол которого был исполнен в виде кругового витража, набранного из желтых и синих стекол.

Несомненно, эта длинная узкая зала принадлежала волшебнику, кабинет, библиотека, лаборатория. На полках в шкафах с дверцами, забранными тончайшим горным хрусталем, покоились артефакты и магические механизмы, назначения большей части которых Тобиус не понимал. В одном из ее концов высился подиум, столь широкий, что на нем уместился бы омнибус, запряженный четверкой тяжеловозов. Приблизившись, волшебник понял, что то, что он принял за подиум, являлось письменным столом, потому что за ним сидел человек в резном кресле. Над широкой столешницей летали магические зеркала всех форм и размеров в количестве нескольких десятков. Подобно обособленным окнам, каждое зеркало показывало нечто свое, отдаленные места, сгустки света, каких-то людей и нелюдей, чертежи, тексты, картины, цепочки знаков. Все это перемещалось над пустым столом, не вызывая у того, кто за ним сидел, никакого интереса.

Сухопарый широкоплечий мужчина средних лет был одет в темно-синюю мантию, застегнутую на яркие бирюзовые пуговицы. Его крупный вытянутый череп с глубоко посаженными глазами и горбатым носом был выбрит до блеска, а длинная заостренная борода, закрученные усы и густые брови имели цвет под стать мантии.

Перед синебородым в углублении, обозначавшем рабочую зону стола, лежала огромная толстая книга, в которой он строчил синим пышным пером. Над большой книгой парило в воздухе еще пять фолиантов, тоже крупных и тяжелых, но не настолько. Синебородый поочередно обращался то к одному из них, то к другому, постоянно заполняя страницы большой книги.

Серый маг довольно быстро понял, что синебородый его не замечает. На всякий случай он кашлянул, однако реакции не дождался. Тогда, не таясь, Тобиус обошел стол-подиум и заглянул волшебнику – а в том, что это был волшебник, он не сомневался ни мгновения – через плечо. Синебородый как раз закончил надпись на странице с искусной зарисовкой горной вершины, заглянул в одну из парящих книг и начал перерисовывать из нее новое изображение. Ни одного лишнего движения, все линии были идеально точны, и очень быстро на странице большой книги появилось изображение тестудина, огромной антропоморфной черепахи, стоящей на задних конечностях. Синебородый стал строчить аккуратным убористым почерком. Знаки были Тобиусу знакомы, он узнал в них ангалуэйн – один из языков Сибфорской культуры, такой древний и столь безнадежно мертвый, что в мире не осталось кого-либо, кто мог бы ему научить… разве что эльфы Лонтиля.

Молодой маг не знал ангалуэйна, этот язык считался мертвым еще во времена зарождения Грогана, а ныне на нем написаны лишь тексты некоторых заклинаний – словоформулы, которые можно выучить, но уже невозможно понять. Тем не менее он посмотрел в большую книгу и попытался запомнить вид и расположение знаков, а вместо этого начал их читать. Если бы это не был сон, Тобиус бесконечно поразился такой своей способности, но это был сон, а потому он просто стал читать:

«Тестудины, как самостийно именуют себя. Племя вельми примитивное да малое, однако же сплоченное да безобидное. Подобно тому, как великая часть иных тварей, тестудины сии в Валемар явились во время Пришествия Последних Скитальцев, в конце эпохи той, думается мне. Долговечные, они супротив иных тварей жизненного сроку века три, а то и четыре свободно пережить способны, но в этом отношении особенный интерес являют старейшины их, социума тестудинского верхушка, кои живут уж тысячи лет, ежели правда то, что удалось узнать мне. Приписана к силам их власть над временны́м потоком, кой оные старейшины менять способны по воле своей. Ежели истинно сие, то я непременно выведаю тот секрет и еще больший обрету контроль над пространственно-временным…»

Синебородый оторвал перо от бумаги, выпрямился в кресле и повернул голову. Его темно-синие глаза с бирюзовыми крапинками взглянули прямо на Тобиуса.

– Кто здесь?

Отложив перо, хозяин медленно вытянул руку в сторону Тобиуса, тот отстранился, и длинные пальцы сжались в воздухе перед его лицом. Хозяин по-прежнему не видел незваного гостя. Слегка нахмурив брови, он вернулся к письму. Тобиус хотел было тоже вернуться к чтению, но в этот момент одно из зеркал издало пронзительный звук. Синебородый одним движением пера заставил парящие книги стать невидимыми, вторым – позволил зеркалу приблизиться и ожить. Внутри появилось лицо женщины, которая что-то быстро произнесла.

– Хорошо, я сейчас появлюсь.

Парящее зеркало вновь «уснуло». Маг закрыл большую книгу, затем пять малых фолиантов, став видимыми, улеглись поверх нее. За креслом в стене было грандиозной высоты зеркало, вмурованное в стену от пола до потолка. Рамой ему служили резные, покрытые ляпис-лазурью фигуры, которые неопытный созерцатель мог принять за человеческие. Они были похожи на людей, мужчину и женщину с правильными очертаниями тел и бесстрастных лиц, нагих, но лишенных корня человеческой наготы. Тобиус знал, что это не люди, а амирамы и что воссозданы они наиболее приближенно к своему хрестоматийному образу. Статуи придерживали мутную блестящую поверхность, в которой отражались лишь неразборчивые пятна неведомых силуэтов. Синебородый подвесил книги в воздухе, вынул из ножен на поясе богато украшенный кинжал и проткнул острием подушечку большого пальца. Он быстрыми точными движениями нанес на поверхность зеркала очень сложный магический знак, а когда кровь впиталась, оно отразило облик мага во всех деталях. Тобиус отшатнулся, так как заметил на миг, что тоже отражается в зеркале. Синебородый взял свои книги без натуги и прошел вместе с ними сквозь зеркальную гладь. Он исчез из одного своего кабинета, но оказался во втором – зеркальной копии первого.

Пока маг поднимался по лестницам на верхотуру, к самым высоким полкам, Тобиус потерял его из виду. Он прошелся по длинной зале, осматриваясь, и достиг ее противоположного конца, где над уходящей вниз винтовой лестницей была установлена беломраморная статуя, изображавшая собственно местного хозяина. Мраморный волшебник, в отличие от живого, опирался на длинный посох, и лысый череп его венчала высокая тиара. Левая рука была выставлена чуть вперед и держала массивный фолиант – копию того, в который синебородый записывал сведения о тестудинах. Потеряв интерес к статуе, Тобиус вновь вышел на балкон и увидел там незамеченную прежде конструкцию с установленным на ней золотым телескопом. Волшебник приблизился к инструменту и заглянул в окуляр. Телескоп был направлен на юго-восток и сфокусирован на самой высокой точке мира – Элборосе. Тобиусу повезло увидеть этот колоссальный пик хотя бы во сне, ибо наяву, как известно, вершина Элбороса почти всегда укутана облаками, а еще чаще тучами или потоками ураганного ветра, и увидеть ее можно раз или два в году, когда мощь циклона спадает и острие Вершины Мира сверкает на солнце так, что это видно из нескольких стран по обе стороны Хребта.

За спиной послышался звук, Тобиус отстранился от телескопа и вернулся в зал. Нечто сочилось между книгами с одной из полок. Тяжелые капли вещества шлепались на пол, растекаясь неприглядной черной лужей. Тобиус понял, что с этого момента его сон превращается в кошмар, и ощутил страх. Поток черноты лился с полки все сильнее, лужа ширилась, и из нее стало подниматься нечто омерзительное, непотребное.

– Решил спрятаться от меня в наркотических видениях, маг? Пустое! Я найду тебя везде!

Теперь тьма расползалась по стенам, как плесень, поглощая стеллаж за стеллажом, карабкаясь к витражам, поганя восхитительные потолочные фрески и стелясь по полу. Она была болезнью, несомненно, смертельной отвратительной болезнью, опухолью в астральном теле Тобиуса. Светлая красивая зала, полная неведомых чудес, скрылась под чернотой, и из нее ушло все тепло.

– Открой мне путь в мир, волшебник!

– Никогда!

– Открой мне дорогу к твоему сердцу!

– Никогда!

– Ты не понимаешь! – Из черноты выметнулся шип и проткнул плечо Тобиуса, тот закричал. – Наркотическое забвение крепче любого сна, здесь и сейчас я могу пытать тебя сколько угодно! Я превращу часы в годы и буду распускать твою душу по волоконцам, пока воля не даст трещину, и ты не…

Тьма содрогнулась, завыла, взвизгнула, и тело ее прошил сияющий прут. Бессильная слизь принялась пластами отваливаться от стен и стекать на пол, в царство отчаяния пробились лучи теплого света, а вместе с ними и синебородый маг. Тьма бежала из-под его ног, корчилась, шипела и рыдала, обращаясь золой под его взглядом.

Глаза мага устремились на Тобиуса, преисполнив его благоговейным трепетом перед непревзойденной разрушительной мощью. В них был Астрал, бесконечная пустота, украшенная искрами миллиардов солнц, в них жила неизбывная вселенская сила.

– А ты еще кто такой?

– О Джассар… – прошептал серый волшебник.

– Джассар – это я, – сурово молвил синебородый, – а кто ты такой?

– Я…

Пробуждение было медленным и мучительным. Особенно ярко ощущалась режущая боль на запястьях, боль в спине и, наконец, головная боль. А еще было такое чувство, будто вместо костей в теле очутилось вареное тесто. Через силу разлепив глаза, волшебник увидел грудь. Крупную женскую грудь.

Видимо, Тобиус засмотрелся, ибо кто-то ткнул его пальцем в лоб и помог поднять голову выше. Он увидел теперь уже женское лицо, довольно миловидное, если не считать серой кожи, острых зубов, желтых глаз с вертикальными зрачками и рогов. Скорее рожек, небольших острых рожек на лбу. А еще у этой женщины был головной убор, явно сделанный из черепа какой-то крупной зубастой ящерицы с длинной челюстью. Женщина улыбнулась и приставила к его губам широкую глиняную чашку. Ощущение было таким, будто заставляют глотать рисовый спирт. Слабость испарилась почти мгновенно, и маг вновь овладел своим телом и ясностью сознания.